Разные

И сердце, остыть не готовясь, И грустно другую любя, Как будто любимую повесть, С другой вспоминает тебя. ©Сергей Есенин

Третья сигарета за один присест была успешно выкурена до самого косяка и выброшена в окно — прямо на клумбу, примороженную не самой тёплой осенней погодой. Я и сам, честно говоря, чувствовал себя выброшенным. Вот так вот просто — на холод и ветер, прямо как потухший и больше никому не нужный окурок. Их ведь всегда — рано или поздно — выкидывают, какой бы дорогой и качественной не была сама сигарета. Просто всё то, что было нужно, истратилось сполна, сожглось до основания, и потому в «голом и босом» стержне больше нет нужды. Вот так и с людьми — никому не нужно наше начало. Всем важна лишь оболочка, а когда от неё не остаётся совсем ничего, чем можно было бы воспользоваться, то остаток просто выкидывают, как докуренную сигарету. А потом — лишь горькое послевкусие, медленно тающий запах дыма — словно скверное напоминание о том, что бы когда-то там кому-то там был нужен. Был ли я нужен Астрид на самом деле? Сложный вопрос. И, возможно, она сама ещё до конца не определилась с ответом на него. Я же напротив, как никогда осознавал — она нужна мне, действительно нужна. Потому что с ней мне было просто хорошо — а большего и не надо. Вот только ключевое слово здесь — «было». Да, разрушать я всё, однако, большой мастер. А ведь сегодня ещё и День Благодарения, как-никак. Его бы следовало, по-хорошему, провести с самыми родными и близкими людьми, однако отец укатил в командировку, а Астрид сбежала от меня домой — впрочем, я сам её выгнал, и винить тут девчонку было абсолютно не в чем. Виноват здесь был, как ни крути — хоть сверху вниз, хоть справа налево — один только я, вот и остался, как следствие, тоже совсем один. Однако не для того ли этот День Благодарения придумали, чтобы взаправду отблагодарить всю родню за хороший год? Мне бы, конечно, стоило сказать «спасибо» моей блондиночке лет эдак за десять, потому что ровно столько я с ней уже знаком, пусть и «разглядел» её только сейчас. Но лучше уж так, чем совсем никогда, ведь признавать свои ошибки не бывает поздно. Поэтому, потушив последнюю сигарету об оконный косяк, я твёрдо решил сейчас же, немедленно пойти к Астрид — она, вероятно, уже отсиживалась дома — и извиниться. Попробовать всё исправить, если получится, но для начала — просто извиниться. А там уж — будь, что будет. Оставив для мирно спящего в коридоре Беззубика немного еды и попутно потрепав его за маленьким чёрным ушком — на счастье, как говорится — я накинул на плечи куртку и выбежал на улицу. Было холодно, пасмурно и сыро — в такт моему сегодняшнему настроению. Добираться до самого центра по такой погоде пешком — занятие не самое приятное, а так как на такси у меня денег не было, я запрыгнул в первый же попавшийся автобус — все они одинаково останавливались на главной улице, куда мне, собственно говоря, и было нужно — Астрид жила именно там, в отличии от меня, кантовавшегося чуть ли не на городской окраине. Людей было «битком набито» — ещё бы, общественный транспорт по праздникам весьма востребован — и свободных мест для меня, конечно же, не нашлось. Многие и так уже стояли, и я, естественно, последовал их примеру — расплатившись за проезд, схватился рукой за поручень и принялся разглядывать всех вокруг. Насколько же, однако, был разнообразен местный народ! Прямо напротив меня, к примеру, стояла женщина, занимавшая места раза в три больше, чем было рассчитано на одного пассажира. Чем-то она напомнила мне жирного попугая — в красной шубе из искусственного меха, обильно увешанная дешёвой стеклянной бижутерией и раскрашенная по-боевому. Рядом с ней же, по чистой иронии, находилась полная её противоположность — девушка, одетая сугубо по-деловому — строго и сдержанно, без лишних «ляпов». И я — в затасканной куртке, поношенных джинсах, с растрепанными волосами. Красиво, ничего не скажешь. А между тем по старому, встроенному в автобус радио заиграла старая, но всё-таки жутко знакомая песня — сквозь «белый шум» я едва различал слова, но она всё равно мне нравилась. «We said our goodbyes on the night before», — да уж, та ночь и то утро стали для нас с Астрид последней каплей. Вот только навсегда ли она со мной прощалась, или у меня всё ещё были шансы? Так или иначе, попытаться я был просто обязан. «Love was in your eyes on the night before», — была ли в её глазах любовь тогда? Безусловно, но эта чёртова любовь, до сегодня такая нежная, тёплая и нетронутая, стала теперь разбитой и изувеченной, переполненной болью и смешанной со слезами. «Now today I find you have changed your mind?» — всё разрушилось, не успел я толком осознать, какой ценой моя Астрид в одиночку создавала наши общие чувства. «Treat me like you did the night before», — хотел бы я, чтобы все снова стало, как раньше. «Were you telling lies on the night before?» — она не лгала мне, нет. Она сказала чистую правду. «Was I so unwise on the night before?» — вот только на эту самую правду все эти годы я благополучно закрывал глаза — а этим утром мне всё же пришлось её осознать — всю и в полной мере. «When I held you near, you were so sincere, Treat me like you did the night before», — как же это, черт возьми, не правильно. Всё это — День Благодарения в полном одиночестве, разграничение на художника и простого себя, эти люди, спешившие к другим людям… Так обычно и дотошно, словно клишированный фильм девяностых с песнями Битлз на заднем фоне, потому что под них можно «подогнать» абсолютно всё, что угодно. Глупо, неоднозначно и как раз подходит под мою бестолковую жизнь. Автобус резко затормозил и водитель хриплым голосом объявил толпе пассажиров о том, что эта остановка — конечная. Как забавно — всем этим людям, как и мне, тоже нужно на главную улицу. А впрочем, ничего удивительного — ведь им, вероятно, ещё предстоит купить в торговом центре продуктов на традиционно праздничный стол к ужину. Похоже, только я один сегодня ограничусь кружкой кофе и лапшой быстрого приготовления. На улице всё ещё было холодно и сыро, но уже гораздо более людно, однако отыскать в таком столпотворении среди лабиринтов многоэтажек нужную мне не составило труда — я хорошо помнил даже подъезд, этаж и квартиру. Поднявшись по лестничным пролётам, я малость согрелся, однако уверенности в собственных действиях больше, к сожалению, у меня не стало. Напротив, эта идея казалась мне всё хуже и хуже по мере того, как я навязчиво и непрерывно тыкал пальцем в дверной звонок, а саму дверь мне никто не открывал. Я уж было подумал, что Астрид не дома или что-то вроде этого, как вдруг замок наконец-то щёлкнул, и на пороге показалась моя блондиночка — растрепанная и — вот черт! — заплаканная. — Что тебе нужно? — рявкнула она, явно не желая больше иметь со мной каких бы то ни было дел. — Просто поговорить, — я выдохнул — пути назад не было, — Поговорить и извиниться. — Проходи, — она отошла от дверного проёма, пропуская меня в квартиру. ________________________________ *Из песни «The night before» The Beatles: We said our goodbyes on the night before, Мы — Пока! — друг другу сказали ночью той, Love was in your eyes on the night before. Любовь была в твоих глазах ночью той. Now today I find you have changed your mind, Но, скажи на милость, что же изменилось? Treat me like you did the night before. Будь со мной такой, как ночью той. Were you telling lies on the night before? Ты лгала мне, значит ночью той? Was I so unwise on the night before? Значит, был незрячим ночью той? When I held you near, you were so sincere, Когда мы были близко, ты казалась искренней, Treat me like you did the night before. Будь со мной такой, как ночью той.