Слепая надежда

Стена Мария была далеко позади. Скудный поток серебрящегося ручья журчал, обтекая гладкие камни на дне. Сидящая на поваленном бревне, который на самом деле — упавшая с гигантского дерева ветка, Хистория шмыгнула носом, протирая шершавое от разъедающих кожу слёз лицо. От соли уже щипало в уголках глаз. Загустевшая кровь капала с пальцев ног в ручей. Вокруг было тихо и спокойно. Райнер опустил покрытые засохшей кровью руки в воду, проводя ладонями по каменистому дну. Слабый поток уносил с собой алую грязь. Послышался всплеск, и Хистория недоуменно воззрилась на умывающего руки по локоть и бросающего себе в лицо пригоршни воды Райнера. Его болотно-зелёная рубашка пропиталась влагой, он снял её с себя, оторвал снизу два примерно одинаковых лоскута, застирал их в ручье и оставил сушиться рядом с ней. В ноздри вдарил сладковато-кислый запах пота. Хистория растерянно заправила мешающиеся волосы за ухо. Полураздетый Райнер поблизости не внушал никакого доверия. Она помнила о том, что говорил Эрен. Он ведь… не в себе… А Энни с Бертольдом сейчас слишком далеко, чтобы привести его в чувство, если вдруг больной разум опять помутнится. Она сама не заметила, как начала трястись от боязливого ожидания. — Тебя лихорадит? — хрипловатый баритон отвлёк её от нервозных размышлений. Повернув к ней голову, Райнер подставил руки лодочкой под поток, набрал немного и принялся жадно пить. Вода намочила ему волосы и стекала по шее на мускулистую грудь. — Н-нет, — стуча зубами, отозвалась Хистория. — П-росто исп-пугалась. Он запахнул полы рубашки, молча глядя на неё, желающую утопиться в этом жалком ручье. Волосы — спутанная солома, лицо осунулось и нездорово побелело. Истерически икая и всхлипывая, Хистория с поникшей головой рассматривала, как кровь капает с её ног в воду и отказывалась верить в то, что всё это происходит с ней. Застегнув все пуговицы, Райнер заправил надорванные концы рубашки в брюки и устало вздохнул, падая на колени перед Хисторией. Разделяла их узкая змейка ручья. Она отвлеклась от порезов, вздёргивая подбородок и откидывая движением головы волосы с лица. Что это с ним? Хочет надавить на жалость? Поговорить по душам? Внушить ей чувство вины или вроде того? Хистория внутренне напряглась, готовая пресечь любые его попытки вызвать в ней даже малейший проблеск эмпатии. Но Райнер продолжал молчать, даже когда схватил её за лодыжки и попытался окунуть порезанные ступни в воду. Хистория забрыкалась, рискуя упасть с бревна и намочить и без того тонкую сорочку. — Не смей! Нет! Не надо! — Потерпи, Криста, пожалуйста, потерпи. Так надо, — цедил он сквозь зубы, упрямо погружая её ноги в ручей. Когда спасительный холод коснулся окровавленной кожи, Хистория взвыла от боли. Вода моментально окрасилась в красный. Пальцы Райнера осторожно скользили по ступне, отыскивая оставшиеся осколки, и Хистория ёрзала от накатывающих неприятных ощущений. На глазах опять выступили слёзы. Ей хотелось потерять сознание и забыться, пока Райнер терзал её ноги, обнажая всё больше глубоких ранок, когда удавалось вытащить очередной осколок. Студёная вода ненадолго, но приглушала жгучую боль, принося с собой облегчение. Когда стекла внутри больше не осталось, Райнер настойчиво погрузил её ступни в ручей и долго держал там, не обращая внимания на извивающуюся от холода и затухающей колкой боли Хисторию. — Всё, всё, — успокаивающе шептал он. — Сейчас пройдёт. Ещё немного. Райнер судорожно сглотнул, поглаживая её щиколотки. Когда раны удалось промыть, он перевязал их высохшими лоскутами от рубашки. Хистория готова была упасть без чувств. Последний узел, аккуратно и надёжно фиксирующий повязку на второй ступне, и Райнер поднимает странно горящий взгляд на Хисторию. Она знает, что выглядит сейчас ужасно — зарёванная и сопливая, с лицом могильного цвета и подрагивающими губами, но его глаза светятся таким немым обожанием, что ей становится дурно. На неё смотрели по-разному. С презрением и стылой ненавистью — мама, с щемящей нежностью — Имир, с надеждой — подданые, но вот так, с угрюмой мольбой, не понятно чего выпрашивая — добровольной милости или, быть может, чего-то большего, никто и никогда. Она неожиданно для самой себя вспомнила ту ужасную ночь в замке Утгард. Тогда, находясь на волоске от гибели… не она — другая Хистория, скрывающаяся под именем Криста — искренне переживала за огромную рваную рану на руке у Райнера. Дезинфицировала спиртным, пожертвовала любимой юбкой. Знала бы тогда, кому помогает — ни за что бы не вызвалась накладывать повязку. Но теперь уже неважно. Теперь — плевать. Прерывисто выдохнув, Хистория почти решилась скупо поблагодарить Райнера, когда почувствовала несмелое поглаживание истерзанных болью ног. Сердце замерло в груди. Хистория изумлённо смотрела на то, как несоразмерно большие — приложи чуть больше усилий, и сломаешь — шершавые ладони Райнера скользят по голени вверх, растирая бледную кожу. — Что ты делаешь? — сурово нахмурила она брови, но ответа не последовало. Он только снова поднял на неё взгляд, полный маниакального блеска. И, не разрывая зрительного контакта, прикоснулся губами к её колену. Гневно втянув носом воздух, Хистория зарядила ему хлёсткую пощёчину, да так сильно, что ушибла руку о скулу, и у самой зазвенело в ушах от приносящего ненормальное удовлетворение звука. Голова Райнера дёрнулась, он отшатнулся. Видимо, это отрезвило его. Он поражённо схватился за щёку, точно не верил в то, что она его сейчас ударила. — Криста… т-ты чего? Хистория отвернулась, силясь унять клокочущую ярость, горькую обиду и склизкий страх, которые тесно сплелись и смешались в одно отвратительное чувство и не желали покидать её. Неизвестность пугала, но впереди — лишь она. Назад дороги нет. О, Имир! Дождись только. Это всё ради тебя.