Green Light

— Альбус, я не хочу знать, чем ты руководствовался при выборе преподавателя, но это уже невозможно! Я промолчала, когда у Квирелла обнаружили его секрет. Я ничего не сказала, когда этот златокудрый любимец публики пришёл в школу. Я прекрасно поняла твоё желание помочь Люпину. Но это уже переходит границы! — горячилась Макгонагалл, ходя по кабинету директора между столиков с крутящимися и летающими безделушками. — Что скажет Попечительский совет, что скажут родители и даже сами дети — ты взял на работу… — она запнулась, но быстро нашлась, — человека с такой репутацией! — У Северуса репутация не лучше, Минерва, — спокойно отвечал Дамблдор. Было видно, что решение он принял давно, и менять его не собирался. — Виданное ли дело, чтобы такой человек обучал детей Защите от Темных искусств, — продолжала Макгонагалл. — Чему она их научит? Непростительным? И вообще, ты брал Аластора на это место. Как ты объяснишь это ему? Альбус молчал. В безмолвии был слышен лишь тихий гомон безделушек, от которого в висках начинало сверлить. Портреты на стенах притихли, словно им запрещено было говорить, и с молчаливым красноречием переглядывались меж собой. Директор погладил феникса по голове. Скоро, подумалось Макгонагалл, это существо опять рассыплется искрами, влекомое в бесконечное перерождение своей природой. — Пожалуйста, Минерва, — сказал он наконец, не реагируя на грозные взгляды и просьбы, — ты все узнаёшь, но не сейчас. Позови нашу гостью, не стоит заставлять её ждать. Как выяснилось, на Кассандру грозные взгляды тоже не действовали. Она спокойно стерпела каждый из них, и снисходительно (какое нахальство!) улыбнулась, ничего не сказав. В темно-зеленой глубине её взгляда нельзя было что-то разглядеть, не утонув. Минерва не стала пытаться. Махнула рукой на лестницу, тихо назвала пароль Горгулье и первой зашла в кабинет. Но услышать разговор ей не позволили: — Спасибо, Минерва, на этом пока все. Это было неслыханно. После сумасшедшего дня исполнения его поручений и встречи с не самой лучшей кандидатурой в учителя Минерва заслужила хотя бы возможность присутствовать при разговоре. С достоинством взглянув на мисс Пирс, она покинула кабинет. *** Альбус улыбнулся. — Ты похорошела, Кассандра. Девушка улыбнулась в ответ: — И ещё поумнела, господин директор. Первая фраза — и уже стрела не хуже парфянской. — Не сомневаюсь, милая. Думаю, жизнь благосклонна к тебе. Ты всегда была любимицей Фортуны, её снисходительность прочерчена на твоем лбу. Помнится, на четвёртом курсе ты прыгнула в Чёрное Озеро и осталась цела… Взгляд как можно мягче, и пока она рисует эту картину перед глазами, пробраться в мысли не составит труда. — Если не ошибаюсь, ты хотела найти на дне сокровища, которые там спрятал Король озёрных вод. Так ведь говорила легенда… Заперто. Красные губы растянулись в сладкой улыбке: — У вас хорошая память, профессор, но вряд ли вы хотели обсудить мои воспоминания, — и красноречиво поднятые брови очертили понимание в ее взгляде. А девочка-то хитра. О силе судить трудно, он только слегка попытался приоткрыть сознание. Взгляд кинулся обследовать шею и руки — вот оно! Кольцо с чёрным камнем, распознающим яды, — магия темная, но не опасная. Так, почти домашнее колдовство. Если не учитывать, что для такого кольца придётся обойти половину тёмномагических лавок. — Что ж, действительно. Ты, верно, удивлена, что тебя пригласили на должность преподавателя, — осторожно осмотреть платье. Пуговицы с зачарованными камнями против сглаза, а вставки из ткани, покрытой защитными чарами — такие только у стихийников да боевых бывают. Кулон на шее для защиты разума. Она в школу собиралась или в Лютный переулок?! — Видишь ли, этот год обещает быть трудным. — Вы гороскоп утром прочитали? — вежливо спросила она. Кассандра прекрасно знала, зачем она вернулась в этот замок — сам её визит и согласие ясно проводили черту под коротким, но весомым перечнем условий, выполнять которые следовало неукоснительно. Без возражений, торгов и разговоров о прошлом или будущем. — Я пригласил тебя в школу не ради преподавания, — дайте человеку крупицу правды, и он поверит в остальное. — Как ты уже знаешь, Темный Лорд возвращается. — Это трудно не почувствовать, — иронично заметила Кассандра. Интересно, как сильна ее боль? Что за сила заставляет её удерживать маску, если бездна темноты, ломающей сознание и разбивающей любые попытки её избежать, уже не просто протянула руки, а заглотила целиком, так, что даже вдыхать трудно? Он не чувствовал её мысли, но отголосок пульсирующего безумия, разворотившего душу, как взрывом, долетал до него. Лишь отголосок — но боль была осязаема даже в нём. Любовь ли удерживала её от стона и крика или ненависть, плавящая внутренности и разъедавшая сознание? Когда-то Кассандра нашла в себе смелость ненавидеть, и закуталась в это чувство, как другие — в плащи во время дождя. Альбус не знал, как глубоко позволила она прорости этому недугу, потому и сомневался, что голос доброты сможет достучаться в закрытые двери. — Нет сомнений, когда Темный Лорд возродится — а он возродится, — ему понадобится прежняя свита. Мне же — человек в его стане. — Вам мало Северуса? Он едва ли не правой рукой может стать, если вы захотите. В этом заявлении уважения ни на грош. Легилиментом быть не надо, чтобы понять — причина её ненависти именно в том, что он сделал из Северуса марионетку. Альбус только жалел, что не смог в своё время приручить и её, решив, что ненависть ей пойдет на пользу. Досадное (и, возможно, весьма опасное) упущение. Ничего, исправить его он сможет. — При всех его способностях, Северус не умеет расположить к себе окружающих или наладить разговор. — А я? — в уголках губ — ехидство. — А ты, моя милая, — женщина, каких мало. Комплимент оценила по достоинству. Улыбнулась и кивнула, расшифровав верно. — Ты всегда славилась тем, что умела найти подход к каждому. Твоё знание человеческой натуры вкупе с обаянием и умением расположить к себе очень поможет нам в это непростое время. Она смотрела на него как на ребёнка, клянчащего игрушку, до которой не дорос. Ладно, ради дела это он ей простит. — С чего бы мне вам помогать? Не кажется ли вам, что мне выгодней занять сторону Волан де Морда? И не говорите о том, что спасли мне жизнь тогда — я не благодарна за это. Он и не просил благодарности. — Ты можешь выдвинуть свои условия. Пусть думает, что победа у неё в руках. — Моё условие вам известно, — невозмутимо ответила она, вставая. — Вы никогда на него не согласитесь. — Я предложу равноценное. Покачав головой, Кассандра направилась в двери. — Сколько лет ты ищешь убийцу своей семьи? Десять? Замерла. В медленном повороте головы — осторожность хищника, почуявшего добычу. — Шестнадцать. — И так и не нашла его? Бедная девочка, — Альбус сочувственно покачал головой. — Бросьте это притворство, — слова хлесткие, а взглядом можно было испепелить. Кассандра не защищалась, она — нападала: — Вам не нужна справедливость, иначе сказали бы раньше. Я не поверю бездоказательным обвинениям, вам не удастся меня подчинить, как Северуса. Она злилась. В такие моменты проникнуть в сознание не составляло труда, и Альбус не ошибся: дверь начала поддаваться. — Милая, — как можно более удивленный взгляд, — я лишь хотел помочь. Он осторожно надавил. Дверь приоткрылась, явив за собой ещё одну — тяжелую, с огромным замком, — и тут же захлопнулась. Что-то резко укололо в висок, и боль обручем обхватила голову. Что ж, к последствиям он был готов — она вся обвешана артефактами, но эти двери, мастерски сделанные и защищённые, создание её собственное. Он пробьётся через них, но на это уйдёт больше времени, чем он думал. В потемневшей глубине ее глаз зашевелилось мстительное удовольствие. Кассандра оскалилась: — Это ваше условие? Имя убийцы взамен моей щенячьей преданности? Действительно, умна. Но ещё больше — хитра. Вот только в улыбке больше ехидства, чем следовало бы. — Знаете, профессор, я его шестнадцать лет ищу. Смогу потерпеть. Кассандра вновь отвернулась и взялась за дверную ручку. В конце концов, это неслыханно! Какая-то молодая женщина ставит ему условия — и ведь знает, что он купит её преданность любой ценой. Только платить все равно будет не он. — Пожалуй, я смогу ослабить своё влияние. Она не оглянулась. — Ослабить? До какой степени? — А может, мне стоит его усилить, чтобы Северус тебя наконец заметил? Ты ведь так давно этого хочешь. — Не предлагайте того, чего не хотите. Вам меньше всего нужно, чтобы он забыл Лили. Вы блефуете, мой дорогой профессор. Святая Моргана, дай не прикончить эту девочку своими руками. — Дитя моё, мы сможем найти компромисс. Может, за чашкой чая этот вопрос решится быстрее… Она вернулась, но не для милой беседы — Кассандра готова была с кровью вырвать у него клятву. — Не принимайте на свой счёт, но чай я не пью. Вы меня позвали, чтобы выклянчить у меня преданность — так предложите достойную цену. Неужели товар так мало для вас значит? — Сядь, Кассандра. Она не двинулась с места. Упряма, как ослица, вот только сумела отрастить не в меру острые клыки. — Я понимаю твоё стремление спасти Северуса, моя милая, и я знаю, на что ты способна ради любви, и безмерно уважаю твой порыв… но у каждого желания есть условие. — Говорите уже своё условие, — без обиняков бросила Кассандра. В заострившихся чертах, в готовом к обороне взгляде Альбус заметил что-то воронье. Не зря ведь взяла фамильяром Фауста. — Ты должна стать правой рукой Тома, ведать всеми его делами и секретами. Его доверие к тебе должно быть безгранично. А ты, дитя мое, при случае не откажешься поделиться со мной планами нашего общего знакомого. Она безразлично на него посмотрела: — Это все? Альбус неопределённо пожал плечами: — Не думаю, что этого так уж мало. Даю тебе слово, что… — Мне ваши слова не нужны, — оборвала его Кассандра, вставая. — Дайте Непреложный обет, и тогда я вам поверю. Она протянула ему руку. Альбус снял очки, внимательно вглядываясь в бледное, без единой кровинки лицо. Минуту оба молчали: Кассандра сверлила его непреклонным взглядом, а он пытался найти в лице тень неуверенности или страха. Но страха не было. Как же велико, подивился Альбус, ее чувство — любовь или ненависть, не важно, — раз она так крепко позволяет себя окольцевать. Птичка по своей воле залетает в грубую, отнюдь не золотую клетку, чтобы лебедь был свободен. Глупая пташка! Кассандра приподняла бровь: — Или обходитесь своими силами. Альбус крепко сжал узкое запястье, не в меру сильно для старика. Кассандра улыбнулась. Слова клятвы, произнесённой обоими, пылающими жгутами окольцовывали запястья, ложились раскалённым металлом на грудь и шею — кара за нарушение была осязаемой до боли. Но чем сильнее пылали эти знаки на ее коже, тем шире становилась улыбка. О, Кассандра купалась в этом страдании, любовно оглядывая белеющие следы на запястье. Отпустив ее руку, Альбус тяжело опустился в кресло. — Я вам верю, — сказала Кассандра. Голос стал тише, вкрадчивей, ложась на его плечи темным маревом. — Вы ведь этого добивались? Она проткнула изумленно следящий за ней портрет директрисы потемневшим взглядом, и та испуганно опустила глаза. — Никогда не читал об упрямстве воронов, но как-то наткнулся на довольно любопытную статистику, — вдруг сказал Альбус, взглянув на Кассандру глубоким, потемневшим взглядом. — Если говорящего ворона посадить в клетку, он разучивается говорить. Хотя иногда попадались птицы, говорящие в неволе только одно слово: «Никогда». Кассандра отпугнула нависшую возможность заточения в клетку, улыбнувшись. Она позволила себя закольцевать, но поймать её будет трудно. — Всего хорошего, профессор. — Ты понимаешь, я надеюсь, — он вновь остановил её у самой двери, — что, если ты преступишь обет, заклятье убьёт тебя? Не вопрос даже, а предупреждение, напутственные слова тому, кто уже давно стал утопленником в собственном море самопожертвования. Она не оглянулась. — Да, — звонкий голос взвился над Альбусом неприятным звуком, а следующие слова опустились на плечи пеплом предстоящего пожара, в который обратится Кассандра при любой угрозе: — А если вы попытаетесь обойти свой обет, вас убью я.