Безвкусный торт без сливок и вишен Как танец мой неслышный со своею пустышкой
С самого детства Изуку воображал, что его сердце, один из главных органов в теле, представляет собой зеркало. Небольшое зеркальце овальной формы, с резным позолоченным ободком. Через это зеркало на мир смотрел веснушчатый мальчик с широкой и яркой, словно солнце средь бела дня, улыбкой и такими же большими глазами цвета спелой травы. В то время он не понимал, что зеркало не показывает ему настоящий мир, а лишь отражает реальный свет. Но как понять, что фальшь, а что правда? Чтобы узреть истину, нужно разбить зеркало. И с каждой трещинкой на гладкой поверхности стекла Изуку видит правду, от которой не убежать.***
Он перебирает маленькие ножки, почти волоком тащась за матерью, крепко схватив ту за кофту. Мальчик в детском страхе от неизвестного ему места отводит глаза, пока он вместе с родителями идут по серой, бетонной улице. В нос тут же ударяет запах чего-то прогнившего и затхлого, и Изуку тянет за кофту мать. Она лишь прижимает его сильнее к себе, нежно поглаживая рукой по зелёным кудряжкам, приговаривая ему, а может, отчасти себе, что все хорошо. Изуку четыре, и он не понимает, почему они переехали в другой дом. Изуку хнычет и трёт красные от слез глаза. Уже неделю он живёт в новом месте, и с каждым днем оно становится все хуже, давит на тело тёмными стенами маленькой комнаты. За стенкой слышны громкие голоса. Мальчик накрывает себя одеялом с головы до ног и затыкает уши, но это не помогает. Он все равно разбирает слова. Его отец, оказывается, задолжал огромную сумму денег, поэтому они и переехали сюда, продав его родной дом. Ребёнок жалобно пискнул от глухого удара в районе груди. Блестящее зеркальце отразило свет от появившейся тоненькой трещинки. Изуку четыре с половиной. Его мечтам больше не суждено сбыться. Диагноз врача прижимает к холодному асфальту, перекрывая доступ к кислороду, заставляя беззвучно хватать ртом воздух. Без причуды. Пустой. Обычный. Эти слова врезаются в детскую черепную коробку, словно штамп на документе, что такие, как он, бесполезны, не нужны этому миру. И никакие крики, мольбы о помощи не изменят этого. На место душевной приходит и физическая боль. Когда Изуку только-только начинает налаживать контакт со сверстниками в новом месте, его причудные «друзья» не принимают в компанию неудачника, и доказывают правдивость своих слов через побои. Да, именно побои. Потому что Изуку не может защититься от ярости и силы нескольких человек, к тому же, обладающих причудами. Лёжа на земле, совершенно один, он тихим шёпотом зовет на помощь. Он ждёт, надеется, что герои придут на его зов, услышат мольбы. Да, придут, придут… Но Изуку продолжал лежать, сжавшись в комок от нестерпимой боли в животе, на руках, и особенно на лице. С тяжёлым трудом поднимаясь на ватные и дрожащие ноги, Мидория идёт «домой», если его так можно назвать. Сейчас ему было все равно: схватят его или нет, найдёт ли эта шайка и будет ли добивать, Изуку был готов терпеть. Он полагал, что, если будет терпеть боль и унижения, в скором времени его страдания сойдут на нет, тогда ему точно помогут, что найдётся благородный герой, который спасёт душу маленького мальчика. Но почему? Почему в мире столько героев, столько профессионалов, что ни один из них не может ему помочь? Может, его страдания не такие уж и тяжёлые. Возможно, в мире есть люди, помощь которым требуется больше, чем Изуку? Тогда он подождёт, подождёт, пока всех нуждающихся спасут, и тогда придёт его черёд. Остаётся лишь подождать… Но сколько?.. Прийдя домой, он чуть не падает на пол. Мать обеспокоенно крутится вокруг него, принимаясь за раны. Её глаза затуманены от слез, а губы тихо шепчат слова утешения. «Всё будет хорошо, все хорошо. Скоро будет все, как прежде…» Изуку уставился пустым взглядом уже потухших зелёных глаз в пол. Хорошо, хорошо… А что есть хорошо? Сколько времени займёт это «скоро»? Нет, мама, хорошо уже никогда не станет. В один из дней Изуку решает выйти на улицу. Время было около пяти, но солнце еще не ушло за горизонт, а ему так хотелось вдохнуть прохладного вечернего воздуха. Незаметно выйдя из квартирки, Мидория испуганно озирался по сторонам, боясь наткнуться не на тех людей. Прошагав по округе несколько минут, он находит небольшой парк и лавочку, спрятанную в тени дерева. Забравшись с ногами на скамейку, мальчик уткнулся подбородком в прижатые колени и думал. Просто думал обо всем. О его жизни, о друзьях, которых не имел вовсе, о ноющей боли и огромных синяках, что не заживают даже с помощью мазей. Думать — единственное, что ему остаётся. А здесь красиво. Солнце начинает падать за горизонт, и небо окрашивается в приятный розоватый оттенок, мимо проезжают редкие машины, подрагивая своими яркими фарами, трава медленно колышется в танце с лёгким ветерком. Отчего-то у Изуку проносится мысль, что ему хочется запечатлеть этот момент и смотреть на него каждый раз, когда становится грустно. Вдруг череду его размышлений прерывает человек, присевший на другой конец лавочки. Мальчик тут же встрепенулся и сильнее вжался в спинку, с опаской поглядывая на незнакомца. Но тот, благо, не замечает косых взглядом и молча выкуривает сигарету, отравляя воздух вокруг тяжелыми и едкими клубками дыма. Изуку стало не по себе. Он хотел было встать с места и как можно быстрее добежать до своей комнаты и закрыться там навечно, но его останавливает тихий и низкий голос мужчины. — Тебя ведь Мидория звать, верно? — Изуку застыл на месте. Сердце учащенно бьётся в груди, так и норовит выскочить и убежать без хозяина. Мальчик сглатывает образовавшийся ком в горле и совсем незаметно кивает. От этого мужчины так и разит силой, но не похоже, чтобы он был героем. — Я папашку твоего знаю. Славный малый, — продолжает он. Тогда Мидория набрал в себе смелости повернуться к мужчине и получше разглядеть его, насколько помогает ближайший фонарный столб. Ему можно дать сорок с лишним. Уже заметна лысина на голове, небольшая щетина, кривой нос, словно его ломали сотни раз, и тёмные, почти что чёрные блестящие узкие глаза, напоминающие лисьи. Лёгкие замирают, когда мужчина оскаливает белые зубы. — Уж больно на него смахиваешь, на отца своего. Такой же трусливый слюнтяй… — Я с-совсем не похож на него! — пищит Изуку, сжав руки в кулачки. Отчего-то сравнение с отцом приводит мальчика в нечто вроде бешенства. Мужчина издаёт гортанный звук, наверное, смеётся, и стаптывает носком ботинка докуренную сигарету. — Вот оно как! Похвально, малец. Ну, как тебе живётся в новом месте, нравится? — Здесь ужасно! — Мидории вдруг захотелось выплеснуть всю свою злость, все накопленное отчаяние. — Эти плохие люди, это место… Как можно жить здесь? Да это… это… сплошная свалка мусора! — Хаха, зришь прямо в корень, малец. Мусор здесь состоит только из людей, из отбросов общества. Брошенные другими, что не видят в них никакой пользы. Их не принимают в любой другой социум, и им остаётся лишь загнивать здесь, подыхать от безвыходности и жестокости жизни. — Но я… я не хочу так жить! — Ишь ты, как заговорил! А храбрости, похоже, тебе не занимать! — с этими словами мужчина поднялся со скамьи и подошёл к Изуку, но мальчик сделал пару шагов назад, не подпуская ближе. Тогда мужчина, хрипло усмехнувшись, присел на корточки и серьёзным взглядом посмотрел на Мидорию, отчего у того пробежали мурашки по коже. — Не хочешь жить здесь, то найди способ выбраться. Можешь сбежать, но маловероятно, что ты выживешь одинешенек. Можешь пахать на нескольких работах, с трудом зарабатывая себе на жизнь. А можешь избрать другой путь, кратчайший, но, вместе с тем, очень тяжёлый, можно даже сказать, непосильный… — К-какой он? — Ты должен идти по головам, пробивать себе место в свете самостоятельно, не озираясь на других. Стать сильнее, потому что слабым здесь не место. Ты хочешь выжить? Хочешь жить? Тогда иди за мечтами всеми способами, будь жёстче. Мир не жаждет сопляков, вроде твоего отца. — Но… что мне делать? — Для начала, ты можешь работать на меня. Изуку соглашается. Его нечастая работа заключалась в доставке каких-то предметов, завернутых в чёрный пакет, от своего куратора, как позже он назвался Тогиеши Ю, к другому человеку. Получив деньги за доставленную вещь, он получал свой маленький заработок. Не понимая, какая опасность заключалась в его труде, Изуку ощущал себя счастливым человеком. По-настоящему счастливым, потому что он уже начинает прокладывать себе маленькие шаги к новой, лучшей жизни. Светясь аки новая монета, он прибежал домой, чтобы похвастаться перед мамой, какой её сын молодец, но матери здесь не было. Только отец, что сидел за столом на кухне и пил очередную банку пива. Веселье мальчика тут же испарилось, он сжал губы, что будет его привычкой в будущем, и пошёл в свою комнату, но отец заметил его и велел подойти. Спрятав за спиной смятую купюру, Мидория хмуро посмотрел на мужчину. — Что это у тебя за спиной, а? — протянул отец и, неспеша подойдя к сыну, сильно схватил его за руку и достал купюру. — Это ещё что такое? Откуда достал, отвечай! — Я… я их заработал… — Чего? Заработал? А не рановато ли ты работать начал, и где? — … — Где?! — Не скажу… — Ах ты… — отец, видимо, хотел сказать ещё что-то, но только закинул руку, отчего Изуку сжался и попятился назад, ожидая удара. Но его не последовало. Послышался громкий стук дверью. Отец ушёл, прихватил с собой заработанные честным трудом деньги Изуку. Во рту образовалась неприятная желчь, а руки сжались в кулачки. Отец пришёл под вечер в хмели. Эти деньги он пропил. Изуку семь. Он учится в младшей школе, а по выходным продолжает работать курьером, получая крохи от кучи денег, что приносил Тогиеши. Иногда у него руки так и чесались взять хоть одну купюру из стопки денег, но сдерживал себя, чтобы не нажить новых проблем. Но доставка наркотиков, как он позже узнал, не была такой уж и безоблачной. Один раз он чуть не попался, но вовремя успел удрать. А в другой его хотели пырнуть ножом, чтобы забрать не только деньги, но и сам товар. Изуку расплывчато помнит, как смог спастись, но в тот день он со слезами прибежал к Тогиеши и рассказал ему, что случилось. С того самого дня Изуку учился драться. Теперь живого места у мальчика совсем не оказалось. Мало того, что в школе его продолжают избивать одноклассники ради потехи, так ещё к ним прибавились частые тренировки, отчего полностью выдохшийся и уставший Мидория приходил домой, и мать снова залечивала его раны. Но больно ему было отнюдь не от ушибов, синяков и сломанных конечностей, а от несчастных глаз дорогого ему человека. Тогда Изуку принял решение самостоятельно обрабатывать свои раны. Мать не заслужила такой участи. Все её страдания он возьмёт на себя. Он станет сильнее. Изуку девять. Частые тренировки сделали из хлюпика мальчишку с крепким, но жилистым телосложением. Эта бурлящая сила просто опьянала, он чувствовал, что взобрался выше, что сделал ещё несколько шагов ближе к мечте. Тогиеши, наблюдая его прогресс, похвалил его за старания и сказал, что его ждёт ещё одно жизненное испытание. И вручил ему в руки блестящий, средних размеров клинок. Но в душе Изуку все так же надеялся на то, что герой в скором времени появится, посадит его на свое широкое плечо и успокоит, говоря, что плохим дням приходит конец. Мидория все так же засыпает с фигурой Всемогущего в руке, а в столе тем временем под завалами тетрадок и книг его призывает клинок, врученный куратором, что так и требует, чтобы им воспользовались.***
Он смотрит внутрь своего зеркала и не узнает себя. Трещин на стекле оказалось так много, словно эти хаотичные узоры соткал паук своей паутиной. Изуку пытается улыбнуться, но отражение показывает кривую и не добрую усмешку, пытается широко раскрыть рот, но видит хищный, звериный и, может, даже сумасшедший оскал. Глаза давно потухли, потеряли прежний живой блеск. Мидория отчаялся склеить мозаику воедино, потому что кусочки его жизненного пазла начинают осыпаться…***
Середина осени. За окном дождь. Последнее воспоминание, которое поставило огромный крест в его возвращении к нормальной жизни… … Изуку приоткрывает дверь и распахивает глаза от стоящей перед ним картины. Его мама лежит на полу, держась за ушибленную щеку, а отец сжимает и разжимает кулаки, но не твёрдая стойка выдаёт его с головой. Он снова пьян. Половица под ногой Изуку скрипит, и мужчина оборачивается в его сторону, щурясь помутневшим взглядом. — А-а, это ты, неблагодарный, — заплетающимся языком отвечает он, приближаясь. Мидория в панике отходит назад, пока не сталкивается с преградой в виде стены. И в этот момент отец больно хватает его за плечо. Мидория морщится. — Т дмал, я не знаю? Т дмал, шо я настлько невнимтьлен? Я знаю, где и на кго ты работшь… Сердце парнишки ушло в пятки. Нет, нет, прошу, не говори этого. Не говори этого, когда рядом мама! Прошу, не надо! Видимо, заметив замешательство на лице сына, отец довольно усмехнулся и как следует тряхнул его тельце, разворачивая в сторону ошеломленной матери. В глазах у неё стояли слезы. Но не только у неё. — А ты знала, мать, где твой сын шлятся, а? А я знаю: этот гаденыш наркту толкат, знала, а? — Э-это не правда! — в отчаянии восклицает мальчишка, не в силах больше смотреть на мать от стыда. — Поговори мне ещё тут! Небсь и сам пробовал, да? Ну и как? — Нет, я… Договорить Изуку не мог, охая от приступа боли на затылке. Его поднимают за шкирку и толкают к столу, отчего мальчишка получает новую порцию боли, ударившись боком о край стола. Он словно издалека слышит женский возглас и несколько хлопков. Глаза застилает пелена, он хватает ртом воздух, никак не может надышаться. Хочется забиться в угол и плакать, плакать, плакать… Перед глазами что-то блестнуло. Изуку с трудом поднимает взгляд и натыкается на разделочную доску, лежащую на столе. А на доске покоится кухонный нож. Он словно светится, шепчет, призывает холодным скрипучим голосом, что вот, он, здесь, схвати меня и используй, ну же! Изуку успевает дотянуться до ножа, когда его грубо хватают за волосы и приподнимают на ноги. Мидория видит занесенную для удара руку и успевает уклониться. Он не помнил, куда делась тяжесть в руке от ножа, не помнит, когда в воздухе послышался железный привкус, не понимал, почему его руки в какой-то тёплой жидкости. Бешено колотящее сердце замедляется, пока полностью не остановливается. Воздух в помещении кончился. Изуку с полностью раскрытыми глазами словно в замедленной съёмке оборачивается и едва сдерживает гортанный крик. Отец лежит на полу в тёмной луже, что с каждой секундой все разрасталась в размерах. В голову бьётся тихое сбитое дыхание отца, пока оно полностью не замедляется и затихает. Изуку думал, что эта тишина длится вечность. Она, будто кислота, разъедала кожу, внутренности, кости. Изуку зажал рот руками, чтобы не издать громкого и отчаянного крика, но никак не смог оторвать взгляд от остывающего тела. — И-изуку… — тоненький голосок мечом разрезал воздух в комнате. Мальчик обернулся к матери, что недоумевающим взглядом смотрела то на сына, то на мужчину. Она до сих пор находилась в состоянии шока, и, похоже, совсем позабыла о боли на лице. На место шока пришли бешеные потоки мыслей. Мидория зажал голову, пытаясь избавиться, отогнать их всех прочь. Страх завладел им полностью, он дрожит всем телом, спадая на пол. Что делать, что делать, что же делать?.. Он убил отца. Убил. Убил. Убил… Он убийца. Монстр. Монстр… Вдруг мальчик вскакивает с места и выбегает прочь из квартиры, на бегу не различая крики матери. Он бежит, бежит отсюда, из этого места. Кровь на его руках затвердевает, покрывая белую нежную кожу красной оболочкой. Он бежит. Он знает, что ему делать. Изуку вбегает в здание, что представляет собой какой-то заброшенный бар, и быстрым шагом направляется к нужной двери. Некоторые люди, находящиеся здесь, в недоумении косятся на мальчика с кровью на руках, но ему все равно. Ему плевать на этих отбросов. Он сильнее их. От резкого звука открытой двери мужчина удивлённо оборачивается в сторону входа, положив на стол игральные карты. Остальные хмурым и грозным взглядом наблюдают на пареньком, что имел наглость потревожить их занятие. Один из них хотел было прикрикнуть на мальца, но взгляд пустых и безумных зелёных глаз заткнул всем рты. — Что такое, малец? Что случилось? — спрашивает Тогиеши, подходя ближе к Изуку. Мальчик молча стоит у входа, понурив голову. Слышится тихий всхлип. Спустя мгновение Изуку поднимает тяжёлую голову и умоляюще глядит на мужчину. — П-помогите…