You try to kill it but it won't stop bleeding Ты пытаешься убить это, но оно не перестанет кровоточить
— Ваше имя: Мидория Изуку, верно? — … — Как я понимаю, вы не намерены начинать разговор. — … — Что же, — устало выдыхает мужчина, опрокидываясь на спинку стула, и неторопливо пролистывает толстую папку с документами, каждый раз кивая, прочитывая очередную строчку. Человек перед ним, словно кукла, замер и не шевелится, пустым взглядом утремляясь в угол комнаты для допроса. Мужчина громко харкает и со скрипящим звуком придвигает стул ближе, смотря на задержанного с нескрываемым злорадством. — Мидория Изуку, нет, Пронзатель, — последнее слово он победоносно вытягивает, словно ожидая, что парень посмотрит на него со всей бурлящей ненавистью и яростью, присуще самым закоренелым преступникам, и будет поливать полицейского всем имеющимся словарным запасом. — Какого тебе быть пойманным? Как это: чувствовать себя побежденным? Но юноша даже бровью не повёл, руки, закованные в наручники и прицепленные к столу, не дернулись, и он продолжает сидеть, все больше напоминая бездушную фарфоровую игрушку. Одежда его все так же покрыта запекшейся кровью, превращая тёмную кофту в подобие грязного мятого мешка. — Ты не только безумец, но, похоже, и с головой твоей не все в порядке, — громко хмыкает полицейский, которому явно не понравилась реакция парня на его заявление. — Но у меня нет времени с тобой возиться. Хотя я бы с величайшим удовольствием собственноручно отправил тебя на эшафот. Самого Пронзателя, надо же, вот это нажива для нашего отдела! Хоть ты и преступник, выражаю благодарность за огромную надбавку к моей зарплате. Мидория продолжает молчать, настолько погрузившись в мысли или полностью избавившись от них, что не может связаться с реальностью. Мужчина презрительно бросил на него полный отвращения взгляд и начал зачитывать бумаги: — «Мидория Изуку, преступник по имени Пронзатель, пойман сотрудниками полиции в овощном складе на порту города, » — голос полицейского твёрд, и каждое слово в тишине звонко отдавалось по тихому помещению, разрезая воздух и сталкиваясь со светлыми стенами. — «Время: три часа ночи, вторник. При себе имел оружие. Свидетель задержания — Граунд Зиро, герой-профи по имени Бакуго Кацуки». Услышав это имя, взгляд парня вдруг проясняется, и он начинает бегать по комнате глазами, что-то шепча себе под нос подрагивающимися губами. Словно параноик. Полицейский делает вид, что не замечает встрепенувшегося поведения преступника, прислушиваясь к еле слышимым звукам, издаваемым парнем, что быстро шепчет: «Каччан. Каччан. Каччанкаччанкаччанкаччанкаччан… " «Кацуки» Ехидно ухмыльнувшись, мужчина прочищает горло и продолжает, следя за каждым движением Пронзателя: — «Пронзатель, массовый серийный убийца, главарь преступной группировки под названием «Команда Освободителей». На его счету насчитывается сто девятнадцать убийств, около тридцати жертв находятся в крайне тяжёлом состоянии… » Да уж, как такой слюнтяй, как ты, может быть известным киллером? — бросает мужчина, недовольно прыснув. — «Ответственен за подрыв восьми жилых зданий, нескольких заброшенных помещений, а также баз других преступных группировок. Своими действиями сподвиг злодеев начать массовое вооружённое восстание на улицах города. События «Кровавой Ночи» насчитывают пятьдесят одну жертву, около трёхсот имели ранения, шестнадцать находятся в тяжёлом состоянии. В тот день погибли десять героев, два профессионала, а также тридцать шесть злодеев. Число других погибших преступников пока неизвестно». Мужчина шумно выдыхает, закончив читать. Парень перед ним беззвучно содрогается, позвякивая металлом наручников и опуская голову, так, что тень от света подвешенной лампы над столом скрывает его лицо. — Ублюдок, за такое я прямо сейчас готов тебя расстрелять, — сквозь зубы шипит полицейский, сжимая до побеления костяшек пальцы в кулак. — Но это даже не понадобится. Мужчина вдруг всем телом подаётся вперёд, резко сокращая между ним и парнем расстояние, и хватает того за растрепанные волосы, заставляя поднять голову. И удивлённо таращится на преступника. Полицейский ожидал, что тот тихо рыдает, но никак не думал, что на этом лице расцветет безумная устрашающая улыбка. — Ты ещё смеешь лыбится, урод! — восклицает мужчина, сильно ударяя голову парня по поверхности стола. Быстрый глухой звук раздаётся по комнате. Вместе с тихим смешком. Он поднимает голову: из носа тонкой струйкой стекает кровь, спускаясь к ямочке приподнятых губ. — Сейчас тебе будет не до смеха, — полицейский пытается угрожать, но в ответ слышит лишь нарастающей с каждой секундой несдерживаемый смех. Нервный, истерический, безумный, как и находящийся перед ним юноша. — Тебя переводят в Тартар, малец. Слышал? Вместе посмеёмся над тем, как ты будешь гнить в самом нижнем уровне, с такими же отбитыми, как и ты. Но даже не надейся, что тебе дадут пожизненный срок. Смех тут же умолкает, погружая помещение снова в напряженную тишину. Мужчина медленно растягивает слова, будто явно наслаждаясь, как они звучат: — Ты будешь находиться в тюрьме до судебного процесса… а после него тебя ждёт смертная казнь.***
Try to forget it but it won't stop killing you Ты пытаешься забыть это, но оно не перестанет убивать тебя
Пустой коридор грязного подъезда сотрясает быстрые и рваные дверные звонки. Только спустя пару минут дверь со скрипом открывается, являя миру уставшее и полусонное лицо, наполовину скрытое тёмными сальными паклами. — Какому идиоту понадобилось… — недовольно бубнит мужчина, но тут же умолкает, стоило бросить взгляд на человека перед собой. — А-а, это ты. Как всегда, любишь неожиданные появления. Какими судьбами? — Давно не виделись, Шоги, — тихо ответил парень, скрыв под капюшоном свою выделяющуюся зеленую макушку. — А ты постарел. — Время скоротечно, — хмыкнул Шоги, поправляя съехавшие на нос очки и прислоняясь к дверному косяку. — Пять лет прошло. Не пытайся пудрить мне мозги о том, что ты пришёл ко мне только, чтобы по-дружески поболтать. Зелёноволосый тихо прыснул себе под нос, опуская голову. — Ты прав. Я пришёл совсем не за этим. Хотя мне все-таки интересно, как дела у моего давнего товарища? — В связи с тем, что ты являешься знаменитым преступником с, теперь уже, своей собственной бандой, не трудно догадаться, что твой интерес к моей персоне относится не только ко мне, ведь так? — флегматично заметил Шоги, полуприкрытыми глазами следя за худощавой фигурой, что кажется ещё более осунувшейся и потрепанной, чем раньше. Парень поднимает на него тяжёлый взгляд. — Все не так. — Пускай. Но я ни о чем не могу тебе поведать в данный момент. Тогиеши в последнее время все тщательнее следит за каждым из нас, а то, что я с тобой говорю, уже вызывает огромные подозрения. Так что не тяни и выкладывай, зачем пришёл. — Если коротко, то я хочу, чтобы ты уехал из города. — Чего? — удивился Шоги, недоуменно покосившись на парня. — Пожалуйста, просто выслушай… Шоги высунул голову в коридор, удостоверившись, что за ними никто не может проследить, и одним резким и сильным движением, на что способен сорокалетний мужчина, тянет парня вглубь квартиры, захлопывая дверь и запирая её на замок. — Так, пацан, а сейчас все по порядку, — Шоги берет зеленоволосого за плечи и опускает голову ближе, снижая голос до недовольного шепота: — Что за хрень ты сейчас сморозил? Что значит «Уехать из города», а? Ты затеял что-то серьёзное? Юноша отводит взгляд, прикусывая нижнюю губу. — Дело в том, что завтра вечером в городе будет слишком опасно, и я хочу, чтобы ты оказался как можно дальше отсюда… — Как можно дальше от чего? Что происходит? Или ты не хочешь мне говорить, потому что думаешь, что я все разболтаю Тогиеши? — Конечно, нет, — парень мотнул головой, встречаясь тусклыми зелёными глазами с растерянными напротив. — Просто… Завтра я собираюсь уничтожить всех преступников в городе, и не хочу узнать, что мы будем сражаться по разным сторонам. В квартире воцарилась тишина. — Вот оно что, — после нескольких минут молчания выговаривает Шоги, снимая очки и потирая уставшие глаза. — Всегда удивлялся твоей решимости. Но у меня есть вопрос: ты действительно считаешь, что Тогиеши позволит мне так просто, без объяснений, уехать отсюда? Ты же знаешь, что я не могу. У него есть точки, на которые он надавливает, а моя точка слишком болезненная, чтобы нажимать на неё. — Я знаю, — согласно кивнул парень. — Но у меня есть план. Сегодня ночью мой отряд нападёт на базу Красных Пауков, пока другая группа хватает улики, которые могут навести Лигу Злодеев на банду Тогиеши. Пока он со всем разбирается, у тебя будет шанс улизнуть. — Да уж, — тихо хихикнул Шоги, медленно потирая рукой шею. — Твой план хорош, но глуп. Как только на нас нападут, Тогиеши сразу же вызовет меня. А если узнает, что я сбежал, то направит на меня своих людей и быстро расправится. Да и некуда мне бежать. — Я беру все меры на себя, — воодушевленно ответил парень. — Тогиеши подумает, что я взял тебя в плен и собираюсь его шантажировать… — Я сказал, нет! — резко прервал Шоги, стукнув кулаком по стене, рядом с зелёной макушкой. — Папа? — тонкий сонный голос донёсся до них. Девочка в розовой пижаме и с плюшевым мишкой в руках потирала слипшиеся ото сна глаза и недоуменно глядела на них. Шоги устало вздохнул и отошёл от парня на пару шагов, убирая руки в карманы домашних штанов. — Все в порядке, дорогая, — спокойно ответил мужчина, подойдя к дочери и присев рядом с ней на корточки. — Это мой давний приятель, Изуку, помнишь такого? Вы ладили с ним пару лет назад. Изуку улыбнулся, откидывая капюшон, и помахал девочке рукой. Она часто заморгала, словно не помня этого человека, и нахмурила бровки. — Изуку? Не помню… — Но это и не важно. Он уже уходит. — сказал Шоги, покосившись на парня. — А теперь иди спать. Я скоро приду. Пару секунд девочка изучающе смотрела на зеленоволосого, но послушалась, скрываясь в боковой комнате. Шоги поднялся на ноги и, не поворачиваясь к Изуку, скрещивает руки на груди. — Я не могу уехать, — еле слышно говорит он. — Тогиеши отлично знает, что для меня значит моя дочь. И если я умру… пускай. Но не позволю ему тронуть её хоть пальцем. — Тогда, если не будешь уезжать, то пообещай мне, что мы не станем по разные стороны баррикад. Ответом ему служило молчание. — Мы можем совершить сделку. — вдруг произносит Изуку, отчего Шоги, нахмурившись, оборачивается к нему. — О чем ты? — Ты можешь оказать мне небольшую услугу, а взамен… если с тобой что-то случиться, я прослежу, чтобы твоя дочь была цела и невредима. Прошла будто целая вечность, прежде чем Шоги подает голос, грустно хмыкая: — Изуку, Изуку… вот всегда ты таким и был. Что тебе нужно? — Хочу, чтобы ты заглушил связь в городе и вырубил электричество, когда я дам тебе знак. Если ты способен на такое, конечно. — Ты за кого меня держишь, малец? — ответил Шоги, ухмыльнувшись. — Хоть я и старый, но все ещё в строю. Ну что, поработаем как в старые добрые?***
You're running out of time Твоё время на исходе
— Да твою ж мать! — не сдерживает Киришима, слишком агрессивно сбрасывая трубку с монотонными и тянувшимися уж слишком долго гудками, и откидывает телефон в сторону, который явно получил ещё одну глубокую трещину. — Двенадцать раз! Он не отвечает двенадцать чёртовых раз! — Нам нужно к нему домой. Срочно! — командует чрезвычайно встревоженная и решительная Урарака, на ходу взяв сумку и схватив Киришиму за рукав. Тот послушно плется следом, быстро спускаясь по лестничному пролету. Разум девушки так и кричит о том, что дела обстоят просто ужасно. Мало того, что Бакуго не отвечает на звонки и не приходит на работу, так ещё и утренняя свежая газета заставила Очако сойти с ума от неожиданности и крайнего потрясения. На первой полосе красовалось знакомое лицо, а над ним огромными, так и кричащими, буквами выведено:Срочные новости! Пронзатель пойман! Известно его имя — Мидория Изуку!
Этого Урарака никогда не могла представить. И ей стало страшно. Страшно до дрожи в коленях. И она начала звонить Бакуго, трясущейся рукой поднося мобильник к уху, выслушивая частые гудки, долгие, давящие на перепонки приговорным, смертельным жужжанием, накаляя и так заведенные до предела нервы. Вызов не был принят. Тогда она позвонила ещё раз, и ещё, и ещё, пока рука не выронила телефон на пол, а глаза не покрыла слепящая пелена, обжигая нежную кожу лица длинными мокрыми дорожками. Она охватила себя руками, пытаясь успокоиться и все хорошо обдумать. Мало ли, если он не берет трубку, это не значит, что с ним может случиться что-то плохое. Что-то плохое. Плохое… Девушка сильно мотнула головой, отгоняя эти мысли прочь и решаясь навестить Кацуки, чтобы удостовериться в его хорошем самочувствии. Если, конечно, он не видел газету… Но, к несчастью, а, может, к счастью, её сумел поймать Киришима, с удивлённо расширенными глазами протягивая Очако телефон с открытой статьёй, которую она тут же узнает. — Я знаю его, — выговаривает он, в недоумении нахмурив брови. — Он был вместе с Бакуго в больнице. Что… что все это значит? Ты что-то знаешь? И что с тобой? — обеспокоенно спрашивает он, заметив состояние подруги. — Ты плачешь? Что случилось? Она прикусывает язык, сомневаясь, говорить ли Эйджиро о соулмейтах и как пойманный Мидория связан с их другом. Если Бакуго узнает о том, что Очако проговорилась… хотя, Киришима — его друг тоже, и сейчас нет места сомнениям. Укрывшись с красноволосым в тихом месте, заламывая руки и неуверенно произнося тяжело дающиеся слова, она коротко объяснила всю ситуацию, с каждым словом понимая, что может потерять драгоценное время. Киришима с серьёзным и одновременно покинутым лицом выслушал её, крепко сжав кулаки. — Он просто молчал, — сквозь акульи зубы шипит парень, отводя взгляд в сторону. Мышцы на его руках и плечах подрагивают от напряжения. — То есть, даже за друзей нас не считает. Ублюдок! Вот поэтому на похоронах Мины… Он умолкает, и девушка прекрасно понимает почему. Она кладёт свою руку ему на плечо, прося посмотреть на неё. — Даже если и так, — произносит Очако, встречаясь с красными глазами. — Если мы ничего не сделаем, то потеряем его. Как потеряли и Мину. Ты же не хочешь допустить этого, так ведь? Киришима сжимает челюсти и кивает, по дороге к машине доставая телефон и безполезно звоня тому, который, видимо, не хочет сейчас ни с кем говорить. Вспоминая это, пока они на всех парах мчались по опустевшей будничной дороге, Урарака устремила глаза к проходящим мимо прохожим, что быстро мелькали и сменялись на яркие вывески и стоянки с машинами. А дождь в такое время только начинает угнетать. Очако рассчитывала на то, что Бакуго откроет им дверь, а если нет, то она собственноручно выломает её, и тогда… Что тогда? От жгучего волнения она даже не подумала, что будет делать дальше, когда увидит блондина. Что ему сказать? Как подбодрить? Захочет ли он их вообще выслушивать? И сейчас, стоя напротив необходимой двери, она растерялась. Растерялась и заробела. Бакуго Кацуки не тот человек, кто просит о помощи. Он её решает. Собственноручно и безокуризненно идеально.(I've missed times) It's played out (Я потерял время) Всё кончено.
Очако неуверенно смотрит в сторону такого же сбитого с толку Киришимы. Но, взяв себя в руки, он сильно стучит кулаком по двери. Тишина. Пугающая до чёртиков тишина. Решив постучать ещё раз, Эйджиро случайно хватается за дверную ручку, и они с удивлением обнаруживают то, что дверь открыта. Переглянувшись, они настораживаются, а Очако сглатывает тугой ком в горле. Предчувствуя что-то нехорошее, Киришима проходит в квартиру первым, на всякий случай укрепив причудой руки. Сильнее сжав сумку, девушка идёт следом, пытаясь сбить учащенное сердцебиение. Осматривая коридор, она замирает на месте, уставившись в стену перед собой. Дотронувшись до шершавой поверхности, Очако вздрагивает, обернувшись к остановившемуся Киришиме. Стены тут и там покрывают тёмные пятна, напоминающие последствия от взрывов, а в некоторых местах виднеются расходящиеся в стороны трещины, словно здесь происходило побоище. Похолодев всем телом, ребята идут вперёд, встречая на пути разбросанные повреждённые вещи, рваные книги, перевернутую побитую мебель и посуду, а также запах гари и крепкого алкоголя, врезаясь в горло едким привкусом. Очако боится идти дальше. Страшится того, что может увидеть.(Been disconnected) I've moved on (Мы разобщились) Я живу дальше
Разум девушки подталкивает её открыть дверь на кухню. Следуя внутреннему голосу, она медленно приоткрывает дверь, заглядывая внутрь. Поначалу в темноте, с заставленными пустыми бутылками столе и ужасным запахом перегара, невозможно было увидеть хоть что-то, напоминающее человеческий силуэт. Но Очако его находит. Застыв в дверном проёме, видит сгорбленную фигуру, сидящую на полу и опустив голову. Урарака в страхе прищуривает глаза, безумно пытаясь углядеть еле уловимое дыхание. Нерешительно делает первый шаг, словно страшась разбудить его, представ перед ним провинившейся девчонкой. Подходит совсем близко, приседает на корточки, всматриваясь в мирно спящее лицо, которое, похоже, пару часов назад было в таком гневе и отчаянии, что и представить сложно. За светлой чёлкой совсем не видно закрытых глаз, растянутая светлая майка открывает вид на видимую часть шеи и немного ключицы. Одна рука слабо придерживает полупустую бутылку какого-то спиртного, а другая тут же бросается на глаза. Два слова, звучащие как приговор, приносящие только боль. Очако, смаргивая подступившие на глаза слезы, осторожно высвобождает бутылку из ослабленной хватки и, не удержавшись, кончиками пальцев притрагивается до правого запястья, с удивлением замечая, что кожа горячая, обжигающая. Краем уха Урарака слышит тяжёлый топот Киришимы, осматривающего каждую комнату, который спустя пару минут заходит на кухню и, так же, как и Очако ранее, приковывается к месту. Девушка оборачивается на него и грустно улыбается, слова здесь лишние. Всегда трудно осознавать, что сильный человек может когда-нибудь сломаться, а ты можешь лишь наблюдать и тщетно пытаться помочь.(I stressed time) Get fucked up (Я выделил время) Я напился
Комнату пронзает резкий звук бьющегося стекла. Это Киришима случайно задевает стоящую рядом бутылку рукой, которая в один момент разбивается о пол на большие острые осколки. Очако испуганно оборачивается на парня, но вдруг слышит тихое сопение. Блондин лениво приоткрывает один глаз, поднимая тяжёлую и, вероятно, больную голову, встречаясь взглядом с обескураженной и смущённой Очакой. — Что ты… — хрипло шепчет он, часто моргая и обводя глазами комнату, словно видит её впервые. Урарака молчит, не зная, что сказать. Спрашивать о самочувствии сейчас не имеет никакого смысла, а переходить сразу к делу она пока не собирается. Придумывая в голове план действий, её опережает Киришима, присев рядом и с беспокойством взглянув на Кацуки. — Ты как? В порядке все? Бакуго хмуро смотрит на красноволосого, словно хочет съязвить или ответить парочкой колких фраз, но его взгляд вдруг сменяется на равнодушный, безэмоциональный, пустой. Блондин тяжело выдыхает, потирая лицо ладонью. Очако замечает свежую содранную кожу на костяшках и запекшуюся на них кровь. Сердце больно сжимается, но девушка молчит, опустив взгляд в пол. — Чего пришли? — тихо спрашивает он, устало прислонив голову к тумбочке и подняв глаза на потолок. — В каком смысле? — отвечает обескураженный вопросом Киришима. Урарака чувствует, как у парня подрагивают нервы. — Чего пришли, говоришь? А сам ты не можешь понять, идиот чёртов? Кацуки молчит, не изменяя положения. Девушка разделяет чувства Эйджиро, однако понимает, что блондин имел в виду под своими словами. — Ты еще и молчать собираешься, отлично, — отвечает Киришима, хлопнув себя по коленям. — Знаешь, за твоё безразличие я хочу тебе врезать. — Давай. Если так хочешь. — Кири, успокойся, пожалуйста, — произносит Очако, вздрагивая от собственного голоса. Парень косится на неё и бессильно вздыхает. Урарака поднимает взгляд на спокойного, тихого, и оттого непривычного блондина, и прикусывает губу, не решаясь произнести и слова. — Кацуки, я… — Уходите. — Ч-что? — спрашивает девушка, будто не расслышав его слов. — Хрена с два уйдём, понятно? — вклинивается Киришима, недобро смотря на пустые бутылки. — Я все знаю. Про Мидорию и про соулмейтов. Очако мне все рассказала, но только не начинай кричать на неё за это, ладно? Она правильно сделала, что поведала мне об этом. Ведь мы видим, как тебе плохо. На лице Кацуки не вздрагивает не один мускул, не нахмуривается ни одна морщинка, и кажется, что это не Бакуго вовсе. Его равнодушее бьёт сильнее молотка. — Просто уходите. — спокойно говорит блондин, закрывая ладонью глаза. Очако не может подобрать слов. В её практику входило спасение людей от завалов, наводнений, природных катаклизмов. Она умеет приободрить пострадавшего, сказать сильные фразы, от которых спасенный человек чувствует прилив сил и облегчение, зная, что герои будут сражаться за него до смерти. Через все эти случаи девушка прошла не десяток раз, но только сейчас жалеет, что так и не научилась подбодрить близкого человека, а также саму себя.Let's go home There's no hope It's all wrong
И вместо ненужных в этот мемент слов она опускает сумку на пол и приближается ближе, прижимаясь к горячему и слегка подрагивающему телу, крепко сжимая руками широкие плечи, вдыхая носом горький запах спиртного, гари и пота. Сильно зажмуривает глаза до чёрных пятен, ожидая, что парень оттолкнет её или, может быть, даже подорвет на этом же месте, и прижимается сильнее. Потому что это единственное, на что она способна. Тело перед ней удивлённо замирает, словно перестав дышать. Прислушиваясь к сильному и быстрому сердцебиению, Очако даже немного успокаивается, но вдруг вздрагивает от неожиданности. Когда на её спину ложится тяжёлая рука, а на макушке ощущается горячее дыхание, пробивающее до мурашек. И тогда она не сдерживается и даёт волю слезам, сминая пальцами футболку, беззвучно содрогаясь всем телом. Казалось, что она своим действием просто забрала чужую боль и проживает её самостоятельно. Ведь это все, что она может. И чувствует вину за все это. Сумка открылась, откуда на них со страниц газеты взирает черно-белое лицо, прожигая их своим стеклянным взглядом. Мидория Изуку изменил не только одну жизнь.***
Cause I've been looking at the sky to show me where I went wrong Потому что я смотрю на небо, чтобы понять, где я ошибся
Холодная белоснежная камера не издаёт ни единого звука. В ней, кажется, можно услышать, как вздымается грудь от каждого вздоха, как монотонно стучит сердце, и как прогоняет кровь по венам. Это место и не предназначалось для живых. Суд завершился. Приговор зачитан. Только сиди и ожидай неизбежной смерти, и медленно сходи с ума. Как и происходит с ним. Прислушиваясь к громкой, так и кричащей, тишине, он медленно раскачивается из стороны в сторону, так, как позволяет закованное в кандалы с головы до ног тело. Слух улавливает движение рядом со своей камерой. Наверное, надзиратель снова совершает осмотр, или ему несут обед, или завтрак, или ужин, непонятно. Он давно потерял счёт времени, не зная, который сейчас час, который день, неделя, месяц, год. Хотя, ему говорили, что в заключении он продержится всего неделю, но такое ощущение, что он провел здесь всю жизнь, а может, и всю вечность. Или к нему идут, чтобы забрать на казнь. Гадание лишь наскучивает. Звучит замок, тяжёлый скрип двери и последующий щелчок. Он закрывает глаза, имея жгучее желание расплыться в улыбке, что и делает, сильно напрягая мыщцы на щеках, но не обращая никакого внимания на боль. — Я уже заждался, — медленно тянет он, откидывая голову чуть набок, ведь ремень на голове не позволяет сделать лишнего движения. — Ну что, время уже пришло? Здесь очень скучно. Обычный топот тяжёлых ботинок, позвякивание связкой ключей и едва слышимое подрагивание дубинки совсем неразличимы. Даже движение остаются тихими, неуловимыми, словно к нему заскочила тень или призрак. А может, это ему только видится. — Деку.Been looking at the sky like someone was looking down Я смотрю на небо так, как будто кто-то смотрит оттуда на меня
Хриплый голос бьёт по ушам, а знакомая кличка сжимает душу в стальных тисках похлече каких-то ремешков по всему телу. Он поднимает тяжёлые веки и вглядывается в знакомый силуэт. Ему вдруг захотелось засмеяться. — Какая неожиданность. Каччан, ты ходишь удивительно тихо, я даже тебя не заметил. Плод его воображения глядит на него исподлобья, впиваясь в его лицо алыми глазами. Под ними пролегают темноватые синяки, а лицо потеряло свежесть и живучесть, словно серая плёнка обтягивая череп и мышцы. Прозрачное стекло отражает и его лицо тоже, такое же серое, болезненное, неживое. — А я уж и забыл тебя на время. Знаешь, эти белые стены как-то странно на меня действуют, не знаю, как передать это чувство. Но ты не тот Каччан, которого я знаю. Каччан бы не пришёл сюда. Он бы не захотел видеться со мной, узнав, кто я на самом деле. Странно. Но слова, что резали его изнутри вот уже сколько времени, так легко слетают с его губ, что он лишь облегчённо выдыхает, не переставая жутко улыбаться, отчего щеки занемели. Фигура приближается ближе, почти соприкасаясь носом со стеклом, и только сейчас он замечает, с каким взглядом на него смотрит его Каччан. С больюBut it keeps raining on me Но на меня продолжает лить дождь
— И почему ты считаешь, что он не придёт? — спрашивает тот, всматриваясь в тусклые полуприкрытые изумруды. Он снисходительно пожимает плечами, решив продолжить общение с несуществующим человеком. — Потому что я лгал. Я лгал всем, я врал ему, боясь, что моя настоящая личность лишь оттолкнет его от меня. Я считал, что поступаю неправильно, сближаясь с ним, и так нагло вру ему в лицо, за спиной решая, как надёжнее избавиться от героев и его друзей в том числе. Ведь это я пытался убить Киришиму. Это просто смешно. Не думаю, что про-герой захочет иметь дело с Пронзателем, преступником и убийцей, ты так не думаешь? — Я думаю, что у этого Каччана стокгольмский синдром. — Не уверен, что это может быть правдой, — хмыкает он, отведя взгляд в сторону. — Если люди узнают, что Граунд Зиро был в отношениях с Пронзателем, то его карьере как героя придёт конец. Обличут имя на запястье, раскроют тайну о соулмейтах, и тогда Каччану будет действительно плохо. Лучше, если он забудет меня или я просто исчезну, словно никакого Миродии и не было вовсе. Так будет проще. В камере воцарилось молчание. Проговорившись о мучивших его чувствах Каччану, он ощутил себя гораздо легче. — То есть, ты хочешь просто умереть? Избавить себя от проблем и думая, что так решаешь проблемы других? — спрашивает блондин, наклонив вперёд голову. Спрятанные руки в карманах куртки, спутанные светлые колючки, сгорбленная спина и нахмуренные брови — картинка перед ним предстаёт настолько отчётливо, что он думает, что все происходит сейчас взаправду, и тут же мотает головой, отгоняя эту мысль прочь. Это не может быть правдой. — Я не могу умереть, — грустно произносит он, встречаясь с удивленными и слегка задумчивыми красными глазами. — Почему? — Потому что, если умру я, то умрёт и Каччан. Так работает связь родственных душ — они должны умереть вместе, потому что не могут существовать врозь. Печально, но правда.And I've been looking at the sky since I was like 5 years old Я смотрю на небо так, как будто мне 5 лет
— И ты думаешь, я могу поверить в это? — Принимаешь меня за сумасшедшего, что пытается хвататься за жизнь любыми способами? Мне сейчас нет резона врать. И я не боюсь умирать. Я живу только ради Каччана, поскольку моя жизнь давно меня не интересует. Каччан перед ним по-настоящему предстаёт в шоке, раскрытыми глазами уставившись на него, и тогда он хмурится, явно не понимая, почему его воображаемый Каччан сейчас так сильно удивляется. — Все равно, спасибо, что посетил меня. Было приятно увидеть твоё лицо в последний раз. Хоть ты и не настоящий. Он закрывает глаза, растворяясь в привычной тишине, абстрагируясь от всех видений и мыслей. Он давно полагал, что умрёт где-нибудь в канаве, застреленный или зарезанный, как и подобает такому убийце. А спокойная смерть наподобие той, что его ожидает, только радует. Наконец он не будет чувствовать ничего.Been looking for the stars but it seems like they're all gone Я смотрю на звёзды, но кажется, что все они исчезли, And the fault's not ours alone И в этом не только наша вина
Но в голову проникает знакомый голос, эхом повторяющий странные слова, которые он не ожидал услышать: «Я вытащу тебя отсюда»But I think it's time to go Но мне кажется, пора уходить