Итак, мы подошли к финишной прямой, и осталось не так много глав до конца. Эта - моя любимая, потому что тут открывается сразу несколько секретов, так что я надеюсь, что вы оцените это по достоинству и оставите мне своё мнение, которое для меня очень-очень важно :з Приятного прочтения ^^
_______________________________________________________________________________
Прежде чем Гарри снова заговорил, была пауза - единственным звуком был гул наушников и его дыхание вперемешку с моим собственным. Когда он начал разговор, он казался усталым.Ромео, Ромео. О зачем же ты Ромео?
Это то, как начинается моя плёнка. Это то, как моя история связывает меня с Гарри. Пристальный взгляд Лиама опускается, чтобы изучить его обувь.Я предполагаю, что это делает меня Джульеттой. Но я знаю, что моя история не походит на историю Ромео и Джульетты, хотя многое, как у них, но, как я и сказал ранее, моя история — не любовный роман. Это история о любви, но это не роман. До сих пор вы не видели сторону любви в моей истории. А здесь... вот то, где говорится о ней.
Я не понимаю. Как моя плёнка может быть о любви? Гарри не любил меня.Я никогда не понимал, почему люди думали, что Ромео и Джульетта были так романтичны. Они оба умирают, потому что не общались, и им было по четырнадцать лет. На целых шесть лет моложе сегодняшнего меня. Они просто глупы. Все знают, что ранняя любовь не длится долго. Любовь вообще не длится долго — сколько раз я был свидетелем этого? Но моя история действительно заканчивается как у Ромео и Джульетты... самоубийством. Сколько из вас знает, что это не первый раз, когда я пытался убить себя?
Он пытался убить себя прежде?Перед этой записью была ещё одна попытка. Я был удачлив, я предполагаю. Или неудачлив, если вы думаете об этом так. Прежде чем я сделал запись этих кассет, у меня было обычное старое письмо. У меня были планы убить себя тринадцатого января. У меня было две бутылки таблеток, спрятанных под кроватью, мое письмо, мой график. В течение последующих двух недель другой возможности не предоставлялось, и я боялся, что, если не сделаю этого тогда, я не сделаю никогда.
О, Боже. Я помню тот день. Я понятия не имел, что он планировал сделать. Я закрываю глаза и наклоняю назад голову. Лиам кладёт руку на моё плечо, сообщая мне, что он здесь. Я не обращаю внимания на него и прислоняюсь к стене.Так что 13-ого января я был готов. Я позвонил своей маме ночью - сказал ей, что любил ее. Я провел ночь с мальчиками, просто весело проводя время. Я был готов уйти. Но что-то — кто-то — остановило меня. Кто-то остановил меня в тот день, кто-то не дал мне шанс побыть одному.
Это был я. Я был там — остановил его. Почему я не остановил его в следующий раз?То, что у кого-либо не было подсказки насчёт того, что они сделали, было моим спасением на некоторое время. Кто-то заставил меня понять, сколько я оставил — оставляю, - уходя. И сколько я должен объяснить. Что все вы должны знать, что произошло — иначе вы все продолжите делать всё это, подводя некоторые другие бедные души к краю, оставляя их там умирать. Луи. Луи ёбанный Томлинсон. Что я когда-либо сделал, чтобы заслужить тебя, Луи?
Ничего. В любом случае, я тот, кто не заслуживал тебя только потому, что ты был у меня, а затем я позволил тебе уйти.Честно говоря, я никогда не смотрел на него и говорил сам себе: «Луи Томлинсон, он — мой единственный». Но он не был. Он не мог быть. Но он очень, очень важен для меня и истории, которую я должен рассказать. Именно поэтому ты здесь, Луи. В тот последний день ты разбудил меня рано. Я был смущен, испуган, думал, что ты так или иначе выяснил (потому что из всех, кто мог знать, ты был именно тем, кого я больше всего боялся оставлять позади), но ты просто кинул трикотажную рубашку в мои руки и настоял на том, что сейчас мы должны были куда-то пойти.
Тогда я просто хотел своего друга назад. Я действительно не думал, что именно делал. У меня было похмелье с прошлой ночи — вечеринка, на которую мы пошли, там, где Гарри переспал с Кэролайн Флэк, - и я разбудил его, вручая мою трикотажную рубашку. Он мигнул сонно и смущённо, я улыбнулся и потянул его к двери - в его пижамных штанах и моей рубашке.Солнце еще даже не поднялось, но ты хотел, чтобы я увидел восход солнца на крыше нашего дома. Даже в Лондоне это было красиво — красные, розовые и серые оттенки на фоне синего неба. Ты положил руку на мою и улыбнулся, и мы уехали. Ты знал? Я не думаю, что ты знал. Ты просто был обычным Луи, и ты заметил, что мне было грустно в последнее время, так что ты хотел заставить меня улыбнуться снова. И в тот день я делал это. Ты хотел, чтобы мы вместе повеселились: ты и я, я и ты. Мы гуляли повсюду, посетили все переполненные туристами места, шанс которые посетить мы никогда не получали — Лондонский Тауэр, Букингемский дворец, музей мадам Тюссо. Ты можешь предположить, что мы жили в Лондоне в течение уже трех лет и никогда не видели ни одно из этого?
В музей мадам Тюссо мы заглянули случайно и остановились в прихожей — дюжина различных девочек делала с нами фотографии, не понимая, что мы были настоящими Луи Томлинсоном и Гарри Стайлсом, а не людьми из воска. Одна девочка дотянулась до волос Гарри и почти упала в обморок, когда поняла, что он был человеком. Гарри согнулся от смеха и дал ей автограф в качестве извинения. Тогда он казался настолько счастливым.Это закончилось тем, что у нас был идеальный день. Катарсис для нас обоих: ты, наконец, покончил с Элеонор, я, наконец, собирался покончить с жизнью. Мы исследовали - ты и я. Я почти забыл то, что запланировал сделать. Почти — ключевое слово. А в конце дня мы подошли к крыше (головокружительные сорок этажей), чтобы наблюдать закат.
Я был так удивлен, что лаз крыши был все еще открыт с самого утра. Но он был, и никого, кроме нас, там не было.Ты был там. Ты перекинул руку через моё плечо, моя голова покоилась на твоей груди. Ты был там, позволяя мне жить в течение ещё одного дня, точно показывая мне, что я упускаю. Мы говорили обо всем и ни о чём. Ты был точно тем, в чем я нуждался. Таким образом, я поцеловал тебя.
Нет, я поцеловал тебя, Гарри.Сладкий, медленный поцелуй. И что ты сказал, когда мы отстранились из-за нехватки воздуха? Ты ухмылялся самым красивым способом, который только возможен, и спросил: - Что это было?
Правильно. Ты поцеловал меня.- Ты такой идиот, - сказал я. И мы целовались еще немного. Я предполагаю, что вы задаетесь вопросом, почему я все еще собирался закончить свою жизнь, даже при том, что он создал для меня идеальный день. Я предполагаю, что ты взбешён из-за меня, Луи, потому что ты, возможно, помог. Ну, нет. Я желаю... мне жаль, что это не было настолько легко. Луи, когда ты поцеловал меня, было такое чувство, что я мог начать с начала с тобой. Новое начало, новая любовь, новое всё. Ты был со мной четыре года, четыре года дружбы, постоянно колеблющейся на краю чего-то большего. Четыре года дружбы и доверия, а так же места, которое мы называли домом.
Его печальный голос растаял, заменяясь чем-то вроде тоски, и моя грудь сжимается на этом чувстве. Если он думал, что, возможно, начинается что-то новое, почему он не сделал этого? Почему он не сказал мне?Я хотел рассказать тебе. Всё. И это больно, потому что некоторые вещи были слишком страшными. Где-то я даже не понимал себя. Как я мог сказать кому-то — даже тому, кому я доверял так сильно — все, о чём я думал? Я не мог. Это было слишком рано. Или, возможно... это было слишком поздно.
Его голос больше не был мягким. Он мог бы хотеть, чтобы я услышал эти плёнки и не винил себя, но единственная вещь, которая осталась в его голосе — горечь. И это причиняет боль больше, чем любая тайна, которую он рассказал.Я не мог позволить тебе быть ослабленным моими секретами или трудностями, которые я нес. Ты должен был знать, что мы всегда будем держаться вместе, но ты был так лёгок, что я не мог быть тем, кто разрушит тебя. Я не мог слоняться поблизости, наблюдая, как знание моих тайн затемняет твой свет... но я все еще должен сказать это тебе. И именно поэтому ты на этих кассетах. Они не предназначены, чтобы причинить тебе боль — любому из тринадцати номеров. Они предназначаются, чтобы точно объяснить тебе, что произошло с мальчиком, который влюбился в тебя. Поскольку, да... я влюбился в тебя, Луи.
Удушье достигает моего рта, и я скатываюсь по стене, закрывая свои глаза, которые грозят наполниться слезами. Нет. Пожалуйста, нет.Мне очень жаль. Тебе здесь не место. Тебе не место на этом множестве кассет. Но, тем не менее, ты здесь. Когда ты поцеловал меня, я ответил на поцелуй. Я позволил тебе стать ближе и ещё ближе, позволяя дать мне почувствовать ощущение полёта. Это было замечательно: мы оба стоим на крыше, твои руки, охватывающие мои бедра, мои пальцы, зарытые в твои волосы, пытаясь притянуть тебя ещё ближе. И, если быть честным, я хотел больше.
Я наклоняюсь вперед, сжимая руку у рта, чтобы удержать крик. Но я, на самом деле, действительно кричу - звук, заглушённый ладонью моей руки. Лиам даже не реагирует, просто наклоняет голову назад, опираясь на соседний фонарный столб.Но имена начали мелькать в моей голове, инциденты, ошибки и тайны, просто плавая там, как фонари на верёвочке. И они не ушли бы. Было столько имен, Луи. Три или четыре дюжины, по крайней мере. - Остановись, - я сказал тебе. И мои руки прекратили притягивать тебя.
Но ты не двигал своими руками, и ты не открывал глаза.Я закрыл глаза так крепко, что мне было больно, пытаясь оттолкнуть от себя всё то, что я видел в своей голове. Но это не работало — я продолжал видеть всех в этом списке... и ещё больше. Всё до той ночи, всё, что заставило меня пострадать. И воспоминания сделали только хуже. - Остановись, - я повторил. На сей раз я, фактически, отодвигал тебя.
Я споткнулся, когда ты далеко отпихнул меня. Я помню это.Ты начал говорить, но я заставил тебя остановиться. Я кричал на тебя, чтобы ты ушёл, и ты медленно сделал это. Ты был сбит с толку, и это справедливо. Ты не знал, что я страдал и чувствовал себя виноватым. Ты не знал, что я помнил Дженну и Бриджит, Лиама и Зейна, Даниель и Элеонор, Найла и Кэролайн, Ханну Ашер и Шер Ллойд. Ты не знал имена и инциденты, которые пролетали через мою голову — десятки и десятки, которые даже не появились на этих кассетах. Ты понятия не имел. Все, что ты знал - я кричал на тебя, чтобы ты ушёл... и ты понятия не имел, почему. Ты сделал это. Но тебе потребовалось долгое время, чтобы понять, что я был серьезным.
Он отвернулся от меня. Я не мог увидеть выражение его лица. Потребовалось много времени, потому что я просто ждал его, думал, что он перезвонит мне, скажет, что это была шутка. Я надеялся, что он скажет мне "стоп" снова. Я ждал его, чтобы он сказал мне не уезжать. Я был так уверен, что он ненавидел меня, что толкнулся слишком далеко, и наша дружба не собиралась работать после этого.После того, как ты ушёл, после того, как ты, наконец, дал мне расстояние, которое я отчаянно не хотел, но так же в котором я отчаянно нуждался, я ступил ближе к краю. Я смотрел вниз, наблюдая, как люди проходят мимо меня. Я рассмотрел прыжок, как возможность закончить всё здесь и сейчас.
Почему я послушался? Почему я оставил его там? Он нуждался во мне, и я знал это. Но я боялся. Еще один раз я позволил себе испугаться и ушёл.Но я не сделал этого. Я должен был объяснить тебе. Я должен был сделать запись этих кассет. Я должен был принести тебе извинения, чтобы объяснить. К тому времени, тем не менее, было слишком поздно. Той ночью ты спал с Зейном, а следующим утром всё было так, как раньше — друзья, балансирующие на краю чего-то большего. И да, Луи — я всё так же сожалею. Конец двенадцатой плёнки.
Плёнка заканчивается определенным щелчком, затем переворачивается и начинает рассказывать историю Кэролайн снова. Я нажимаю на паузу дрожащими пальцами и смотрю на Лиама. - С тобой всё будет в порядке? - мягко спрашивает он. Я качаю головой - нет. - Я скучаю по нему, - закрываю глаза из-за воспоминаний, я думаю, что умер. Слышу, как он передвигается, чтобы сесть рядом со мной, вытягивая ноги. На улице нет никого, кроме одной фигуры, обернутой в пальто почти через квартал, с другой стороны улицы. Когда я открываю глаза, его голова опущена. Он плачет? Или, возможно, пытается не заплакать. - Все мы скучаем. - Дело в том... я никогда действительно не скучал по нему до сих пор, - я качаю головой. - Я не знал, я клянусь тебе, я не знал. Лиам не отвечает, просто втягивает меня в объятия. Наконец, он пожимает плечами: - Только одна плёнка, чтобы закончить, и у нас есть парк вниз по улице. Хочешь пойти туда? - Столь же хорошее место, как любое другое, я предполагаю. Мы проходим половину, прежде чем женский голос окликает нас: - Лиам! Луи! Луи, Лиам, эй, стойте! Мы застываем, поворачиваясь, чтобы увидеть, что Джемма Стайлс бежит позади нас. - Привет, Джемма, - осторожно говорит Лиам. Он обменивается со мной взглядами — мы не знаем, чего она хочет. Ни один из Стайлсов не был с нами в контакте один на один перед смертью Гарри. - Ох, Слава Богу, я нашла вас, я бежала за вами по всему Лондону, пытаясь отследить вас двоих! - она говорит, задыхаясь, догоняет меня и Лиама. - Хорошо, мне нужен кофеин, чтобы справиться с этим. Мальчики, шагом марш, в двух кварталах отсюда есть Starbucks. Прогулка тихая и быстрая. Джемма тихонечко что-то напевает про себя. - Гарри был очень сложным, - говорит Джемма после заказа большого черного кофе (такого же, какой всегда заказывал Гарри). - Вы двое хотите что-нибудь? - когда мы оба качаем головой, она пожимает плечами и поднимает ее сумку на плече чуть выше. Через минуту она принимается за картонный стаканчик. - Где я остановилась? Ах, да. Гарри был бесконечно сложен. Было много вещей, которые вы не знали о нем... много вещей, которые никто не знал. Она сделала большой глоток кофе, счастливо вздыхая: - Боже, я люблю кофеин. Во всяком случае, у Гарри были проблемы, и он не знал, как с ними бороться. Поэтому он сделал то, что мог, - она делает паузу в своем выступлении, чтобы выпить больше кофе. - И тогда он послал эти кассеты. У меня есть ещё один набор, на самом деле. Я не совсем уверена, почему он выбрал меня, но он сделал это. Может быть, он думал, что я подыграла бы ему, потому что я его сестра, - она криво улыбается. - Извините, я болтлива. Я получила их, когда устала. Ее глаза были того же оттенка зеленого, как у Гарри, но её казались прохладнее. И удивительно, что она, казалось, не расстроилась так сильно — просто напряженна, может быть, устала. Но, опять же, Стайлсы были под хорошим давлением вплоть до того, пока они не сломались. - Все в порядке, - говорит Лиам. - Ты заслуживаешь быть немного болтливой. - Нет, не заслуживаю, - она плечом снова поправляет свою сумку. - Никто из нас не заслуживает. Во всяком случае, давайте, - говорит Джемма, осушая чашку с кофе и бросая его в соседний мусорный ящик. - У меня есть, что вам показать. Я смотрю на плеер - только одна история до конца, тринадцатая плёнка - и следую за ней, Лиам немедленно присоединяется. - Как я уже сказала, Гарри был бесконечно сложен. Если он считал, что что-то правильно - это было правильно. Но если что-то было не так, он бы ни за что не признал, пока кто-то не заставил его. Все мы знали, что у Гарри были депрессии - это генетическая вещь в нашей семье, у меня они тоже есть, но он намного облегчал их с вами четырьмя, так что мы предположили, что он принимал свои лекарства и чувствовал себя лучше. Особенно с тобой, Луи, - добавляет она, удлиняя свой шаг. - Он обожал тебя, потому что ты никогда не подкладывал дерьмо к его репутации. Все остальные заботились, но ты просто любил его. Мы были в абсолютном восторге, когда он переехал к тебе, потому что ты оказывал такое положительное влияние, и вы хотели быть рядом друг с другом 24 часа 7 дней в неделю. Следующая вещь, которую мы узнали — из больницы позвонили... - И Гарри ушёл, - говорю я, пытаясь не отставать. Лиам, конечно, легко соответствует её шагу. - Какое отношение это имеет к делу? - Хорошо, - говорит Джемма. - Всё, - она входит в здание и толкает двери, открывая их. Она ведёт нас через лабиринт коридоров и, наконец, останавливается около массивной деревянной двери. - Большое отношение, на самом деле, но для начала,.. - она тихо открыла дверь. - Гарри не умер.