***
Книга выпадает из её рук и громко ударяется корешком об пол. Пазл в голове складывается как по щелчку пальцев. Этот сонет… Мерлин. Её щёки вспыхивают подобно факелам в коридорах Хогвартса. Хочется куда-нибудь убежать и спрятаться. Это не может происходить с ней. Он не может влюбиться в неё. Она не может влюбиться в Драко Малфоя. Просто не может себе такого позволить, даже такой мысли, даже на секунду. Гермиона щипает кожу на предплечье и сильно закусывает губу. Нет, как бы ей этого не хотелось, это не сон. От этого факта ей совсем становится плохо. Какой дракл заставил её тогда задержаться во «Флориш и Блоттс»? А соглашаться на его хитрую авантюру? Вряд ли они оба тогда могли предвидеть, какой катастрофой для них всё это может обернуться. О своих врагах нужно знать всё. Врагах… В иных обстоятельствах это звучало бы гордо, а сейчас просто смешно. Тяжело вздохнув, девушка подняла книгу и поставила обратно на полку. «Запомни, дочка, обмануть кого-то не страшно, но никогда… Слышишь? Никогда не обманывай саму себя и тем более - своё сердце», — так ей говорил когда-то папа. И маленькая Гермиона с той самой минуты строго следовала наказу отца. Сейчас же ей до жжения под кожей хотелось отрицать всё. Каждое слово. Каждую случайно проскользнувшую мысль. Но бывшая гриффиндорка понимала, что долго так не протянет. Ей необходимо всё понять и решить хотя бы для себя самой. Дверь в его комнату была слегка приоткрыта. Гермиона, стараясь лишний раз не скрипеть, на носочках протиснулась внутрь. На прикроватной тумбочке одиноко горела белая свеча. Света было вполне достаточно, чтобы лишний раз ни обо что не споткнуться и никуда не врезаться. Драко снова был у себя и уже спал на спине прямо в одежде. Во всей этой суматохе и панике ни она, ни Тикки даже не подумали, что его надо переодеть. Переодеть Малфоя. Даже от одной мысли об этом ей становилось дурно. — Так, Грейнджер, соберись. Ты сто раз переодевала больных и перевязывала раненых в Мунго после войны, — шепча себе под нос, себя же успокаивала девушка. — Да, но никто из них не был Драко Малфоем! — вновь вслух заключила мысль Гермиона. — Вот же заладила «Драко Малфой. Малфой Драко», как будто в мире больше имён нет. Гриффиндорка устало коснулась пальцами лба. Ещё несколько мыслей в подобном ключе, и кому-то придётся потом её переодевать в Мунго. Девушка откинула волосы назад, глубоко вздохнула и, взяв со стула его домашние вещи, подошла ближе к кровати. В свете полной луны и маленького огонька свечи он казался таким простым и настоящим. Первый раз за всю жизнь он показал ей, что тоже может быть слабым, что он просто человек, что чистота крови не имеет здесь никакого значения. Это открытие поразило волшебницу до глубины души. Какой-то механизм внутри снова заработал, пробуждая внутри неё самые противоречивые чувства, природу которых она не хотела знать. Гермиона аккуратно присела на край кровати и, легонько коснувшись лба парня, убрала в бок грязно-платиновую чёлку. Драко зашевелился, и девушка быстро отдёрнула руку, прижав ладонь к себе. Он не проснулся. Тогда Грейнджер, поднявшись, принялась как можно осторожнее стягивать с него заляпанные кровью и грязью вещи. Ботинки, затем рубашку и… брюки. Да, это мгновение она точно запомнит надолго. Широкие плечи, руки с переплетением вен, пресс, боксеры — отвлекало буквально всё, мешая ей полностью сконцентрироваться на деле. Когда задача была выполнена, и ей на удивление даже удалось не разбудить своего «пациента», Гермиона вновь откинула за плечи непослушные кудри и присела на край кровати. Она наблюдала за тем, как он дышит. Каким-то странным образом это очень успокаивало. Грудь Малфоя мягко вздымалась и опускалась, а открытая ладонь, лежащая возле её коленки, едва заметно дрожала. Не отдавая себе отчёт в том, что делает, девушка коснулась холодных аристократичных пальцев и легонько сжала их. И в ту же секунду её тёплые пальцы оказались сжатыми в ответ. Грейнджер вздрогнула от неожиданности и перевела испуганный взгляд карих глаз на блондина. Драко смотрел на неё из-под полуопущенных ресниц. — Ты здесь. — Спи. Тебе нужно отдыхать, — сипло ответила Гермиона. — Побудь со мной ещё немного, — его голос был таким мягким-мягким, словно тёплое одеяло, в которое хотелось завернуться и сидеть у камина так до конца жизни. Внутри всё подозрительно затрепетало. Да, он был пьян и далеко не в лучшем своём малфоевском виде, но ей сейчас почему-то верилось каждому его слову. Гермиона лишь сконфуженно кивнула, на что он улыбнулся и закрыл глаза. Через несколько минут его дыхание стало тихим и ровным. Она сидела рядом с ним, сжимая холодную ладонь, кажется, четверть часа, а может и вовсе весь час. Да, говоря честно, она может и уснула бы рядом с ним, если бы не голоса… Услышав хлопок трансгрессии за окном, затем звуки чьих-то шагов по коридору и голоса, Гермиона подобно Гарри на Нимбусе-2000 вылетела из комнаты и, не разбирая дороги, лишь бы подальше от этих голосов, понеслась прочь из старинного замка. Прятаться в Мэноре было бессмысленно. Этот замок слушается своего хозяина. Щёлкни Люциус Малфой пальцами, и её предоставят ему «во всей красе», и уж чего там таить — футболке его сына. Нет, нужно как можно дальше. Но куда? Ответ пришёл незамедлительно. Опомнилась девушка только тогда, когда в шаге от неё возникла огромная пропасть, а впереди прекрасная зелёная долина.***
Он ничего не помнил. Её ноги были все в мелких царапинах от колючих кустарников и порезах от сумасшедшего бега по лесу босиком. А он ничего не помнил. Не судьба ли? Это не та жизнь. Это не красивая сказка, где они будут идти вместе рука об руку. Это реальность, очнись, дурочка! В этой жизни ты будешь лишь бесконечно убегать от его родителей, от своих друзей, от правды, от… самой себя. — Да ничего не было, — соврала Гермиона. — Я помогла твоему домовому эльфу тебя подлечить, потом он тебя переодел, а потом ты видимо стал чувствовать себя лучше и выпил половину запасов огневиски в собственном доме. На этом всё. Ванная комната, где её от его глаз скрывает лишь пена. Сонет номер тридцать шесть. Его холодные длинные пальцы скрипача в её руке. Всё стёрлось одной никчёмной ложью. Он не смотрел на неё в ответ, а когда она закончила свой крайне быстрый и прямой пересказ, то Малфой лишь слегка приподнял светлую бровь, но тем не менее так и не повернулся. Такая реакция показалась девушке довольно необычной. Она-то ждала какого-нибудь излюбленного сарказма или, может, просто колкость в свою сторону. Да чего угодно ждала, но точно не молчания. В воздухе повисло такое напряжение, что Гермионе показалось, что ещё немного и её волосы наэлектризуются. Но это было лишь затишье перед бурей. — Знаешь, я всегда любил это место, — вдруг ни с того ни с сего начал Драко, поднявшись на ноги. — Мы с мамой часто проводили здесь время вместе. В детстве всё кажется таким таинственным и прекрасным, что даже самая обычная вещь начинает обладать бесконечной магией. Гермиона совсем перестала понимать, что происходит. До событий вчерашнего дня было всё просто и понятно. Есть только она, он и их спор, который принёс в их жизни тысячу разных эмоций — смех и страх, волнение и удивление, смущение и восхищение. А сейчас появилось что-то ещё. Что-то, что мешало собрать всю картину целиком. — Мы сидели на этом самом месте, брали с собой корзинку со всякими фруктами, сладостями и разговаривали обо всём на свете, пока отец был занят делами, — продолжал свой монолог Драко, упорно смотря в сторону бескрайних зелёных просторов. Грейнджер тоже поднялась на ноги и, на пару шагов приблизившись к слизеринцу, остановилась немного позади и правее его спины. — Это было ещё до Хогвартса. До всех этих родовых чистокровных убеждений. Думаю, если бы я мог вызывать патронуса… — он на секунду замолчал, прикрыв глаза, — это было бы моё самое счастливое воспоминание. Его слова приносили почти физическую боль. Волшебница подняла глаза к небу, чтобы предательские слёзы не полились по щекам. — Пожалуйста, перестань, — умоляюще попросила Гермиона. — Почему я должен перестать, Грейнджер? — совершенно спокойно спросил слизеринец, не повернув даже голову в её сторону. — Ты заставляешь меня остаться, — всхлипнула девушка, прикрыв дрожащие губы запястьем руки. — Пожалуйста, не надо. Мне нужно идти. Она услышала, как он усмехнулся. И эта усмешка была такой отравленной, какими не были все те, что он брезгливо бросал в её сторону за все годы в Хогвартсе. Её словно парализовало. — Ну, конечно тебе надо идти, — его спокойный голос выворачивал наизнанку. — Беги, львёнок. Погуби свою жизнь ценой спасения мира. — Не говори так, Драко, — она ломалась и ломалась. Внутри. На части. По кусочкам. — Ты ведь даже не знаешь… — Я не знаю?! — вот и долгожданная буря. Он развернулся к ней всем корпусом настолько резко, что Гермиона, испугавшись, сделала несколько шагов назад. — Я - кто угодно, Грейнджер, мерзавец, подонок, подлец… кто угодно, но не идиот. С самой первой минуты здесь ты только и делала, что врала мне. Это место значит для меня всё, а ты продолжала и продолжала нагло врать мне в лицо, — не будь в нём сейчас столько алкоголя вперемешку с лекарствами, наверное, этот разговор был бы более спокойным. Но уже ничего не вернёшь обратно. Как же ей было холодно. Она больше не чувствовала ни ног, ни кончиков пальцев. Как подкошенная, девушка шагала назад до тех пор, пока не упёрлась спиной в дерево. — Ты помнишь, — прошептала полностью ошеломлённая его словами Гермиона. — Представь себе, — ощетинился Малфой. — Я всё ждал и ждал. Ждал, когда же ты наконец признаешься хотя бы самой себе. Это давно не просто спор, Грейнджер. Ты разве не видишь, как далеко мы зашли? — он наступал, пока позади неё не оказалось дерево, а расстояние между ними осталось совершенно ничтожное. — Не видишь, что нам хорошо вместе? Мне хорошо с тобой, Гермиона. Почему ты не хочешь признать это?! Это было последней каплей. Слёзы полились по щекам и дрожащим то ли от холода, ли от всего пережитого за последние мгновения губам. Она закрыла лицо ладонями, больше не в силах смотреть ему в глаза. Внутри всё продолжало ломаться и рушиться. Чтобы она не решила дальше, он навсегда изменил её жизнь. — Это неправильно. С самого начала всё это было неправильно, — замотала головой девушка, съехав спиной по жёсткому шершавому стволу дерева. У неё начиналась самая настоящая истерика. — Если ты так считаешь… хорошо. Будь по-твоему, Грейнджер. Это сухое, острое «Грейнджер» было хуже Круциатуса. Она приготовилась к самому худшему варианту развития событий. Но вслед за этими словами послышался лишь какой-то шорох, а затем её руки и колени укрыло что-то мягкое и тёплое. — Ты выиграла этот спор. Оставь трофеи на память. Эти слова прозвучали словно приговор в Верховном суде Визенгамота. Ещё неделю назад она бы прыгала, как маленькая девочка, и хлопала бы в ладоши даже от одной мысли, что у неё есть шанс выиграть в споре у Малфоя. Сейчас она умирала и умирала где-то глубоко внутри. Тяжело дыша, Гермиона откинула голову назад, отрезвляюще больно стукнувшись затылком о дерево. Вытерев ладонью покрасневший хлюпающий нос, она опустила взгляд и увидела на своих коленях его кофту. Гриффиндорка намертво вцепилась в неё обеими руками, сжав так сильно, что костяшки маленьких пальцев побелели от напряжения. Она поспешно вскочила на ноги и побежала в сторону, где по её догадкам находился Мэнор. Преодолев несколько метров, волшебница вдруг остановилась. Вдали, почти уже скрывшись за холмом, виднелась одинокая фигура. Он ушёл. Просто взял и ушёл. Промозглый ветер обдувал его голую спину, а он ушёл, оставив ей свою тёплую кофту.