Hassliebe

Стоим, как два истукана. Вернее, как один истукан и один самоуверенный баран, засунувший руки в карманы черных рваных джинсов. К счастью, темнота в комнате такая, что я чисто физически не могу рассмотреть его взгляда. Но почему-то меня не покидает ощущение, словно он совершенно не удивлен, застав здесь чужого человека. Если это проделки Курьяновых, Банановой и прочих купидонов всея Руси, то я за себя не ручаюсь! — Ты же понимаешь, что это нужно объяснить? — спокойным баритоном выдает блондин и чуть склоняет голову в бок. Понимать-то я прекрасно понимаю. А что сказать? — Я… я… — в поисках хоть какой-то помощи я обвожу помещение взглядом. — Я тут вещи кое-какие решила забрать. — Через полтора года? — Егор медленно шел ко мне. — Ночью? В мой день рождения? Вот же сука. И скажите мне теперь, что это не подстава! Чувствую, как заливаюсь румянцем. — Не стоит придавать такого огромного значения своей персоне, — я осмелела в момент. Так всегда происходит, когда во мне поднимается адреналин. — Ты давно уже не играешь в моей жизни роли. Видимо, это от разрастающейся злости. Я злюсь на его придурошность, на свою безмозглость, на гребаную Ульяну с ее тупыми идеями! А еще на Короткову, Соколовского и в целом на всю ситуацию. Почему в такие нелепые ситуации всегда попадаю я? Как теперь оправдываться? — Да? — мои слова никак не влияют на его уверенный ровный тон. — А это? Парень головой указывает на фотографию, которую я все еще автоматически держу у груди. Ну, все. Это конец. У меня нет ответной реплики, ибо я не знаю, что сказать. Я могу в миллионный раз отшутиться и кольнуть его, но сил на этот тотальный взаимный стеб у меня уже нет. И судя по неожиданно оказавшемуся возле меня певцу, у него — тоже. — Да это я… — ставлю рамку на место и не спешу поднимать глаза. Смятение. Неуверенность. И новое, удивительное для меня…Отсутствие неприязни. Он стоит уже настолько близко, что я не только отчетливо слышу его аромат и дыхание, но и чувствую его взгляд. Во мне вдруг не остается ни дерзости, ни ехидства, которым обычно пропитано все мое пространство, стоит только певцу в нем появиться. Во мне даже нет обиды — ведь где-то на подкорке я осознавала, что и моя вина во всем этом говне тоже есть. — Я пойду, — с трудом выговариваю я и собираюсь обойти парня. Надо с этим заканчивать. А в голове только одна мысль… «Останови меня, пожалуйста, останови». И шага сделать не успеваю, как он осторожно ловит меня за запястье. — Может, уже хватит? По-прежнему смотрю в пол. Внутри какое-то опустошение. Защитной реакции в лице язвительности, сарказма и обидных шуток не следует. Вообще ничего не следует, ибо играть в эту надуманную войну сейчас — когда я не являюсь жертвой ситуации — глупо. Единственное, что есть во мне, — это уязвимость. Сейчас все будет так, как он решит. — Хватит уже друг над другом издеваться, — его теплый голос звучит приятно и тихо. Он устал. — Посмотри на меня. Даже не двигаюсь. Все это как-то глупо. Просто позволяю ему держать себя за руку и ничего не делаю, так как уже абсолютно не понимаю, как поступать. Он двумя пальцами берет меня за подбородок. — Посмотри на меня, — четко выговаривает Егор и впивается в меня своими голубыми очами. Бросаю на него несмелый взгляд. Ловить себя в его лазурном сиянии настолько не привычно, что я моментально забываюсь. Прихожу в себя, только почувствовав, как его мягкие губы накрывают мои. В груди, будто по щелчку пальцев, вспыхивает пожар, и я обвиваю руками его шею. Ладони парня уже блуждают по моему телу, опускаясь на ягодицы и снова путаясь в волосах. Я целую его жадно и страстно — так, словно между нами никогда ничего не было. Каждое его прикосновение вызывает во мне такой табор эмоций, что я еле-еле сдерживаю стон. Я не знаю, сколько прошло времени, но включаюсь, уже лежа на его кровати. Парень сидит на мне и, крепко держа мои руки над головой, исследует мое тело своими горячими поцелуями. На нем нет футболки, а я даже не помню, как и когда сорвала ее. Тем временем Крид возвращается с низа моего живота к моим губам и грубо впивается в их — такое ощущение, что не он несколько минут назад был нежен и ласков. Он прикусывает мочку моего уха, а меня с ног до головы обувает мучительная дрожь — да так, что я выгибаюсь даже под стальным телом парня. Ему это явно нравится. Губы немеют, я даже не знал, что она так умеет. Руки потеют на её теле, мне наплевать, я стерплю сто истерик.* Мое тело окончательно перестает меня слушаться, когда он расстегивает молнию на моих штанах, а затем и вовсе оставляет меня перед собой в одном черном кружевном белье. Оглядывает меня на протяжении нескольких изнуряющее долгих секунд, а затем снова припадает к моим губам. От его жаркого языка, волнующих рук и просто бешено разъяренного тела у меня сносит крышу, но… он абсолютно не торопится. Его пальцы забираются туда, где им точно не нужно находиться. Мои колени безвольно подгибаются. Кусаю его губу и оставляю смачный засос на шее. Простите. — Как я скучал по твоему огню, — не отрываясь от меня, говорит парень, и я проглатываю его шепот, до боли стискивая простынь в своих руках. Пальцами дотрагиваюсь до его стального пресса. Он настолько сейчас напряжен, что я очерчиваю каждую его мышцу своим ноготком и слышу, как парень приглушенно рычит. Жарко. Дальше башню срывает нам обоим. Егор грубо сжимает мою шею своими горячими пальцами — как тогда, в уборной — и, нависая надо мной, произносит каким-то кровожадным голосом: — Попроси, — только хочу что-то возразить, как молодой человек чуть усиливает нажим, и я не произвольно выгибаю спину, чем еще больше сокращаю расстояние. Он… просто… сумасшедший… — Проси! — Я… Хочу тебя… Сейчас! — буквально вырывается из меня, когда его вторая рука легонько двигается вверх по внутренней стороне моего бедра. Он — как обычно — самодовольно улыбается. — Смотри мне в глаза. Его приказная речь только больше подрывает мое сознание. Я вообще прекращаю соображать. Сдерживаться невыносимо. Я схожу с ума, безудержно мечась на прохладной простыне в попытках ускорить молодого человека. Мне душно, низ живота просто разорваться готов от напряжения, и мне ничего не остается, как просто обхватить талию Крида своими ногами и прижать его еще ближе. — Ну, ты сама напросилась. В момент чувствую заполняющий мощный толчок внутри себя и совсем выпадаю из реальности. С губ срывается его имя. — С днем… — дыхание слишком быстрое, чтобы произносить три слова разом, — рождения. Это последнее что я в состоянии сказать.

***

Страх… Всеобъемлющий… Испепеляющий… Разрывающий… Он обволакивает снизу доверху, и ты будто бы погружаешься в уязвимый, прозрачный кокон — ты ничего не видишь, но тебя видят все. Стук сердца пульсирует в висках, все происходящее как-то заоблачно и туманно — ведь ты же смотришь на это через прозрачную пленку. Ты кричишь — тебя не слышат. Ты пытаешься разорвать её, а она только сильнее сжимается, сдавливая каждый сантиметр твоей кожи. Вырываешься, бьешься, сопротивляешься, а потом по щелчку пальцев сдаешься. Потому что он победил… Страх. Я резко открываю глаза. Мне требуется несколько секунд, чтобы сообразить, где нахожусь. Медленно поворачиваю голову. Молодой человек спит ко мне лицом, лежа на боку и закинув на меня свою тяжелую руку. Белокурые волосы забавно растрепаны, а розовые губы чуть-чуть приоткрыты. Невольно улыбаюсь, внимательно высматривая каждую черточку парня и попросту не веря в происходящее. Темпом улитки разворачиваю корпус и, подставив руку под голову, замечаю свое отражение в зеркале. Светлые беспорядочные локоны напоминают гнездо, но на деле придают милости общему образу. Фарфоровая белая кожа выглядела бы болезненно, если бы не легкий румянец и два карих горящих глаза. Кажется, в них светится счастье. Снова падаю на подушку, повыше натягиваю простынь и еще ближе пододвигаюсь к спящему молодому человеку. Пытаюсь сдержать истерический смешок. Его, как обычно, не разбудишь и пушечным выстрелом. Но кое-что, способное поднять парня на ноги, у меня все же имеется. Мгновенно вырастают рожки чертика. Руками дотрагиваюсь до его груди, наблюдая за двигающимися от дыхания ресничками. Слегка надавливаю на кожу недлинными ноготками и спускаюсь ниже. Обвожу каждый кубик его пресса. Замечаю красные полоски и как-то глупо ухмыляюсь. Не проходит и трех минут, как моя рука перехвачена и поднесена к губам. Даже глаза не открыл. — Спи, — шепчет Егор, переплетая наши пальцы. — С днем рождения, — проигнорировав его реплику, так же тихо произношу я. Он сонно улыбается. Это идиллия. В моей голове не крутится ни единой мысли: ни о планах на будущее, ни о моей фактической измене Соколовскому, ни о Банановой и компании, которые, наверное, вчера ждали моего звонка. Я просто лежу возле Крида, которого не переносила на дух последние восемнадцать месяцев. Или любила? Вернуться в реальность заставляет внезапный звонок телефона. Я даже немного вздрагиваю. — Забей, — останавливает меня парень, когда я сажусь на кровати. — Так это твой, — усмехаюсь я, заметив вспышку айфона, валявшегося возле кровати с моей стороны. — Все равно забей, — я закатываю глаза и под громкий цок парня выуживаю агрегат из кармана джинсов. — Это мама, Егор. Блондин открывает глаза, принимает из моих рук смартфон и, снова уткнувшись в подушку, принимает вызов. Я продолжаю сидеть на кровати, зажав подмышками белоснежную простыню, и с интересом рассматриваю тот бедлам, который мы устроили здесь вчера. Одежда, включая нижнее белье, валялась по всей комнате. Казалось, здесь снимался какой-то эротический ролик. Однако это просто были мы: взрывные, взбалмышные и абсолютно безрассудные. — Спасибо, мамочка, — парень уже окончательно проснулся и смотрел на меня. — Конечно, встречу, о чем разговор? Прижимаюсь обнаженной спиной к спинке кровати и улыбаюсь. У него всегда были отличные отношения с родителями, и, наблюдая за ними, я вечно давалась диву. Их семья являлась эталоном не только для него, но и для меня тоже: дружные, счастливые, любимые и любящие. Несмотря на то, что его сестра давно жила в Америке, они постоянно поддерживали связь и все праздники традиционно отмечали вместе. Попасть в их окружение было спасением для меня. И реальной болью, когда я его лишилась. — Они с ума сойдут, — не сразу поняв, о чем говорит блондин, я просто усмехаюсь. Я вообще не могу ничего поделать: сижу, смотрю на него и тупо лыблюсь. — Мама мне полтора года проедала плешь по поводу того, какой я дурак. — Почему? Егор поворачивается на живот и, привстав на локтях, тут же оказывается рядом с моим лицом. — Потому что умудрился тебя потерять. Он просто глядит на меня своими лазурными очами и играет с пальцами моей руки. Что-то очень большое и сказочное внутри меня готово петь и кричать. Я не в состоянии прервать этот зрительный контакт. — Представляю, как они обрадуются. Я лишь кривлю бровь, не совсем внимая его словам. — Ну, когда обо всем узнают. Пам-пам-пам. Вот это «большое и сказочное» вдруг лопается. Просто в одночасье, будто кто-то иголкой разорвал воздушный шар — громко и неприятно. И дело было не в Егоре. Вернее, не совсем в нем. Отвожу взгляд и утыкаюсь им перед собой. Планы Крида, конечно, вполне нормальны и закономерны, если парень относится к девушке не как к бабочке на одну ночь. Только я вся напряглась и сжалась — ведь это я вчера ночью предала человека, который абсолютно этого не заслуживает. Это я абсолютно бестактно и попросту подло вожу за нос Соколовского вот уже который месяц. Получается, Терновой все это время был прав? — Оль, — брови парня сходятся на переносице, — ты порвешь с ним. Продолжаю молча испепелять свои ноги. Все это не так просто, как может показаться на первый взгляд. Собственничество Егора даже не задевает меня в данный момент — я просто тупо не знаю, как все это переварить. Слишком много было эмоций ночью — слишком много мыслей сейчас. — Ясно. И сообразить не успеваю, как Крид отворачивается и уже сидит спиной ко мне, запустив руки в волосы. Черт, умница, Кутузова. Этого хотела? — Да ты что? — неожиданно громко восклицаю я и в зеркале замечаю два потухших голубых глаза. Точнее даже, каких-то мрачно-серых. — Само собой. Через десять секунд я, завернутая в простынь, уже сижу справа и утыкаюсь носом в его плечо. Мои ноги обвивают его обнаженный торс. Я беру его правую руку, пока второй рукой он нежно водит по моей гладкой ноге. — Тогда пообещай мне, — также серьезно произносит Егор, крепко сжимая мою ладонь. — Пообещай, что поговоришь с ним. Его тоже волнует этот вопрос. Естественно, ведь он не подонок и не мразь, как многие привыкли считать. Конечно, значимую роль играет то, что он — дикий эгоист и не может себе позволить даже мысль о каком-то мужике, имеющим право трогать его женщину. Мне ничего не остается, как уверенно кивнуть и потянуться к его губам. Только тогда, когда я уже сижу на нем и обвиваю руками его шею, я ощущаю, что парень немного расслабляется. *Егор Крид- Зажигалки