Hassliebe

«Наверное, апогей твоего ментального состояния — момент, когда ты настолько наполнен внутренне, что готов делиться этим. Всем знакомо это ощущение, когда в грудной клетке что-то — такое теплое и всеобъемлющее — буквально вырывается наружу, а ты параллельно этому внезапно хочешь улыбаться, творить добро, говорить о чувствах. Важно отметить, что речь идет не о пресловутых бабочках, которые подохнут, как только кто-нибудь решит пройтись по ним аэрозолем. Чувство в груди — свободно. Оно окрылено, но оно не выключает твой мозг. Оно воздушно и прекрасно, но ты не ведешь себя, словно обезумевший подросток. А если уж эта душевная наполненность переходит в желание им делиться, то поздравляю. Как утверждает дедушка Фромм, это — любовь». На удивление, субботним утром мне абсолютно не спится. Хотя, чего уж греха таить, нет тут ничего удивительного. Завтра состоится, пожалуй, самое важное мероприятие за всю мою жизнь. Да, я отвела кучу прямых эфиров, массу премий и концертов, участвовала в невероятных съемках с очень крутыми фотографами. Только вот никогда в жизни я не вываливала всю груду своих мыслей на бумагу и не делилась ими с тысячами людей. Короче говоря, сказать, что боюсь, ничего не сказать. Поэтому, вместо того, чтобы нежиться в постели, наслаждаясь приятной усталостью после громкой тусовки, я сижу на собственной кухне и отчаянно пытаюсь придумать завтрашнюю речь. Когда-нибудь я перестану так дико переживать по каждому поводу, но то будет совсем другая история… — Кхм… Отрываю глаза от экрана ноутбука. В проходе, сложив руки на обнаженной груди, стоит молодой человек. — Ты чего так рано? — быстро вступаю в нападение я, переводя взгляд на настенные кухонные часы. 9:05. — Да в кровати слишком холодно, — усмехается он и присаживается рядом со мной. — Волнуешься? Вот так вот просто. Будто бы все мои монологи были произнесены вслух, или мы сотни раз обсуждали завтрашний день. Разумеется, Егор знал о презентации книги и даже был туда приглашен, но мы как-то не говорили об этом серьезно. Честно говоря, во мне вообще за последние несколько месяцев стало укореняться мнение, что я, и вправду, занимаюсь какой-то ерундой. Особенно, если «не шла мысль» или я попросту заходила в тупик, а рядом не было никакой поддержки. Тяжело выдыхаю и отвожу взгляд. Что-то как-то тяжеловато. — Даже не думай, — пододвинув рукой мой стул впритык к себе, парень берет обе мои ладони. — Ты справишься. И это будет фурор. Внутри растекается тепло. Нахожу себя в его лазурных очах и до сих пор не верю, что все это вообще происходит в реальности. — Спа-си-бо, — шепотом проговариваю я и тянусь к его щеке. Ну… как к щеке… Тут же встречаюсь с его слегка сухими после сна губами в поцелуе — нежном, легком, но одновременно жадном и длительном. Не успеваю опомниться, как блондин уже тянет меня за руку и усаживает себе на колени, углубляя поцелуй и задирая свою белоснежную, надетую на меня футболку. Я мгновенно покрываюсь мурашками. И тут что-то дергает меня открыть глаза. Открыть глаза и упереться взглядом в небольшой снимок, прикрепленный магнитом к холодильнику. Вашу же мать. Ну, все было так хорошо! — Ты чего? — исследуя губами мою шею, спрашивает Крид, но тут же отрывается. — Что не так? — Да нет, все так, — поправляю волосы и начинаю глупо перебирать складки своей одежды. Верный признак лжи. Прекрасно. — Не смей мне врать, ясно? Дергает меня за руку, и мне приходится идти с ним на зрительный контакт. Он же не дурак. Он все понимает. Я не успела ничего сказать, так как лежащий на стеклянной столешнице смартфон завибрировал. Рука Егора оказывается возле него раньше, чем во мне появилось предчувствие коллапса. «Саня». Красное долбанное сердечко. Улыбающийся голубоглазый шатен. Я прямо чувствую, как рука молодого человека на моей талии ослабевает, а черты лица грубеют. Смотрю на него, он смотрит в экран айфона, играя желваками и сжимая телефон. Ну, только психоза мне сейчас не хватало. — Да, — быстро выуживаю агрегат и подношу его к уху. Парень же спихивает меня на соседний стул и отходит к холодильнику. Хочу провалиться под землю. — Доброе утро, любимая, — от омерзительного тона, которым вдруг пропитан для меня голос этого человека, передергивает. — Как спалось? — Н-нормально. Ты как? Периферическим зрением вижу, как блондин наливает сок и с силой закрывает дверцу. День испорчен короче, ясно. — А я вот нечаянно узнал, что моя девушка шляется по всяким тусовкам, пока я в отъезде, — слышу в трубке озлобленный голос, но мне почему-то плевать. Намного больше меня волнует нервный Крид, стоящий за моей спиной. — Ничего не хочешь объяснить? — А должна? — безразлично отвечаю я, зажимая пальцами переносицу. Как же достала эта Санта Барбара! — Что-то я упустила момент, когда начала перед тобой отчитываться. Буквально слышу его дыхание. «Ты же знала, на что мы идем», — звучит в голове. Дежавю. Только в тот раз все с размахом кончилось. — То есть, ты считаешь это нормальным? — Саша в шоке. И это настолько заметно, что другая девушка давно бы начала оправдываться. Любая любящая девушка. — Слушай, а ты считаешь нормальным звонить мне в девять утра и закидывать претензиями? Вот он — шанс. Ну, скажи ты сейчас, что тебя все достало, все осточертело, все тупо на-до-е-ло. Расставь все точки, воспользуйся моментом, и всем — ну, или почти — станет спокойно. Но нет. Только что-то во мне пробует открыть рот, как голос с той стороны провода выдает: — Ладно, малыш, прости… — «я тебе не малыш». — Я не хочу больше ругаться по пустякам. Понимаю, что должна ответить и закончить этот балаган как можно скорее. Желательно, до того, как Егор к херам разнесет мою кухню. — Я тоже. Внутри все давно похолодело. Это — то самое ощущение, когда ты ругаешься с близким человеком и в душе аж что-то сжимается от чувства вселенской несправедливости, обиды и боли. Сосущее, холодное и одновременно жаркое, неспокойное ощущение. — Прилечу рано утром в понедельник. Ничего не планируй — у меня сюрприз. — Ладно, — да уже неважно. В понедельник я все равно это закончу. — Прости, тут звонок по работе. Созвонимся позже. Well I hoped that since we're here anyway We could end up saying Things we've always needed to say So we could end up stringing.* Даже не дослушиваю реплику и отключаю звонок. Чувствую гудение ноутбука и дрожь в собственных коленках. Этот треугольник взорвет мне мозг. Несмотря на то что прямых претензий со стороны Егора не было, глупо полагать, что его все устраивает. Да и меня разрывает от этой ярмарки тщеславия. Изменять человеку, который тебе верит, — подло. Бросать его по телефону — подло вдвойне. — Что же ты не дослушала? — язвит — значит, злится. — Парень готовит сюрприз, а ты — так. — Егор, прекрати, — устало произношу и зарываюсь руками в волосы. — А что прекрати? — по звукам понимаю, что он поворачивается ко мне лицом. — Это у тебя была возможность все прекратить! — Я уже все тебе сказала… — Что хочешь поговорить лично, бла-бла-бла, — агрессивно вываливает он и не собирается затыкаться. Гребаный импульсивный садист. — А может, ты вообще передумала? — Так, все… Психую сама и буквально подрываюсь с места. Понимаю, что сейчас нет никакого смысла с ним нормально разговаривать. У меня и так осталось не супер много сил, а завтра без того предстоит очень изматывающий день. Да и пытаться что-то объяснять взбешенному Криду — тотальный мазохизм. Лайфхак номер 1 спустя два года отношений. Только собираюсь покинуть пределы кухни, как молодой человек ловит меня за запястье и разворачивает на 180 градусов. — Я идиот, — отрицательно качает головой и, приложив руку ко лбу, еще больше лохматит свою прическу. — Извини, я просто… Просто бесит это все. Он грубо срывает с холодильника уже упоминаемое фото и комкает в руках. Я бы начала возмущаться, если бы десятью минутами раньше не хотела сделать это сама. — Понимаю, — прохладно произношу я, все еще желая влепить ему за «ты передумала». — Но твоих истерик я не заслужила. Кидаю на него молниеносный взгляд. Ненавижу, когда Егора несет, и он сам не может себя контролировать. Импульсивность — детская черта. И мы оба, к сожалению, ею страдаем. — Прости, — шепчет он, притягивая меня к себе. Мои руки уже обвивают его шею. — Я все решу в понедельник, — в его глазах мелькает недоверие. — Обещаю. Кто бы тогда знал, что я не выполню обещания?

***

Егор умотал на студию. График парня был настолько загруженный, что даже на мимолетный отдых времени попросту нет — уже в понедельник состоится его концерт в московском «Korston». Благо, у нас не дошло до конфликта по поводу моего на нем отсутствия, ибо Крид понимал: сейчас есть вещи серьезнее. Тем более, я просто уверена, что, если не закончу это послезавтра, не закончу этого никогда. Но дурная голова Кутузовой вместо того, чтобы остаться дома и морально готовиться к объективно сложному предстоящему мероприятию, понеслась к лучшему другу. Вернее, он принесся ко мне, заявив, что это несправедливо по отношению к нему — Нострадамусу всея Руси #1. Ну, он же говорил… — А я говорил, что между вами все еще что-то есть, — делая глоток зеленого чая, самодовольно выговаривает Терновой. — Да-да, ты просто верх проницательности. Все? Закатываю глаза и ставлю перед парнем пиалу с конфетами. Но, судя по настрою, слишком долго радоваться за меня он не спешит. И абсолютно правильно делает. Олег складывает руки на груди и устраивает локти на стеклянный стол, как бы приближаясь ко мне. Знаю, что он скажет. Знаю. — Что ты собираешься делать с… — делает вид, что вспоминает имя. — С Саней. Его зовут Александром, — язвлю, так как не знаю, чем еще защищаться. Собеседник не выдает и эмоции. Ровно смотрит на меня своим холодным взглядом и уничтожает показным безразличием. Он даже не пытается отреагировать на мои неудачные саркастические выходки — просто выбивает из калии. Нет, просто не позволяет уйти от темы так, как я умею это делать. — Вот я не понимаю, — вступать в нападение — второй способ защиты по методу мадам Кутузовой, — то ты не рад, что я с ним. Теперь ты не рад, что я с Егором. Чего тебе вообще от меня надо? Ноль реакции. Даже бровью не ведет. Сволочь. — Я знаю, что ты не мразь, — наконец, выдает молодой человек. Меня тут же пробирают мурашки. Сказать такой интонацией, что не ясно сарказм это или нет, может только Терновой. Его черные очи ни на секунду не оставляли меня в покое, а я ерзаю на стуле, будто бы вот-вот придет мама с родительского собрания и мне влетит «по шапке». «Ты не мразь». А кто я? Как меня еще можно назвать, если я несколько месяцев пудрю мозг человеку, говорящему мне о своих чувствах? Так мало того… просыпаясь с ним, засыпая с ним, глядя в его — по иронии судьбы — голубые глаза, я уже давным давно не вижу, не чувствую, не хочу его. Дело не только и не столько в фактической измене. Я ведь предала его еще раньше, чем мы познакомились. И я бы предала любого другого, находящегося на место Соколовского, так как все эти полтора года в моей голове был только один человек. И это не Саша. — Не знаю, Олег… Не знаю, — смотрю куда-то в пространство и чувствую, как холодеют руки. — Ты ведь вообще ничего ему не сказала? Мой отрицательный кивок. Моральный облик Тернового всегда меня обескураживал. Возможно, это связано с ментальностью, а может — банальное воспитание, но нравственности этого парня стоит только позавидовать. Да, он порою кажется грубоватым, человеком «в себе», очень закрытым и со специфическим чувством юмора. Однако его стержень, правильные жизненные принципы и ценности всегда меня вдохновляют. Из кучи своих передряг я вылезаю только благодаря Олегу и его внушительным советам. Он старше меня на пару лет, а мне иногда кажется, что на несколько десятилетий. Я вообще временами смотрю на него и не понимаю, почему он общается со мной! — Послушай, он вернется в понедельник, и все будет кончено, — скорее для себя, чем для друга произношу я и применяю запретный прием. — Давай поговорим о чем-нибудь более приятном? Как-никак, у меня завтра презентация. — О да-а, — по щелчку пальцев переключается брюнет, откидываясь на спинку стула, — такое нельзя пропустить. Много человек планируется? Закидываю карамельку в рот, ибо мгновенно начинаю нервничать — дрожь в коленях это здорово подтверждает. — Сто победителей, получивших книгу в подарок эксклюзивно, — перечисляю я и офигеваю от цифры, — плюс, селебрити, которым высылала лично я, плюс друзья/родственники/партнеры, плюс… — Короче, до-хре-на, — улыбается парень и качает головой. Это реально too much. — А мужчины твои будут? Обжигаюсь горячим чаем. Закашливаюсь. Сволочь 2.0. — Не смешно, — бурчу я и кидаю в певца «Степом». — Егор обещал. Саня в командировке и вообще не помнит. И слава Богу, если честно. — Ох, Кутузова, доиграешься ты… — странный взгляд: и сочувствующий, и осуждающий, и обеспокоенный. — Выкручиваться будет сложно. * Nickelback — «Someday» Я надеялся, что раз уж мы завели этот разговор, Мы скажем друг другу все, Что нужно было сказать раньше. Но все может опять оказаться обманом.