Hassliebe

— Можно мне подумать? Я настолько тихо произношу это, что требуется несколько секунд для всеобщей реакции. Со стороны показалось, что я якобы застеснялась или пытаюсь кокетничать. Поэтому люди просто мило улыбаются, музыканты постепенно увеличивают громкость мелодии, а Соколовский поднимается и абсолютно добродушно отдает мне коробочку в руки. В голубых глазах ни обеспокоенности, ни обиды —ни-че-го. А возможности вглядеться в них у меня нет, ведь парень быстро протягивает мне большой букет желтых лилий и целует в щеку, ничего не замечая. Будто бы все нормально. Будто бы так и должно быть. — Все в порядке? — на секунду задерживаясь возле моего уха, шепчет шатен. Выдыхаю, прикрыв глаза. Оль, пожалуйста… — Да, — отрезаю. — Извини. Обхожу его, чувствую, как меня несколько шатает от длительного неподвижного состояния. Не помню, как добираюсь до уборной, но благодарю Вселенную, что она там одиночная. Встаю к раковине и ловлю свой взгляд в зеркале. Оттуда на меня глядит объективно уставшая осветленная шатенка. Машинально собираю рукава черного жакета в локте и поправляю красную шелковую майку, что заправлена в классические брюки. Вдох. Вы-ы-ыдох. Вдох… Я не обычный человек. Я не простая девушка, проводившая вечер с молодым человеком в дорогом ресторане и получившая внезапное предложение. Сейчас (и, видимо, всегда) я — медийное лицо, и я не могу просто взять и отказаться! Не могу вообще проявлять никаких эмоций, ибо каждая из них всегда — всегда! — обернется против меня. Как же я ненавижу и себя, и свою профессию, и все происходящее в целом! Слышу стандартную мелодию айфона, доносящуюся из маленького серебристого клатча. — Ну давай же, черт, давай! Психую. Очень. Дрожащими руками выуживаю агрегат, но не успеваю ответить на звонок. Зато успеваю заметить несколько сообщений от разных лиц и сотни внезапных оповещений в Инстаграмм. — Бл*ть… — смотрю в экран и уже не подбираю никаких выражений. — Вот же сука. Сука, сука, су-у-ука! Как конченная истеричка, колочу по раковине кулаком и, как итог, обессиленная сползаю вниз. Смотрю на скрин, отправленный моим директором в личку. Я, обнимающий меня Соколовский, цветы, гребанная бархатная коробка. Только тупой может не догадаться. И Крид совсем не тупой! Намериваюсь набрать знакомый номер, но вспоминаю, что у него концерт. А не успеет он его завершить, как наши прекрасные доброжелатели все ему сообщат. Ну, просто феерически! Просто превосходно! Вашу ж мать! Окутывающий страх мгновенно выливается в дрожь. Уйти, оставив Сокловского одного — не по-человечески. Остаться, ничего не объяснив Криду, — самоубийство. Но если я сейчас снова променяю Егора на Александра, первый не простит меня никогда в жизни. А второй… а второй и так не простит. Единственная светлая мысль за последние несколько дней. Выхожу из помещения. Не знаю, сколько прошло времени, но потерять меня успели. — Ты чего, Оль? — он явно обеспокоен, но плевать. Стоило только столкнуться взглядом с этими лазурными очами, как меня одолевает ярость. За полгода Соколовской ничегошеньки обо мне не узнал. Ненавижу показуху, ненавижу выставление личного. Лучше пресловутую Эйфелеву башню, нежели позор перед целой толпой людей, так или иначе знающих меня. — Ничего, Саня, ничего, — с пеленой на глазах и очевидной неприязнью вырываю руку. Удивительно, насколько сильно тело олицетворяет все происходящее внутри. — Не ходи за мной сейчас. — Что? Оль, подожди… — Пожалуйста. Останавливаюсь, задерживаясь на доли секунд. — Пожалуйста, оставь меня в покое, — хочу промолчать и просто уйти, но что-то тормозит, — сейчас. Я выделила каждое слово и, быстро переставляя ногами по каменистой дорожке, побежала к шоссе. Такси поймать оказалось не так уж и сложно. Благо, останавливать меня еще раз никто не стал. До Korston’a добираюсь, всю дорогу разговаривая с директором, Арсением. Объяснить ему фальсификации — хотя и она является полной ложью — не составило труда, поэтому снимки в сети будут блокироваться очень быстро. Но мне это не поможет. Разговор с Арсом подействовал на меня отрезвляюще, как, собственно, всегда действует общение с этим молодым человеком. Поэтому, оказавшись на парковке у известного отеля, я мигом отыскала глазами автомобиль блондина и ощутимо выдохнула. Его выступление явно закончилось, ибо время далеко перевалило за полночь, но парень еще внутри. Значит, подождать его мне труда не… — На ловца и зверь бежит, — улыбаюсь я, заметив темную фигуру своего молодого человека. Натянутый капюшон и солнцезащитный очки ночью — хороший признак того, что певец не в духе. Черт… Но выхода у меня все равно нет. Ступни до того болят, что я еле-еле доползаю до черного «гелика». Однако боль в ногах обуславливается еще и жесткой тряской. Я знаю его отношение. Я знаю все, что происходит внутри него, поэтому… — Привет. Чувствую себя полной идиоткой. Он удивлен. Не вижу его взгляда, но то, как он затормозил, доказывает: мое появление явно его удивило. Стоим в тишине несколько минут, и я ощущаю морозец, поднимающийся вверх по спине. Какого хера он молчит?! Он уже вовсю должен на меня орать! Не успеваю опомниться, как мне приходится сдерживать собственное же раздражение. Это сказываются не выплеснутые эмоции. Но еще сложнее это раздражение мне угомонить, когда я вижу, что этот хам обходит меня и спокойно открывает машину. — Егор, пожалуйста… — разворачиваюсь на каблуках вслед за парнем. Если он не перестанет вести себя как мудло, я клянусь, я его ударю! — А где колечко? Бриллиантик маловат? — И это единственное, что ты хочешь у меня спросить? Ну все, тушите свет, короче. Отсюда живым никто не выйдет. Моментально завожусь. Одним движением головы убираю волосы назад и складываю руки на груди — хочу от него закрыться. Он же продолжает скрываться за своими ублюдскими темными очками, и я не могу ничего понять. — Ох, нет, здесь ты права, вопросов у меня очень много! — дерзит, блин, остряк. Вы посмотрите на него! — Например, какого х*я ты сначала развлекаешься со своим бывшим, а потом приползаешь ко мне?! Его агрессия бьет прямо в грудь. Мне до того болезненными приходятся его слова, что я лишь на мгновение теряю самообладание и леплю ему пощечину. — Так ты будешь разговаривать со своими чокнутыми фанатками, понял? — стальным тоном произношу я и делаю шаг назад. Крид жутко зол, а я крайне возмущена. Нет, я просто шокирована! И обездвижена. И… И… — Я с тобой разговаривать вообще не хотел. Это бьет меня еще сильнее. Атмосфера пропитана нервозом. Он сдает позиции лишь потому, что сам ошарашен. Не знаю чем конкретно, и, если по-честному, мне наплевать. Блондин уже открывает дверь машины, и между нами возникает еще один барьер. А то без этого же мне мало было! Погодите-ка… Меня волной накрывает понимание, и почему-то дышать становится чуточку легче. Это говорит не он, это говорит обида. А обижаться ему не на что! Ну… или, во всяком случае, не на то, о чем он думает. И, несмотря на то, что пару минут назад я сама испепелялась гневом, я решусь на эту попытку опять. Возможно, в последний раз. — Егор, послушай, — делаю несколько шагов вперед. — Я знаю, почему ты все это говоришь, но… — Да что ты, правда?! — Но я ничего не делала. Даже через темные линзы вижу, как в парне закрадывается тень сомнения. С внутренним трепетом беру его ладонь и сжимаю теплые пальцы в доказательство. — Тогда, после презентации я испугалась, что будет публичный коллапс, если вы пересечетесь… — Откуда он вообще там взялся? — его голос оттаивает, и лавина волнения в моей груди становится чуточку меньше. — Прилетел днем раньше, типа сюрприз, — искренне закатываю глаза и подхожу к Егору еще ближе — настолько, что уже слышу его запах. — Но это неважно! Ничего не было, понимаешь? Вкладываю всю свою прозрачность во взгляд. Но не вижу его. Неожиданно дверь с шумом захлопывается, и я мгновенно утопаю в огромном бомбере певца. Утыкаюсь носом в его шею и чувствую, как его сильные руки обвивают мою талию. Успокаиваюсь. Хочу, чтобы такие мгновения длились бесконечно долго. Мы, конечно, дикие психопаты, но я готова многое отдать, лишь провести в его объятиях всю жизнь. Получаю извиняющийся поцелуй в макушку и с выдохом успокаиваюсь окончательно. Ну, почти… — Ты сказала ему? Бл*ть. Это само короткое перемирие за всю нашу историю. Недолгую, надо отметить. — Я… не успела… Руки Крида слабнут. Очень быстро меня отрывают и вновь вознаграждают презрением. А мне до того уже тошно объясняться, что я просто готова взвыть. — Ты, бл*ть, издеваешься надо мной?! — все внутри сжимаемся вновь. От таких бешеных перепадов у меня просто скоро откажет нервная система. — Какой подходящий момент теперь тебе будет нужен? Перед алтарем?! — А как, по-твоему, сказать человеку, который предлагает свои чертовы руку и сердце, что ты его бросаешь?! Я просто уже схожу с ума! — Вот уж не знаю! — наигранно взмахивает руками и снова открывает дверь. — Это же ты у нас прыгаешь с х*я на… Ба-а-ам! Мой физический удар пришелся ему менее болезненным, чем мне — его ментальный. Шок. Меня вновь окатывает холодной водой. Я многое могу простить Криду. Правда, очень многое. Но беспочвенно называть меня шлюхой дважды за вечер — простите, перебор. Мне тоже обидно, хренов ты садист. — Оль, я… Не дослушивая, семеню каблуками по асфальту, будто бы ноги не вопят от многочасовой экзекуции. Однако душевная боль настолько превосходит, что останавливаться сил больше нет. Также, как и держать в себе эмоции. Слышу омерзительный свист шин и понимаю, что в Криде тоже побеждает обида. Мне нужно просто побыть одной. Мне просто нужно выдохнуть. Мне просто нужно не взорваться! Бреду по набережной и отчаянно набираю номер Тернового, растирая по щекам размазанную тушь. Гудок за гудком только больше разжигает пламя ярости внутри меня. Ну, где тебя носит, лучший друг?! Ненавистно отключаю звонок. Останавливаюсь. Закрываю лицо руками. Сегодня мне повезло лишь с тем, что ночь абсолютно безлюдная. Только машины стрелами проносятся рядом со мной, но и на это мне откровенно плевать. Шумный выдох. «Хочу, чтобы ты была рядом всю жизнь». Не зря говорят, что самое странное и парадоксально болезненное в отношениях — это когда один хочет слить жизни воедино, а другой — раз и навсегда слить человека куда-нибудь подальше. Как так получается? Почему жизнь складывается так несправедливо: «мы любим тех, кто нас не любит»… А если любим обоюдно, то вместе быть, конечно же, не можем. Либо сами себе воссоздаем какие-то глупые преграды, барьеры, китайские стены, не позволяющие быть рядом. Просто любить. Тоска раздается внутри меня таким воем, что я еле-еле держу себя в руках, дабы не воскликнуть вслух. Хотя что я теряю?Как это все могло сойтись? Все вместе, настолько ужасающее, какое-то киношное, нереальное. Одну вещь поступок Соколовского доказывает однозначно: он абсолютно меня не знает. От слова совсем. За полгода он не выяснил ни моих приязней в музыке, не принял мои увлечения, он просто меня не узнал. А во имя чего тогда вообще прошли эти шесть месяцев? Глубокий вдох. Глубокий выдох. Прохладный ночной воздух обжигает легкие. — Ну, и чего мы будет делать со всем этим дерьмом, Кутузова? — поднимаю взгляд в небеса. Я смотрю в небо, что оно прячет, Какие секреты и почему плачет.* Айфон издает истошный вопль, и я, без особого энтузиазма, выуживаю его из сумочки. Номер телефона скрыт, а единственное, что есть в материалах сообщения, — слегка размытое фото. Пока снимок грузиться, бреду по дорожке к лавочке и устало бухаюсь на нее. Как же невыносимо ноют ноги… Секунда. Проходит лишь единая секунда, и в моей голове не остается и намека на мысль о собственных конечностях. Все, о чем я говорила и рассуждала ранее, — обесценено. Завершено. Неважно. Все это в прошлом. Этот удар — последний. Он же — беспрекословный, обреченный на успех. Глаза застилает пелена, хочу взывать, закричать, забиться в истерике, к чертям разбить колени. Но не успеваю. На экране появляется лицо знакомого шатена. — Да, — безразлично отвечаю я, тыльной стороной ладони убирая капли, друг за другом струящиеся по лицу. Не слышу, что он мне говорит. Во мне нет ничего, пустота, тотальное обнуление. Хотя нет. Во мне есть одно — страшное, злое, неуязвимое. Месть. Ну, раз уж я и без того косячу, словно дышу… терять мне больше нечего. — Соколовский, — прерываю его, непривычно обращаясь к парню по фамилии. — Я согласна. Сбрасываю звонок. На дисплее вновь загрузившаяся фотография, которой поделился со мной заботливый анонимный источник. Вам это ничего не напоминает? Не знаю, когда Крид успел добраться до этой пресловутой модельки, но его руки уже вовсю зажимают ее тело в VIP-ке знакомого клуба. — Ненавижу. Ненавижу, ненавижу! Телефон в мгновение ока распластается на идеальном черном асфальте. Восстановлению он уже больше не подлежит. *Егор Крид — Берегу