Hassliebe

— Это пи*дец. Просто молча выдыхаю. Ну, а что здесь ответить? Вполне красноречивая реплика. Мы уже перебрались на кухню и даже попытались успокоиться посредством зеленого чая с мелиссой и мятой. Однако… — Да какого х*я они вообще о себе думают?! — парень подрывается с высокого стула и оказывается возле окна.Напиток из прозрачной чашки разливается по столу ассиметричной лужицей. Странно, но напряжение стало появляться в течение разговора — никак не в начале. Еще час назад я была уверена в том, что единственно правильное решение — встать и уйти, а сейчас в корне изменила концепцию, только… Только не поторопилась ли? — Я считал их друзьями. Сука, мы же начинали вместе! Мы все сделали вместе! Он отчаянно ударяет ладошкой по пластмассовой перегородке окна, а я дергаюсь от неожиданности и все еще присутствующей внутренней неуверенности. У меня сердце разрывается от того, что Егор чувствует сейчас. Все мы были преданы кем-то, но моя отболевшая потеря в сравнении с его только-только разгорающейся — пустяк. А стоит мне лишь представить, что с ним было бы, поступи я иначе… Бр-р-р. Сука, Крид, как я же я тебя люблю. — Я не верю, — возвращается на место так же быстро, — я просто не могу в это поверить. Сжимаю зубы до скрежета. Во рту чувствую металлический привкус — я и не заметила, как начала кусать губы. — Малыш, мне жаль, — сжимаю его ладонь своими ледяными пальцами. — Но нам надо что-то придумать… Булаткин молниеносно одаряет меня таки-и-им взглядом, что я вжимаюсь в этот гребанный стул и хочу исчезнуть. Выдергивает руку. Мне страшно. — А что тут думать? Они просто идут нах*й и все! — Не могу сдержать отрицательный кивок головой. К сожалению, Егор остынет и поймет, что все нихера не так просто. — Или тебе замуж очень хочется? Так давай, вперед! Бл*ть, я сейчас не постесняюсь и максимально эпично ему вмажу. Оля, выдохни. Молодой человек крайне взволнован, он на грани нервного срыва! Он в панике, его опрокинули люди, которым он безрассудно доверял. И сделали это дважды! И сделали это таким образом, что сказ о ноже в спину — сущая банальность. Черт, какая знакомая история… — Егор, не говори сейчас то, за что ты потом будешь просить прощения. Вижу, как моя холодная, ровная интонация его остужает. Да чего уж скрывать, я сама удивляюсь себе и чувствую некую гордость. Интересно за что. В сине-серых глазах напротив меня проплывает толика чувства вины. Правда, мы погружены в тишину. Электронные часы издают истошный звук — время пробуждения. Блондин всегда ставит будильник на кухне, чтобы у него не было шанса отмести агрегат в сторону и продолжить сон. Заметно, что Крид не часто пользуется кухней. Наверное, из хозяек тут бывает его мама, да я, когда мы вместе жили. Ну и… возможно, его периодические пассии. Но об этом я принципиально думать не хочу. — Но ты ведь собиралась уйти… — я ждала этого. Черт возьми, это абсолютно разумный вопрос! Почему я осталась? Отчего передумала? Что заставило меня затормозить в самый последний момент? Ведь покинь я пространства тремя минутами ранее, и все этого можно было избежать. — Да, Егор, я хотела уйти, — матерь божья, откуда у меня силы на стойкость? — Я думала, будет лучше, если я пойду на ее условия… Теряю мысль. Не могу выдержать это напряжение и туплю взгляд о прозрачный заварной чайник. Листики мяты кружатся в изящном танцы, а я меньше всего сейчас настроена на романтику. — Вот так просто? Что? — Что? — впиваюсь своими карими стрелами точно в его глаза. — Просто? — Отступить без боя? — Помочь тебе. — Мне не нужна такая помощь, — в тоне и взгляде парня нахожу то, чего в данный момент пугаюсь. Это — жестокость. Корочка льда равномерно покрывает то, что у нормальных людей зовется душой. Смотрю на парня и пытаюсь хоть как-то оправдать его слова, но не могу. Мне больно, черт возьми. Этот самодовольный кретин даже не хочет учесть тот факт, что я реально, на полном серьезе готова была к херам послать свою жизнь, дабы он продолжал тешить свое самолюбие? Сглатываю. — Нахер это вообще все надо, если ты реально могла от меня отказаться? — его острый баритон пронизывает меня с каждым разом сильнее. А что ты, собственно, хотела, девочка?— Охрененная у тебя любовь, ничего не скажешь. Дыхание перебивает так резко, будто меня с головой окунули в хлороформ. Да ну *б твою мать. Простите, ребят, я сделала все, что могла. Глаза застилает пелена, и я теряю ориентацию. Причем, в полном и переносном. Мне настолько обидны его слова, что… что… Я просто не знаю. На глубоком вдохе собираю все оставшиеся силы. — А для меня самопожертвование и есть любовь. Егор цокает мне прямо в глаза. Прямо в лицо. Прямо в душу. Не могу терпеть. Поднимаюсь на онемевшие ноги, но что-то заставляет меня сказать еще кое-что: — Знаешь что? - спрашиваю, вцепившись в него своей желчью, - мне жаль, что наши ценности настолько разные. Эгоист. Не замечаю даже, как впопыхах спускаюсь и вызываю такси. Все настолько резко и настолько жутко пошло по жести, что я даже не сразу улавливаю момент. Я не понимаю: мы поссорились, я обиделась или слова Булаткина вообще были намеком на… Ну, вы поняли. Он, возможно, просто неаккуратно сформулировал мысль, а у меня в голове только одно: неужто, я так ошиблась? Если он считает, что попытаться сделать для него максимум — это его предать, то, возможно, наши основополагающие не совпали? Нет, я, конечно, много конченных поступков совершаю за жизнь, но… не сейчас! Наверное… Сознание какое-то затуманенное. В какой-то момент мне вообще кажется, что все это чертов сон, и мы не такие конченные идиоты, чтобы творить столько идиотизма за одну жизнь. Но выхода у меня уже нет. — А раз выхода у меня больше нет… — вслух проговариваю я, запрыгивая на заднее сидение подъехавшей машины. — Доброе утро! Можем изменить адрес? Будто бы душой чую: Марвин сейчас не спит.

***

— А потом я взяла и… и убежала. Опрокидываю стопку крепкого напитка, снова тянусь за бутылкой JackDanielsи с ужасом обнаруживаю, что она пуста. Благо, шатен спокойно поднимается с места, открывает свой мини/максибар и выуживает оттуда еще одну. Хотя объективно, нам уже достаточно. — Но зачем?! — мастерски разливая алкоголь, спрашивает Миша и поднимает на меня свой глубокий негодующий взор. — Он сказал, что я предала его, Миш! Зажимаю переносицу пальцами и шумно выдыхаю. Хочу задушить свой просыпающийся вместе с миром рассудок. К сожалению, сделать это не так легко, как глупости. Сижу на кухне дома у Марвина уже несколько часов. За окном многоэтажки давно играет утреннее солнышко, а нас даже и не собирается накрывать Морфей. — Ты его любишь? — парень таращит на меня взгляд. Вопрос дает смелую пощечину. Туплю взгляд о стол и молчу. Миша знает ответ. Лелеем тишину несколько минут, ибо ни один из нас не чувствует неловкости. С Марвиным всегда так было — мы очень хорошо друг друга понимали, но не успели стать очень близкими друзьями. Наш уровень общения никогда не нравился Егору — как, собственно, и моя дружба с Терновым — но если отношения с Олегом я еще смогла отвоевать, то Мишкой пришлось пожертвовать. Как бы ужасно это не звучало. — Слушай, а тебе никогда не было обидно? — слегка туманными глазами уставляюсь на собутыльника. Меня берет подлинный интерес. — Было, разумеется, — он понимает с полуслова. Всегда. — Но скорее за Егора, нежели за тебя… прости. Киваю. Оно и ясно. В момент, когда мы только познакомились с украинцем, они с Кридом уже долго и близко общались. Но нас с блондином закружило настолько быстро и настолько сильно, что их отношения пострадали много сильнее. И я какое-то время действительно чувствовала свою вину. — Только потом я все понял. — Понял? Кажется, крышечка съезжает. Надо завязывать с виски. — Я смотрел на вас и видел идеальную пару, — пытаюсь защититься, хмыкая, но парень слишком хорошо меня знает, чтобы не заметить слезы в уголках моих глаз. — Серьезно, Кутуз… Ты так изменилась рядом с ним. Давлю комок. Почему-то, не хочу слушать это дальше. Даже если Марвин и прав, то сейчас это все обнуляется. Поправляю пиджак парня, наброшенный на плечи в попытках отвлечься. Но Миша не собирается замолкать. — Вот я помню тебя еще на первой «Молодой крови», и знаешь что? — Что же? Парень легонько ударяют по моему стоящему на стеклянном столе бокалу и опрокидывает стопку. Щурится, выдыхает и резко смотрит мне в глаза. Меня пробирают мурашки от одного его взгляда. — И я был в шоке, когда увидел тебя не взрывным ураганчиком, а женственной, спокойной, любимой женщиной… Это уже не просто мурашки — настоящая дрожь. Лихорадочная какая-то. Притихнув, смотрю вглубь прозрачно-коричневой жидкости, что ореолами плещется внутри моего стакана, и внимаю словам певца. Он ведь прав. Он абсолютно, безоговорочно, чертовски прав. — И даже это не самое парадоксальное. — Правда? — наивно поднимаю на него свои потускневшие карие глаза. — Крид однажды сказал мне вещь, которая даже меня тронула, — Мишка усмехается, будто бы считает себя самым черствым мужланом. — Я не уверена, что хочу… — Он сказал, что ты — первая девушка, от которой он хотел детей. Сука! Марвин! Слезы неконтролируемо прыснули из моих глаз, и я в бессилии роняю голову на руки, сложенные на столе. Пиджак соскальзывает с плеч, но я едва ощущаю прохладу. Ведь внутри меня намного, намного холоднее. Не сдерживаю уже ничего и начинаю всхлипывать, понимая ужас всего произошедшего. Опять. Опять я виновата во всем сама, но даже это не самое страшное. Страшно, что Соколовский поднял полгорода на ноги, потеряв меня еще вчера вечером. А единственное поступившее от меня sms — эгоистичное: «Все в порядке, не волнуйся». Страшно, что мы с Егором, нервные и объективно погорячившиеся рискуем не только нашими отношениями, но и карьерами.Страшно, что как только Булаткин поймет патовость ситуации, нам придется решаться на что-то… смелое. Это же какой идиоткой нужно быть, чтобы творить так много жести? — Миш, что мне делать? — поднимаю глаза, но ничего не вижу от застилающих их слез. — Я уже вообще ничего не знаю… Может, мы реально не пара? Раз нас постоянно, постоянно, постоянно разводит! Меня накрывает очередная волна истерии.Я дважды изменила Соколовскому, а по правде говоря, просто никогда его не любила. Я, сука, никогда не была с ним, я всегда им пользовалась. И только Олег. Только Терновой знал это с самого начала. Чувствую, как болит душа. Знаете это ощущение, да, когда плачешь настолько много и настолько сильно, что сдавливается грудная клетка? До ужаса. До паники. До спазмов. — Ну тихо-тихо, — парень обнимает меня одной рукой. Я даже слышу в его тоне нотки волнения. — У меня есть одна песня, в которой я очень люблю строки… Задерживаю дыхание, чтобы сбить заикание. Срабатывает. Немного затихаю. Парень продолжает. — Хватит ходить по кругу Мы можем любить друг друга* Пардон. Не срабатывает. *Миша Марвин ft Artik & Asti — Вдвоем.