Внеканонный диалог

Сквозь густые и раскидистые кроны вековых деревьев пробивались первые лучи весеннего рассветного солнца. Бледно-сиреневым окрасилось небо, словно небрежная рука невидимого художника опрокинула краски, и свод небес впитал их в себя. Наступившее утро, казалось, пробуждало к жизни лес и населяющих его существ. Звучные птичьи трели раздавались вдали. В воздухе чувствовался пьянящий запах весенней прохлады после разразившегося ночью дождя, капли которого блестели на траве и листьях, искрясь и переливаясь мириадами бликов. — Мой друг, не кажется ли Вам, что это была плохая идея? — Рене, Ваше мнение я охотно разделяю, но авторша, по велению левой пятки решившая написать NC-сцену с нашим участием на фоне окружающего великолепия природы, так не считает. Из груди черноглазого брюнета вырвался тяжкий вздох. — Понимаю, Арамис… — Атос сочувствующе похлопал по плечу молодого шевалье. — Мне тоже горько от того, что в среде фанфикшена нашей преданной дружбе придали самое пошлое и фривольное толкование. — Оливье, как подумаю о том, что по указке каких-то девчонок нам предстоит, вопреки нашей воле, яоить друг дружку, так всё во мне пылает негодованием! — Арамис сжал в кулак свои тонкие длинные пальцы. — Атос, а почему мы должны повиноваться её извращённой и порочной фантазии? — Арамис, я уже пробовал воспротивиться пэйрингованию меня с ДʼАртаньяном, но ничего не добился, кроме того, что авторша психанула и заангстила меня до такой степени, что месяц в себя приходил. — Заангстила? — Арамис удивлённо посмотрел в карие глаза своего погрустневшего брата по оружию. — Да, Рене, заангстила, сделав миледи Винтер моим самым верным и постоянным ночным кошмаром, желающим меня придушить в моих снах, и взявшим себе за правило являться ко мне после третьей бутылки бургундского. — О, я видел вчера Вашу жену с Констанцией Бонасье… Обе имели такой подавленный вид, хоть и шли, взявшись за руки, и обнимаясь. — Да, я тоже видел свою жену, только позавчера и в компании Кэтти. — И до неё добрались. Что фэмслэшерам камеристка сделала? — Не говорите, мой друг… — Так что, Оливье, позволим и дальше во всяких фанфиках придавать нашей дружбе самый похабный характер? — Вы можете предложить способы решения этой проблемы? — в голосе мушкетёра не чувствовалось обычно присущей ему властной уверенности. — Увы, ни одна мысль не посетила меня, как бы можно было пресечь этот произвол. — Рене, я боюсь. Сам не верю, что говорю это, но так оно и есть. — Вы ли это говорите, Атос, чья храбрость известна среди мушкетёров и даже гвардейцев Его Высокопреосвященства? Вы, всегда бесстрашно взирающий в лицо смерти? — Арамис, с первого дня существования фанфикшена, я боюсь потерять самого себя. Боюсь превратиться в сопливое подобие мужчины, у которого из мужского лишь внешние первичные половые признаки. Мне страшно однажды дожить до того дня, когда я стану подставляющим свой зад фэндомным промискуитетником, перестав быть самим собой. — И я не меньше Вас страшусь того дня. Я слышал, — вдруг зазвучала надежда, придавшая голосу ДʼЭрбле эмоциональную яркость, — что есть ещё среди фикрайтеров те, кто не боится вступиться за нас и бороться с учиняемым над нами произволом! — горячо воскликнул он, покраснев от волнения. — О, мой дорогой друг, прошу Вас, не питайте пустых иллюзий. — Атос грустно усмехнулся, улыбнувшись правым уголком губ. — Не терзайте напрасно свою душу! — Но почему, Атос? Ведь пока есть те, кто готов хоть со шпагой в руке отстаивать истину и бичевать всё безобоснуйное, у нас есть надежда! Настанет светлый день, когда нас перестанут самозабвенно яоить друг с другом, и никто больше не посмеет придать нашей преданной дружбе пошлый характер! — Рене, Рене, — Оливье тяжело вздохнул, обратив взор к безоблачному ясному небу, — Ваша неистребимая вера в лучшее достойна уважения. Право, мне очень жаль открывать Вам вновь и вновь глаза на то, что Вы гонитесь за несбыточными миражами… Но многие из этих так называемых «ярых защитников-канонистов» поднимают свои знамёна и сломя головы бросаются в бой лишь в тех случаях, когда меня гетят, а то и воссоединяют с моей женой. Но на превращение нас в сопливых фэндомных промискуитетников, подставляющих друг другу свои пятые точки, смотрят вполне лояльно. — И что нам делать? Не мириться же с тем, что нам насильно меняют сексуальную ориентацию… — Вы правы, мириться нельзя… — Вас уже посетили какие-нибудь идеи? — Да, одна идея есть. Мы могли бы подождать, пока кто-нибудь снова не решит сгетить и воссоединить меня с Анной. Расчёт делается на то, что набегут рьяные канонисты и начнут поливать отходами фанфик и пэйринг. На эти холивары сбегутся шипперы и анти-шипперы, и у нас будет шанс привлечь их внимание к тому, что нам меняют насильно сексуальную ориентацию, делая из нас подобие сентиментальных промискуитетствующих фиалок. — Идея прекрасна, но что нам делать здесь и сейчас, в этот момент, когда авторша решила нас съяоить? — Я уже сказал Вам: любоваться окружающей природой и ждать, когда меня снова сгетят с женой и псевдоканонисты прибегут брызгать ядом в сторону неугодного им пэйринга… — Значит, нам остаётся только ждать? — Да, Рене, только ждать…