!Найдём соулмейта за 24 часа! Не выходя из дома, мы предоставим вам полную информацию о вашей родственной душе. Наш недавно прибывший высококвалифицированный специалист расскажет вам обо всех нюансах вашего положения. С собой иметь: паспорт, свидетельство о рождении, папку с воспоминаниями. Звонить по телефону: 8-949-977-20-04
"Не забывайте о том, что от вашего внутреннего состояния зависит моральная, физическая, семейная, даже финансовая составляющая вашей родственной души. Что уж говорить о духовной. Помните о том, что вы связаны. Навечно. Психолог: Авазашвили С.
Максим комкает только что выданную каким-то подростком листовку. Видимо, пацан подзаработать решил. "Вот только не твой сегодня день" - думает Анисимов, когда кидает скомканный клочок бумаги в урну, который успешно пролетает мимо. "Видимо, как и не мой..." Макс оглядывается по сторонам, откуда из дверей вагонов выходят десятки людей. У каждого своя история, которая читается: в глазах седобородого мужчины, в ссутулившихся плечах пожилой женщины, в ярких улыбках двух подруг-одноклассниц, у которых уже закончился учебный день. Наверное, они сейчас увлечённо обсуждают результаты за контрольную работу или то, что какой-то Петров или Сидоров задержал взгляд на девочке дольше обычного. "Какие наивно глупые и беззаботные", - хмыкает про себя Максим, а сам чувствует, как его изнутри сжирает зависть. Эти дети совершенно не осознают своего счастья, когда они спокойно могут приходить домой, который у них есть, засыпать в соей кровати под уютным одеялом, иметь возможность веселиться, иногда даже забить на какие-то мелочи. А взрослый так не может. Анисимова от этих мыслей прямо перекашивает... Взрослый. Какое отвратительное слово. Скользкое, липкое. У него в детстве эти взрослые ассоциировались с какой-то ответственностью и благородием. А сейчас, с годами, чем он становится старше, всё никак не может разобраться, что же это за человек такой - в з р о с л ы й. Рамки этого обозначения совсем расплывчатыми стали, что даже не поймёшь имеет оно положительный окрас или сугубо отрицательный. Иногда у Максима создавалось впечатление, что все взрослые - это лишь какая-то масса, офисный планктон, люди, которые о мелочах приятных в своей жизни забывают. Зачастую он сам себя ощущает этой массой, вот тогда-то и становится страшно. Максим Анисимов не жалуется на свою жизнь, он счастье и пользу из неё вытрясти пытается. Да и не только для себя, но и для других. Именно поэтому душа его к музыке была расположена. Только труд это гигантский, процесс сложный, который до мелочей контролировать нужно. Максим не жалуется на свою жизнь, она для него чем-то прекрасным является, он лишь боится за то, что работа его не окупиться в итоге, а он исчезнет бесследно, не успеет сделать важного в жизни. Он голову на спинку скамейки запрокидывает и натягивает капюшон толстовки. Думать не хочет, анализировать ничего не хочет, но в голове неожиданно картинка со скомканной рекламкой всплывает, на которой едкими буквами светит слово дурацкое соулмейт. Оно, наверное, каждому первокласснику известно. Максим эту тему ненавидит и говорить на её счёт не хочет лет с пятнадцати - она для него напоминанием служит, что он не всё сможет обрести к концу своего существования. Жизнь его будет неполноценной, как и у большинства людей этого мира. Люди любить стараются, искать того самого человека, хотя это бессмысленно всё. Сколько людей смогли свою родственную душу найти? Тысяча из шести миллиардов? По-детски наивно это всё. Вот Макс и бесится. А он просто счастливым быть хочет, только идиотская система этого мира и тяжёлый конверт во внутреннем кармане ветровки не дают забыть о том, что не всё так просто. Анисимов резко поднимается, чем пугает рядом ходящего голубя. Подхватывает небольшую сумку, перекидывает её через плечо и ускоряет шаг, чтобы успеть первым заскочить в до боли знакомый вагон и умчаться к себе. Парень русые волосы рукой взлохмачивает и выдыхает тяжело, когда дожидается своей очереди, чтобы зайти в поезд метро. Подзаебал его этот день, честное слово. Вроде, и произойти-то ничего толком не успело, только чувство тревожное где-то внутри червячком противным крутится. "Среда" - где-то в голове зудело. В середине недели постоянно что-то непонятное происходило, раньше Максим вообще этого не замечал, ссылаясь на "черные и белые полосы в жизни". Но, чёрт возьми, среда была определённо чёрной полосой, даже непонятно по каким причинам. Анисимов вваливается в вагон и старается мимо людей протолкнуться, чтобы за спасительный поручень ухватиться. Капюшон пониже натягивает и смотреть никому в глаза не хочет. Не желает он людей читать,***
Анисимов чуть ли не с ноги открывает дверь, на что видит озадаченный взгляд Трущёва. Друг подрывается с места, чтобы обняться. Традиционное приветствие. Максим оглядывает уже до одури знакомое помещение. Вот в том углу пятно от краски, которое они с Серым всё оттереть пытались, только так ничего путного и не вышло - пришлось ковёр покупать, чтобы следы за собой "подмести". А там посреди стены виднеется вмятина, которая осталось от барабанной палочки, которую разозлившийся Серёжа в Макса бросил. Но это уже другая история. Анисимов на кресло плюхается, закинув ноги на подлокотник и вопросительно смотрит на Трущёва, мол, что хотел, зачем звал. - Что ты сам думаешь по поводу всего этого? - Серёжа коньяк на стол ставит и две рюмки перед собой и Максом. - Ты же знаешь, что я не пью, особенно по будням... - возражает Максим. Хотя рука так и тянется к бутылке после этих адских трёх дней и ситуации странной в метро, о которой он старается не думать. Но картинки девочки с косичками так назойливо и всплывают в сознании. - А кто сказал, что это тебе? - ехидно говорит друг и из-под стола достаёт бутылку колы. - Ничего я не думаю, Серёж, - Максим ожесточённо забирает из рук чёрную жидкость, не обращая внимания на ухмылку Трущёва. - Тем более, ты мне толком ничего и не рассказал, я будто котёнок слепой, которому сказали иди, а я иду. - Да у меня, Макс, та же фигня, - Серёжа залпом выпивает стакан с тридцатиградусной жидкостью под удивлённый взгляд Анисимова. - Сейчас со студией тяжело стало, деньги нужны... - Так ты чего молчишь, как партизан? - Максим вину за собой чувствует, ведь, можно сказать, он удобствами друга пользуется даром. - Да не-ет, не в этом суть. Просто тяжело писать стало в такой атмосфере, когда постоянно от кого-то зависишь, когда должен кому-то, - Анисимов слушает внимательно и не возражает, припоминая долги Трущёва, которые за ним тенью крадутся вот уже несколько лет. - Ладно, не о том разговор. Введу сейчас тебя в курс дела. Максим стакан в сторону ставит и, опираясь на подлокотник, заинтересованно всматривается в лицо друга. - Как ты знаешь, я всё вёл переговоры по поводу тебя и ребят из твоей группы, отправлял твои демки к Георгию, - на этих словах Максим морщится. - Да, Мась, я это сделал, потому что кое-кто, не будем показывать пальцем кто, но это ты, даже не попробовал бы этого сделать, а тексты, кстати, очень классные, только надо бы аранжировку... - Трущё-ёв… - Анисимов глаза к потолку закатывает и поворачивается полубоком к Плсишнику, как он любил называть друг. Ему уже разговор становится менее интересен, потому что знает, что песни в разработке - это всё такая фигня. - Они ведь даже не доделаны! - Ты со своей дотошностью уже всех заебал, Свобода, - Максим резинки на толстовке дёргает, прекрасно понимая, что Серёжа в нём дырку просверлить пытается. - Ты же их так никогда и не закончишь. Хочешь сказать, что твои песни все идеально отшлифованы? А если бы и были, то разве это были бы твои песни? Настоящие? С душой? Максим молчит, так и не соизволив ничего сказать. Ведь они уже миллион раз говорили на эту тему. А сейчас миллион первый. Серёжа был прав. Несмотря на количество слушателей, которое было у Максима - они всё равно слушали его песни, подпевали ему в ночных барах. Только ощущение было у Макса, что не то это всё, не те, пока что, песни он создаёт, не для огромных площадок. - Мась, тебе всего двадцать один год. Ты ещё даже универ не закончил. В твоём случае количество должно перерастать в качество. Даже не важно, сколько ты запишешь этих демок. Их надо показывать, надо пропихивать везде, где только можно, чтобы ошибки искать, новый и интересный материал находить для публики. Пойми, ничего критичного не случится, если ты даже в лейбле не окажешься. - Какой лейбл, Плсишник? - обречённо ухмыляясь, говорит Максим. - Мне основа нужна, проводник, который сможет мне дверь на сцену открыть. - Вот тебе Георгий Михайлович в этом и поможет, - чуть ли не напевая, вторит свою мантру Серёжа. - Почему ты не можешь быть моим проводником? - искренне спрашивает Максим, наблюдая, как переливается тёмная пузырящаяся жидкость в стакане. - Ты ведь и сам знаешь, что этот тип мутный какой-то. Тяжёлое молчание повисает в студии. Только муха противным звуком разрезает тишину, мгновением позже оказываясь в липких тисках подвешенной за потолок липучки. Бляцкая среда. - Ммм… знаю, - задумчиво произносит через какое-то время Трущёв. - Но он помог многим моим знакомым... Конечно, не за бесплатно. - Ну, естественно, - хмыкает Макс. - Где же ты видел, чтобы просто так на сцену пускали. - Короче, Максим, - хмурится Серёжа, выпивая следующую рюмку. - Георгий согласился помочь, но если ты сделаешь небольшой преждевременный взнос. - Что он сказал насчёт демок? - прерывает речь друга Анисимов. А Серёжа медлит, чертовски непозволительно медлит, чем заставляет ёрзать его в мягком кресле. - Честно говоря, не уверен, что он их смотрел... - Прекрасно, Серёж, прекрасно. Как обычно - кот в мешке, - скрипит Максим, прикрывая глаза. "Не уверен, что он их смотрел", - эхом звучит в голове. Он и злиться на друга не имеет права, тот его со дна вытащить пытается. Познакомились они совершенно случайно, ну, как случайно. Максим даже не ожидал, что у него выйдет всё. Они с ребятами тогда только в гараже петь начали, вспоминает сейчас, как он поломанным голосом озвучить писанину свою пытался, зачастую мимо нот. Случай удачный выдался - Сергей Трущёв, известный на юге исполнитель, искал музыканта, с которым фит бы смог классный замутить. Почему искал по всей России, а не из своих людей? Свежего захотелось, неизвестного чего-то. Интересно было посмотреть, кто помимо его людей на сцену прорваться пытается. Вот Максим удочку тогда и закинул. Из тысячи людей на примете оказался. Только песня всё ещё в ящике стола пылится, а ведь уже два года прошло - Максим не даёт добро петь её, ни в какую. "Не то, Серёжа, не то", - "Такими темпами мы никогда её не выпустим", - грустно выдыхал Трущёв, понимая, что в парне талант губиться миром жестоким, Судьбой-злодейкой. Но что-то более ценное они смогли приобрести, не про фит тут речь, а про дружбу мужскую, которая им в столицу помогла перебраться. Серёже из Краснодара, а Максу из Владивостока. Кто бы мог подумать. - Ты не понимаешь, Мась. Он бы это дело не начал, если бы просто денег хотел заработать, он и без нас получает достаточно. - А здесь просто ещё сверху сотку получит, - ухмыляется Анисимов. - Ты, кстати, на вопрос мой не ответил, - напоминает Максим. Видит, как в голове Трущёва шестерёнки крутиться начали, тот упорно припомнить пытается вопрос, который неотвеченным остался. - Эх... Макс, рэперу не протащить рокера по тем же площадкам, - начал Серёжа. - Вот если бы мы фит с тобой выпустили, здесь же было легче... - Понятно. - выдаёт сухое противное слово, которое разговор вмиг обрывает, от чего друг его лишь глаза отводит. Максим в такие моменты ведёт себя, как капризный подросток. Не готов он пока что напоказ публике открыться, с головой зарыться в этот беспощадный творческий мир. Хотя по-другому и нельзя. Просто боится, что не его это, боится ошибку допустить катастрофическую, поэтому и тормозит себя постоянно в полушаге от известности. - Ты сам-то чего загруженный такой пришёл? - после недолгого молчания спрашивает Серёжа. Максим голову отрывает от стакана с газированной жидкостью. В голове всплывают уже, вроде бы, забытые вспышки из метро. Раззадоривает это Анисимова, но он ответить не успевает, как дверь студии с хлопком звенящим открывается, а в дверном проёме силуэт грозный читается. - Ну, что, Сергей Викторович, позвал ты своего дружка? - слышится басистый голос Алексея Петровича, владельца студии, а по совместительству шестёрки Георгия. Максим в кресле выпрямляется, недоумённый взгляд на Серёже задерживает и понимает, что друг его тоже ни черта не понимает. - Не слишком ли ты шумно ввалился в мою обитель, Петрович? - скептически рассматривает его Серёжа, тем временем напряжённо вставая с дивана. - В твою обитель? - чуть ли не рычит "босс", как в шутку его называли оба друга. Стоит ли говорить о том, что в комнату звукозаписи тяжёлыми шагами ввалился бугай под два метра ростом? Максим, вторя действиям Трущёва, медленно с кресла сползает и мимолётно конверта за пазухой касается. Этот увал, по-другому его и назвать было невозможно, всегда не нравился Анисимову. Серёжа же с ним как-то общий язык находить пытался, стараясь не будить зверя в Петровиче. Сам же Максим никак понять не мог, почему такой затупок, как этот, мог зарабатывать больше него и жизнью наслаждаться, треся деньги с каждого, кто ему только под руку попадётся. Свобода злобный взгляд на себе ловит, но не поддаётся, и стойко "испытание" это выдерживает, гордо глаз не сводя с Петровича. - Ты же знаешь, осталось три года и студия станет нашей, плохой компании и Свободы, - Трущёв неосознанно между Алексеем и Максимом встаёт. - А как раз-таки насчёт Максима Дмитриевича, - нарочито пискляво выделяет Петрович имя Макса. - Мы уже давно обсудили это с тобой, - устало начинает Серёжа, стараясь выглядеть уверенно и спокойно, однако его уже конкретно достало, что раз в два месяца на этого увальня накатывал поток алчности, и он начинал требовать деньги с кого только мог. - Договор можно и поменять, - всё так же не сводя глаз с Максима, бубнит он. - Так, - Трущёв мгновенно хмурится. - Мы обговаривали уже это не только с тобой, но и с Георгием Михайловичем, который также, кроме тебя, являлся владельцем этого помещения. Макс здесь находится, как... как альтернативный музыкант. Студия снимается для моего объединения. Тем более небольшую часть я всё равно доплачиваю за Максима, что тебе ещё нужно? Что правда, то правда. Непонятно по какой причине, Трущёв будто бы готов раздарить всё своим друзьям. Останься у него последняя корка хлеба, которая ему жизнь может спасти, он бы и её отдал своим. Анисимов мимолётный взгляд на затылок Серёжи кидает и именно в этот момент понимает, на сколько он благодарен ему за поддержку. Не только финансовую в плане музыки, но и моральную. Всегда и везде. Кажется, Макс никогда не сможет с ним расплатиться. PLC лишь правила установил: "Мне это всё окупится, если мы фит выпустим". Вот и мается Свобода от грызущей его совести. Максим неожиданно руки на себе огромные чувствует, которые его за резинки капюшона тянут, растягивая при этом толстовку. Мгновение - и Серёжа уже с разбитой губой за стол хватается, а Петрович Макса к стенке за грудки прижимает. Максим лишь зубы зажимает и презрительно лицо грубое этого двухметрового мужика рассматривает. - Только попробуй, - шипит ему в лицо Анисимов. - Петрович, ты что, мать твою, творишь?! - Трущёв голову к верху задирает, стараясь до их парочки дойти, что с трудом у него получается - в глазах двоится. - Ты действительно думал, что я с предложением от Георгия Михалыча пришёл? Глаза Серёжи округляются - вот и попал он впросак из-за любви к своим друзьям. Максим же Алексея взглядом смеряет и кого только можно молит о том, чтобы этот урод не получил то, чего хочет. - Договор, конечно уже намечается, только он не дойдёт до тебя, если ты свою часть за студию не оплатишь, - кривится в усмешке Петрович. - Да кому ты нужен, мальчик на побегушках, - слова срываются с губ Максима быстрее, чем он успевает подумать. Мужик меняется в лице. А Анисимов тут же боль чувствует в затылке, когда Петрович Максима в руках потрясывает и о стену головой его ударяет. В глазах слишком быстро мутнеет. Кажется, в фильмах главный герой держится немного дольше и его не вырубает после первого удара. По всей видимости, Макс не из основного состава актёров. Не эту роль ему Судьба предоставила. Мысли какие-то в голове крутятся, которые совершенно сбивают и не дают мыслить здраво. Максим получает кулаком в нос, от чего его голова назад запрокидывается, а из ноздрей блевотно-кровавая жидкость капает на белый ковёр, по дешёвке купленный в Икее. "Отвратительный цвет..." - думает Анисимов, добавляя при этом: "Ей бы не понравился...". Чей именно образ всплыл в голове, Максим не успевает сообразить. До него обрывки фраз начинают долетать. - Будешь знать, что значит не следить за своим языком. По заслугам получишь, - мямлит Петрович. - Выкладывай сюда сумму, я же знаю, что она у тебя с собой. Максим чувствует, как Алексей руками по его телу водит. И лишь оскалившуюся победную улыбку замечает, когда громила конверт нащупывает. "Кажется вот и уплыли мои честно заработанные деньги", - думает Анисимов, стараясь находиться в сознании. Ужасный треск обращает счастливый взгляд Петровича в непонимающий, приводя в норму слух Макса. Серёжа о голову "босса" бас-барабан разбивает. Из-под пластмассового ободка виднеется мутнеющий взгляд Алексея. Максим чувствует, как хватка ослабевает, когда вымогатель отступает на шаг. Анисимов наконец-то ощущает пол под ногами. - Сука, - Серёжа кровь с губ в сторону сплёвывает. - Всё равно новый хотел купить. Трущёв улыбкой светит в мрачной комнате, где только что лампочка перегорела, но тут же хватает с кресла сумку Свободы и к двери его подталкивает. - Лучше вали отсюда, я сам разберусь, всё хорошо будет. Только поаккуратней на выходе - там по-любому ребятки его стоят. - Я... - впервые Анисимов сориентироваться не успевает. - Потом отблагодаришь, - прерывает его Серёжа, косясь в сторону мычащего Петровича. Максим посреди коридора четвёртого этажа оказывается. На грудь давит злосчастный конверт, но он понимает, что вытащить из него ничего не успели. Анисимов на цыпочках пробирается к лестнице, как неожиданно слышит возгласы громкие за спиной. Это дружки Петровича за ним охоту затеяли, но не тут-то было. Хоть голова была ватой забита, Максиму всё же удаётся через перила на следующий лестничный пролёт спрыгнуть.***
"Ненавижу бегать", - мимолётно думает Анисимов, расталкивая перед собой сердитую толпу. Буквально в десятке метров за ним люди "в чёрном" несутся, остервенело на людей натыкаясь. Максим умело в тёмном переулке скрыться успевает, когда охране Георгия путь преграждает огромный грузовик. Он с пятнадцати лет научился в тёмное время суток от полиции сбегать, хотя она тогда ещё милицией была. Здесь ему это труда бы особого не составило, только голова чугунная подводила слегка. Свобода судорожно в кармане телефон ищет, направляясь к мало кому известному кафе. Номер выученный наизусть бегло набирает и гудки считает. - Да, Мась? - на том конце слышит голос друга, с которым минут двадцать назад распрощался. - Ты как там вообще? - задыхаясь, выдавливает Максим. - Да вот... переговоры веду, - измождённым голосом подытоживает Серёжа. - Может, ты в своём саммите первым пунктом обозначишь, чтобы участников договора перестали преследовать? - выдыхает Анисимов, подбежав к вывеске знакомой "Риккона", и оглядывается по сторонам. - Еле как дозвонился до Георгия, сказал, что разберётся. Так что... день-два и всё будет в норме. - В норме? - хрипит Максим, когда тёмное очертание за углом видит. Второе дыхание открывается, и он до второго этажа кафе через ступеньку добегает. - Мы в девяностых, что ли, чтобы с меня так деньги открыто трясти, как коллекторы? - Надеюсь, ты прочувствуешь всё это на своей шкуре... - слышится голос Петровича на заднем фоне. - Может, ты поддашь ему разок? - с надеждой спрашивает Макс, врываясь в уютное помещение. - Уже, - грузно выдыхает Серёжа, после чего Анисимов слышит мычание в трубке. Затем он слова улавливает, к громиле обращённые. - Я больше с тобой разговор вести не буду, так и знай. Чтоб через три года я даже духу здесь твоего не видел... - Бля-ять - вырывается из Максима, когда он видит Петровичу подобного двухметрового парня, который застыл посреди кафе, обращая на себя испуганные взгляды посетителей. Свобода звонок сбрасывает и за угол через официантов направляется, чтобы в туалетной комнате оказаться. Громкое: "Свобода-а" раздаётся по кафе, из-за чего знакомый ему менеджер выглядывает из того самого угла, где планировал укрыться Анисимов. Натыкается всем телом на девушку темноволосую, от чего та лишь шепчет горячо: - Макс, опять? - Насть, давай потом разберёмся, - моляще шепчет Свобода. - В этот раз тебе это с рук не сойдёт, - гневно выносит вердикт Мещерякова, заталкивая Макса в первую попавшуюся дверь, не осознавая, что мужской туалет находился за соседней.