В текст вчитывается такой притягательный, манящий. Глупый и бесмымленный сказали бы одноклассники Кристины. А она, как девочка "большая", сама берёт свою судьбу в руки.
Давно её уже интересует история родственных душ, вот только слышала она о них мельком, лет так в десять, когда мамина подруга на кухне сидела и горе слезами запивала. Дрожащими губами в горлышку вина тянулась.
- Не он это, не он, - говорил она сиплым голосом, а мама Кристины лишь по руке тётю Ирину поглаживала и пыталась дать понять, что это всё пустяк и думать об этом не надо.
Шанс найти родственную в этом мире стремительно бежит к нулю. Кристина это только сейчас понимает, когда глазами карими по тексту на экране пробегает, на дверь боковым зрением косясь, чтобы незваный гость не вошёл к ней неожиданно.
"Это ведь тоже самое, что и в мире без соулмейтов жить", - проносится в голове. И это действительно так.
Если вы верите в реинкарнацию, то эта вещь определённо для вас.
Нас окружают миллиарды и миллиарды душ, которые жаждут найти себе место в мире. Вот только полностью счастлив человек будет, когда душу родственную обретёт.
От человека это ровным счётом почти никак не зависит. Души перерождаются в назначенное им время, а родственные души могут вообще столетиями появляться в разных поколениях. К примеру, сейчас душа вашего соулмейта может находиться вообще к восемнадцатом веке и точно так же недоумевает и опустошение внутреннее чувствует. Вероятность того, что две родственные души, предназначенные друг другу, появятся в одном столетии, и что это не окажется ваш сосед дядя Гена, который вам в дедушки годится - кране мала. Но и если по счастливой случайности вы родились, застав свою родственную душу, то найти её крайне тяжело среди шести тысяч миллионов людей, число которых всё растёт с каждым...
На этом Кристина с громким хлопком закрыла крышку ноутбука.
"Безысходность какая-то" - в голове мелькает. Она шумно втягивает носом воздух и со стуком на кровать ложится, которая покачнулась от резкого прыжка хозяйки.
Она же всегда себя особенной чувствовала.
Болела очень редко, маму капризами детскими не донимала. Единственный каприз лишь был - это рисование. Но именно это увлечение родители яро поддерживали, радостно переглядываясь друг с другом. Папа жизнь богатую пророчил, где деньги сыпятся с небес. А мама по утрам в носик конопатый целовала, гладила по голове, говоря: "У тебя всё получится, малышка. Всё будет хорошо".
Слышит громко разбившийся предмет в другом конце квартиры, который раздумья сладостные прерывает. Резко голову поднимает, старается вслушаться и различить голоса такие родные, но в одно осеннее утро ставшие такими далёкими. В угол кровати вжимается, не привыкшая в их тихой и умиротворённой квартире звуки оглушительные слышать. Вот так и начинает привыкать к жизни взрослой уже месяц как.
Родители ей будто чужими становятся, а Кристина мамин крик с кухни слышит и голос спокойный - папин, который ей объяснить всё старается.
Сейчас девочка хрупкая понимает, что мир какой-то иллюзией на самом деле прикидывается для таких наивных, как она. А Кристина правду знать хочет! Вот и ищет слова честные в социальной сети про родственные души. Надеется, что это ей как-то поможет загадку злой Судьбы раскусить, которая и здесь не хочет мириться с людским счастьем. Совсем маленький шанс даёт, чтобы прочувствовать, каково это с
тем самым человеком быть.
Она ведь всегда родителей родственными душами считала, когда они одним организмом казались. Готовили вместе по вечерам: папа мясо или рыбу нарезал кусочками сочными, а мама, вторя ему, овощи, как в ресторане. Провожали её и брата в школу, при этом понимая, что они нещадно на работу опаздывают - всё равно всматривались в два любимых силуэта, спешащих знания получить.
А вот сейчас она и не знает так ли это. У каждого человека в какой-то момент чёрная полоса наступает. Видимо, и сейчас в отношениях самых близких для неё людей кризис наступил.
Кристина рюкзак с пола подхватывает и сгребает в него кипу учебников, даже не вглядываясь, действительно ли именно они понадобятся сегодня на занятиях.
Она уже привыкла просыпаться в подобные этому утро, когда оно не с завтрака, а со споров начинается. Тихо дверь комнаты прикрывает, чтобы родители ненароком не поняли, что дочь любимая всё так же становится свидетелем их утренних сцен.
- Ты же предал нас, - слышит тихий шёпот мамы.
Пронизывающий, леденящий шёпот. Глава семейства всегда говорил о том, что у него мурашки бегают, когда его два цветочка шепчут злобно, всматриваясь в него затравленными глазами. Да... умение злиться досталось Кристине именно от мамы. Она непроизвольно кидает взгляд в конец коридора. Видит мамины опущенные плечи, уставший вид, прикрытые ладонью глаза.
- Светик, - выдыхает ей в коленки папа. - Я всё смогу решить и разберусь с делами. Мы не останемся на улице. Я обещаю тебе.
Обещаю.
Почему-то Кристина замирает на мгновение. Пробует это слово на вкус.
О б е щ а ю. Странное такое. Неосязаемое. Как такое слово может просто взять и враз поменять представление о человеке? Оно проверкой служит убийственной. Не выполнил обещание - и ты уже пустоту оставил в душе другого человека. Тебе уже не доверяют, боятся.
Лишь любимым шанс раз за разом дают. Вот и мама её всматривается в глаза любимого человека и незаметно головой кивает, соглашаясь. А в её глазах - ничего, будто ураганом снесло. Всегда тяжело в обещания верить и надеяться, что когда-то человек своё слово сдержит.
Кристина выдыхает шумно, что незамеченным не остаётся, её мама голову резко поднимает. Друг друга будто при воровстве застукали. Взгляды отводят. Девочке не по себе, что разговоры
взрослые подслушала. А женщине тошно, что ребёнок её родной и маленький разборки их узрел.
- Крисуль, ты дома ещё? - мама слёзы незаметно смахивает, что от Кристины не укрывается. А девочку душит в этот момент - не хочет слёзы любимого человека видеть, но сделать не может ничего. Она лишь кивает подобно самой женщине и словам её вторит. - Ты кушала?
Вопрос такой неуместный в такой обстановке задаёт. Папа всё ещё у ног маминых сидит, осторожно руками её икры обвивает. Не поворачивается к дочери своей.
Вот здесь она и видит сочетание ужасное, щекотливое. Не нравится это Кристине. Девочка всегда умела людей читать: по жестам, по внешнему виду, по дыханию сбившемуся, а если она к тебе в глаза вдруг посмотрит, то держись. Всех скелетов из твоих шкафов повытаскивает и на обозрение поставить может. Из-за этого её люди часто недолюбливают, не каждый тайны свои раскрыть хочет. А Кристина никогда бы не позволила себе душу чужую на виду у всех на эшафоте повесить. Скорее, сама на защиту встанет, а люди злые в этот момент и подтолкнут к смерти верной, окрестившись и обрадовавшись, что не они на очереди, а девочка какая-то незащищённая.
Но ненавидела она себя за это, что людей читает, как открытую книгу, ведь с ней как раз-таки особо не церемонятся. Ей закрыться от них хочется, вот только не получается, очередная такая попытка провалом заканчивается.
И видит Кристина, как
отец слабину даёт, но и показывать этого не хочет. Ангелочку своему маленькому не хочет. Но она не понимает, почему перед
мамой он готов открыть своих демонов, груз на женщину любимую взвалить, а дочери сторонится. Семья же как никак.
Злит это её безумно. Понимает, что им обоим сейчас тяжело, но маме сейчас поддержка нужнее, о чём отец Кристины совсем забывает. Да нет... И не забывает. Ему просто тоже тяжело, поделиться с кем-то хочется. Невозможно всё на своих плечах одному тащить.
Мысли эти в голове кашу полную разводят. Не хочет она сейчас об этом думать, поэтому лишь глазами рассеянно по квартире бегает. Это мама подмечает и взгляд переводит с одно родного человека на другого. Она старается ухватить переживания Кристины, которые та в нужный момент захлопнула прямо перед носом женщины. Вовремя научилась.
- Я уже завтракала, - сипло выдаёт. Слова её рикошетом о созданный её родителями вакуум ударяются. На предательство какое-то похоже, но не хочется думать об этом.
Вообще ничего не хочется.
Светлана Валерьевна бесшумное "хорошо" выдаёт. Хотя обе понимают, что врёт девочка безбожно. Не хочет она в омут взрослый и болезненный кануть, поэтому всё-таки с ими выстроенным вакуумом негласно соглашается. Рано ещё.
Не сегодня, не здесь и не сейчас. Не хочет взрослой становиться. Поэтому, глаза прикрыв, из квартиры двухкомнатной вырывается. Её побег дверь громким хлопком сопровождает.
***
Кристина в балетках вышагивает по узким улицам Москвы, камушки перед собой пиная. Ловит недоумённые взгляды прохожих, а в переулках насмешливые - от подростков, уже испорченных этим миром. Подростков, которые смирились со своей участью и бороться у них нет никакого желания.
Она же на автобусную остановку спешит, чтобы успеть в маршрутку забитую сесть, которая прямиком к родной гимназии довезёт. Думает, размышляет над взглядами удивлёнными, брошенными в её строну.
Ах, точно, чуть ли не забыла. Девочка четырнадцатилетняя с косичками до пояса в узкой юбке-карандаш и просторной блузке статусом светит. "С иголочки" про таких говорят. А Кристине не хочется взгляды мальчиков ненужные и неуместные для её возраста ловить. Взгляды, свысока брошенные взрослыми, завистливые взгляды ровесниц. Оценивающие, пристальные. Вот что самое раздражающее. Ты будто в мире живёшь, в котором обложка важнее, нежели то, что внутри себя каждый человек таит.
Да чего уж юлить - всегда так было. И ни какие фразы по типу: "Я его сразу же за внутренний мир полюбила" - не прокатят.
Но при этом ты, ох какую неудачу можешь словить, если в человеке ошибёшься, когда в первую очередь на глянцевой обложке заостришь внимание, а не на конфетке, гниющей внутри.
Вот и хочется Кристине от такого двуличия опасного закрыться.
Толстовку такую желанную надеть, а от неё чтобы свобода чувствовалась. Не эти побрякушки, которые в рамки загоняют, а чтобы джинсы широкие и рюкзак объёмный за плечами. Но лишь головой упирается о поручень, стараясь забыть, кем она является сейчас.
Счастливой хочет быть.
Когда маршрутка резко тормозит у остановки нужной, она самой первой выпрыгивает из транспорта забитого, чтобы свежий воздух ощутить. Опирается руками в коленки свои и ноги худые рассматривает. Мгновение спустя старается разглядеть макушку темноволосую в толпе школьников, которые спешат пар выпустить, задевая девочку маленькую и оборачиваясь раздражённо.
Чувствует, как неожиданно за руку её хватают и на второй этаж школы
нелюбимой затаскивают.
- Где ты пропадала? Историк снова в ярости и ищет тебя, - щебечет быстро голос нежный на ухо, хозяйка которого так усердно пробиться сквозь подростков старается.
- А я-то при чём снова? - Кристина взгляд свой в Назиму уставляет, ответ старается в них найти. - Я работы всегда вовремя сдаю, доклады дополнительные ему приношу...
Перечисляет Кошелева, пальцы загибая. Подруга на неё лишь отрицательный взгляд переводит и настрой Кристины боевой сбивает озадаченно:
- Ты же помнишь, что должна выступать сегодня перед нашим классом?
- Чё-ёрт… - Кристина останавливается резко и лицо морщит, вспоминая о прихотях историка.
Была фишка у него такая - всех претендующих на звание отличника отправлять выступать перед старшей аудиторией, чтобы проверить
стрессоустойчивость знания ребят помладше. "Хочешь жить - умей вертеться" - излюбленная фраза Павла Николаевича.
А Кристина при его виде лишь кривилась, но терпела. Любила она историю, как ни крути, интересным ей казался этот предмет. Полюбила его не потому что с профессией какой-то связать свою жизнь надо, а потому что людей она любила. Личностей разных изучала, события, повлекшие за собой столько изменений.
Нравилось ей, когда, всматриваясь в учебник, она глаза закрывала на чёрно-белое, и
краски в скучном тексте могла отыскать. Краски, которые людям принадлежали, личности каждой, душе определённой.
Вот только историк малину подпортить любил, из увлекательного предмета делая жестокий и несправедливый. Рассказывал он каждый урок, как люди гибли сотнями в катастрофах различных, и отличников заставлял этим заниматься. Лиза, её одноклассница, и вторая отличница в параллели по совместительству, забила на это, когда сообразила, как подкупать Павла Николаевича можно, при этом глазки строить не забывать и бутылку стеклянную под стол незаметно ставить. А у Кристины маленькой нет груди третьего размера и попы круглой, чтобы оценки свои натянуть. Как же предсказуем и грязен этот мир.
- Кошелева! - злобно кричит из сорок пятого кабинета Павлуша, как все в шутку за глаза его называли. Характер свой показывает, определяя, кто главный в их иерархии школьной. Девочки от его голоса скрипучего съёживаются. Вылетает из берлоги своей, оглядывая коридор и девочку с косичками длинными ищет. - Ты о задании своём не забыла?
- Я помню о нём, Павел Николаевич, - серьёзности на лицо напускает, при этом судорожно вспомнить старается - был ли доклад в той стопке, которую она рукой в сумку смахнула. Руки ей неожиданно тянуть начинает и покалывать - часто такое было, когда она волноваться начинала. Историк же лишь глаза подозрительно сузил, оценивающе осмотрев её с головы до ног.
- В класс идите, а то звонок сейчас прозвенит... - фразу свою закончить не успевает, как оглушительная трель по коридорам гимназии раздаётся.
Неспеша следуя за Павлушей, Кристина рюкзак молниеносно открывает и учебники все переворачивает вверх дном. Назима обеспокоенно за её действиями резкими наблюдает, мимолётно взгляд в сторону стола учительского бросает, прикидывая, сколько у них времени есть.
У девочки ком к горлу подступает, когда папки той единственной не находит, взгляд обречённый в сторону старшеклассницы кидает.
- Блин... сегодня же среда, - тихо шепчет Назима, глаза прикрывая. И Кристина вспоминает, что за день сегодня.
Блядская Среда.
День этот Кристина на дух не переносит, а почему - объяснить не может. Вот только именно в третий день недели все гадости, какие только существуют в этом мире к Кристине липнуть начинают. В аварию её брат попал, еле как поправился потом, а когда произошло? - в среду. В среду же и небольшой бизнес папы стал идти по звезде вниз, по накатанной. У мамы проблемы с здоровьем были, а когда выяснилось? - опять же в этот чёртов день. А о том, что Кристина в этот день ломает, теряет, разбивает, ссорится - и речи быть не может, это уже как по расписанию.
- А что глаза на мокром месте?
Кристина чувствует, как прядь её волос русых за ушко убирают и дыханием жарким лицо опаляют.
Она раздражённо руку смазливого и приторного парня с себя сбрасывает.
- Или, может быть, парень бросил? - Руслан стену плечом подпирает, рядом с которой Кристина стоит.
А не получив никакой реакции на повисший в воздухе вопрос, он выдаёт:
- Ах, точно, я и забыл, что ты у нас девственная целка, которую до свадьбы и тронуть никому нельзя.
У Кристины уши мгновенно загораются, с головы до ног её жаром обдаёт. Вот она, одна из болезненных тем для неё: взгляды эти мальчишеские, которые в её сторону постоянно кидаются. А ей страшно от них, тревожно. Не нужны они ей вовсе. В её жизни только два мужчины существует: это папа её и брат родной. С ними хоть и не легко бывает, ссорятся - мирятся. Вот только они её не опорочат, любить всегда будут.
Она никогда не понимала надобности в парнях для галочки, да и не доросла она, вроде как, до этого ещё. Но почему-то обидно всегда было слышать в своё сторону слова такие, бьющие по женскому самолюбию. Точнее не так...
Кристина ярлыки эти ненавидела, которые в обществе на каждого вешали. А её - это "Невинная отличница". У девочки будто на спине написано "Можно обсмеять за искренность". Никто и не догадывался, что она отпор легко каждому могла дать, вот только не хотелось и незачем всё это было. Для людей она - девочка-ангелочек, от которой никто ничего не ждёт.
- Гавшин, с каких это пор невинность стала считаться позорным пятном и причиной для насмешек? - близкую подругу кривит от слов, сказанных в сторону Кристины.
- С этих самых, - оскал свой показывает. Потрепав Кошелеву по голове, идёт на своё заветное место, бросив на парту сумку.
- Крисуль, не обращай внимания на этого придурка, - она за плечи её мягко к себе притягивает. - Ты же самая лучшая у меня. Тебя так любят, и ты это знаешь. Да ведь? Он только внимание привлечь пытается, да попусту других задеть.
Девочка лишь в подтверждение кивает, а самой тошно находиться среди всей этой толпы странной. На подругу лишь взгляд ободряющий кидает, отстраняясь - справится она, ничего страшного.
А когда про доклад чёртов вспоминает, приободряет себя. Ничего. Не стоит из-за него переживать. Она этот доклад по истории наизусть помнит.
Бросает свой рюкзак полупустой в пыльный угол кабинета и учеников одиннадцатого класса оглядывает. Беззаботные, напыщенные, высокомерные, глупые, мерзкие. И ещё множество бы прилагательных подобрать, да только на языке всё слова какие-то вязкие и приторные вертятся. Лишь Назима среди них выглядит, как мимо проходивший человек.
Павлуша с хлопком дверь кабинета закрывает и в сторону Кристины кивает, чтобы та начала.
- Всем привет, как вы могли уже запомнить - меня зовут Кошелева Кристина, я ученица седь… - на полуслове её голос высокий обрывает:
- Ох, что-то не припомню тебя совсем, - девушка с волнистыми волосами губу хитро закусывает и глазами в Кристину стреляет. Ещё одна стерва класса, в котором её подруга лучшая учится. Именно с этой, острой на язык, девочка в распри постоянно вступала, которые ничем хорошим для неё никогда не заканчивались. - Ирина тебе зовут? Марина? Ах, точно... Кристина. Ты же только что об этом сказала. Извини, не расслышала твой писклявый голосок.
- Микова, тише веди себя, - обрезает Павел Николаевич, который почему-то затыкает Женю только тогда, когда она монолог свой фееричный заканчивает.
Так и проходят очередные пятнадцать минут от урока, когда гомон голосов поднимается, а на девочку, стоящую у доски уже всем наплевать. А та старается не натыкаться на взгляд Руслана сверлящий, лишь на Назиму смотрит, которая поддержку "дистанционно" оказать пытается. Кристина на стол преподавательский косится, за которым Павлуша ногой покачивает в такт разговорам. А когда понимает, что не шелестит у его уха голос семиклассницы бедной, то вопрос ожидаемый задаёт.
- Сколько жертв было в том августе 1972 года?
Он вообще её слушал? Доклад, кстати говоря, у неё про игры Олимпийские был, когда люди за страну свою болели. О патриотизме, скрепляющем народ, о времени, когда каждый житель страны другом становится. А он вновь о людях погибших спрашивает, о жертвах невинных, которые пострадали в несчастных случаях.
- Почти три сотни, - выдыхает Кристина, у которой эта статистика смертности по каждому году в двадцатом веке и так въелась больше, чем таблица умножения.
- Точнее, - он голову даже не поднимает от стола, за которым журнал девятиклассников заполнить старается.
- Зачем? - вопрос этот ложкой дёгтя в бочке мёда оказывается. Перечить кто-то неожиданно вздумал его системе.
Кристина глаз своих медных от него не отводит, а он голову задирает, очки, скатившиеся на кончик носа, поправляет. А в классе тишина тягучая воцаряется. Интересно за чужой судьбой наблюдать. Обжигающие десятки глаз по ней бегают.
- Сколько? - холодно спрашивает вновь.
- Двести семьдесят два человека, - "пять" - поправление мысленное делает из ниоткуда взявшееся, разобраться не успевает, как крик жестокий слышит.
- Двести семьдесят два человека, Кошелева! - всматривается в черты её нежные и начинает чуть спокойнее. - Понимаешь... столько людей погибло, чтобы миллионы людей осчастливить на это треклятой Олимпиаде.
- Не понимаю... - головой отрицательно мотает и краем глаза ловит, как все с изумлением в слова Павлуши вслушиваются.
- У всего есть своя цена, Кристина.
От его слов мурашки по коже противные бегут.
Цена. С таким, вроде, и простым смыслом слово, да только если посмотреть на него с другой стороны - страшно и некомфортно от него становится.
- Жить нужно, Павел Николаевич, сегодняшним днём. Сейчас. А не оглядываться по сторонам. Счастье нам даётся только моментами незаметными, которые мы упустить можем, если будем о цене думать. - слова такие желанные ему в лицо кидает, на языке крутившиеся уже давно.
- Не позволю я, Кошелева, чтобы ты смуту вносила в разум этого поколения бездумного, - шепчет, будто ядом льёт и в сторону старшеклассников указывает. - О последствиях думать нужно.
- А знаете... Мне всё равно, - комок ватный, который в горле застрял, болезненно проглатывает. Мир качнулся от того, как она эти слова смело произносит. - Я правду сказала. Жить нужно сегодняшним днём, с одним лишь правилом: "Думай только о том, чтобы близкому не сделать больно". А Вы, Павел Николаевич, - Кристина взгляд роняет под его стол, где заначка с повышенным спиртом стоит. - вместо того, чтобы меня уму разуму учить - лучше бы сами о последствиях думали.
Гул удивлённый проносится по классу подростков, лица которых не только прыщами украшены, но и ухмылками победными. Хлопки одобрительные слышит в свою сторону.
Павлуша злобно в глаза Кристины всматривается, слов подобрать не может, когда понимает, что девочка, которая в дочки ему годится, раскусила его и раздробила в три счёта его правила, которые он устанавливал на протяжении долгих лет.
- Родителей завтра в школу, - будто приговор смертельный озвучил.
- Да хоть племянницу мужа дочки дяди Кости, - раздражённо бросает Кристина и рюкзак свой поднимает с пола.
Она таких людей, как историк терпеть не могла. С пассивным взглядом на мир, когда огня в глазах нет. Даже у самого угрюмого человека, которому, казалось бы, уже никак не помочь - у него даже на дне глаз искру заветную найти можно. А такие сами себя душат, да и других в свой чёрно-белый мир тащат.
- А наша девочка выросла!
Кричит с задней парты Руслан, на что она лишь средний палец ему показывает под оркестр офигевших вздохов, но даже в их сторону не смотрит.
Звонко дверь за собой захлопнула.
Лишь материнское, мягко и нежное "Крис..." - от Назимы напоследок слышит.
***
Кристина в метро своём любимом едет, где людей много. А в глазах каждого история своя. Многие толкаются, грубят, а она, посмотрев на них, понимает, что у кого-то день сегодня трудный был, кого-то на работе начальник отчитал.
Приземляется на место свободное, которое ей мужчина уступил, когда на приближающейся станции выходить собрался. Вот от него теплом веет, чувствуется, что его дома котят ворох ждёт и жена любимая с ребёнком.
"Тебя так любят" - в голове слова Назимы проносятся. А она не понимает. Как любят? Если любой на кого ни посмотри лишь равнодушный взгляд в её сторону бросает. Незнакомцы повсюду, вот только тепло она получает не от того, что они по-доброму на неё изредка поглядывают, а из-за того, что она дверцу в их мир решает приоткрыть. Это каждый может сделать, но не каждый захочет.
И вот родители закрылись друг от друга. Она выдыхает тяжело в воздух душный, в котором усталость от рабочего дня витает.
Они ведь счастливыми такими были. Ей плакать даже хочется от несправедливости такой. Какие-то обстоятельства просто могут жизнь любого человека разрушить. Где-то там в высоких кругах сказали: "Кошелеву не выдадим кредит на этот год для музыкальной студии". А папа её в бизнесе этом дремучем застрял, он там уловки старается все найти. Двойное дно ему везде чудится. А он всё исправно выплачивает, только небольшие трудности появились недавно, когда преподавателей стало не хватать. Но модным это стало - реализовывать детей в творчестве. Любить он это дело стал. Но только нет, нет и нет слышит в свой адрес. Кристина это по ссутулившейся спине сегодня поняла. А мама её просто любит и верит, что всё это счастливый конец обретёт. Ссорятся только они потому, что за будущее её и брата волнуются.
Семью стараются сохранить.
И вновь возвращается к мыслям, которые она мусолила мгновение назад. Дверь в мир Кристины, в отличие от других, почему-то всегда нараспашку, будто от сквозняка сама по себе открывается. Она её всё закрыть не может, усилия тщетные прилагает. А люди мимо этой двери проходят. Кто-то даже пинает, граффити рисует и краску обдирает. А кто-то бездушный вообще заглянуть может, да и ещё и плюнуть туда в придачу. Не нравится ей такое. Не хочет она так.
Глаза к своим ногам опускает, но вместо этого видит штаны парня какого-то, коленки на которых растянуты безбожно.
"А этому, наверное, всё равно на мнение других. Работает он сутками". Неожиданно видит, как штаны вверх задираются, и обвисшие коленки вновь на место встают. "Не хочет другим признаваться. Не хочет душу изливать".
Машинист резко в педаль тормоза ногу вдавливает.
Для людей, которые пользуются ежедневно метро - это дело обыденное.
Только из-за того, что девочка была погружена в свои раздражающие разум мысли, не ожидала такого исхода.
В последний момент уцепилась за толстовку стоящего парня с обвисшими коленками. И носом прямо в неё зарылась. В надпись ярко кричащую "Владивосток". Как-то странно и неуместно это смотрится в Московском метрополитене. Но почему-то она сочетание находит и эстетику своеобразную.
Аромат этот чувствует.
Тот самый, который всегда от своих вещей ощущать хотела, когда с(С)вободы хотелось мимолётной.
Кристина голову задирает и встречается с глазами парня взрослого. Глубокими, прошибающими до глубины души, которые читать-читать-читать хочется, вот только он не даст, хотя в них огоньки озорные пляшут, с удивлением сочетаясь.
Парень незнакомый руку на другой поручень переставляет, старается удержаться, но взгляд от неё не отводит и, кажется, совсем не против, что она за него держится. Ей это детскую игру "гляделки" напоминает. Вот так и едут они.
Она за его толстовку хватается, без которой она и так уже ехать может. Он поручень крепче сжимает, который у её лица очень-очень близко находится. А над ними надпись
НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ.
Рассказывают они друг другу историю, без слов. Точнее не рассказывают, а вытягивают по-тихоньку, как обычно слова клешнями из молчаливых людей тащат.
Неожиданно он победно ухмыляется и глаза к потолку вагона поднимает, а у неё уголки губ недоумённо вниз опускаются.
Когда Кристина на себе вновь его взгляд изучающий ловит, то понимает, что где-то прокололась и рассказала больше, чем нужно было. А он своим видом ей как бы говорит: "Молодец, достойно держалась".
- Ну, и бесенята у тебя в глазах, - впервые его голос слышит. Приятный. С хрипотцой.
Но у неё краска с лица сходит, когда понимает она то, что незнакомец только что произнёс. Кристина руки резко с толстовки убирает.
Впервые.
Впервые кто-то не мимо её судьбы прошёл, а туда, внутрь заглянул, да даже не заглянул, а изучил досконально. Она глаза свои шоколадные отводит резко, при этом смех его мягкий слышит.
Даже Назима и родные не верили, что у неё сторона тёмная существует. А он взял и поверил.
Интересно. Очень ей интересно ещё немного посмотреть на этого человека. Вот только невежливо как-то и
неправильно школьнице молодому человеку внимание оказывать, которому с виду точно больше двадцати.
Но Кристина не сдерживается и снова на
него смотрит, а он будто взгляд и не отводил. Добрый. Вот только морщинки на лице его улавливает, которые появляются у человека только тогда, когда тот злым казаться хочет. Странное сочетание. Не понимает она.
- Среда? - он вновь разрушает тишину.
Она не услышала сначала и недоумённо посмотрела на него.
- Среда? Говорю, - так смешно и раздражённо повторяет, от того, что с девочкой маленькой у него разговор не клеится.
У Кристины глаза круглыми становятся. Понимает ведь, что грустная и побитая, как щеночек брошенный сидела. А он снова понял, что на душе у неё творится.
По тому, как у неё губы в немом удивлении приоткрываются, понимает, что в точку попал. Ему и ответ на свой вопрос не нужен.
Незнакомец выдыхает как-то грузно. По этому вздоху она понимает, что не одинока в своей ненависти к среде. Он голову к ней поворачивает и лицо своё неожиданно приближает.
Близко. Непозволительно близко.
Парень взрослый её губы горячим дыханием дразнит и выдыхает шёпотом:
- Просто знай, что в конце концов всё будет хорошо.
В то же мгновение отстраняется от смущённой Кристины, самого поток людей уносит на переполненное Новокосино.
А их секрет о счастье зыбком в воздухе остаётся висеть, пока девочка робко не забирает его с собой, когда покидает метро на следующей станции.
