Anything

На следующее утро я проснулась от тихого пения и стука. Я терла сонные глаза, моргая, пока комната не обрела четкие очертания, а когда подняла голову с подушки и огляделась в поисках источника звука, то увидела на кухне Джорджа. Он стоял у плиты со сковородкой в руке и что-то напевал себе под нос. — Доброе утро, Грейнджер, — весело сказал парень, заметив, что я проснулась и смотрю на него. — Ты любишь яйца? — Наверное, да, — я приподнялась на локтях. — Яичница — это хорошо, — сказала я, стараясь не выдать своего удивления, когда проснулась и обнаружила, что он уже встал и готовит нам завтрак. — А тосты любишь с маслом? — Да, с маслом, — выдавила я, и Джордж понимающе кивнул, а затем снова сосредоточился на готовке. Я села, нахмурившись, наблюдая за ним: парень все еще пел и размахивал палочкой. — Джордж? — спросила я с явным любопытством в голосе. — Что? Я сделала короткую паузу, обдумывая свой вопрос, прежде чем задать его. — Тебе сегодня снилось что-нибудь? — Снилось? — Джордж внезапно замолчал и повернулся ко мне. — Эм. Да, снилось, — признался он, но выглядел немного обеспокоенным, когда добавил: — А почему ты спрашиваешь? Желание дразнить его из-за того, что он разговаривал во сне пропало. Я даже не была уверена, стоит ли мне вообще поднимать этот вопрос, учитывая встревоженный взгляд парня. Я надеялась, что он сам все расскажет, если захочет, но он, казалось, доверительных бесед не планировал. Поэтому я просто покачала головой, одарив его улыбкой. — Мне просто было интересно, — сказала я ему. — Просто ты сегодня в хорошем настроении. — Да-а-а, — его лицо расслабилось, и он улыбнулся мне в ответ. — Я, если честно, не помню, что снилось… Но, наверное, что-то хорошее. А теперь, — сказал Уизли неожиданно деловым тоном, — иди в душ, пока я все это закончу. Поедим, соберемся и начнем уже поиски камня. Я кивнула, соглашаясь. Горячий душ вернул меня к жизни, я переоделась в чистую одежду, и к тому времени, когда присоединилась к Джорджу, он уже накрыл стол для завтрака. Мы болтали за едой, обдумывая наш план вернуться назад туда, где приземлились и на этот раз пойти по другой тропинке, углубившись в самую гущу леса. Как только мы закончили есть, все было вымыто и упаковано, а защита снята, мы отправились в путь. Вчера мы шли весь день по этому пути, и теперь, когда мои ноги болели после вчерашнего, мне казалось, что сегодня дорога заняла еще больше времени. Тем не менее наш план повернуть на запад оказался удачным, и как только лес начал погружаться в сумерки, мы с Джорджем с благоговейным страхом уставились на заброшенное гнездо акромантула. Деревья здесь росли гуще и чернее, чем в любой другой части леса, с ветвей свисали паутины размером с массивные гобелены, нити их были толстыми, как веревка, и они сверкали серебром там, где порванная нить трепалась под случайным ветерком. Мы также заметили высохшие яйца паука, которые теперь заброшенные точно не хранили жизни. Я прерывисто вздохнула, на самом деле чувствуя благодарность за то, что Пожиратели смерти прошли здесь и изгнали всех акромантулов, чтобы использовать это место для встреч. И снова мы с Джорджем нашли безопасное место, чтобы разбить лагерь, поставили палатку и окружили ее защитными чарами, прежде чем, наконец, начать поиски. Мы провели вечер, сгорбив спины, уткнувшись лицом в землю, подсвечивая палочкой, проверяя между корнями деревьев, поднимая груды листьев, вставая на колени и просеивая пальцами грязь, пока каждый сантиметр тела не заболел от усилий. Джордж нащупал небольшое отверстие у основания дерева, когда вдруг вскочил на ноги, шипя от боли и ругаясь. — Разрази его Мерлин! — выругался он сквозь стиснутые зубы, схватившись левой рукой за правую и потирая ее, чтобы облегчить боль. Я поспешила к Джорджу и увидела, как из-под дерева выпорхнуло маленькое существо. На первый взгляд это могла быть фея, но затем я заметила, что у него были еще несколько дополнительных конечностей, грубые черные волосы на тельце, и крылья, выступающие из-за спины. Опустив раненую руку, Джордж поднял палочку. — Иммобилус! — крикнул он зло, обездвиживая докси. — Дай посмотреть, — сказала я, протягивая Джорджу руку. Он охотно протянул мне свою, и в свете волшебной палочки я отчетливо разглядела маленький укус, острыми, как бритва, зубами: они прокололи кожу так, что выступили крошечные капли крови. Я повернула его руку, чтобы лучше рассмотреть, и Джордж втянул воздух сквозь стиснутые зубы. — Я забыл, как сильно их яд жалит, — сказал он с болезненным смешком, и я поморщилась от его боли, стараясь обращаться с раненой рукой осторожно. — У нас есть какое-нибудь противоядие? — Да, — сказал он с кивком, его глаза сморщились в уголках, когда парень посмотрел вниз на свою руку и попытался согнуть ее. — В моей сумке. Но на самом деле все не так уж и плохо. — он поднял глаза и улыбнулся. — Давай просто продолжим поиски. — Джордж, — я скрестила руки на груди. — Укусы докси ядовиты. И ты это знаешь! — Все будет хорошо, — сказал он и попытался небрежно махнуть рукой в воздухе, но снова зашипел от боли. — Мальчишки, — я нахмурилась, глядя на него, и покачала головой. — Схожу за противоядием. — Да ладно тебе, Грейнджер. Я в полном порядке, правда! — Оставайся и продолжай искать, если хочешь, — крикнула я ему в ответ. — Но я все равно схожу, — я была в пути. — Ладно, ладно, — пробормотал он, стараясь казаться недовольным, хотя теперь на его лице появилась едва заметная улыбка облегчения. Вернувшись в палатку, я нашла сумку Джорджа, лежащую на диване в гостиной. Я расстегнула молнию и засунула руку внутрь, с удивлением обнаружив, что, как и моя сумочка, сумка Джорджа была зачарована заклинанием расширения, и моя рука скользнула выше локтя, прежде чем пальцы, наконец, задели дно. Я пошарила внутри, пытаясь нащупать бутылочку противоядия и, когда не смогла ее найти, отстранилась, нахмурившись. Придется использовать палочку и акцио. Но моя рука задела что-то, когда я попыталась ее достать из сумки, и таинственный предмет мягко царапнул по тыльной стороне моей ладони, зашуршав. Сгорая от любопытства, я скорее достала руку и обнаружила, что сжимаю нечто похожее на сложенный кусок пергамента. Я знала, что это не могла быть карта мародера — она все еще была у Гарри. И, учитывая, что мы имели дело с Джорджем Уизли, я сильно сомневалась, что это будет какая-то книга. Поэтому я осторожно сжала пергамент в ладони и, бросив быстрый взгляд на вход в палатку, вытащила его из сумки Джорджа. Что плохого в том, чтобы просто посмотреть, что это? Я знала, что это неправильно. Это было вторжение в личную жизнь Джорджа, нарушение его доверия, нарушение нашей дружбы… Но мне было просто любопытно. Я развернула пергамент и вздрогнула, когда оттуда выпало что-то еще, медленно и грациозно опускаясь на пол. Мягкая улыбка скользнула по моему лицу сама по себе, когда я увидела колдографию Фреда и Джорджа. Она отличалась от той, что я нашла на ночном столике в тот вечер, когда отправилась на поиски Джорджа. Там они были моложе, все еще одетые в свои школьные мантии, когда стояли перед своим недавно купленным магазином. Здесь же они были постарше, стояли на полянке сразу за Норой, рядом с большой белой палаткой, где мы все праздновали свадьбу Билла и Флер. На фотографии оба парня были одеты в одинаковые костюмы с галстуками и жилеты зеленого и фиолетового цветов, но голова Джорджа была перебинтована, и Фред, казалось, суетился вокруг него. Джордж только улыбнулся и отмахнулся от брата, ясно говоря своему близнецу не волноваться, но это только усилило хмурое выражение лица Фреда, когда он возился с бинтами, закрывающими рану Джорджа. Затем Джордж указал на камеру, напомнив Фреду, что они должны позировать для колдо, и пока Фред отвлекся на мгновение, глядя в сторону камеры, Джордж воспользовался возможностью броситься на спину своего близнеца, обхватив его руками за шею. Действие было внезапным и грубым и явно предназначалось для того, чтобы подбодрить Фреда и вывести его из столь явного беспокойного состояния. И это сработало. Застигнутый врасплох, Фред широко раскрыл глаза от шока и, спотыкаясь под тяжестью Джорджа, шагнул вперед. Но он быстро взял себя в руки, потянулся и схватил Джорджа за руки, чтобы помочь ему сохранить равновесие, а потом рассмеялся, и в уголках его глаз появились морщинки. Джордж, все еще цепляясь за брата сзади, опустил подбородок на плечо Фреда и преувеличенно глупо ухмыльнулся, когда вспышка фотоаппарата погасла, заморозив Фреда и Джорджа в этот счастливый момент… Улыбка на моем лице погасла. Трудно было поверить, что это было всего лишь год назад. Так много всего произошло с тех пор. Мои глаза оторвались от фотографии, теперь заметив и сосредоточившись на слове «Джорджу», в верхней части листа пергамента. Я развернула пергамент и начала читать. Джорджу. Это очень странно выглядит. Я имею в виду то, что пишу тебе письмо. Не помню, чтобы мы раньше писали друг другу письма. Я всегда могу просто сказать тебе, что думаю. Или ты можешь просто почувствовать это, а мне и говорить не нужно. Но ты только что потерял ухо, и сейчас спишь на диване, и, как бы сильно я ни хотел, я не хочу тебя будить. Я все равно не знаю, что тебе сказать. Это ведь тоже впервые, правда? Но сейчас у меня все так перепуталось в голове. Поэтому я и решил написать. Надеюсь, что это поможет мне разобраться в том, что я чувствую. Как глупо все это звучит… Блять, остановите кто-нибудь меня… Серьезно, Джордж, я чувствую, как ты ухмыляешься. Придурок. Сегодня ты дерьмово шутил, я надеюсь, ты понимаешь это. Я рассмеялся и, конечно же, подыграл тебе. Потому что это то, что мы делаем всегда, да, брат? Мы шутим, устраиваем розыгрыши и поднимаем настроение всем остальным. Но сейчас они уже спят, даже мама легла полчаса назад. Как кто-то из них может спать, когда ты лежишь здесь с дыркой в голове? Это выше моего понимания. Сейчас здесь только ты и я, а это значит, что мне не нужно улыбаться и смеяться над всем этим, как будто то, что случилось сегодня вечером, не испугало меня до чертиков. Потому что я испугался. Именно до чертиков. Ты видишь мой почерк? Серьезно? Ты это видишь? Как будто это написал четырехлетний ребенок. Это потому, что я не могу заставить свои руки перестать дрожать. Ты же знаешь, мне и раньше было страшно. Когда мы чуть не потеряли папу. На Билла напали. Мне было страшно. Я беспокоился за них. Было больно думать о том, чтобы потерять их. Но я никогда, даже в самых страшных своих кошмарах, не думал, что могу потерять тебя. Я про это вообще даже не думал никогда, Джорджи. Мы пришли вместе, мы и уйдем вместе. Я даже не могу подумать, что это произойдет по-другому, понимаешь? Поэтому вернувшись домой сегодня вечером и найдя тебя лежащим здесь без сознания без уха, в крови… Черт возьми, Джордж. А что, если бы это была Авада? Я бы никогда себе этого не простил. Я должен был настоять, чтобы полететь с тобой. Мне следовало сказать папе, Люпину и Грозному глазу, чтобы они засунули свое недовольство себе в задницу и лететь с тобой, нравится им это или нет. Прости, что меня там не было, Джорджи. Хах. Ты только что засмеялся во сне. Я тоже улыбаюсь, когда ты так делаешь. Было бы странно, если бы я забрался к тебе на диван и просто обнял тебя? Знаешь, как мы иногда спали, когда были совсем маленькими? Нет, это все-таки было бы странно. Черт. Потому что ты понятия не имеешь, как сильно я хочу сделать именно это, заползти туда, обнять тебя и никогда больше не выпускать из виду. Но, да, я полагаю, что это может быть неудобно, ты стал такой толстый, поэтому я думаю, что не буду тебя тревожить. Просто останусь сидеть здесь на полу у твоей головы. Смотреть на тебя всю ночь, пока ты спишь. Как будто это не странно! …Ты ведь сейчас надо мной смеешься, да? Бесчувственный мерзавец. Ну и ладно. Услышав твой смех, я почувствую себя лучше. А вообще это смешно: это у тебя нет уха, это ты чуть не истек кровью, а я хочу, чтобы ты меня утешил. Но ты всегда успокаивал меня. Я заметил, как ты украдкой поглядываешь на меня каждый раз, когда шутишь о своем ухе. Ты пытался заставить меня чувствовать себя лучше. Подбодрить меня. Пытался отвлечь меня от мысли, что я мог потерять тебя. Потому что ты меня знаешь. Ты знал, что это то, что мне нужно. Ну и ладно, напишу. Я люблю тебя. Прости, что я не говорил тебе этого раньше. Я знаю, что обычно мы не говорим друг другу нежностей, но сегодня вечером я понял, что мне нужно говорить это чаще. Я люблю тебя, Джорджи. Ты мой лучший друг, мой напарник, Фордж для Дреда. Ты, честно говоря, единственный самый важный человек в мире для меня и я… — Гермиона? Звук моего имени вернул меня в настоящее, и мой взгляд метнулся от страницы к выходу из палатки, где застыл Джордж. Он все еще держал одной рукой откинутый полог, его спина все еще сгорбилась, когда он нырнул внутрь, пристально глядя на меня. — Джордж, — выдохнула я удивленным (и пристыженным) шепотом. — Я… — начала я, подбирая слова и глядя на письмо, которое держала в руках. — Мне очень жаль, — сказала я, и почувствовала, как глаза начинают гореть, а я вот-вот расплачусь от осознания того, что была поймана на том, что читала чужое письмо. — Я просто искала противоядие, — пыталась оправдаться я. — Но нашла вот это. Мерлин, прости меня! — я поспешно засунула колдо на место, сложила письмо и протянула ему. — Я не имела на это никакого права. Джордж, пожалуйста, не сердись на меня. Внезапно придя в себя, Джордж выпрямился, быстро пересек комнату и, как только подошел ко мне, осторожно взял письмо. — Все в порядке, — сказал он, хотя его лицо было краснее, чем я когда-либо видела. — Я вовсе не злюсь. Просто мне немного неловко, — пробормотал он, глядя на сложенный листок пергамента, который держал очень нежно, словно не хотел его помять. — И ты все это прочитала? — он осмелился снова посмотреть на меня, оценивая мой ответ. Все еще ужасаясь тому, что я сделала (и, что еще хуже, что меня поймали за этим занятием), я быстро покачала головой. — Нет. Я дошла до той части, где Фред сказал, что он понял, что ему нужно чаще говорить тебе, что он любит тебя. — А-а-а, — протянул Джордж, и румянец на его щеках стал ярче. — Ну, дальше будет еще хуже. Там все расплылось от слез. Фред плакал, когда писал, а я — когда читал. Жуткая картина, — сказал он, заставляя себя грустно улыбнуться и пытаясь пошутить. — Особенно если учесть, сколько раз я перечитывал его и плакал над ним после… — его голос стал хриплым и сдавленным от эмоций, и парень замолчал. Он откашлялся и снова посмотрел на меня, заставляя себя слабо улыбнуться. — Ну, последний абзац вообще прочитать нереально… — Мне очень жаль, — повторила я, опустив глаза в пол и печально качая головой. — Мне не следовало даже смотреть. Это явно личное и совсем не мое дело. — Гермиона… — голос Джорджа звучал мягко, и он подождал, пока я снова взгляну на него, прежде чем продолжить. — Все нормально. Я ведь близнец Уизли, помнишь? Если кто-то и понимает, что человека тянет нарушить правила, так это я, — сказал он, подмигнув. — Ладно тебе… Мне просто немного неудобно и все. — парень помолчал, поворачиваясь, чтобы спрятать письмо и фотографию обратно в сумку. — На самом деле мне неудобно больше за Фреда, чем за себя. Никто никогда не поверит, что этот мерзавец может быть иногда таким сентиментальным. Хотя то, что я уже год ношу это письмо с собой тоже делает меня странным… — когда он снова повернулся ко мне, то держал в руках противоядие и застенчиво улыбался. Я пожала плечами. Правда, я начинала понимать, что Фред и Джордж были гораздо более чувствительными и эмоциональными, чем я когда-либо могла себе представить: во всяком случае, когда дело касалось их отношений, но после всех тех лет, что я провела рядом с Гарри и Роном, чье упрямство не позволяло им говорить друг другу подобные вещи, даже когда они ссорились и отчаянно пытались загладить свою вину, было даже приятно узнать, что на этой планете есть по крайней мере два парня, которые не боятся говорить по душам. — Фред испугался за тебя, — сказала я, как будто это все объясняло. Потому что на самом деле так оно и было. Только смерть или страх смерти могут заставить посмотреть открыто на свои чувства. — Он умер, и ты носишь это при себе как напоминание о нем. Это очень трогательно, правда. — Да, — сказал Джордж, растягивая слова и слегка морщась, все еще явно смущенный. — Но я тебя прошу… Когда мы найдем камень и вернем Фреда, не говори ему, что ты все это прочитала, хорошо? — гримаса сменилась сухой улыбкой, когда он добавил: — Боюсь это унижение убьет его. Снова. — Джордж, — крикнула я, приоткрыв рот от шока, потому что никогда не слышала, чтобы он шутил о смерти Фреда. Джордж тихонько фыркнул от смеха, но ничего не ответил, откупоривая бутылку противоядия. Я стояла и смотрела, как он капнул несколько капель жидкости на след от укуса на своей руке, и красный рубец тут же побледнел. Джордж облегченно вздохнул. Когда он пытался засунуть пробку обратно в бутылку, мне показалось, что я услышала тихий стук чего-то по крыше палатки, и не успела я поднять глаза к потолку, как заревел протяжный раскат грома и не оставалось сомнений, что на улице ливанул дождь. — Ты хочешь вернуться и продолжать поиски? — спросила я, несмотря на внезапный ливень. Все еще под впечатление от письма, я прекрасно понимала чувства Джорджа и если бы он сказал, что возвращается к поискам, я бы пошла с ним. Джордж тоже уставился на потолок, прислушиваясь к тяжелым, ровным ударам дождя по палатке. Где-то вдалеке снова раздался раскат грома. Он вздохнул, и на его лице появилось выражение разочарования, хотя Уизли и пытался скрыть его, повернувшись ко мне с напряженной улыбкой. — Наверное, там теперь вообще ничего не разглядеть, — сказал он. — Мы просто сделаем перерыв и подождем, пока дождь кончится. — он снова улыбнулся, теперь улыбка достигала его глаз. — Он ненадолго… В этом я уверен.