***
— Счастливого Рождества, — Виктор Крам протянул ей руку. Двумя часами позже, после подозрительных взглядов мистера Малфоя и чересчур крепкого объятия со стороны Скорпиуса, после горячей ванной в панорамной, Мерлин, комнате с видом на сад размером со стадион, Роуз сидела в огромном кресле, утопая в подушках, в одной из многочисленных гостиных Малфой-мэнора, когда в комнате появился эльф, оповестивший о прибытии гостя. И так она увидела одного из лучших ловцов мира волшебников, по совместительству — друга ее матери и объекта настороженного отношения отца. Виктор Крам даже в свои сорок с небольшим выглядел великолепно — Роуз не хотела себе врать и разрешила с долей юмора задаться вопросом о рациональности выбора ее мамы. — Вы похожи на свою мать, — Роуз протянула руку в ответ, и Крам коснулся ее губами. Он заговорщически улыбнулся, словно прочитав ее мысли. Она не выдержала и покраснела. — Я запрещаю тебе красть мою девушку, — Скорпиус рассмеялся, обнимая болгарина. — Но, если она все же выберет тебя, я пойму. — Поддерживаю, — усмехнулся Драко, кладя руку на плечо другу. — Роуз, чувствуй себя абсолютно свободно в принятии решения. Роуз неловко улыбнулась, оглядывая всех троих. Малфои были высокими, даже очень, но все равно рядом с Виктором они выглядели слегка незначительно. Он был очень широк в плечах, его спина была натянута словно струна, а взгляд всегда устремлялся в глаза собеседнику, заставляя чувствовать себя смущенно. Его энергетика притягивала и пугала одновременно. Драко ушел проводить Виктора в его комнату, и Роуз со Скорпиусом окутала хрустящая снегом за окнами тишина. В доме было тепло от пылающих каминов, и Роуз чувствовала, что у нее покраснели щеки, но когда Скорпиус ликвидировал расстояние между ними до возможного минимума, то ее лицо залилось новой порцией крови. — Так как ты оказалась в особняке Блэков? — он убрал прядь волос с ее лица, запечатлевая на виске поцелуй. Она посмотрела в его глаза, прежде чем ответить, и увидела, что зрачки потемнели. Роуз приоткрыла губы. — Из-за твоего порт-ключа, — она бессознательно потянулась навстречу лицу Скорпиуса, когда он наклонился еще ближе. — Исключено, — прошептал он ей в ухо, запуская волну мурашек, сбегающих от шеи по позвоночнику. — Это был другой ключ, — и он опустился ниже, кончиком языка дотрагиваясь до артерии на шее. Роуз сглотнула. Ее разум не знал, на чем концентрироваться: на Скорпиусе, медленно, но верно завладевавшим ее телом, или на том, что кто-то или что-то отправило ее в особняк, славившийся своим темным прошлым? Пока она пыталась сделать выбор между рациональным и чувственным, Скорпиус явно сделал свой, продолжая свое путешествие по ткани ее шеи. Она была готова поддаться волне возбуждения, наполнившей каждую клеточку ее тела, но внезапно вспыхнувший образ Альбуса, настолько отчетливый, что она даже почувствовала его аромат, вдохнув запах Скорпиуса, заставил ее оттолкнуть Малфоя. — Что-то не так? — смущенно спросил он, пока Роуз с удивлением приходила в себя, вжавшись в спинку кресла. Чертов Альбус. — Просто… не хочу, чтобы твой отец случайно увидел нас, — она снова соврала ему, и снова из-за Ала. Фальшивые отговорки, казалось, сочились очевидностью своей лжи, но ее язык скорее превратится в змеиное жало, чем скажет что-то подобное на правду. Конечно, она могла бы ограничиться половинчатой истиной, как она ее называла: мол, неприятные воспоминания или что-то в этом роде, просто без имен, не упоминая деталей или конкретных личностей. Но все гениальное приходит в то время, когда лежишь и пялишься в потолок, мучаясь бессонницей под аккомпанемент ночных серенад светлячков. Поэтому Роуз застыла в своем убежище из подушек, ожидая, что Скорпиус презрительно посмотрит на нее или демонстративно выдаст ей щепотку пороха, но младший Малфой не владел и не пытался научиться окклюменции, поэтому он просто кивнул, отстраняясь и поправляя свой пиджак. — Но на всякий случай: мой отец имеет привычку стучать, прежде чем войти, — и он быстро поцеловал ее в краешек губы, не дав опомниться, прежде чем они оба услышали пресловутый тихий стук. — Мы можем приступить к обеду, — это был один из эльфов, осторожно заглядывающий в проем открытой Скорпиусом двери. Все домовики в поместье с любопытством глазели на Роуз, неважно — шла ли она по коридорам, сидела за столом, недоумевая по поводу отсутствия заранее подготовленных ее воображением сотни столовых приборов, прогуливалась ли со Скорпиусом по бесконечным коридорам Мэнора, где висели картины смутно знакомых ей художников, или пролистывала редкие фолианты в библиотеке — их маленькие глазки следили за ней ее при любой малейшей возможности. — Кажется, они давно не видели здесь… гостей? — осторожно поинтересовалась Роуз, помня, что о девушках Скорпиуса ничего не было известно. О Скорпиусе тогда вообще ничего не было известно: одному, преисполненном энтузиазма журналисту, как-то удалось проникнуть за ворота Дурмстранга. Он находился в Мунго в течение двух следующих лет, представители школы комментировать ситуацию отказались. По законам, действующим на ее территории, они могли его убить. Так что Скорпиус, можно сказать, был в полной безопасности. Жаль, что проклятия не могут подчиняться законам. — Да, — он усмехнулся. — Первое время они даже на меня смотрели как на привидение. — Так это правда, ты не был здесь три года? — Роуз с удивлением остановилась. Они направлялись в сад, чтобы успеть осмотреть какую-нибудь его часть до ужина. — Два года и десять месяцев, если быть точнее, — кивнул Скорпиус. — Благодаря этому удалось закончить реновацию дома так быстро. Хотя, когда я вернулся, часть восточного крыла все еще была в лесах. — И он указал куда-то в сторону. Это уже не было чем-то удивительным для Роуз: по особняку действительно было сложно сказать, что он был когда-то прибежищем темных волшебников. Все, по словам Скорпиуса, начиная с потолка и заканчивая полом в подвалах, было заменено: теперь главными цветами стали серый и голубой, а полы в гостиных выложены мрамором. Портреты достопочтенных (и вечно брюзжащих, как говорил Скорпиус) предков были перемещены в дальний коридор с дверью на замке, а книги по Темной Магии в библиотеке — в отдельную секцию. Павлины, о которых Роуз слышала от отца так много шуток в детстве, тоже куда-то запропастились. Сумерки медленно окутывали сад, когда они наконец дошли до прудика, в котором плавала осенняя листва, окруженного витающими в воздухе огоньками. Воздух совсем не походил на зимний, и было бы сложно поверить в дышащее в затылок Рождество, если бы не хрустевший под ногами снег. Скорпиус взял Роуз за руку. — Мне кажется, что нам стоит быть откровенными друг с другом, — прозвучал его голос в вязкой влажности воздуха. — А еще я думал сегодня о том, правильно ли я поступаю, не рассказывая тебе о том, что со мной происходит. Роуз напряглась. Но не подала виду. — И, как ты можешь догадаться, — он усмехнулся, — я пришел к выводу, что нет. Умалчивать об этом ничуть не менее эгоистично, чем требовать от тебя быть со мной из жалости. Я понял, что надеялся никогда не столкнуться лицом к лицу с твоей истинной реакцией на это, прикрываясь желанием не выглядеть обузой. Отчасти, это правда: и нет ничего хуже жить во лжи, но с другой стороны, — он запнулся, набирая больше воздуха в легкие. — Все тайное становится явным. Вопрос лишь во времени, не так ли? — он мрачно улыбнулся, подытожив свой сбивчивый монолог. Ладони Роуз похолодели от прозвучавших слов. Неведение блаженно: это то, что она горько уяснила за последние пару месяцев. Она понимала, что они с Альбусом были задолго до, но все же мысль о гнетущей неправильности не давала ей сил расстаться с тягостным секретом. Поэтому, застыв у озера в саду Малфой-мэнора, Роуз покорно молчала, закапывая себя глубже и глубже в собственной лжи. — Меня пытались лечить, — голос Скорпиуса вернул ее в настоящее. — Достаточно долго и дорого, но безуспешно. Потом Крам придумал обратиться к ведуньям в какой-то деревушке в Румынии, куда меня отвезли, как говорит отец, без особых надежд. Там мне помогли, и от этого остались те самые шрамы. — В голове вспыхнул образ обнаженного в кровоподтеках тела. — Проблема в том, что никто не давал стопроцентной гарантии. Поэтому сейчас мне придется либо вернуться туда, либо остаться и посмотреть, что будет. — Постой, — Роуз в ужасе посмотрела на Малфоя. — Твой отец что, все еще не в курсе? Лицо Скорпиуса пустило трещину. — Нет. — О, Мерлин, — она закрыла лицо руками. — Ты понимаешь, какой опасности себя подвергаешь? Альбус стал неважным. Воспоминания об окровавленном Скорпиусе на полу спальни и смутные обрывки некролога памяти Астории Малфой заслонили муки совести Роуз. — Эй, — Скорпиус перехватил ее запястья, — это не то, о чем ты должна беспокоиться. Поверь, за три года я понял лишь одну вещь: чем больше времени я размышляю о своей незавидной участи, тем меньше у меня реального времени. В конце концов, разве все мы не смертны? — Это звучит очень неуместно, Скорпиус, — Роуз раздраженно высвободила руки. — Просто до жути. И нет, это не шутки, чтобы относиться к этому с таким… бахвальством! Ты немедленно должен сказать об этом отцу, ясно? Скорпиус усмехнулся. — Что? Я сказала что-то смешное? — ее грудь вздымалась от ярости, и волоски тоненького кашемирового свитера стояли дыбом от наэлектризованности воздуха внутри ее грудной клетки. — Нет, — он примирительно поднял руки. — Просто ты очень похожа на свою маму сейчас. Роуз замолчала. — Я только что осознала, что не написала им, — прошептала она с ужасом в голосе. — Мой отец отправил патронуса сразу же, как только ты прибыла в логово Малфоев, — ответил он тем же зловещим тоном. Роуз шутливо толкнула его в плечо. — Прекрати, — Скорпиус засмеялся, перехватывая ее ладонь. — Твоему отцу следовало говорить чуть тише о том, чтобы ты не смела заводить дружбу с Малфоем. Впрочем, ты была послушной девочкой и не нарушала обещание. — Так по-твоему, мы даже не друзья? — Отнюдь, — ответ прозвучал притворно-сожалеюще. Роуз снова рассмеялась, наслаждаясь холодным воздухом сада и согревающим теплом от рук Скорпиуса. Они прогулялись по извилистым тропинкам громадного сада Малфоев, и в голове Роуз мелькнули мысли о том, что когда-то и он должен обрести свою хозяйку. Она не рискнула уточнить о павлинах, поэтому, вернувшись в дом, чтобы разделить вечер сочельника с мировой звездой квиддитча и бывшим Пожирателем Смерти, некоторые вопросы все еще оставались открыты. — Скорпиус, — Виктор Крам, спустя полчаса расспросов Роуз об учебе, планах на дальнейшую жизнь после выпуска и впечатлениях от поместья, переместился к Малфою, дав ей возможность насладиться пуддингом, который никогда не был таким вкусным, как после целого дня прогулок. Возможно, секрет идеальной фигуры Малфоев в отсутствии вазы с печеньем на обеденном столе и огромном саду, где приходится проходить маленькие марафоны? — Недавно я виделся с капитаном сборной США, — после последовавшего молчания он добавил: — Джереми Локвуд. — Это замечательно, — по голосу Скорпиуса можно было понять не больше, чем по чистому листу бумаги. — И как он тебе? Виктор слегка улыбнулся, словно показав, что он все понял о Скорпиусе, в отличие от недоумевающей, но по-прежнему откровенно наслаждающимся пуддингом Роуз. — Они готовы посмотреть тебя сразу, как ты закончишь школу. Вилка Роуз со звоном упала под стол. А ее сердце и того глубже. Скорпиус покидает страну? — Виктор, — Драко вмешался как раз вовремя, заметив состояние его сына и его гостьи. — Не поможешь мне выбрать вино? — Конечно, — Крам кивнул, не сводя взгляда с младшего Малфоя, который, казалось, вовсе не был членом разговора. — Мы поговорим позже, Скорпиус. Роуз молчала, глядя на ногти на руках, которыми она нервно теребила края скатерти. Скорпиус тяжело вздохнул. — Я был уверен в том, что проведу этот год в одиночестве, а затем перееду на другой континент для того, чтобы начать новую жизнь. — Ну конечно. — Я не хочу наступать Алу на пятки. Вести с ним соревнование за место в сборной Англии: я же знаю, что это непременно случится, останься я здесь. — Поэтому ты решил, что будет лучше просто попрощаться после вручения дипломов? Уступить ему страну? — Я ничего не решил, — Скорпиус придвинулся к ней. — Я просто хотел провести Рождество с тобой, а потом… Большая, крупная слеза скатилась до подбородка. Роуз почувствовала себя так, словно ей восемь и на ее глазах разрушились декорации сказки. Наверное, отчасти оно так и было. — Роуз. Было глупо плакать. Это факт: после эмоциональных качелей, созданных ей Альбусом, вообще было бы странно еще чему-то разочаровываться; в конце концов, когда ты была влюблена в кузена, который немного больной на голову, все остальное кажется пустяком. Но с самого начала Скорпиус окружил ее сладким туманом эфемерной идиллии, даже его проклятье выглядело каким-то незначительным в сравнении с тем обласкивающим самолюбие фактом того, что она, как ей казалось, значила для него. И теперь мысль о том, что у него может быть другая жизнь, где нет ее, показалась до ужаса неприемлемой. — Роуз, — снова повторил Скорпиус, кладя руку на ее колено. Он не заметил той предательской слезы, зачем-то вытекшей из ее глаза, и думал, что девушка игнорирует его. — Я не хотел давить на тебя, забегая вперед. Я же… не знаю, что все это значит для тебя. Ох, прекрасный вопрос. А что будет после славной сказки под названием Рождество в Малфой-Мэноре? Как они будут прятаться от репортеров? Что скажут учителя? Куда заведут их отношения, когда Скорпиус перестанет быть загадочной фигурой в белых рубашках, тайно поглядывающий на нее в коридоре? Когда им придется столкнуться с тем, что они — это обыденность. — Давай поговорим об этом потом, — она вскинула голову, вспышкой запечатлев эти слова в его глазах. Он кивнул, отодвинувшись, убрав руку с ее колен, словно почувствовав все, что пронеслось в ее голове. Роуз до смерти не хотела, чтобы они превратились в серость. Не сейчас. Не так скоро.***
После ужина, долгого распития вина и длительного спора Драко и Виктора о чем-то, касающегося мировой политики, после добавки пуддинга для Роуз и задумчивого молчания Скорпиуса, все, наконец, неловко попрощались, чтобы отправиться спать. Официально особняк имел разделение на восточное и западное крылья, отведенные для личного и общественного пользования. Гостевые спальни находились достаточно далеко от хозяйских, поэтому Виктор был последним, кого Роуз увидела прежде чем упасть на чрезвычайно мягкую кровать. Она тайно надеялась, что дверь скрипнет и в помещении появится тень под названием Скорпиус, но время шло, она приняла долгую ванну, посидела в кресле у камина и три раза обошла комнату по периметру. Ничего. Расставшись с иллюзией ночного свидания, Роуз заползла под одеяло, оказавшись на ледяных простынях в полном одиночестве. За окном мрачно шумели кроны деревьев, навевая мысли о том, как сейчас обстоят дела дома. Ощущая себя брошенной, она заснула.***
В детстве кабинет отца был желанен и одновременно страшен до мурашек: там тебя могло ждать как поощрение, так и наказание за очередную вышедшую из-под контроля шалость. В юношестве кабинет отца вызывал смешанные эмоции: желание угодить и сомнения в том, что вообще является истиной. В сознательном возрасте кабинет отца стал символом всего, что потеряла его семья. Поэтому Драко запер злополучную комнату, надеясь, что вместе с ней исчезнут все ошибки прошлого, совершенные Люциусом Малфоем. Но время лечит даже самые глубокие раны, а отличный вид на подъездную аллею и прекрасная планировка со временем перекрыли боль мыслей о провале главы семьи, поэтому, спустя несколько лет, Драко все же вставил ключ в скважину, отпирая затхлый склеп неприятных воспоминаний. Скорпиус никогда не был в кабинете Люциуса — он попал в эту комнату уже тогда, когда она стала принадлежать Драко. Он не знал, с чем она ассоциируется у сына, но от себя всегда старался сделать это местом, где он будет чувствовать себя в безопасности. Поэтому, когда бледный Скорпиус появился в дверях его кабинета вечером в Сочельник, он почувствовал, что защита — это то, что в чем он сейчас, по всей видимости, нуждается. — Скорпиус? — Драко сделал шаг навстречу к сыну с самым располагающим выражением лица, на которое был способен. — Все хорошо? Фигура сына в полумраке отблесков света от камина выглядела мрачно: он был выше, чем Драко, уже в плечах, которые сейчас были напряжены, а его лицо, так наполненное чертами покойной матери, исказилось от страдания. Драко сдержал в себе порыв обнять его. — Нет, — глухо прозвучал его ответ. — Нет, — повторил он снова, пригвоздив Драко к полу. — Что… что случилось? — голос предательски дрогнул. Вместо ответа Скорпиус снял пиджак, затем, отбросив его в сторону, начал быстро расстегивать пуговицы на очередной из его белоснежных рубашек. Драко, едва пальцы сына коснулись первой из них, все понял. Он резко приблизился к нему, схватив его за запястье и прекращая неминуемую пытку. — Когда? — хрипло спросил он, растворяясь в ощущении ледяного ужаса, накрывающего его с головы до ног. — Примерно месяц назад, — на удивление, Скорпиус даже не волновался. Он ответил будничным тоном, словно сообщал о том, как давно его мучило несварение. Словно он не был проклят, словно не он снова ускользает от Драко полупрозрачным призраком, оставляя его одного. — Я не хотел тебе писать. Драко кивнул — больше ему ничего не оставалось. Он снова чувствовал ледяное, смердящее дыхание смерти за плечом: глядя на сына, он видел перед собой мертвую жену. Скорпиус опустил руки, напоминая, что отец все еще сжимает его запястья. — Мне очень жаль, пап, — тихо проговорил он, глядя на потухшего Драко. — Прости, что говорю об этом сейчас. Драко резко выпрямился. — Мы не можем терять ни минуты, — он решительно кинулся к столу. — Проводим Роуз и завтра же отправляемся в Румынию… — Эй, — Скорпиус приблизился к отцу. — Завтра Рождество. — Нам нужно связаться и с разработчиками лабораторий. Я думаю, будет не лишним снова напомнить о себе… Черт, деньги… Стой здесь, — Драко лихорадочно перебирал бумаги на столе. — Я отправлюсь в хранилище и быстро вернусь. — Мы не поедем в Румынию, пап! — он резко встряхнул отца, находившегося в беспамятстве. — Мне не помогает чувствовать себя живым мертвецом. — Что? — Драко глупо моргнул в ответ. — Я не хочу погребать себя в очередных песнопениях ведуний. Послушай, пап, — он встряхнул его снова для пущей эффективности, — должен быть и другой способ. — Другой способ? — эхом повторил Драко. Скорпиус кивнул. — Вот как мы поступим, — он говорил медленно, но четко и громко, настолько, насколько это было возможно. — Мы проведем Рождество и Новый Год дома, а затем, успокоив прессу, — мы же не хотим, чтобы полусумасшедшая старушка Скитер неслась за нами по пятам? — начнем сначала. Я сказал тебе это не для того, чтобы мы сломя голову ехали в Румынию. Они молча стояли посреди кабинета: Драко с сумасшедшим видом, с папками в руках, Скорпиус с печатью хмурой сосредоточенности на лице. Отец и сын. Он же так старался. Он, черт возьми, так старался быть нормальным отцом. Отцом, про которого тебе не будут сниться липкие мокрые кошмары посреди ночи в течение нескольких лет, от которого на предплечье не останется саднящий шрам, от рук которого не будут погибать люди. Отцом, который защищает своего сына, а не толкает в лицо смерти. И все же он стал: иначе как можно объяснить тот факт, что Скорпиус ушел спать, а он остался наедине с осознанием его неминуемой обреченности? Почти наедине. — Ты же понимаешь, Драко, — тень Виктора в дальнем углу кабинета подала голос, когда на стол с грохотом выпало содержимое папок. — Что он сделал это из-за девушки? — Да, — тихо ответил Малфой. — Так он рискует своей жизнью. — Нет, — отозвался Крам, медленно поднимаясь с места и выходя на тусклый островок света. — Если бы это случилось с ним, но в его сердце не было привязанности — он бы молчал до тех пор, пока тебе не прислали сову из школы. Ему было больно это слышать: твой сын не хочет жить. С другой стороны, он хотел было побежать в комнату Роуз Уизли и трясти ее руку до онемения. — Ты прекрасный отец, Драко, но он уже потерял мать — для него было не ново это чувство. А вот боль разлуки с любимым человеком… — Не важно, Роуз Уизли или его сосед по парте: до тех пор, пока он боится их потерять, он будет цепляться за жизнь всеми силами. Ты должен принять это и помочь ему не разжать пальцы. Драко поднял глаза на Крама. — Ты же… ты же был влюблен в Грейнджер тогда, в школе, верно? — он прищурился. Виктор усмехнулся. — Хочешь узнать получше ее мать? Что же, это несложно, Малфой. К тому же, я уверен, что не сообщу тебе ничего нового. Она умна, что, в целом не слишком типично для Министров, красива и чересчур серьезна. С возрастом она приобрела мягкость, которая появляется у всех матерей, а Роуз похожа на нее лишь внешне. Она выглядит гораздо таинственнее. — Таинственнее, — повторил Драко. Он опустился в кресло, оперся локтями на стол и задумчиво потер подбородок. Он несколько раз порывался что-то сказать, но замолкал. Виктор вздохнул и направился к портрету семьи Малфоев. Он постучал палочкой по раме, и полотно отодвинулось в сторону, обнажая небольшой тайник с какими-то документами и бутылкой искрящегося янтарного виски. Виктор довольно усмехнулся. — Я польщен, что ты так высоко ценишь мои подарки, — он извлек бутылку на свет. Драко, словно очнувшись от забвения, кивнул. — Значит, наша задача — взять ее в Румынию? Виктор левитировал хрустальные бокалы на стол перед Малфоем. Пробка, откупоривавшая бутылку, издала характерный звук. — Или очень хорошо приглядывать за ней здесь.***
Она проснулась от собственного крика. Ее тело буквально выбросило из кровати, заваленной подушками, на холодный воздух остывшей спальни. Это всего лишь сон. Всего лишь сон. Опустив ступни на ледяную поверхность пола, Роуз, пошатываясь, побрела в сторону ванной комнаты, дверь в которую была приоткрыта. Ополоснув лицо, покрытое бисеринками пота, прохладной водой, и закутавшись в пушистое полотенце, чтобы унять дрожь, Роуз решила, что остаток ночи ей уже не провести спокойно. Прогулка по мрачноватым в ночное время коридорам не выглядела более привлекательной альтернативой, но спуститься на кухню и приготовить себе чай — да. Папа всегда учил ее концентрироваться на конечном результате, а не на сложностях, которые стоят на пути, поэтому, покрепче перехватив полотенце, Роуз отважно шагнула в темноту. Благо, поместье не было защищено от простейших видов магии у посторонних, и осветить себе путь она смогла без труда. Где-то тикали часы. Лестница была гораздо ближе, чем ей показалось накануне вечером. Видимо, выпитое вино и нервные волнения подействовали на ее воображение гораздо больше, чем следовало, и, как итог — ночные кошмары и голод. Роуз уже с трудом могла вспомнить содержимое своего сна, пока обыскивала взглядом кухню, видимо, предназначенную для таких, как она, в поисках чашек или какого-нибудь не особого помпезного сервиза. Конечно, она могла бы позвать домовиков, но ей не хотелось никого будить. Ей очень хотелось, чтобы готовый чай просто материализовался по велению ее желания, но, конечно, это было чересчур даже для дома Малфоев. Поэтому, когда она случайно хлопнула дверцей одного из шкафов, за ее спиной появился только крайне сонный и недовольный домовик. — Мисс Уизли, — его голос напоминал учительский. — Вы не спите в столь поздний час ночи, — он чеканил каждое слово так, что щеки Роуз залились краской. — Рональд может помочь вам чем-нибудь, мисс? Роуз застыла. Они назвали домовика в честь ее отца? Это было чересчур. Интересно, Гермиона и Гарри бегают где-то неподалеку? — Рональд? — переспросила она. — Рональд, мисс, — в этот раз он сделал ударение на последний слог. Все ясно: Драко Малфой позволил себе маленькую, но не слишком очевидную шалость. — Я бы хотела чай, РонАльд. Благодарю. Он проигнорировал ее вежливость, все еще выглядя недовольным и раздраженным. Роуз невольно отметила, что на первом этаже было удивительно тепло и можно было снять полотенце, служившее ей верхней одеждой. Спустя минуту перламутровый фарфор с благоухающим чабрецом очутился перед девушкой. — О, — выдавила она. Если бы у домовика были брови, он бы непременно приподнял одну из них, когда, вместо того, чтобы поднести чашку к губам, Роуз наклонила к ней лицо и отхлебнула чай без помощи рук. — Эм, спасибо, Ронни. — Рональд, — вскинулся тот. — Правда? — Она внутренне усмехнулась. — А мне кажется, тебе очень идет. — А мне кажется, что задирать домовиков — не самое подходящее занятие для дочери борца за их права, — прозвучал голос за ее спиной, и Роуз порадовалась, что не держала в руках злополучный чай. Она повернулась, краем глаза отыскивая полотенце, которое бы могло прикрыть ее недвусмысленно откровенный пижамный наряд, состоящий из короткой маечки и шорт. Скорпиус скрестил руки и приподнял бровь (у него они, к сожалению, были), когда Роуз обернулась в полотенце. — А ты в курсе, что… — Это полотенце, да, я знаю, — проговорила она свою раздраженную скороговорку. — Нет, — он покачал головой, приближаясь к ней. — Вот, — в его пальцах, которыми он коснулся ее волос, оказалось перышко. — Порядок. — Филиус, — Скорпиус посмотрел на домовика одновременно с яростным осознанием, нахлынувшим на Роуз. — Не знал, что ты сменил имя? Домовик, посмеиваясь над вспыхнувшей Роуз, предложил хозяину чай. — Прости его, — улыбнулся Скорпиус. — Он любит пошутить. — Как ты верно заметил, моя мать — та, кто дал ему свободу, — громко произнесла Роуз.— Можно было бы быть повежливее. — Не знал, что тебя так легко разозлить. — О, гораздо проще, чем ты думаешь. Шутливое разбирательство повисло тягостной тишиной. — Я сказал отцу, — наконец, Скорпиус прервал тяжесть молчания. Роуз посмотрела на него. Скорпиус сел на еще один стул напротив нее, так что их колени оказались в опасной близости, почти касаясь друг друга. Филиус-Рональд оглядел их и, поставив вторую чашку перед Скорпиусом, ретировался. — Ладно, — он взял чашку с таким неповторимым небрежным изяществом, что Роуз захотелось сглотнуть. — Что ты делаешь здесь так поздно? Не спится? Роуз проигнорировала его вопрос, постаравшись незаметно взять чашку с тем же непоколебимым достоинством, но часть чая расплескалась на белоснежное полотенце. — Черт, — вырвалось из ее рта прежде, чем она вспомнила о своем импровизированном обете молчания. Ткань пропустила кипяток через себя, открыв ему полный ход до кожи бедер Роуз. Она зашипела от боли. Скорпиус стянул с нее полотенце и приложил что-то холодное быстрее, чем она успела вообще что-то понять. Опустив взгляд, Роуз увидела маленькую ложечку, которая была прижата к алеющему от ожога месту на коже. — Подержи, — Скорпиус жестом указал на ложку. — Я сейчас. Он загремел ящиками, и ни один домовик не явился на этот шум — словно были предупреждены или слишком крепко спали. Спустя несколько мучительных мгновений Скорпиус вернулся с пузырьком противоожоговой мази. — Сейчас, — он осторожно отнял ложку от кожи Роуз. — Какой-то дурацкий чай, а столько неприятностей. Потерпи, — и с этими словами отвратительно пахнущая жижа легла на обожженную поверхность. Роуз казалось, что ее глаза вылезут из орбит, не меньше. — Что за?.. — Она весьма действующая, — Скорпиус положил руки на ее колени, с сожалением оглядывая выражение страдания на лице девушки. — Пару минут — и как будто ничего и не было. Действительно, на смену адскому жжению постепенно приходило облегчение. Как и всегда, от боли у Роуз зачесались запястья — ее странная реакция на дискомфорт. Они взглянули на ее бедро: Роуз, потирающая конечности и Скорпиус, все еще держащий ее за колени. Ничего. Кожа как у младенца. — Порядок, — выдохнул Скорпиус. Внезапно до Роуз дошло, что это был банальный ожог чаем, который превратился в глазах Малфоя в потенциальную угрозу ее жизни. — Психология маглов гласит, что совместно пережитые испытания сближают людей, — она сглотнула. — Откуда у тебя познания в психологии маглов? — Было много свободного времени, — Скорпиус пожал плечами, все еще держа руки на ее коленях. — Так что, ты чувствуешь прилив доверия к моей личности? — его пальцы сжали коленные чашечки. — Не могу сказать, что он слишком велик. Скорпиус учтиво кивнул. — Мне нужна твоя помощь, — внезапно сказал он. — Раз уж ты столь ранняя пташка. — В чем же? — Хочу прогуляться по магическому Лондону. Скажем, до дома на площади Гриммо. — Что? — Роуз моргнула. — Неужели ты веришь в то, что ты оказалась там случайно? Кто-то подменил мой порт-ключ накануне. Кто-то хотел, чтобы ты попала именно туда, и, сдается мне, он не учел возможного присутствия Гарри там. Но завтра Рождество, а значит, кто-то — или что-то — наверняка скрываются в этом особняке, обдумывая план Б. Скорпиус действительно верил в то, что говорил. — Окей, — Роуз закатила глаза. — Предположим, твоя гипотеза небезосновательна — Гарри тоже был не слишком убежден в том, что это было ошибкой. Но с чего бы кому-то хотеть увидеться со мной таким странным способом? — Видимо, у него нет другого. К тому же, этот кто-то явно должен иметь доступ ко мне в Хогвартсе — а это не так просто. У Роуз появилось одно предположение, которое она не могла озвучить, но все это было настолько логичным, что ее едва не стошнило. Альбус снова что-то замышлял, и ей бы крайне не хотелось столкнуться с ним лицом к лицу этой ночью. С ним и Скорпиусом. — С чего ты взял, что именно в Хогвартсе? Это мог быть Хогсмид, например. — Тогда как этот человек мог знать, что про нас напишут газеты за неделю до? Он точно из школы либо имеет кого-то, кто готов выполнять для него поручения. С другой стороны, Ал точно находится дома в такую ночь. Ему нет смысла прятаться в особняке Блэков сейчас. — Хорошо, — кивнула Роуз. — Пойдем. Скорпиус улыбнулся и, подхватив ее под колени, взял на руки. Роуз вскрикнула от неожиданности. — Что ты делаешь? — Несу в спальню. — Она приподняла бровь. — Чтобы ты переоделась. Внезапно, на полпути к двери, Скорпиус остановился. — Что я делаю, — прошептал он. — Что ты делаешь? — эхом повторила Роуз. Он перевел свой взгляд на лицо девушки, находя ее глаза. Ну конечно. Скорпиус крепче прижал ее тело к себе. Ему было непривычно, что он мог держать Роуз в своих руках, одетую лишь в тонкую ткань пижамы, посреди своей кухни в три утра, в утро Рождества, теплую и полусонную Роуз, обхватывающую его за шею. — Это… прозвучит странно, но… Роуз отрицательно покачала головой. — Не странно, — выдохнула она. Скорпиус зачем-то кивнул, сокращая расстояние между их губами. Ее ресницы дрожали, когда он коснулся ее губ своими. Вот оно. Вот почему он был так отстранен — подсознательно он понимал, что стоит им оказаться хотя бы в примерно располагающей к этому ситуации и ему конец. Чашки со звоном полетели на пол, но никто не пришел. — Мы… мы не можем остаться здесь, — прохрипела Роуз в перерывах между бесконечно влажными поцелуями и сплетением пальцев. — Скор… Он сгреб ее тело, и в следующую секунду они уже лежали на пушистом ворсе ковра, обласкиваемые светом и теплом тлеющего камина. — Моя комната, — выдохнул он с еле заметным смешком, выпрямляясь, чтобы стянуть с себя пижамную рубашку. Роуз сглотнула, когда на секунду увидела шрамы, исчерчивающие торс. На ощупь они были почти гладкими. Ее пижама полетела в угол, составив компанию рубашке Скорпиуса. Обхватив ногами его голый торс, Роуз ощутила, как ее спина отрывается под пола и она зависает в воздухе, покачиваясь в корзинке его рук. — Ты невероятно красивая, — шепчет он, целуя ее ключицу. И ниже. Ниже. Ниже, вновь опуская ее тело на пол по мере продвижения его рта по нему. Роуз не может сдержать стон, когда язык облизывает ткань груди, когда его пальцы скользят по животу, надавливают на тазовые косточки, а жаркое дыхание обжигает уже шею, когда ее руки словно онемели и не могут сделать что-то в ответ. Его пальцы подцепляют края ее беззастенчиво прозрачных и мокрых трусиков, стягивая их к коленям, и что-то в голове Роуз щелкает: обратного пути нет. Возможно, замешательство отразилось на ее лице, потому что Скорпиус замер и, наклонившись к ее лицу, прошептал: — Я хочу, чтобы ты знала, что для меня это не просто так. Все это, — она кивнула — все, на что ее хватило. Ее тело и голос дрожали, когда Скорпиус сделал то, что, пожалуй, зародилось в их головах в виде навязчивого желания гораздо раньше, чем пару дней назад. И это было восхитительно. Она и Скорпиус Малфой занимались сексом на ковре в его спальне, растворяясь в друг друге и становясь целостными с каждым новым толчком тел, с каждым дыханием, брошенным во влажную пустоту ртов, с каждым движением рук по коже, с каждым надавливанием пальцев в поверхность ткани и всем, что прямо сейчас до краев наполняло их обоих. Она и Скорпиус Малфой занимались любовью?