Идеальные отношения

Он стоял у входа в палату, не в силах что-то сделать. Постучать, взяться за ручку, зайти. Ничего. Поэтому, когда дверь приоткрывается и в проеме виден Рон, жестом приглашающий его внутрь, сердце проваливается в пятки. На лице дяди были следы бессонной ночи и щетина, не тронутая как минимум в течение пары дней. Он был в плотной клетчатой рубашке, с распущенными рукавами, которые обычно всегда закатывал, что свидетельствовало о том, что недавно он ее снимал. А это, вероятно, было по одной простой причине — Гермиона где-то здесь. Конечно, это было очевидным, что она находится рядом с дочерью, которая, наконец, очнулась… Сказать по правде, Ал не верил, что этот момент настанет. Но вот он здесь: стоит, купаясь в океане собственного облегчения. Словно прошедшие полгода он жил со связанными руками и наконец путы сняли. Она здесь. И он тоже. Он подходит ближе. Ее грудь мирно вздымается, а глаза закрыты. На мгновение его ослепляет вспышка страха, что они ошиблись, и Роуз по-прежнему в своем забытье, но ладонь Рона успокаивающе хлопает его по плечу, а голос тихо шепчет: — Она спит. Точно. Так она спит. Тихо, как мышка. Ее лицо всегда очень расслабленно, не то, что в жизни, поэтому Роуз во сне — это другая Роуз. У него в голове только одно воспоминание: они впервые встречают рассвет на берегу, до начала всего этого сумасшествия, и сонная Роуз кладет голову ему на колени, впервые заставляя что-то отозваться в его сердце. Крошка Роуз всадила шип в мое сердечко. Теперь нимфея проросла до такой степени, что он не может дышать. А та Роуз закрывает глаза, расслабляет лицо и выдыхает. И от ее дыхания пахнет вином вперемешку с сахаром, а еще морем, холодным песком и чем-то запретным. Но он просто сидит, смотрит на волны, слушает шум прибоя и старается игнорировать то, как сейчас выпрыгнет его сердце. — Гермиона ушла позавтракать, я ее заставил, — Рон расхаживал по палате, измеряя ее пространство своими громадными шагами. Он заламывал руки, и с его лица не сходила полубезумная улыбка. Под глазами виднелись глубокие фиолетовые тени, и Ал задумался о том, как вообще сейчас выглядит он сам. Это было так похоже на его дядю: пытаться привлечь к чему-то хорошему как можно больше людей. Он знал, что Рон иначе относился к нему, гораздо лучше, чем кто-либо из остальных их родственников. Например, Гермиона, которая была не слишком-то в восторге от его академических успехов в отношениях с девчонками. Наверное, его мать часто жаловалась ей на то, что каждый месяц на шестом курсе Ал появлялся с новенькой девчонкой, даже не трудясь уведомлять об этом родителей. А вот Рону было все равно. Или, если быть точнее, он видел лишь то, что хотел: племянника, с которым можно по-настоящему обсудить квиддитч, поностальгировать об ушедшей молодости и который, по его мнению, присматривает за его дочерью в школе. Хриплый кашель продрал его до костей словно Круциатус. Он вздрогнул, и оказался у изголовья быстрее, чем осознал то, что делает. Но Рон был настолько обессилен, что даже не пошевелился в ответ на его странную реакцию. — У нее бывает такое. Целители сказали, что ее ждет долгий период восстановления, но разве это плохо? В том плане, что все худшее уж точно позади. — Рон улыбнулся, глядя на нее. — Знаешь, Ал, — он развернулся в его сторону, и Альбус попытался изобразить подобие нормального выражения лица взамен искаженной маски, — все это навело большого беспорядку, но… Но я буду рад видеть тебя на праздновании Рождества. Знаю, ты сейчас занят в команде и все такое… — он неловко потер шею. Это было их первой встречей с августа или около того. — Спасибо. Спасибо за приглашение, Рон, — это было так странно. — Не за что, — Рон снова похлопал его по плечу. — Мы же не чужие, Ал, и никогда ими не были. К тому же, Гермиона хотела пригласить Малфоев, но ты-то должен знать, как я к ним отношусь, — он тихонько прыснул, слегка подпихивая его локтем. Ал вымученно улыбнулся, вцепившись взглядом в Роуз, пока что принадлежавшую лишь ему одному. Это было пьянящее чувство, особенно после всего этого времени без нее и ее тела, которое, кстати, здорово осунулось за прошедшие месяцы. Она была почти прозрачной. — Доброе утро, Альбус, — ему не нужно было поворачиваться, чтобы знать, что Гермиона за его спиной недовольно нахмурилась. Когда они встретились лицом к лицу, он попытался изобразить еще одно подобие улыбки, но вышло хуже, чем то, что предназначалось ее мужу. Тем временем Гермиона прошагала прямиком к кровати, и он заметил в ее руках объемную сумку. — Не ожидала увидеть тебя здесь сейчас, — эти слова явно предназначались Рону, который виновато глянул на Ала. Что же. — Действительно, рановато для визитов, — Ал принялся делать вид, что проверяет, не оставил ли он чего в палате, хотя и пробыл здесь десять минут. — А она… она не возвращается домой? — он не выдержал, глядя на то, как побелели костяшки руки, держащей ручку сумки. Видимо, она была довольно тяжелой. Странно, что Гермиона не использовала заклятие расширения или что-нибудь еще. Может, она тоже находит магловскую рутину успокаивающей? — Пока что нам предстоит это выяснить, — ее голос смягчился в сравнении с ее приветствием. — Спасибо, что зашел, — торопливо добавила она, словно боясь, что Ал сейчас сядет на кровать и просидит здесь до обеда. — Да, Ал, ты молодец, что пришел, — Рон крепко пожал ему руку. — Заходи, когда будет минутка. Познакомишься с Альбертом. Альберт — это их новорожденный сын. Круто, что они дали им нормальные имена, не приуроченные к какому-нибудь погибшему ужасной смертью человеку. Роуз, Хьюго, Альберт. Рон как-то признался ему, что Хьюго они назвали в честь персонажа какого-то магловского сериала, который им обоим нравился. Пока Ал пятился, отдаляясь от тусклого источника света, которым была наполнена палата, судорожно цепляясь взглядом за краешек белоснежной руки, почти сливающейся со стерильно-белым постельным бельем. Последнее, что он увидел — как Рон обнимает Гермиону, а она кладет голову ему на плечо, и они вместе закрывают ее от его взгляда. Ноги сами принесли его в «Дырявый котел», заполненных неспешной атмосферой воскресного утра. Колокольчик, висящей над дверью, заливисто возвестил о прибытии нового посетителя, и Ал мысленно порадовался, что надел толстовку с капюшоном, так что его лицо было скрыто от пристального взгляда бармена, облокотившегося на стойку. Он не знал этого парня, что неудивительно — с момента его последнего визита сюда прошло больше года. Ал сел в дальний угол, и едва не вздрогнул от меню, очутившегося перед ним из воздуха. Отлично. Он превратился в человека, который пользуется мобильником чаще, чем собственной палочкой, и вздрагивает от простейших заклинаний вроде Акцио. — Чего желаете? — официантка появилась так же неожиданно, как меню, и даже не пыталась выглядеть заинтересованной. Кажется, это место переживало не лучшие свои времена. Альбус попытался быстро пробежаться глазами по названиям блюд, но резкий голос девушки вырвал его воспаленное от отсутствия сна сознание из реальности окончательно: — эй, да вы же Альбус Поттер, да? Про вас столько всего пишут в газетах, вы не представляете, — она села на стул напротив него, — мой брат, Джулиан Кассински, играет в «Нетопырях», так вот, он сказал мне, что с вашим появлением в «Торнадос» им придется забыть о первом месте в таблице… Да-да, так и сказал: «этот парень, Поттер, просто воплощение ярости, ты еще увидишь его на следующем Чемпионате». Представляете? — она смотрела на него широко распахнутыми глазами, и Ал вдруг осознал, что все это время он держал рот приоткрытым. — Ох, простите-простите, я совсем забыла, что вы посетитель, — она глупо хихикнула и поднялась обратно на ноги, — чего желаете? — М-м, — он снова бросил взгляд на меню перед ним, и в следующую секунду ярко-красный ноготь уже указывал на одну из позиций, находясь в сантиметре от его носа, — свекольный пирог? — что это за гадость? — Ой, — она залилась чересчур громким светом, — не туда попала. Конечно же, я имела в виду свиные ребрышки, они совсем рядом, — она понизила голос для следующей фразы, — вам, наверное, нужно хорошо питаться, чтобы поддерживать такую форму? Такую форму? Элис говорила что-то подобное, и Алу стало казаться, что для окружающих он выглядит как-то иначе, нежели для себя самого. — Кофе без сливок и сахара, пожалуйста. И тост. Просто тост, пожалуйста. Тост и кофе. — Он замолчал, ощущая, как веки наливаются свинцом. Официантка что-то пошутила в ответ и ретировалась, оставив после себя шлейф приторно-сладких духов. Тост был идеальным — в меру хрустящий и обжигающе горячий. Он был обильно присыпан корицей и сахарной пудрой, и, пока Ал ел, он пожалел, что заказал всего один. Слизывая крошки с кончиков пальцев, он испытал чувство, близкое к подлинному наслаждению. Забавно, что всего несколько часов назад его едва не стошнило в объятиях красивой девушки, а теперь он сидит здесь, в «Дырявом Котле», ест тост за два сикля и чувствует себя превосходно. Кстати, говоря о сиклях. Конечно, он и подумать не мог о том, чтобы взять с собой волшебные деньги. Для достоверности он несколько раз обыскал карманы, но не нашел ничего похожего на монетки. Только мятая купюра двадцати фунтов, о происхождении которой он имел весьма смутные предположения. — Простите, — он подкрался к официантке, когда она левитировала большую стопку тарелок на полку в баре, и, услышав его, отправила их прямиком на пол. Ал был готов рассыпаться в извинениях и уже намеревался достать несчастную двадцатку, как простейшее «Репаро», небрежно брошенное девушкой в адрес груды осколков, остановило его. — Я, — он прокашлялся, смущаясь ее огромной улыбке, — Я понял, что у меня сейчас… могу ли я оставить чек или… — Чек? — Ну, да. Чек. — Она смотрела на него так, будто он только что предложил ей поменяться жизнями. — Я оставлю вам чек, и позднее вы сможете обналичить его… — Этот парень забыл монеты, Бетти, — за стойкой появился огромный, смутно кого-то напоминающий мужчина, — вы можете сбегать в Гринготтс, юноша. Казалось, что они встречались раньше, но он все не мог понять, откуда он мог знать этого человека. Ал заторможенно кивнул и по памяти проследовал к проходу, ведущему в Косой Переулок. А затем, когда он толкнул дверь, его обдало шумом морозного утра, громкими голосами волшебников и волшебниц, снующих по улице, уханьем каких-то сов и перезвоном колокольчиков, украшающих входы в каждое заведение, знакомое ему с детства. Все это было привычно до режущей боли в глазах. Он с усилием потер веки, стараясь избавиться от впечатления наивного восторга, которое он последний раз испытывал в девять лет, когда отец взял его вместе с Джеймсом сюда впервые. Ему хотелось зайти в каждую лавку, в каждый магазинчик, и, пока он брел с полуоткрытым ртом в сторону банка, его глаза увеличивались до размера галеона. Летающие на витринах предметы, самовзрывающиеся хлопушки, книги, самостоятельно перелистывающие страницы и огромная вывеска «Всевозможных вредилок близнецов Уизли», видневшаяся вдалеке, вызывали в нем смешанные чувства. Во-первых, он был удивлен всему этому. Во-вторых, он был удивлен тому, что он удивлен.

***

Если бы Скорпиуса попросили описать его типичный день в те две недели кануна Рождества, он бы не смог. Все они смешались, все краски и цвета тех бесконечно одинаковых, бессмысленных часов, наполненных нудными переговорами с журналистами, скаутами команд (чаще всего тупыми, как пробка), декораторами (отец решил-таки закончить реновацию дома), агентами известных спортсменов, представителями иностранных команд, а также чередой ужинов, обедов и бранчей со старыми отцовскими знакомыми, которым, по его словам, сейчас некуда потратить «сотню другую тысяч галлеонов». Все это время Скорпиус был затянут в свой новый, идеально сидящий костюм, который был доставлен на следующий день без какой-либо записки или опознавательного знака. Он обыскал коробку с монограммой несколько раз, но ничего, кроме шелка, в который был обернут сам костюм, не нашел. Индиго ему, вроде, шел. Он долго стоял перед зеркалом в первый раз, как примерил этот галстук, и не мог отделаться от чувства, будто он совершает нечто запредельное. Однако отец, вернувшийся через пару дней, горячо одобрил весь наряд и, взяв его под локоть, увлек в суету следующих дней. Если бы Скорпиус знал, насколько сложно вести бизнес, соизмеримый по масштабам с тем, что делал его отец, он бы предпочел быть довоенными Уизли. Теперь он иначе относился к накрахмаленным салфеткам, столовому серебру и костяному фарфору. Он с ужасом вспоминал свою прошлую небрежность по отношению ко всем картинам, украшающим их стены, к вековому паркету, сочетавшему в себе несколько сортов древесины, лежащему в их библиотеке, где хранились ценнейшие фолианты. Все это было настолько дорогим, что у него голова шла кругом. Конечно, Скорпиус и раньше знал, что они богаты, но, помня о том, как все их имущество было молчаливо конфисковано в первые годы после окончания войны, он поражался тому, какой труд проделал его отец для того, чтобы за десять лет восстановить былое величие Малфоев, копившееся столетиями. Однако вечерами, ложась на свою кровать, он не мог запретить своим мыслям, сосредоточенным на важных договорах и моментах, которые он должен упомянуть в своей речи на встрече с очередными инвесторами, ускользать в ловушку. Там, под грудой важных напоминаний и деловых заметок, покоился другой, наскоро выстроенный им мир. В этом мире он просыпался по утрам в своем небольшом коттедже в пригороде Лондона, заваривал кофе и дожидался, когда Роуз освободит ванну. Они бы завтракали с видом на сад, никогда не поддающийся заморозкам благодаря магии, смотрели на бесстыдно алеющие розы под первым снегом. Наверное, она бы выбрала какую-то связанную с зельеварением работу в Министерстве, а он — принял предложение «Торнадос». Их рабочие графики бы почти не совпадали, но Роуз всегда, всегда бы находила время на то, чтобы прийти и посмотреть его игру, а он бы всегда готовил ей обед после тяжелых дней в лаборатории. Сегодня, после очередного опустошающего ужина в одном из фешенебельных магловских ресторанов со спонсором «Паддлмир Юнайтед», редкостным мудаком, который позволял себе отпускать скабрезные замечания в сторону каждой официантки, проходящей мимо их столика, а также оставившим крошечные чаевые, при том, что его состояние по разным данным близилось к двум миллионам галлеонов, Скорпиус чувствовал себя всего лишь оболочкой. Сил пробираться к миру с Роуз не было. Он тупо пялился в полог своей кровати, пытаясь хоть как-то разгрузить мозг, заполненный вариациями отвратительной бабочки мистера Лаветти. У него осталось кольцо от матери. Платина с огромным, прямоугольной формы розовым бриллиантом. Настолько нагло красивое, роскошное, что Астория стеснялась его носить. Оно олицетворяло собой красоту, но красоту хрупкую, почти болезненную, настолько ранимую, что почти досаждающую. Наверное, она чувствовала это, и подсознательно остерегалась надевать его слишком часто, хотя отец сопровождал ее появления без него разочарованными взглядами. Скорпиус так и видел картину: мама сидит во главе стола, медленно поднося чашку к ярко-накрашенным губам, а отец, уже стоя в дверном проеме, напряженно следит за тем, как будет выглядеть ее рука. А ему кольцо нравилось — что-то завораживающее было в холодном переливе платины, в тусклом сиянии розового камня. Отец подарил ей его почти перед самой смертью, на ее предпоследний день рождения. И потом, лежа в своей спальни, Астория отдала его Скорпиусу. Сказала, что оно может пригодиться в какой-нибудь особенный день. Ее так и похоронили вместе с фамильным кольцом Малфоев, и ему не было жаль. Но, когда серая, ничем не примечательная на первый взгляд сова постучала в оконное стекло в его комнате, Скорпиус еще не знал, что этот особенный день буквально наступает ему на пятки.

***

Джек напросился к нему на Рождество. Точнее, случись это двумя днями ранее, Ал был бы только рад, но теперь, когда там будет она (целители разрешили взять ее домой на праздники), громкий американец с чересчур прозорливым взглядом был ни к чему. Они гуляли по Harrods, выбирая какой-нибудь шикарный подарок для его матери, и все это время Джек вел свою непрерывную болтовню. — Подумать только: она разозлилась на меня из-за того, что я не хочу знакомить ее с родителями. Но сам посуди: она приезжает, а наши соседи тренируют их дочурку на заднем дворе в квиддитч, пока их дедуля-метаморф предлагает мне сыграть в плюй-камни каждые двадцать минут. Неважно: как только я сказал: «Нет, но…», ее та-а-к понесло, Ал. Ты себе не представляешь, — он немного помолчал, наблюдая за тем, как Альбус рассматривает фарфоровый сервиз от Tiffany. — Хм, в Америке каждая женщина за тридцать не против иметь эти дорогие чашки в своей коллекции, — он тактично кивнул в сторону карточки, где изящным шрифтом была выведена кругленькая сумма. — Я не особо тратился за эти полгода, — уклончиво ответил Ал. Джек и он никогда не обсуждали то, какое место в обществе занимает его семья. Он знал, что родители Джека держат маленький магазин, продающий всякие штуки для Зельеварения, и что он никогда не был на Чемпионате по квиддитчу до того дня, как сам не стал профессиональным игроком. Поэтому, когда Ал, не глядя на ценник второй раз, попросил девушку в ослепительно-белой рубашке упаковать ему сервиз на шесть персон, Джек немного смутился. — Кажется, это будет не просто маленький семейный праздник? — они спустились на этаж с одеждой, чтобы выбрать подарок его отцу. — Я думал, что принесу чулки с конфетами и все будут счастливы до небес, — Ал не понимал, шутит ли он или всерьез беспокоится. — Просто я был не лучшим сыном последние… года два, — Джек хмыкнул в ответ на его реплику. — Поэтому сейчас будешь тратить все свои сбережения на посуду и кашемир? — Вроде того, — ответил Ал, не глядя в сторону друга. — Как знаешь. Но сдается мне, твое появление уже будет воспринято как подарок небес, учитывая, как редко ты навещал своих стариков, — слишком, слишком внимательный Джек. Наверное, поэтому он классный вратарь. В голове всплыли воспоминания о Роне, который приглашал его зайти уже неделю назад. Время, проведенное в лихорадочных раздумьях о произошедшем, пролетело как один день. — Слушай, если уж ты решил обналичить весь свой счет, то просто возьми для него рубашку из в-о-о-н того магазина, и пойдем уже, я умираю как хочу есть, — Джек нетерпеливо покачивался с пятки на носок, пока Ал обводил взглядом сияющую витрину. Ему было очень интересно знать, что случилось у них с Мэди, потому что его история тянула на какую-то наскоро слепленную отговорку. Тем не менее, он надеялся, что если проявит понимание и будет держать язык за зубами сейчас, то через три дня у него будет козырь в рукаве. Его уже передергивало от того, насколько он стал магглом. Джеку в этом плане было проще: все его ближайшие родственники, включая родителей, были магглорожденными. Его дедушка и бабушка по обоим линиям даже не были волшебниками. Наверное, появление Джека добавит ему очков. Все Уизли, включая Гермиону — особенно Гермиону, — с ума сойдут, когда он приведет магглорожденного американца в их дом, который будет шутливо флиртовать с бабушкой Молли, терпеливо что-нибудь объяснять дедушке Артуру и шутливо, но в меру, общаться с малышней вроде детей Тедди или Фреда-младшего. Но все же Джек был не из тех, кто готов демонстрировать свою преданность кому угодно: все равно, что бы ни случилось, он всегда найдет момент ввернуть что-то приятное в адрес Ала. Например, объяснит его матери какого черта этот сервиз стоит почти тысячу фунтов, и заставит ее немного смутиться от того, что ее сын стал совсем взрослым и прочая хрень. Ну и классный друг-магглорожденный явно добавит ему очков, в сравнении с тем же Малфоем, от чьей вылизанной родословной не тошнило разве что их самих. И, когда они сидели в ресторане, где бургеры подавали на дубовых дощечках вместе с приборами, Джек, поедая свой с соусом блю-чиз, выглядел особенно расслабленным, а Ал старательно размышлял, стоит ли ему объяснять, какова роль его семьи в волшебном сообществе Великобритании. По собственному признанию Джека, он историю Америки знал примерно до начала Гражданской войны, а потом учителя давали ему поблажки в связи с его успехами в качестве игрока в квиддитче. Он, естественно, слышал про Волдеморта, но только самые общие вещи («Твой папа и его друзья типа убили его? Вау, наверное, было круто»), и уж точно не сознавал масштаб тех событий. В его голове это было чем-то вроде обезвреживания преступников в полуночных сериалах по телевизору, где в каждой серии был новый маньяк-убийца или грабитель заправок, любящий стрелять по продавщицам. Тогда, в Косом Переулке, Ал не сдержался и купил новый выпуск «Пророка», который уже зачитал до дыр. Он так давно не следил за новостями волшебников, что некоторые статьи были для него настоящим шоком. Но больше всего — та, что в разделе экономических новостей. Под заголовком «Встреча Malfoy Industries и Liberman’s заложила фундамент для плодотворного сотрудничества в новом году?» огромная колдография Драко Малфоя, крепко пожимающего руку приземистому старичку, чье лицо было невозможно разглядеть из-за паутины морщин, покрывавшей всю кожу. Рядом с ним — высокий парень в абсолютно аналогичном его костюме, держит руки за спиной, покровительственно улыбается, а чуть поодаль — застывший взгляд, ладони сжаты в кулаки, Скорпиус, словно тень своего отца. Он совсем не шевелился, даже не моргнул ни разу, в то время как парень в костюме периодически поглядывал в его сторону. — А что ты знаешь о Малфоях? — Ал дождался, пока Джек утолит свой зверский голод и сбавит темп — тогда с ним можно было поговорить. Он приподнял бровь в ответ на его реплику и пожал плечами. — Ну, они, типа живут здесь, — Ал поморщился, когда Джек начал говорить с набитым ртом, и тот, заметив его реакцию, закатил глаза, но все же прожевал, прежде чем продолжить, — ты говоришь о тех, что торгуют зельями? — Нет, Malfoy Industries, знаешь, огромный холдинг с кучей всяких компаний. Ты, наверное, слышал о Nott Design или виски с лицом Виктора Крама на всю бутылку — это все им принадлежит. И некоторые другие компании, но это — самые известные. — Ну да, я понял. Но торгуют-то они зельями. — Джек вновь закатил глаза, видя недоуменное лицо Альбуса. — Да ладно. Не говори, что не знал? Они это видимо скрывают, да? Притворяются меценатами? — он довольно ухмыльнулся, видя нарастающее замешательство Ала. — Их хозяин, как его там? Дрэгон? «Драко»? — он произнес это имя так, словно не был уверен в его существовании вообще, — ну, короче, Малфой, единственный из всей магической Великобритании имеет доступ к нашему черному рынку зелий. Почему-то всякие воротилы этого бизнеса доверяют ему так, словно они вместе под стол ходили, хотя, знаешь, не удивлюсь, если так оно и было. Мой отец знаком с одной особой, они вместе учились и у них что-то там было, но она из тех семей, что помешаны на чистоте крови. Наверное, понабрались этого от вас, — Джек так размахивал ножом, что, указывая на Ала при последних словах, едва не задел ему нос. — В общем, она предлагала ему выход на этот рынок, делать для них котлы и всякие там цезурки, только мой отец сказал, что связываться с этими людьми — скользкое дело. Если кратко — хочешь достать что-то с чем-то вроде крови единорога в составе, без рецепта, то тебе по адресу. Малфой? Черный рынок? Что? — Ты ничего не путаешь? — осторожно поинтересовался Ал, все вспоминая отсутствующее лицо Скорпиуса на колдографии. Интересно, он знал? — Конечно, это не та информация, о которой будут писать в газетах, но я, честно говоря, удивлен, что ты не в курсе. Я уверен на сто процентов, — Джек театрально вздохнул. — Неужели ты правда думал, будто их состояние так легко заработать за какие-то десять лет, получая проценты с продаж пиджаков и виски? Малфои — поставщики особо редких и в девяносто девяти процентов случаев запрещенных законом зелий в Европу и вроде как сюда, в Англию. Может, они уже отошли от дел, но я не слышал ничего такого. А почему ты спрашиваешь? — как-то вяло спросил Джек, разочарованно поглядывая на десертное меню. — Просто они могут быть на Рождестве, — Ал не мог придумать ничего лучше, кроме правды. — Ого, — Джек резко огляделся по сторонам, будто где-то сидел репортер, записывавший каждое его слово, — ваши семьи дружат? Работают вместе? Но я думал, что вы из разных миров, ну, добро и зло, черное и белое… Настала очередь Альбуса закатывать глаза в ответ на все это. — Конечно. Мои родители носят искусственные крылья, а Малфои прячут рога, поэтому у них такие густые волосы, — Джек захохотал, и Ал тоже немного улыбнулся. — Нет. Они знакомы. Довольно-таки давно. Это я, — он потер шею, смущаясь под пристальным взглядом Джека, — я когда-то дружил со Скорпиусом. — Ну и имечко, — беззастенчиво заявил Джек, громко втягивая напиток в трубочку. — Ну да, — Ал пожал плечами, не зная, что еще добавить. — Значит, ты был у них на каникулах или вроде того? И как оно? Ров, драконы и страшные подземелья? — Э-э-э, — Ал вспомнил мраморный пол в Бальном Зале, — не совсем. — Да ладно, я шучу, — Джек откинулся на спинку кресла, складывая руки на животе. — Наверное, все такое роскошное, но в меру, чтобы ты понимал, сколько это стоил, но смутно. — Точнее и не скажешь, — Ал усмехнулся, вспоминая однотипные рубашки Малфоя за сотню-другую галлеонов. — Денег у них и правда много, но я, если честно, до сих пор тебе не поверил. Скорпиус бы сказал мне, если бы знал, — он взглянул на друга, который уже, казалось, и думать забыл об этом. — А? Да брось. Если ты все еще поддерживаешь связь с этим Скорпионом… — Скорпиусом. Джек махнул рукой — неважно, мол, и ты это сам знаешь. — И они будут у вас в доме на таком празднике… — Это дом моих бабушки и дедушки, — вновь вмешался Ал, словив грозный предостерегающий взгляд Джека. — Извини, — ответил тот притворно-ледяным тоном, — не знал, что сегодня у нас вечер занудства. Ал поднял руки в примирительном жесте. — Так вот, если они там будут, я могу как-нибудь в разговоре упомянуть эту папину знакомую, и вот увидишь, лицо Малфоя-старшего нет-нет, но дрогнет. Раз он не рассказывает об этом своему сыну, значит, не планирует затягивать с таким делом. Ал вздохнул, переводя взгляд на многочисленные свертки с подарками и коробками. Если Малфои и правда ведут дела нелегально, это ставит под угрозу не только их деньги, но вообще жизнь и свободу. Собственно, это объясняет то, почему Скорпиус не в курсе. Но если у них так много денег, к чему все эти встречи и сделки? Неужели нельзя вложить их в создание команды? Или Драко хочет обезопасить сына по всем фронтам, чтобы, в случае чего, сесть в Азкабан одному? И знает ли об этом Гермиона? А его отец? — Эй, — Джек щелкал пальцами перед его лицом, — я закончил. И уже попросил счет. У тебя есть наличка, оставить на чай?