Идеальные отношения

Если у кого-то после предварительного празднования Рождества в команде и было похмелье, то явно не у Джека. Он стоял на его пороге в семь-мать-его утра, удерживая в одной руке два рулона упаковочной бумаги с изображением оленей в костюме Санты, и пакет, истончающий тошнотворный для Ала этим утром аромат, в другой. — С Рождеством! — Джек сунул хрустящий сверток ему под нос, прижал к груди и разжал пальцы так быстро, что крафт с масляными пятнами едва не свалился ему под ноги. Ал хотел что-то возразить, но без порции похмельного зелья он и рта не мог раскрыть. Джека это вообще не волновало: по-хозяйски пройдя в его комнату, он бросил упаковочную бумагу на кровать и невербальным заклинанием достал полотенце из шкафа. — Ты представляешь, они отключили горячую воду в утро Рождества, — смеялся Джек, выуживая из кармана чистую одежду — он предпочитал использовать заклятие незримого расширения по максимуму. — Мы живем в одном из богатейших городов мира, а условия здесь немногим лучше Мозамбика! — М-м, — Ал понятия не имел ни что такое Мозамбик, ни какого черта этот парень сейчас делает в его спальне в такую рань. С тех пор, как половина членов команды перестали бойкотировать его и делать вид, что он просто не существует, он старался провести каждую вечеринку как последнюю. Постепенно он начал ощущать возвращение того состояния, утраченного в Хогвартсе: чувство того, что ты свой. И что ты нравишься людям — может, это было эгоистично, считать подобным образом о самом себе, но подсознательно Ал понимал, что эти парни хотят быть рядом с ним и хотя бы чуть-чуть, но проникнуть в его жизнь. Эффект Гарри Поттера уступал место эффекту Альбуса Поттера — и что бы то ни было, это было приятно. Гораздо лучше демонстрации того, что ты для всех пустое место.       Насчет Джека он не был так уверен: в данный момент он раздевался посреди его комнаты, даже не трудясь левитировать свои вещи в корзину для белья. Пожалуй, этот парень занимает в его жизни больше места, чем он сам — особенно последние несколько дней. — Ну и видок у тебя, — это было последнее, что услышал Ал, потому что в следующую минуту он уже был с другой стороны двери своей спальни. Видеть Джека без трусов в раздевалке и дома, как оказалось, было совсем разными вещами. Чуть позже, когда он выпил двойную дозу зелья, эспрессо и несколько раз поплескал в лицо ледяной водой, способность к восприятию этого мира и его источников постепенно вернулась. Джек вышел из ванной комнаты, на ходу вытираясь полотенцем и разбрызгивая капли по всей кухне. — М-м, — он втянул носом воздух, — чем так пахнет? Ах, — он сделал жест рукой перед лицом, будто стремясь ухватить больше аромата, — это же тот самый немытый, перепивший и не потрудившийся даже раздеться перед тем, как лечь спать три часа назад Альбус Поттер, — смеясь, он уклонился от летящей в него вилки, которую Ал немедленно отправил в его сторону. — Брось, парень, от тебя воняет как от псины. — Серьезно? — Ал встал и вплотную подошел к Джеку, чье выражение лица изменилось, — а вот ты выглядишь очень даже свежим. — Только попробуй… — его тон был шутливо-угрожающим. — А то что? — Поттер, а ну убери от меня свои грязные руки! — следующие пять минут они делали вид, будто пытаются драться, и затем, когда Алу самому надоел запах его видавшей виды одежды и немытого тела, он забаррикадировался в ванной и крикнул Джеку, чтобы он приготовил завтрак. — Пошел ты, — последовал ответ из набитого чем-то рта. Это означало, что, когда Ал выйдет, его уже будет ждать яичница с сосисками и бобами, тот самый английский завтрак, который Ал до Джека вообще ни разу не ел. Джек же сказал, что видел это в кино, так что возражения Поттера для него значили ровно столько же, сколько для Ала — его последняя фраза. За окном машины торопливо уничтожали только что выпавший снег, размазывая его по поверхности мокрого, грязного асфальта. Наверное, это офисные служащие, спешащие урвать последнего гуся на полке супермаркета или какие-то нерадивые отцы, лихорадочно придумывающие, что подарить так быстро выросшим детям, больше не интересующимся машинками и куклами. Как Ал и предполагал, завтрак ждал его на столе, а Джек делал вид, что последнего их разговора вообще не было. Он уставился в экран своего телефона, пока Ал жевал яйца и думал, о том, что ему сказать родителям первым делом. — Кстати, — Джек оторвался от мобильника и сделал несколько вращений шеей, издавая характерный хруст, от чего Ал скривил лицо, глядя на него с застывшей у рта вилкой. Конечно, Джеку не понравился его театральный жест, поэтому он сиюсекундно состроил рожу, пародирующую его реакцию. — Ты узнал у отца, наши английские друзья там будут? Так он называл Малфоев: английские друзья, экономические партнеры, подпольные братья, виноделы года. Миллион прозвищ роились вокруг этой семьи густым облаком, а они того даже не подозревали. Ал почесал затылок, воскрешая в памяти подробности последнего письма от отца. — Ну, возможно. Их, вроде бы, пригласили на какую-то еще вечеринку, — он помолчал, не будучи уверенным, что стоит упоминать куда, — в Нью-Йорк, вроде бы, — Джек сделал такое выражение лица, будто у него только что оказался выигрышный лотерейный билет: я же говорил, — но они накануне подписывали какой-то там контракт с людьми, которых я не знаю. Может, это деловые партнеры. — Почему-то ему было не по себе от мысли о том, что Драко Малфой по-крупному нарушает законодательство. — Конечно-конечно, — Джек даже телефон отложил, — а как фамилия? — Не помню, — это было ложью. Ал даже собирался навести справки на этих Либерманов, но руки все не доходили. — Как-то на ли… — Либерман? — с мрачным торжеством спросил Джек, глядя на Ала в упор, чтобы не дать ему времени соврать. — Да. Они. — Может быть, — уклончиво ответил Ал, чувствуя себя так, будто он сейчас уйдет под землю вместе со стулом и проклятым завтраком. — Ну, я не удивлен. Эти ребята, — он покрутил указательным пальцем у виска, — до смерти гордятся тем, что каким-то образом связаны с одним из основателей Ильверморни. Но да я им не особо верю, если честно. Таким людям вообще мало кто верит. — Почему? — видит Мерлин, Ал собирался молчать, но у его рта были другие планы. — Ну, — теперь Джек будто бы сам не хотел говорить об этом, — они богаты до чертиков, — он загнул один палец, — верят во всю эту чушь с чистотой крови, — два, — поддерживали Гриндевальда, — три, — я знал кое-кого из них лично, и, поверь, приятного быть частью этой семейки мало. — Знал кое-кого? — Ал видел, что, если чуть-чуть надавить, Джек скажет что-то такое, о чем бы предпочел молчать. Поэтому он сидел, подминаемый двойственностью своих чувств, которые, с одной стороны, страстно желали докопаться до сути и узнать, во что ввязались Малфои, а с другой пытались молчать и не давить на Джека в надежде на то, что он сделает то же самое сегодня днем. К несчастью, Джек выбрал первое, поэтому Ал, подгоняемый любопытством вперемешку с запоздалым страхом, сидел тихо, приготовившись выслушать и запомнить все слово в слово. Просто так, на всякий случай. Ему не хотелось признаваться себе, что ему не все равно на Скорпиуса, поэтому он списал все на возможность контролировать жизнь этого парня в случае чего. В случае, если ему понадобится преимущество. — Я учился вместе с Эммой Либерман, — он скрестил руки на груди, что было нетипично для Джека, — их было двое, близнецы: Эмма и Эдвард. Мы с Эммой были на Птице-гром, естественно, а вот Эдвард — на Вампусе. Неприятный тип, самое настоящее олицетворение всего того мерзкого, что есть в их семье. Говорят, что до определенного времени старшие сыновья вообще не женились ни на ком, кроме вейл — такой у них был фетиш на внешность. Хотя, когда отец Эммы и Эдварда умер, все дела перешли их двоюродному деду — а в его случае точно пренебрегли традицией, — Ал вспомнил мужчину с колдографии, — но не суть. В общем, Эдвард уже в школе начал заниматься разными противозаконными вещами и однажды он здорово влип. Так вот: чтобы его оставили, его семья все свалила на Эмму. — Чего? — На Эмму, его сестру. А она была совсем не похожа на этих извергов, мечтала поступить в магловский колледж и изучать ю-рис-пру-ден-цию, — Джек произнес последнее слово по слогам, — она обожала этот мир. Мы иногда сбегали в город вместе, и она была там как рыба в воде, будто бы выросла в Нью-Йорке и ходила в частную школу на Манхэттене. В общем, это была ее мечта. А когда этот придурок попался на том, что продавал магловские наркотики, их дед решил, что это она. Конечно, это была не она — даже нашему директору это было ясно, но все улики указывали на нее, а главное — Эмма сама не стала ничего отрицать. И ее исключили. — А потом? — Потом она умерла. Ал моргнул несколько раз, пытаясь осмыслить информацию. — Разбилась на машине. Наверное, была расстроена и села за руль. Я не знаю, мои письма, скорее всего, даже не доходили до нее. В общем, Либерманы замяли эту историю, прошло три года, и теперь мало кто вспоминает, что у Эдварда вообще когда-то была сестра. Эдвард Либерман — всегда в костюме, с идеальной прической, много девушек, ни с кем не встречается больше месяца. Наверное, он гей, но дед не разрешает высовываться. Уж слишком у него узкие пиджаки, — Джек мрачно усмехнулся, наблюдая за замешательством на лице Ала.— Что? — Просто… Просто это все так странно, — он осторожно отложил вилку. — Я даже не подозревал, что Скорпиус связан вот с таким, — Джек закатил глаза. — Ну, а с чем ему быть связанным, скажи мне на милость? Появившись на этой колдографии, вместе со своим отцом и Либерманами, он фактически подписался на то, чтобы быть частью этого мира. Если ты думал, что когда-то вы будете играть в одной лиге — забудь. Вряд ли ему это интересно. Ал отвел глаза. Еще как интересно. Просто его старший брат навсегда отрезал для него путь в нормальную жизнь, и теперь он вынужден вести подпольный бизнес, потому что оказался не в том месте не в то время. — Эй, — Джек помахал рукой перед его застывшим взглядом, — ну, не грузись ты так. Может, я ошибаюсь. Может, это еще не решено окончательно, просто… — он вздохнул, не зная, какую успокоительную ложь можно еще ввернуть. — Короче, доедай и пойдем. Я не хочу опоздать на обед к твоей семье, ясно? Где там твои коробки, я приведу их в праздничный вид, — он вновь широко улыбнулся, подмигнул, левитировал ярко-красную обертку с россыпью оленей, затем, когда Ал по инерции встал и пошел за коробками, без лишних слов направился за ним. Они упаковывали подарки вручную, с помощью скотча и ножниц, изредка переговариваясь о технической стороне процесса. Когда последняя коробка с бархатными туфлями для Лили выглядела как сплошное рождественское клише, Джек сделал вид, что вообще забыл об их разговоре и весело болтал о том, как его дедушка однажды забыл про Рождество и провел его на зимней рыбалке. — Бабуля тогда с ума сошла. А потом не разговаривала с ним две недели, даже когда он поклялся, что отныне ноги его не будет на озере — бесполезно. На какой-то момент мне показалось, что он превратился в невидимку — настолько убедительно она его игнорировала, — рассказывая это, Джек улыбается, — ну все, Поттер, нам пора. Не хочу довольствоваться остатками, а, судя по твоим рассказам, это вполне себе реальная перспектива, если надеяться на твоих родственников.

***

Ал ни разу не пожалел, что взял Джека с собой: с обеда и до самого вечера он неустанно развлекал всякого, кто подходил к ним поздороваться с Альбусом, а в результате оказывался вовлечен в беседу, утягивающую в новые и новые глубины рассуждений. Когда они прибыли утром, одними из первых, его родители уже были там: сидели на кухне, болтали с дедушкой, пили кофе из старых чашек с надписью Good Day, трансформирующейся в зависимости от настроения того, кто держал ее в руках — старый подарок Билла и Флер. Отец выглядел уставшим, но расслабленным, а мама — в старом рождественском свитере и с задумчивым взглядом, — сорвалась со своего места так быстро, завидев его в проеме, что Алу стало неловко. Она сжала его в объятьях, и, сделав шаг назад, смущенно улыбнулась. — Ох, прошу прощения, — тянет руку к Джеку, с кротким видом ожидающим своей очереди, — я Джинерва, но вы можете звать меня просто Джинни. Никаких миссис Поттер, пожалуйста, — Джек расплывается в улыбке и комплиментах, в то время как Ал и отец неловко переминаются друг напротив друга. — Ну, как дела? Выпьете кофе с нами? Мы приехали самыми первыми, — Ал оглядывается в поисках сестры. — Лили будет ближе к вечеру, — отец замечает движения его глаз. Профессиональные привычки аврора. — Одна. — Он утыкается в чашку, пытаясь изо всех сил делать вид, что он ничего не знает, но Ал не дурак и представляет, сколько криков было со стороны Лили, когда ее попросили встретиться с Забини не на территории Норы. Наверное, папа как-то узнал про ситуацию в ресторане, потому что иного объяснения было не найти. Они пригласили Малфоев — о каких предрассудках может идти речь?        — Никакого кофе на голодный желудок, — бабушка Молли с огромной улыбкой расчищает стол от сваленных в кучу выпусков «Пророка» и маггловских книг по автомеханике. — Так, — она потирает руки, в то время как несколько тарелок и приборы ложатся напротив свободных стульев. — Артур, будь добр, убери все это, пока здесь не стало слишком людно, — дедушка, уже успевший начать обсуждать с Джеком подробности последнего сыгранного ими матча, неохотно отрывается от беседы и, указывая пальцем на одну из обложек, говорит, — кстати, Ал, я еще не рассказывал тебе, как я переделаю тот Фордик, — он прикладывает пальцы к губам, — просто сказка! И все благодаря этим журналам, которые мне подарил твой отец, — Гарри хмыкает, делая вид, что не замечает недовольный взгляд Молли. — Ну, — он ласково проводит рукой по обложке, — ознакомлюсь подробнее чуть позже. Сейчас мне гораздо, гораздо важнее поговорить с вами, молодые люди, — он левитирует книги в аккуратную стопку на каминной полке. — Альбус, — тут Ал замечает, как дедушка прищуривается, полуслепо глядя на него. Он ловит мамин взгляд и понимает, что об этом лучше не говорить, — я был просто восхищен твоей последней игрой, — он пододвигает стул поближе к нему, — двенадцать минут! — На самом деле, мистер Уизли, профессиональный секрет: только для вас, — Джек доверительно наклонился к нему, имитируя заговорщический тон. Дедушка Артур сделал вид, что ужасно заинтересован, — наша обязанность: красивая, зрелищная игра. Чтобы спонсоры успели показать себя, а зрители — их заметить. — В наше время квиддитч был квиддитчем, и ничем другим, — Ал переглянулся с отцом, — сейчас никого не волнует, как себя ведет игрок: все хотят знать, что это за метла, на которой он летал, и кто шьет его форму, — мистер Уизли откинулся на спинку стула, поднял указательный палец вверх в назидательном жесте и продолжил, — разве можно планировать игру? Это было по-настоящему, искренне: все игроки, вылетающие на поле, должны осознавать то, как им повезло — являться частью большого квиддитча, дарить всем нам возможность наслаждаться им, знаете, действительно смотреть хороший матч, — на этот раз Ал поймал предупреждающий взгляд бабушки. Дедушка сильно сдал за последний год. К сожалению, Ал не мог утверждать, что в этом не было его заслуги, и, хоть настоящий виновник произошедшего сейчас лежал в комнате, окутанной чарами, он не мог избавиться от назойливого чувства того, что на самом деле это всегда был он. Когда остальные начали прибывать, Ал почувствовал некое разочарование: внимание далеких членов семьи отнюдь не было столь же обходительным и ненавязчивым. Джордж, не стесняясь ничего и никого, сразу спросил его о том, как обстоят дела с отношениями внутри команды, отвалили ли от него «всякие странные слизеринцы» и как давно он был на нормальном свидании. При этом они настолько спелись с Джеком (ну кто бы сомневался), что иногда забывали позвать его выпить виски за камином или обсудить то, какие у Виктуар и Тедди натянутые отношения. Джек, черт возьми, вообще впервые видел всех этих людей, а вел себя так, словно всю жизнь провел в Норе. В остальном все было нормально: когда Ал, зависнув с полуоткрытым ртом, пытался вразумительно ответить на простые вопросы о тренировках, первом сезоне и новых знакомых, Джек с широкой улыбкой рассказывал все подробности, опуская ненужные детали. Он с удовольствием говорил об Америке, комментировал их наиболее удачные матчи, разбалтывал невинные секреты про стратегию на будущий сезон, издевательски хихикал над детскими фотографиями Альбуса и торжественно объяснял смущенным родителям значения их подарков. Поэтому, когда дверь, ведущая на задний двор, открылась, чтобы впустить последних посетителей, Ал был все-таки рад, что Джек оказался рядом в такой момент. Одно дело — догадываться и терзаться смутным чувством вино, а другое — столкнуться с его вещественными доказательствами. Рон с порога помахал ему, улыбаясь добродушной улыбкой, отчего ему захотелось расцеловать дядю в прямом смысле. Гермиона, конечно, даже не трудилась изобразить подобие радости на лице, оглядывая гостиную и замечая их с Джеком. Приглядевшись повнимательнее, Ал заметил, что она выглядела очень-очень усталой. У нее на руках был маленький Альберт: ужасно хорошенький, с кудрявыми волосами, как у матери, и россыпью золотистых веснушек (в несколько месяцев?). Тем не менее, Алу даже захотелось подойти и взять его, но внутренний страх встретиться с ней лицом к лицу оказался сильнее. — А где Роуз? — услышал он тихий шепот за своей спиной. Даже не дернувшись, он продолжил прислушиваться к разговору своих родителей. Странно, что они не в курсе. Их окружили: громкие поздравления, умиления над Альбертом, откуда-то вынырнул Хьюго с венком омелы и коробкой леденцов в руках, бабушка пыталась сразу всучить им свитера, и Джек, жевавший сотый кусок пирога рядом с ним, лениво спросил: — А это кто? — видимо, он уже начал уставать от обилия родственников. — Мамин брат и его жена. Ну, вообще-то, это Рон и Гермиона Уизли. Они вместе с папой убили Волдеморта, — проще и не скажешь. — Ого, круто, — Джек одобрительно кивнул, словно они были квиддитчными звездами или типа того. Наверное, будь здесь Крам, он бы и то больше удивился. Тем не менее, сейчас ему это было даже на руку. — А это кто? Твоя кузина? О, черт. — Ага, — отвечает он, пока проваливается в густую, вязкую темноту, созданную мимолетной встречей их взглядов. Ал ожидал, что она будет в какой-нибудь коляске, укутанная в плед, вся бледная и, возможно, без особых признаков жизни, но уж точно не та, что сейчас стояла в дверях, стряхивая снег с шарфа. Да, эта Роуз была тонкой, почти невидимой, с ярко-розовыми пятнами на щеках, но в остальном — будто ничего и не было. Ее длинные волосы теперь едва доставали до плеч, и было видно, что она (или Гермиона) попытались соорудить из них прическу, заколов их по бокам заколками. Однако непослушные пряди все равно выбивались из общей картины, обрамляя ее и без того худое, а теперь почти прозрачное лицо. Раньше шестнадцати лет Роуз сложно было назвать красавицей. Угловатая фигура, неправильный прикус, торчащие в разные стороны ржавого цвета волосы, дурацкие свитера, которые ей выбирала мама. И Скорпиус, у которого вплоть до третьего курса была одна и та же одежда, разве что ботинки иногда приходилось менять. Никакой драконьей кожи и белоснежных рубашек: однотипные свитера, мнущиеся от любого прикосновения брюки. Пожалуй, хуже, чем быть просто сыном бывшего Пожирателя, было быть сыном бедного бывшего Пожирателя. Но Роуз нравилась Малфою даже тогда, во всем своем уродстве гадкого утенка, и они, право, были бы отличной парой: некрасивая, с трудом тянущая звание прилежной ученицы дочка героев войны и сын бывшего, ни имевшего ни гроша за душой, Пожирателя. Это потом, когда он уехал в Дурмстранг, его отец начал так же стремительно богатеть, как Роуз — превращаться в почти что красавицу. Ее сложно было назвать так без оговорки: любой другой независимый наблюдатель точно бы подметил несколько изъянов — тут асимметрия, верхняя губа слишком тонкая, одно плечо выше другого, веснушки кое-где еще остались. Это не Лили, чья идеальная, холодная красота притягивала к себе с первого взгляда, привлекая как яркий свет манит на погибель мотылька. И вот Ал: точная копия своего отца, ну, поступил не на тот факультет, но ведь Снейп тоже был на Слизерине, так что все даже закономерно. А после отъезда Скорпиуса он вообще превратился в объект всеобщей жалости и обожания: как бы ни старался его отец настроить учителей против любых форм заискивания и поблажек, это удалось ему по-настоящему лишь с Невиллом. Так что, начиная с четырнадцати, Альбус Северус Поттер не знал, что такое слово «нет». Может, ни достанься ему весь набор лучших генов и статус жертвы в придачу, он бы вырос нормальным человеком, без всего этого лихорадочного внимания к его персоне. Но то, что случилось, уже давным-давно отразилось не только на его, но и на жизни как минимум еще одного человека, находящегося сегодня в этом доме. А третий участник их истории должен был вот-вот прийти. — Ого, а ты никогда не рассказывал о ней, приятель, — Джек вытер руки о джинсы, и Ал лишь улыбнулся, — симпатичная. Она свободна? — Ты что, совсем не читаешь газеты? — теперь Джек выглядел так, будто он живет на другой планете. Он лишь пожал плечами в ответ на его вопрос, продолжая рассматривать Роуз. — Она занята. — Да? Дай-ка угадаю, — Джек сделал вид, что напряженно думает. — Тарантул Малфой? — Именно, — Ал проигнорировал очередной, не слишком остроумный в этот раз выпад в сторону имени Скорпиуса. — И ты, кажется, тоже занят, а? — Эй, — Джек посмотрел на него с подозрением, ощутив нотки напряжения в его голосе, — полегче. Я просто шучу. Как-то бледно она выглядит. С ней все в порядке? — Это долгая история, — выпалил Ал, не в силах отвести взгляд от того, как с ее худеньких плеч исчезает верхняя одежда. — Тогда тебе придется позже лечь спать, — Джек уже не обращал внимания на Роуз, продолжая изучать реакцию Альбуса. А он глупо и окончательно выдавал себя. То, как ее тонкие руки подают пальто дедушке, который разрывается между желанием обнять ее и страхом потревожить, поворот головы, такой непривычно медленный, наполненный тяжестью отсутствующих сил, моргание — словно взмах крыльев бабочки, уголки губ дергаются, складываясь в полупрозрачную улыбку. Ее тонкие запястья накрываются широкими и маленькими ладошками бабушки, которая сжимает их и притягивает ее к себе, от чего она слегка пошатывается. Альбус понимает, что он сделал шаг вперед гораздо, гораздо позже, чем это заметил Джек, неотрывно следящий за ним. Они оба молчат, потому что ее уже заслонили остальные, и Ал отчего-то чувствует себя неуютно от руки матери, опускающейся на его плечо. — Надо подойти и поздороваться, — шепчет она ему в ухо, думая, что он не хочет этого делать. Ох, мама. Если бы ты знала. — Альбус, — резкий оклик Гермионы выбивает почву из-под ног. — Можно тебя на пару слов? — они отходят в сторону, она складывает руки на груди, глядя на свои, затем на его туфли. — Мне нужно тебе кое-что сказать. — Э-э, — он неловко замечает ее взгляд на своих джинсах. — Конечно. — Ох, это что, Levi’s? Так странно, — она останавливается и на мгновение касается рукой своих волос, словно вспомнив о чем-то, — мой отец носил эту модель. Точь-в-точь. — У нее сбитый с толку вид. Кажется, будто она уже совсем забыла то, о чем собиралась поговорить с ним. — А, ну, — Ал кивает, пряча руки в карманы. — Это винтаж. — Винтаж? — эхом повторяет Гермиона, глядя на него так, будто он только что встал на руки. — Ну, да. Винтаж, — зачем-то он повторяет это еще раз. — Просто, — она пожимает плечами, в ее голосе слышно неловкость, — непривычно слышать это от тебя. Ты же всю жизнь провел среди магов, а тут… Стоишь здесь, в винтажных джинсах, и выглядишь так, будто вот так запросто ходил с отцом посмотреть теннисные матчи в Уимблдоне. — Она улыбнулась, видимо, вспомнив что-то подобное из своего детства. Альбуса слегка передернуло от того, насколько он, очевидно, изменился. Правда, зачем он надел эти дурацкие джинсы? Гермиона, видя его смущение, внезапно смягчилась. Она вдруг улыбнулась краешками губ, а затем — невероятно — похлопала его по плечу. — Ну, как ты? — невинно осведомилась она, оставив руку на его плече чуть дольше, чем того требуют приличия. — Э-э, — он что, краснеет? Мерлин, Ал, ты такая девчонка. — Неплохо. — Рон говорит, у тебя хорошо идут дела в команде? — пожалуйста, лучше бы она продолжала молчать, чем заставлять его чувствовать себя последним ублюдком на земле. Эй, привет, я чуть не убил твою дочь, а ты делаешь вид, что все нормально? — Вроде того, — он потирает затылок рукой, ища глазами Джека. Он уже куда-то исчез, видимо, в их с Джорджем недавно открывшийся бар «У камина». — Ложная скромность, — Гермиона вздыхает. Вдруг Ал замечает, что маленький Альберт, вообще-то, все еще лежит у нее на руках, и, по всей видимости, дремлет. Она перехватывает его взгляд. — Ах да, вы же еще не знакомы. Ал и Ал, — она смеется, — забавно получилось. Альберт, — она наклоняется, чтобы поцеловать его в лоб, — это твой брат Альбус, — малыш сонно приоткрывает глаза, и у Ала отшибает дыхание напрочь. Конечно, это следовало ожидать, но даже у Хьюго глаза были не так похожи на ее. А здесь… На него смотрела Роуз. И он не помнил, чтобы у новорожденных был такой осознанный взгляд, хотя, надо отдать должное, он не часто общался с ними. Так что он глупо кивнул, пялясь на уже не обращающего на него внимания ребенка, пока Гермиона продолжала что-то говорить. — Ее память так и не восстановилась, — слова рывком возвращают его в реальность, — с опорно-двигательным аппаратом все стало лучше практически сразу, а вот с воспоминаниями совсем плохо. Мы с Роном заново объясняли ей про две трети семьи. Даже не пытались добраться до Чарли или Билла… Она с трудом запомнила, как зовут Хьюго. — Гермиона обернулась, поймала взгляд Рона. Он кивнул. — В общем, она хорошо вспоминает в процессе какого-то действия… Понимаешь, ей нужен триггер. Что-то, что вернет ее к исходной точке: вчера она лежала на диване, и Рон предложил мне выпить. Знаешь, то вино, что она привозила нам тогда из Франции… Ал сглотнул. Вдруг лицо Гермионы стало ответом на все вопросы. —…И она попросила понюхать. Сначала ничего, а затем… — Шато де Прованс? — выпалил он, тут же заткнувшись. Гермиона пристально посмотрела на него. — Да, — ее голос слегка охладел. Ну, да, им было не положено пить, но это было меньшим из того, что они сделали. — В общем, — она перехватила Альберта поудобнее. Было видно, что все это было для нее нелегко. — Она вспомнила твое имя. Спросила, кто ты такой. Потом сказала, что у нее ложные воспоминания. Мы не понимаем, что это значит, но очевидно, что ей стоит продолжать общаться с тем, кого ее психика сама вычленила из памяти. Поэтому, Ал, — Гермиона вновь посмотрела ему в глаза. На этот раз почти умоляюще. — Это будет очень ценно для всех нас, если ты сможешь провести немного времени с ней. Может, она что-то вспомнит. Что-то о том времени, а ведь там… — Там уже и седьмой курс, — закончил Ал. Гермиона кивнула. К ним подошел Рон и перебросился с Альбусом парой дежурных фраз. Он взял Альберта на руки, их окликнул Джордж (заметно повеселевший), и Ал, поймав последний взгляд Гермионы, зачем-то кивнул. Мерлин, во что он сейчас ввязался? Это не его дело. Не его территория. Какого черта ему так стыдно перед Скорпиусом? И дальше, словно этого было мало — новый герой в их картонной, шаблонной постановке. Он ловит на себе пристальный взгляд, подходит к общему столу, наливает пунш трясущейся рукой без использования магии. — С Рождеством, — его голос тусклый, почти осязаемо приглушенный, словно смятый лист бархатного картона. — Ты же все слышал, — Ал даже не пытается скрыть свое раздражение. Находиться с Малфоем в одной комнате все равно что орать про свои мысли с «Сонорусом» — только ему в ухо. — Вроде того, — его бледная ладонь тянется ко второму бокалу, и Ал видит, как под рукавом типичного одеяния (хрустящая рубашка за двести штук плюс костюм, сшитый на заказ, но все равно выглядящий как и все предыдущие) блеснула платиновая полоска. В ответ на вспыхнувший вопрос Скорпиус только усмехнулся, — подарок от новых партнеров. — Либерманов, — Ал вовремя поймал мелькнувшую в его голове мысль о Джеке, который, как назло, провалился. — Не так уж ты и растворился в мире маглов, — наконец-то в его обесцвеченном тоне проскользнуло хоть что-то новое. Начать он решил с язвительно-оскорбленного тона. Ала это почти что развеселило: опять Скорпиус остался не у дел. Она тебя не помнит, да? — Твой друг слишком громко думает, — Скорпиус, глядя прямо в глаза Алу, невинно попивавшему пунш, чеканит эти слова так, что на мгновение ему кажется, что Джек уже выдал себя, его и всех в этой комнате с концами. Пальцы Малфоя сжимают несчастную виноградину, прежде чем он вонзается в нее зубами, не отрывая взгляда от переносицы Ала. Все это выглядит театрально жутко, и он почти физически выражает свое облегчение, когда Джек приближается к ним, улыбаясь своей отрепетированной для таблоидов улыбкой. — Скорпиус Малфой, — на секунду Ал задумывается, а так ли Джек рад его видеть каждый раз: настолько неподдельно радушно звучит голос за спиной. Еще одна виноградина, родственница той трагически погибшей, теперь отправляется уже в другой рот с той непоколебимой небрежностью, присущей его товарищу по команде буквально во всем, что он делает. — Наслышан, — он протягивает ему руку, и Ал вдруг понимает, что Джек сразу запомнил, как его зовут, просто не хотел называть его нормальным именем. Довольно странный факт, учитывая, что они не были знакомы лично, а держать обиду было не в правилах американца. Хотя, откуда ему, Алу, вообще это знать, — Джек Ронан. Впервые Ал серьезно пожалел, что не потратил уйму времени и сил на овладение искусством чтения чужих мыслей, потому что в ту самую секунду, когда Джек представился, лицо Скорпиуса немного, но дрогнуло. Его непроницаемая маска сына Рокфеллера волшебного мира взяла и дала крошечную трещину, обнажив того парня, который не мог сдержаться, чтобы открыть рот во время занятий Трансфигурацией, когда преподаватель впервые превратил бокал в мышь и обратно. — Джек Ронан, — Скорпиус протянул руку в ответ, не особо стремясь продемонстрировать свое расположение. Джека было тяжело смутить, но даже он, стоя рядом с Альбусом, пропустив ударную дозу виски на голодный желудок и одетый в свитер с первой буквой своего имени, как-то притих рядом с полумертвым Скорпиусом Малфоем. Как странно он выглядел на их фоне: высокий, зашитый в свой неизменный костюм, страшно красивый и настолько же пугающий своим отчужденным выражением лица. — Кажется, вы вместе играете? — Он поднес бокал к губам, имитируя светскую беседу. Джек открыл рот, чтобы поддержать ее в соответствии со своими правилами, а Ал, надеясь, что Скорпиуса на самом деле не волнуют подробности их последнего матча, решил продолжить их маленький невербальный диалог. Он нормальный, на самом деле. Скорпиус закатил глаза. Отлично. Значит, он не сошел с ума. Так ты пришел выпить или поговорить? Гермиона, наверное, умрет от радости, когда тебя увидит. Весь такой бледненький. — Я так не думаю, — Джек замолчал, когда Скорпиус внезапно вклинился в его нескончаемый поток. — У «Гарпий» слишком слабая защита в новом сезоне. После Эльзы Холливэл будет сложно найти кого-то, способного совмещать основные задачи и выполнять стратегически важные координирующие моменты капитана. Их новенькая, Челси Брукс, явно будет тянуть одеяло на себя. Вот увидишь: пара-тройка матчей с победой по инерции, затем, когда запах Холливэл окончательно выветрится из раздевалки, вместе с ним исчезнет строчка «Гарпий» из верхов турнирной таблицы. Эй, Ал, — он вручил Джеку пустой бокал. — Я, вообще-то, ненадолго. Отец ждет меня на крыльце. — Он даже не зайдет? — Джек, наконец, вспомнил произошедшие с ним этим утром события. — Такой путь и не поздоровается с гостями? — У нас мало времени, — Скорпиус даже не взглянул на него в ответ. — Странно. Мне казалось, что Либерманы обычно начинают в девять… Вот Роули, они привыкли чтобы все было точь-в-точь. Всегда в семь, эти их сумасшедшие порядки… Все эти старинные семьи в Америке дико нудные. Ал говорит, что у вас такого почти не осталось. Но, судя по всему, вы не являетесь исключением? — Джек дружески похлопал его по плечу в завершении речи, и в этот момент Алу не было необходимости быть легиллементом, чтобы прочесть огромное, острое раздражение на лице Скорпиуса. — Не понимаю, о чем ты, — он со сдержанным неудовольствием избавился от его руки. — Было приятно познакомиться. — Ага, очень. Это буквально написано на твоем лбу, Малфой. Он многозначительно посмотрел на Ала, который прятал улыбку, и направился в сторону черного выхода, где среди кучи верхней одежды можно было заметить его угольно-черную мантию. — Он всегда такой…? — Скорпиус не договорил, скривив лицо, давая понять, что общение с Джеком явно не доставило ему большого удовольствия. — Так ты уже уходишь, — в голове метались лихорадочные мысли. Что делать? Сказать? Молчать? Выяснить самому до конца, а потом написать? А если его письма читают? Почему он не мог просто случайно подумать об этом, пока Скорпиус пролистывал его мысли? — А что с Роуз? — выпалил Ал, видя, Скорпиус исчезает в недрах мантии. Он застыл на пару секунд, а затем выпрямился. — Я не должен с ней видеться. — Что? — Это же очевидно, Поттер, — он был весь как комок раздражения. Напряженные, вздрагивающий, совсем не тот апатичный Скорпиус, вплывший в комнату пятнадцать минут назад. — В ее голове седьмой курс еще не наступил. Сначала она должна вспомнить все то, что было до. — Но ведь вы были знакомы… — Ал сам не понимал, зачем пытается убедить Малфоя остаться. Что-то детское, давно забытое, хотело вступить с ним в диалог. Поговорить. — Она застыла где-то между пятнадцатью и семнадцатью. Ни до, ни после. Только то, что было в те два года ее жизни, сейчас отрывочно существует в ее сознании. Там нет Скорпиуса Малфоя. — Вокруг было шумно, гул чужих голосов спасал его от обжигающего шипения свистящих слов. На мгновение Ал словно окунулся в эмоции Скорпиуса, до краев заполнившись горьким разочарованием. — Держись подальше от этого Ронана, — вдруг выпалил Скорпиус, глядя себе под ноги. — Что? — Ал моргнул, избавляясь от наваждения. Скорпиус поджал губы, явно не желая продолжать диалог. — Скажи, Скорпиус. Слышишь, черт возьми, — сам того не осознавая, он приблизился к нему вплотную, сокращая расстояние между ними до пары-тройки сантиметров. С такого ракурса он мог видеть все прожилки вен на веках Малфоя. — Просто держи эти слова в голове, Альбус. Не забывай о них. Не стоит быть таким всеобщим другом, черт возьми. — Всеобщим другом? — или он слишком много выпил, или Малфой сказал чушь. В любом случае, кровь прилила к лицу так быстро, что Ал не успел осознать, как вместе с ней пришла ярость. Он вдруг толкнул Скорпиуса в плечо, и, прежде чем он смог что-то понять про этот жест, они уже стояли на крыльце, окруженные снегом, тусклым светом фонаря и кромешной тишиной. — Никакого отца тут нет, — проворчал Альбус, оглядывая пространство вокруг них. Так тихо. — Он даже не знает, что мы обещали зайти, — треснутая ухмылка прокралась на его лицо. — Слушай, Ал. Понятия не имею, что рядом с тобой делает этот парень, но он мне не нравится. Он и его мысли. — Какие мысли? — Ал понимал примерно ничего. Он стоял, все вокруг расплывалось, Скорпиус почти что сливался с тьмой, а Джек как будто и не приходил вовсе. — Про тебя, — на этот раз Малфой смотрел ему в глаза. — Мерлин, да что с тобой? — Я не знаю, — его голос был похож на плач. — Я выпил… — Возьми, — он взял его ладонь, положил туда пузырек с серебристой жидкостью и сжал его пальцы вокруг него. — Выпей это, когда никто не будет видеть. В голове закружились мысли о запретных зельях с неизвестным составом. — Это отрезвляющее зелье. Мне пора.       — Скорпиус, — хруст ускользающих шагов Малфоя затих. — Ты в порядке?       — А ты? А он? В порядке ли он? В порядке ли он после всех этих бессонных ночей, после поцелуев с Элис, после мятной жвачки на двоих и смятых простыней, в которые он попытался спрятать свои страхи? В порядке ли он после сезона с командой, тайно ненавидевшей его, на позиции игрока, который, вообще-то, сейчас стоял перед ним, весь в черном и всеми забытый. В порядке ли он, после того как сбежал в жизнь маглов, лишь бы больше не вздрагивать от каждого похожего в толпе лица, не избегать свежих номеров «Пророка», не чувствовать липнущие любопытные взгляды? В порядке ли человек, почти всю свою жизнь привыкший считать себя обделенным тем, потери пятнадцати лет жизни кого он вдруг стал? Пока все эти мысли вереницей проносились в его голове, дверь за его спиной тихо скрипнула и легкий, почти невесомый запах лекарственных зелий, бинтов и мятных леденцов прокрался на крыльцо.       — Я тебя знаю? — взгляд Скорпиуса напоминает прицел. Он смотрит прямо на него, в упор, игнорируя ту, что сейчас находится прямо за ним. Наверное, не хочет, чтобы она его заметила. — Ты Ал? Что ему ответить? Какого черта тут говорить?       — Я… Извини, — она качает головой. Ал опускает глаза, чтобы заметить, что она без обуви. Будь он Малфоем, уже бы нес ее на руках обратно в дом. Внезапно пол под ним становится ощутимо теплее, так что он мысленно благодарит его за то, что даже сейчас он думает быстрее. — Я просто мало кого на самом деле помню. Постоянно забываю, как кого зовут. Так странно. Легкий хлопок. Ал вздрогнул от него словно от выстрела.       — Что это? — она смотрит в небо, будто надеясь найти там ответ. У нее мурашки на коже.       — Ничего, — эй, с Рождеством. Он не знает, может ли Скорпиус прочесть его так далеко. Наверное, нет. Наверное, он знает это и так. — Давай вернемся.       — Мы можем поговорить? — она обхватывает себя руками, видимо, чтобы согреться.       — Сколько угодно, — Ал открывает дверь, перекладывая зелье в карман джинсов. — Я только… только отлучусь на пять минут. Он заходит в уборную на первом этаже, умывается холодной водой, позволяя каплям стечь под воротник. Бред. Зелье мерцает в свете огарка свечи, переливается мутноватыми отблесками, в голове — глаза Скорпиуса, он даже не дрогнул, когда она вышла, ни разу не пытался выдать свое присутствие. Тотальная выдержка. Он везде и нигде одновременно. Алу дико, смертельно хотелось кричать ему в лицо обо всем, что было с ним эти полгода, про Джека, зелья, его отца и каких-то черных магов из Америки, но какая разница? Такое ощущение, что вместе с литрами крови из Скорпиуса вытек он, прежний Малфой, и осталась лишь оболочка. А внутри — монстр, тень, которую боишься, но ищешь, хочешь догнать, наступаешь ей на пятки, а потом раз — и она уже у тебя за спиной. Ал откупоривает пузырек, в ноздри ударяет терпкий запах шалфея и чего-то еще. От одного лишь аромата в голове рассеивается туман, он делает глоток, горло обжигает перечной мятой, быстро выливает остатки в рот, и, зажмурившись, проглатывает. Облокачивается руками о края раковины, морщится, гадкое послевкусие вызывает рвотный рефлекс, но, спустя тридцать секунд адских ощущений в голове наступает дикая, кристальная ясность. Кажется, зелье ликвидировало даже вчерашнюю вечеринку с командой. Он смотрит на свой помятый вид в зеркале, пытается как-то пригладить волосы, поправляет манжеты рубашки и вдруг тяжело, устало вздыхает. Наверное, Скорпиус часто пьет эту дрянь.