***
— Мистер Малфой, уделите мне немного внимания? — притворное хихиканье тонет в пузырьках шампанского. Скорпиус отвечает вымученной улыбкой, качает головой и открывает рот, чтобы извиниться, как в его локоть уже цепляется рука в бархатной перчатке. — Вы так добры, — ему нужно найти Эдварда. Если он не сделает это в ближайшие пять минут, его будут откачивать прямо на этом каррарском мраморе. Мадам Бове вцепилась в него мертвой хваткой, и, ведя ее к фонтану с шампанским, он вынужден выслушивать монотонную болтовню про ее племянницу во Франции, с которой ему обязательно, непременно нужно встретиться. — Как насчет следующего вторника? Сможете пообедать в «Плазе». Там чудесный паштет. Конечно, если вы любитель. Лично я предпочитаю рыбу. Праздники кончатся, и она вернется в Париж, — где он? В радиусе нет ни одного симпатичного официанта, а уж где они, там Либерман, расточает комплименты и двусмысленные улыбки. — Вы знаете, Кики такая приятная девушка. Конечно, многие находят ее чересчур своенравной для своего возраста, но я считаю, что чем раньше леди начнет проявлять характер и стоять на своем, тем быстрее ей это простят, — наконец-то. Клешня мадам Бове сползает с его нового костюма, оставляя шлейф пробирающих до самых легких терпких духов. Скорпиус еле сдерживается, чтобы не чихнуть. — Оставить вам визитку? — невинно осведомляется эта женщина, плавным движением меняя свой опустевший за их непродолжительную прогулку бокал на полный. Скорпиус с улыбкой кивает, стремясь разделаться со старухой как можно скорее, но она, видя его согласие, воспринимает это как предлог не затыкаться до полуночи. Наконец в углу мелькает знакомая голова, и Скорпиус, отделавшись невнятными извинениями, идет туда настолько быстро, насколько это возможно, не привлекая внимания. — Приглянулся бутербродному парнишке, — Эдвард даже не оборачивается, чтобы убедиться, что это именно Скорпиус. В отличие от него он загорелый, мускулистый, с темными вьющимися волосами — мечта любой девчонки в этом зале. Им плевать, что у Скорпиуса кровь чище, чем фамильное серебро в их сундуках с приданным — потому что у Эдварда классная задница. — Он ничего, — Скорпиус даже не смотрел. Плевать. — Мне нужно еще то зелье. Эдвард приподнимает бровь. — Быстро ты, Малфой, — он смеется, продолжая переглядываться с официантом, — или твою кровь сложнее взять, чем грязную? — ему вообще плевать на это, на самом деле. Эдварду даже выгодно, что с него сняли клеймо завидного жениха, когда появился Скорпиус. В конце концов, официанту с канапе явно нет дела до того, что его прапрадед когда-то спутался со служанкой. — У меня с собой нет. Пусто, — он хлопает по карманам. Скорпиус сглатывает. Если он не выпьет сейчас, то явно не продержится до конца. — Слушай, я же не сам его варю, — отвечает он в ответ на недовольный взгляд Малфоя, — не так легко достать зелье против легиллеменции! Тем более со вкусом мятной жвачки, — он закатывает глаза. — Ты не отстанешь, да? Скорпиус молча подтверждает его вопрос. — Ох, ты и правда плох. Что ты делал эти два дня? Я же говорил тебе не использовать его где попало, — Эдвард заозирался в поисках кого-то, у кого, по всей видимости, можно было попробовать проверить его наличие. — Может, просто, — он прижимает одну ноздрю указательным пальцем, глядя на Скорпиуса. — Эффект тот же: никто не поймет, о чем ты черт возьми думаешь. Уж точно не возьмет в расчет. Ладно. Спрошу у дяди, но клянусь тебе, Малфой, в следующий раз выкручивайся как хочешь. Я дал тебе целый флакон, а ты, черт возьми, истратил его за каких-то гребанных два дня! Эдвард был засранцем, самовлюбленным кретином и абсолютно сумасшедшим волшебником, но он точно не был голословным в вопросах бизнеса его семьи. Когда его дядя сказал ему, что ни одна живая душа на мероприятии не должна проникнуть в голову Скорпиуса Малфоя, он достал откуда-то зелье, блокирующее любую легилеменцию на сутки. Правда, когда Скорпиус увидел Ала, этого странного типа Ронана, и Роуз с ними в одной комнате, он понял, что должен любой ценой защитить ее. Ведь воспоминания Лили он уже давно стер. Вообще-то, если быть точным, в тот же вечер, как они встретились в ресторане, чтобы поговорить про ту ночь. Учитывая, с какой легкостью она разболтала ему тайну ее родного брата после того, как их всех чуть не убили, у него просто не было другого выхода. Предложить ей проводить ее до аппарационного пункта, сделать вид, что увидел что-то в ее глазу, наклониться, быстро достать палочку и произнести заклинание так, будто уже делал это сотни раз до этого. — Так зачем мы здесь? — повторил он уже второй раз, бесцельно пробежавшись глазами по меню. Филе миньон за триста фунтов. Наверное, Лили просмотрела с десяток мест. А может, сюда ее водил Забини: вполне в его духе. Все из потускневшего дерева, с металлическими перекрытиями, какие-то абстрактные люстры. Много магглов. Мало мест. — Поговорить. — Это тоже не было чем-то новым за вечер. Лили пила третий или даже четвертый бокал вина, пока Скорпиус не притронулся к своему ни разу. Он приподнял бровь, когда она жестом подозвала официанта. — Ты стал каким-то… — она извлекает из сумочки пачку сигарет, и Скорпиус почти смеется. Когда она предлагает ему взять одну, он качает головой с плохо скрытой усмешкой. — Отстраненным. Холодным, — пепел с кончика падает ей в бокал, но Лили это не заботит. — Разве здесь можно курить? — он игнорирует ее реплику, выпрямляясь и оглядывая зал в поисках выхода. — Мне — да. — Точно Забини. Это слишком в его стиле. — Ты не ответил на вопрос, — Лили выдыхает дым расплывчатыми колечками. — Ты совсем не думаешь о них? — О ком? — Скорпиус чувствует, что ему начинает это надоедать. Лили закатывает глаза и делает крепкую затяжку, прежде чем продолжить свои бредни. — О Роуз. Об Альбусе. Я вижу, как он страдает, но ты должен простить его. Конечно, ему было сложно выбрать между вами двумя, но… Судя по тому, что весь год он терпел эту суку Розье, он нашел выход, не так ли? Вы оба были в безопасности. — О чем ты говоришь, Лили? — наверное, его голос выдал его незаинтересованность, потому что лицо Поттер вдруг переменилось. Ее ярко-красные ногти сверкнули в пламени свечи, когда она быстрым жестом затушила сигарету. — Неужели ты еще не знаешь? Тогда какого черта ты игнорируешь его? Почему не отвечаешь на письма Ала? — Это явно не твоего ума дело, — Скорпиус сказал это грубее, чем планировал, но находиться рядом с полоумной Лили ему не хотелось. Он занялся поиском кошелька во внутреннем кармане пиджака, намереваясь оставить деньги и уйти. — Зато — твоего, Малфой. Что ж, может, не так ты должен был это узнать, но плевать. Они были влюблены. Альбус и Роуз. Он уставился в одну точку, рука так и замерла внутри пиджака. Холод вдруг окутал их маленький столик, и кривая ухмылка Лили отсвечивала кроваво-алым в тусклом огне свечи. — Что? — он явно слышал. К чему повторять эту пытку? Но ему нужно. Нужно было выиграть время, чтобы понять, что теперь с этим делать. — Ты не можешь осуждать ее за то, что она молчала. Как и моего брата. Они были слишком юны, чтобы осознать, что происходит. А потом ты вернулся, и Альбуса, конечно, переклинило. Он был сам не свой, когда ты и Роуз… Его сейчас стошнит. Лили все говорила и говорила, и осколки каких-то слов, имен, мест, событий летели ему в тело, образуясь в гигантский ком, давящий на грудную клетку. Негнущимися пальцами Скорпиус все-таки извлек кошелек. Отсчитал десять бумажек. Положил их на свою пустую тарелку. — Я провожу тебя, если ты не против. Продолжим, но не сегодня, — наверное, леггилеменция помогает не просто читать чужие мысли или видоизменять свои: в какой-то момент ты можешь выключать эмоции, ставить их на паузу. Так и сейчас: пока одна часть него билась в агонии, другой, спокойный Скорпиус, кивал в ответ на болтовню Лили Поттер, попутно нащупывая палочку в кармане пиджака. Все в этом зале были легиллементами. Почему-то в высших кругах особо извращенных и жутко богатых американцев (то, насколько, с трудом укладывалось даже в его голове — потому что они делали деньги в мире магглов, где экономика, очевидно, была развита лучше), владеть этим на высшем уровне считалось таким же обязательным пунктом, как различать вилку для салата и десерта. Пребывая в постоянной необходимости ломать чужие защиты, держать свои собственные, подкладывать «ложные», или, как их называл отец, «правильные» мысли, быстро начинаешь терять разницу между миром реальности и тем, что выдумал. Некоторые не выдерживали и сходили с ума: так появилось зелье с мятным перечным привкусом. Дорогое, редкое, неизвестного происхождения, но мгновенно отрезвляющее и проводящее едва ли не физическую границу между мирами внутри твоего разума. Пара глотков — и ты готов держаться хоть на допросе. Ходили слухи, что оно может помочь противостоять даже дементорам, но официально, конечно, никто не проверял. Его он, естественно, и отдал Альбусу. — Порядок, — в его карман проскальзывает крошечный пузырек, — исчезни на пару минут. Я прикрою. Только быстро, понял, — Эдвард процедил ему все это, улыбаясь какой-то старухе с другого конца зала, которая, близоруко щурясь, пробиралась в их сторону. — Давай, пошел. В мраморной уборной висели все те же свечи, стоял могильный холод и всюду на тебя смотрело твое же отражение. У Скорпиуса тряслись руки, пока он откручивал крышку с конусовидного кристалла со знакомой жидкостью внутри. Весь лоб в испарине. Он вытирает его рукавом рубашки. Быстрый глоток. Жжение. Несколько вспышек перед глазами. Головокружение, уже знакомое чувство тошноты, и вот он, блистательный Скорпиус Малфой к вашим услугам. — Ты бы поговорил с Роули, — отец перехватывает его во время смены одного из бесконечных кругов, где диалоги повторялись в разных формах, но суть оставалась неизменной. — Они недавно стали главными претендентами на крупное наследство. Корнелия явно захочет потратить деньги с умом, чтобы что-то осталось для детей. А вот ее брат… У Карлайла всегда были проблемы с азартом. Поболтай с ним. — Мы же не хотим строить бизнес на таких, как он, — Скорпиус смотрит, как пузырьки растворяются в бокале, — им нужен быстрый результат. А на развитие клуба могут уйти годы. — Скорпиус, — кажется, он промахнулся, — нам не нужны деньги Карлайла. У него их вообще-то нет. Нам нужно, чтобы он заинтересовал Корнелию. — Думаешь, она ему доверяет? — Скорпиус смотрит на бледную женщину с высокой прической. Пуговицы на пиджаке застегнуты до горла, густые темные волосы, льдисто-голубые глаза. Она с кем-то говорит, ее губы дергаются в неуверенной улыбке и тут же соскальзывают обратно всякий раз, когда ее собеседник разражается смехом. Скорпиус делает глоток, в то время как пытается пробиться сквозь плотную завесу ее разума. Она похожа на пыльную, тяжелую штору, которую ты пытаешься сдвинуть с места ранним зимним утром. В крохотной прорехе виднеется беспокойство. Скорпиус пытается продвинуться дальше, но внезапно его ощутимо отталкивает гораздо более серьезная, нежели предыдущая защита. Кто-то серьезно поработал с этой дамой, прежде чем выпустить ее в свет. — Она инфантильна и подозрительна, — Драко, наблюдая за сыном, переводит взгляд на Корнелию, — но не глупа. Карлайла она любит как нерадивого младшего брата: всюду носится за ним. Это благодаря ее стараниям он вообще стоит здесь. Он, кстати, когда-то пользовался популярностью у женщин. Карлайл — мужчина лет сорока, тот самый собеседник Корнелии. У него густые волосы с проседью, прямой нос, ровный ряд белых зубов и костюм в клетку. Он что-то рассказывает, вызывая бурный смех его слушателей и неуверенную улыбку сестры. Когда его рот двигается, он бурно жестикулирует руками. И у него бетонная стена в разуме. — Для начала представься. Они явно в курсе сделки между нами и Либерманами. Поздравят тебя, а потом предложат выпить. Не отказывайся. Выслушай шутку, усмехнись, но поддержи ее ответной репликой. Так ты вызовешь его интерес. Когда люди начнут расходиться, — а это будет совсем скоро, — предложи ему пройтись. Расскажи про то, как хотел стать игроком, но не сложилось. Не разглашай подробности, просто вежливо улыбайся. Предложи ему посмотреть вместе следующий матч сезона в Лондоне. Скажи, что рад показать ему город. Его любимая команда — «Сенненские Соколы». — Кто бы сомневался, — процедил Скорпиус. Наверное, забавную картину они сейчас представляют: две высокие фигуры в идентичных костюмах, светлые волосы, убранные назад, дежурные бокалы в руке, одинаковые браслеты на левых запястьях. Стоят, слившись в абстрактную фигуру, два чужака в зале, полном элиты американских волшебников: куда ни глянь, известные в магловском мире магнаты, финансовые аналитики, правительственные лица. Они не стесняются жить в пентхаусах, крутить романы с секретаршами, при этом запрещают своим детям приглашать на обед магглорожденных волшебников и ссылают незаконнорожденных детей в Илверморни под видом облагодетельствованных сирот. Среди них выделялось несколько семей, чье происхождение было смешано (официально) разве что с вейлами, но даже они не могли гарантировать отсутствие маггловской крови в родословной. Поэтому они все смотрели на Скорпиуса чуть ли не облизываясь. Малфой. Чистокровный волшебник из Великобритании. Богат, красив, с идеальным происхождением. Таким, что его можно было бы поместить под купол и показывать в музее. Мерлин. — О, мистер Малфой, — Карлайл, заметив его, протягивает сразу обе руки. — Насколько неотразима ваша аристократичная бледность! — О, ровно настолько, насколько ваше грядущее наследство, — Скорпиус крепко жмет ему руку, стремясь придать своему жесту некую поспешность. — Вас уже можно поздравить? Такие, как Роули, хотят, чтобы в обществе не забывали об их преимуществах над остальными. Карлайл довольно ухмыляется. Снова запуганная улыбка на кукольном лице Корнелии, настоящей наследницы. Но Роули-младшему хочется верить, а главное заставлять делать это всех окружающих, в то, что именно на его счет скоро придет круглая сумма галлеонов. — Ох, что деньги, мой друг, в наше время, — его пафос сочится сквозь оконные рамы, заполняя холодный декабрьский воздух своим мерзким зловонием, — время, когда истинные ценности — внутри, а не снаружи. И как тяжело отыскать человека, обладающего подлинным богатством. Психопаты. Вы все просто гребанные фанатики. — Пройдемся? — он делает широкий жест, приглашая Роули в сторону балкона. Тот растекается в улыбке, делая знак Корнелии, которая, кажется, не знает, что ей делать в отсутствие брата. — Конечно, мой юный друг. Разговор с молодым поколением, которое будет продолжать дело наших предков — разве может быть что-то приятнее? — Вы же любите квиддитч, мистер Роули? — вот и он, даже легкий румянец проступил на бледных щеках. — Прошу вас, зовите меня Карлайл, — у него между пальцами толстая кубинская сигара, напоминающая одну из тех, что иногда курил Забини. — Почту за честь. В следующие выходные после праздников в Лондоне будет матч. «Соколы» против «Торнадос». Признаюсь, последние долгое время были моими фаворитами, — он принимает вторую сигару из его рук. Карлайл приподнимает бровь. — Благодарю. — Так мы с вами по разные стороны баррикад, мистер Малфой? Густой дым на мгновение перехватывает дыхание. — Очевидно, — Скорпиус сам не замечает, как его губы складываются в достоверную усмешку. — А знаете, — он делает крепкую затяжку, — что мне нравится больше самого квиддитча? Пари на игру. — Неужели, — Роули не сводит с его рта глаз. Черт. — Предлагаю вам испытать удачу. Билеты на мне, если вы согласитесь. В ложу, естественно. — Слишком соблазнительное предложение, мистер Малфой, — на этот раз Скорпиус почти закашлялся. Действие зелья еще настолько свежее, что ему даже не надо напрягаться, чтобы держать внутреннюю стену внутри разума. Роули ощупывает его подставные воспоминания, не понимая, что имеет дело с подделками. Это ему и самому хорошо удается. — Чтобы от него отказаться. — Великолепно, — его ладонь такая мягкая, что даже неприятно. Будто проваливаешься в желе.***
Они покидают отель почти на рассвете: свежий воздух январского утра, самого первого в наступившем году, приятно щекочет ноздри. Его отец стоит рядом, в своем новом пальто, держа руки в карманах. Половина зала, держась за локти своих достопочтенных мужей, буквально поедала его взглядами, и Скорпиуса это веселило. Драко Малфой чему-то улыбался, глядя на густую синеву, прорезаемую первыми лиловыми полосами. — Ты прекрасно держался, — говорит он, не глядя на сына, все продолжая искать что-то в предрассветном мареве. — Вот только не советую тебе увлекаться этим зельем, который тебе дает Либерман. — Хотел быть уверенным, что все точно пройдет как надо, — это ложь. Скорпиус бы не выдержал, он знал это. Слишком… слишком высока ставка. — Твое желание защитить ее похвально, но… — Скорпиус морщится. — Нужно браться за то, что нам по силам, Скорпиус. — Я знаю, — это любимая притча его отца. Он твердит ему день и ночь, словно на самом деле повторяет это для самого себя, боясь хоть на секунду закрыть глаза и забыть это священное знание. — Хорошо. Тогда нам пора домой. Наверное, приятно быть Драко Малфоем. Приятно просыпаться по утрам с осознанием того, что вчера сделал правильный выбор. Что взялся за что-то, что тебе по силам. Что твою душу отягощает разве что необходимость подобрать новый сорт вина к ужину. Что все проблемы, прошлые и настоящие, разрешаются твоим непреклонным стремлением их уничтожить. По крайней мере, его отец создавал такое впечатление. И даже притихшее проклятье их семьи, дремлющее у Скорпиуса под ребрами, казалось, не имело значения перед волевым взглядом Драко Малфоя, который задался целью воплотить свои задумки в жизнь. И делает для этого все: ищет непредвзятых партнеров, ищет на другом континенте. Знакомится с дюжиной благородных семей, мечтающих лишь о том, чтобы заполучить хотя бы в свою записную книжку фамилию чистокровного волшебника. Те, видя Скорпиуса, загораются идеей связать с ним жизни своих одинаковых дочерей, толпящихся в кабинках туалетов, рассыпая порошок по ободку раковины. Скорпиус, видя это, улыбается и рассказывает о своем увлечении квиддитчем. А Драко, затем, в доверительной беседе говорит, что вообще-то его разделяет. А затем — а чем мы можем помочь, мистер Малфой? Что вы, мы были бы только рады. Возьмите нашу визитку, приходит на обед, дайте знать, как будете в Нью-Йорке, непременно приезжайте к нам в дом на озере, в дом в горах, у моря, в любой точке земного шара, куда достают наши увешанные кольцами и фамильными перстнями корявые пальцы. Когда Драко впервые заговорил с ним о приемах с леггиллементами, первой и единственной мыслью Скорпиуса была она. Теперь он даже ее имени не произносил про себя, на случай, если кто-то из пронырливых любителей бриллиантов заметит. Для всего мира Роуз Уизли все еще покоилась в Мунго, а для волшебного сообщества США Скорпиус Малфой распрощался с надеждами на их совместное будущее. Так что главной его целью было вовсе не остаться при себе, нет, он охотно подмешивал к фальшивым воспоминаниям свои собственные, чтобы выглядело достоверно. День и ночь, погружаясь во тьму разума, Скорпиус прятал все, что связано с рыжеволосой девушкой, в ящики с двойным дном, доверху заполняя их другими днями. И вот он сидит на черном крыльце их дома, курит настоящую маггловскую сигарету, зелье почти выветрилось, смешавшись с алкоголем, никотином и липкими пальцами гостей, сующих свои носы в его голову после первой дежурной фразы. Воспоминания, заботливо выложенные перед ними, они прокручивали снова и снова, кивая в ответ на его заученные фразы, выстроенные предложения, брошенные невзначай шутки. Все, до единого, пытались прощупать стену, но благодаря зелью они натыкались лишь на туман, свидетельствующий о конце памяти. — Ты же не хочешь дать им узнать о ней? — Нет. — Тогда нужно построить новую историю. Где ты осознал свое место. Свое предназначение. Роуз — полукровка. И в твоем мире это станет тем, что вас разлучило. Это плохо. — Но… — Повторяй за мной, Скорпиус. Полукровка — это плохо. — Я не могу. — Мы не можем иначе. Если не хочешь, чтобы они решили удостовериться сами, лучше сделай это сейчас. Пепел сыпется на его новые брюки. Та девушка из ателье. Она была его тренером весь месяц. То, как легко ей удавалось достать из его разума самые сокровенные, заставлявшие его краснеть воспоминания, и небрежно бросить их ему чуть ли не под ноги, подстегивало его заниматься усерднее. Одно дело — она, другое — любая из этих благочестивых дочерей на вечеринке. Или, того хуже, их родители. От одной мысли у него все мутнело в глазах. — Ты даже рад, что Джеймс ее покалечил. — Замолчи. — Он сделал всю работу за тебя. Ведь если бы не он, пришлось бы терпеть присутствие ее матери, грязнокровки, которая… — Заткнись! — звук стекла. Элизабет оборачивается, оглядывает разбитое окно. — Направь эту энергию на то, чтобы защитить ее, а не устраивать детский беспорядок. Он и начал курить тогда же. Сначала это помогало расслабиться после изнуряющих тренировок. Затем — чтобы не думать о настоящей Роуз. Даже сейчас, вдыхая дешевый табак, Скорпиус не мог избавиться от желания прикурить еще одну. — Ты почти готов. — К черту, — он себя ненавидит. Он их всех ненавидит. — Осталось последнее: ты должен дать им преимущество. — Что? Элизабет встает со стула, делает несколько шагов к нему на встречу. — Обними меня. — Что? — все это слишком даже для текущего контекста. — Сосредоточься. А теперь слушай: я помолвлена, мой жених — один из них. Ты не знаешь имени, только смутно догадываешься. Мы познакомились на приеме у твоего отца. На мне было зеленое платье с вырезом. Ты увидел, как я смеюсь, а затем наши взгляды встретились. С того вечера ты не можешь думать ни о ком, кроме чужой невесты. Однажды, после ужина у вас дома, ты подкараулил меня, когда я возвращалась из уборной, — нет, нет, нет, — и прижал к стене, — ее рука берет его ладонь и кладет себе на талию, — тогда ты признался, что не можешь забыть меня, и все, чего бы тебе хотелось — это хотя бы одной ночи со мной. — Я не могу, — у него кружится голова. Пожалуйста, разбудите его, кто-нибудь. Роуз. Пусть это будет она. — Я отказываю. Прочувствуй боль. Каждой клеткой. Чтобы было похоже на правду. А затем поцелуй меня, — и она впивается губами в его губы. Его тошнит, когда ее язык проскальзывает внутрь и начинает агрессивно исследовать его рот. — Я сопротивляюсь, вырываюсь, и тогда ты говоришь мне… Наверное, Роули здорово позабавился над тем, как Скорпиус тайно мечтает о его племяннице, помолвленной с сыном одного из их ирландских партнеров. Теперь он думает, что знает о Скорпиусе все и даже больше. Что он сможет манипулировать им, управлять, заставит делать все, что пожелает. Осталось лишь дождаться окончательного завершения сделки с Либерманами — и все, он на крючке. Скорпиус тушит окурок носком туфли. Солнце начинает вставать.