.
По телу неспешно ведут ладони, медленно очерчивая волны рёбер с недавней (лучших времён) татуировкой, вынуждая жмуриться от приятных ощущений. Тишина квартиры и спальни разбавляется едва слышным сердцебиением прижатого к стене Тэхёна и его редким шевелением в безмолвии губ, словно в желании сказать что-то, прокомментировать, пока его руки на талии Чимина зацепляют очередную ссадину от падения на пол танцевального класса или собственными силами нанесённые царапины при компульсивном желании переключиться. Пальцы Тэхёна замирают выше рёбер почти на самой грудной клетке, в области сердца, и вот это... Точно слишком. Чимин открывает глаза и смотрит на ничем не подсвеченную и едва различимую в ночи фигуру в попытке найти предположительное местонахождение глаз, чтобы взглянуть в них и, может, набраться сил спросить. Он видит, как Тэхён медленно взмахивает ресницами, отбрасывая тени на скулы, и, наконец, поднимает на него взгляд, всё это время направленный на собственную ладонь на чужом сердце. Он вновь размыкает губы и проходит по ним языком, смачивая после долгого молчания, нарушенного лишь дыханием друг в друга. Чимин его не торопит. Сам, если честно, не знает, что сказать. — Ты хочешь, — начинает неуверенно Тэхён, подпирая щеку второй ладонью, лежащей на подушке, а другой принимаясь задумчиво чесать ткань футболки на чужой груди; Чимин недоуменно хмурится на его тон и немного самоуверенно прижимается ближе, почти вплотную, — может?.. Чимин вскидывает бровь в намеке продолжить, но Тэхён лишь взволновано прикусывает нижнюю губу и замирает на несколько секунд, в которые за окном проносится вспышкой света какая-то машина. — Ты хочешь, — вновь начинает он спустя какое-то время и прочищает горло, заглядывая Чимину в глаза, — спросить у меня что-то? Чимин старается не выдать своего волнения за учащенным дыханием или сбитым сердцебиением, неудачно выдающим его с головой, приоткрывая рот, чтобы выдать уже что-то в противоречие, но Тэхён сбивает его, когда берёт его ладонь в свою и опускает её себе на талию, словно в объятиях. Чимин чувствует, как все слова застревают, даже не родившись, а мысли смешиваются в водоворот из неясной тысячи вариантов. Тэхён вновь опускает руку ему на пояс, прижимая его тело ближе к себе, заставив чуть выгнуть спину, и смотрит в глаза, разделяемые всего несколькими сантиметрами. — Любой вопрос, — подталкивает он, и Чимин не может не думать, что это похоже не просто на предложение, а на просьбу. Взаимно подтолкнуть к честности и ответу без недомолвок между ними — Чимином и Тэхёном. Одно это сочетание их имён в таком контексте заставляет в волнении сглотнуть и покрыться мурашками, которые Тэхён, он уверен, чувствует всем телом. — Почему ты не рассказал обо всём Чонгуку? — спрашивает он шёпотом и едва не вздрагивает от того, насколько сейчас накалено всё его тело и нервная система. Он ждёт ответа долгие несколько минут, в которые Тэхён гипнотизирует его взглядом, кажется, нисколько не удивляясь вопросу. Чимин знает, что не оригинален, но он не мог не спросить и не узнать, почему Тэхён не признался Чонгуку, ведь тогда минус одним кретином, разрушающим не только себя, но и других, было бы меньше. Тэхён едва различимо улыбается, но нисколько не счастливо, и закрывает на мгновение глаза. — Потому что это очень сложно. — Признаться? Тэхён медленно качает головой, выдавая подобие невеселой усмешки, и взмахивает ресницами, заглядывая Чимину в глаза с какими-то неясными тому чужими тяжестью и сожалением. — Любить и быть вместе, — отвечает он шёпотом и сжимает челюсти. — Это самое сложное. Чимин непонимающе хмурит брови и несколько раз проводит по талии Тэхёна рукой, успокаивая. Тэхён на его действия пытается выдавить из себя улыбку, которая едва не трескается, когда Чимин ластится ближе и зарывается носом в приятно пахнущую лосьоном шею. Тэхён очень горячий, но у него необычайно холодные руки, которыми он окольцовывает голову и пояс Чимина, опуская одну ладонь между лопаток, и прижимается носом к его ключицам. — Из-за компании? — догадывается Чимин, и получает в ответ короткий кивок и судорожное дыхание по коже. — Мы были слишком юными, когда я начал наблюдать за собой и Чонгуком не самые, — он сбивается и прочищает горло, — братские чувства друг к другу. Мы тогда были лишь три года на сцене и только начинали зарабатывать какое-то внимание, поэтому было немного не до чувств, понимаешь? — Чимин кивает. — Мы молчали, ходили вокруг, продолжали вести себя как всегда, пытаясь спустить всё на нет, и в какой-то момент не сдержались, — его голос подводит, осипая в конце, но Чимин не торопит. — Первым сдался Чонгук, открыто признавшись мне, что чувствует, и я, знаешь, — Тэхён усмехается, — был так напуган, но так счастлив. Ведь это невероятно — человек, к которому ты неравнодушен, да ещё в нашей среде, где никому нельзя доверять на сто процентов кроме своих; парень, который тебе практически младший брат, — как правильно, но как не хотелось тайком, —признаётся, что влюблён в тебя... Я был счастлив. И безумно напуган. Чимин шумно вздыхает и прижимает Тэхёна ближе. — Почему? — шёпотом спрашивает он, и так прекрасно догадываясь об ответе. Тэхён подтверждает это, усмехаясь. — Многого. Слишком многого. Что мне тогда было уже двадцать два, а Чонгуку не стукнуло и совершеннолетие, так что это всё могли быть только его гормоны и его временное увлечение. Что он бы оставил меня, устав. Что мы бы точно где-то облажались и нас бы раскрыли, ответь я ему и начни мы что-то большее. Что мы бы настолько задохнулись друг в друге, что или подвели бы всю группу, или разрушили то, что у нас было и стало бы. Я ужасно боялся за него, нас и всю нашу работу, ради которой мы столько трудились и только начали получать признание. Я настолько испугался, что решил, как старший, уберечь нас обоих, нас всех, от возможной проблемы, — Тэхён вновь усмехается и жмётся только ближе, вздрагивая всем телом. — Я так боялся, что разрушил всё в самом начале. Будь Тэхён вместе с Чонгуком, Чимин был бы счастлив. Когда два самых дорогих человека вместе, в теории, не должно быть так же плохо, как в случае, если они счастливы с кем-то чужим. Чимин гладит его по спине, чувствуя под пальцами позвонки, и едва сдерживается от короткого поцелуя в висок. Без намеков. С одним лишь желанием стать поддержкой. — Жалеешь? — шепчет он. Тэхён на какое-то время застывает в его объятиях, но потом медленно качает головой из стороны в сторону. — Нет. Потому что сделанное уже не изменить. И я не могу быть уверен, что поступи я иначе, действительно не разрушил бы всё. Но это не значит, что мне не хотелось бы попробовать изменить, — он невесело хмыкает. — Особенно, когда я спустя столько лет узнал, что он всё ещё чувствует ко мне что-то, и это, оказывается, была у него не игра гормонов и жажда экспериментов, свойственные его возрасту, а что-то... настоящее? Чимин улыбается в его кожу, прижимаясь щекой ближе. Он не знал Чонгука лично раньше, но он может понять причину тэхёнова поступка. Им на самом деле было нужно время на проверку, в которое они успели не только окрепнуть, но и идти вперёд вместе с их группой, что сейчас на верхушках всех чартов. Никто не может знать точно, изменилось бы что, и как, поступи они в тот или иной момент иначе. В который раз, слова и действия Тэхёна вызывают необъяснимое уважение, понимание. И признание. Потому что на его месте мог оказаться любой и поступить иначе, разыграв русскую рулетку, где один неверный шаг, и ты уже с пробитой головой. Или сердцем. — Почему позднее не признался? Тэхён чуть отстраняется и заглядывает ему в глаза с едва заметной улыбкой. — Потому что был уверен, он не примет меня после того, что я для него делал, — шёпотом признаётся он, взглядом оглаживая лицо Чимина, останавливаясь на глазах. — А потом появился ты, и я почувствовал, с кем ему будет лучше и свободнее. Хоть и бесился первое время, понимая, что никаких прав на это не имею. — За него всё решил? Чимин не может скрыть нотки обвинения в голосе, а Тэхён и не смущается, лишь едва заметно усмехаясь. — Придурок, да? Чимин не в силах сдержать смех, лбом касаясь чужого. Тэхён на это вначале застывает, а после вторит ему низким смехом. — Но что-то с Чонгуком у вас было? — всё же спрашивает он через какое-то время, заглядывая в глаза. Тэхён прикусывает губу и кивает. — Всё первое. Чимин не удивляется, потому что знал это от Чонгука, хоть тот и не любил распространяться про тот период его жизни под названием «я и Тэхён равно непонятная хуйня», но иногда сдавался усилиями Чимина узнать больше. Всё равно хотелось услышать это и ещё от кого-то, словно не признайся вторая сторона истории, и всё было бы фантомным, иллюзорным, ненастоящим. Чимин улыбается одним уголком губ и пальцами зачёсывает чужую чёлку назад. — Тогда ты херню сморозил, когда попросил поцеловать тебя, потому что хочешь почувствовать каково это — поцелуй от любящего человека. Тэхён не отрицает. Он лишь мягко улыбается и жмурит глаза, на приятное поглаживание его шеи. — Я просто не уточнил, что хочу почувствовать поцелуй конкретно от любящего тебя, — отвечает он и смотрит из-под ресниц. Чимин не находится что ответить, замирая пальцами в чужих чуть спутанных от краски волосах. — Чтобы знать, как чувствовал это Чонгук? — предполагает он, в тайне и явно по внешнему виду надеясь на отрицание, но получает лишь щелбан по лбу и недовольный взгляд. — Не заставляй меня говорить это вслух, мог бы уже догадаться, что у меня с этим проблемы. Чимин непонимающе хмурится и озадаченно перебирает в голове варианты, отметая один за другим по нелогичности или излишней сказочности (или относительной жестокости от Тэхёна, который на такое вряд ли способен). Тот закатывает глаза спустя долгие несколько минут. — Ну же, Чим, — выдыхает он, прижимаясь ближе и переводя взгляд с одного глаза на другой. — Попробуй понять. Чимин зависает на чужой смуглой коже и образе Тэхёна, светлеющем деталями от рассветного неба из окна, на его запахе — шампуня и геля для душа самого Чимина, которыми Тэхён облился с ног до головы, не жалея и лишь довольно растягивая губы в белозубой улыбке по выходу из ванной комнаты. Он ведёт ладонью по плечам, обтянутым его, Чимина, домашней футболкой с надписью CELINÉ, которая была куплена в каком-то переходе на Апкучжон и ничего общего с настоящей дизайнерской не имела кроме схожего вида. Он заглядывает в его кошачьи пронзительные глаза с чуть разными веками, и поджимает губы. — Потому что захотел? — предполагает он, не зная, куда деть руки, взгляд, себя рядом с ним. Тэхён улыбается и коротко кивает. — От кого? — подсказывает. — От меня? Тэхён кивает и снова улыбается, оглаживая пальцами его предплечье. — Именно от тебя. Чимин непонимающе хлопает ресницами и приоткрывает рот. — Почему? — Ты издеваешься? — улыбка пропадает с лица Тэхёна, и он снова хмурит брови, озадаченный чужим непониманием. Чимин открывает рот, чтобы сказать что-то, но захлопывает его с соответствующим хлопом. — Нет? — Потому что я, Пак Чимин, хотел поцелуй именно от тебя и именно с тобой, понимаешь? Попросить нормально я не могу, я же тот ещё придурок, можно было уже понять, но ты-то куда тормозишь? — тараторит он недовольно и часто дует губы от раздражения. — А Чонгук? — Для тебя я и Чонгук — одинаковые по тому, что ты к нам чувствуешь? — со вздохом спрашивает он, глядя по очереди в оба глаза, и получает тихое: «Самонадеянно», — на которое Тэхён согласно кивает и парирует: «Только на этом и живу». — Равные. Тэхён довольно кивает, подталкивая к чему-то, на что не спавший больше суток мозг Чимина не может толком дойти без чужой помощи. — А для Чонгука я и, поверь, ты? Чимин хочет уже отрицать, но захлопывает рот, встречая вскинутые в предупреждении брови. — Наверное, равные. — А теперь соедини треугольник и помоги мне это озвучить. Чимин замирает так стремительно, застывая всем телом, что Тэхёну стоило бы напрячься, не сломал ли он человека, но он и сам не сильно отличается, замирая в нервном ожидании с покусываемым своих пухлых губ и проницательном взгляде. Сглотнув, Чимин несдержанно касается своей грудной клетки, из которой о внешнюю оболочку изнутри долбится, как обезумевшее, сердце, и мысленно пытается себя отрезвить. Потому что, ну, не может же?.. — Чимин, скажи это, — требует шёпотом Тэхён, ослеплённый выглянувшим солнцем, опустившимся ровной линией на лицо застывшего Чимина, и берёт его за руку, лежащую на грудной клетке, сжимая. Чимин переводит недоумённый взгляд на его лицо и несколько раз приоткрывает губы, в попытке выдавить из себя хоть что-то, но может лишь прошептать: — Я тебе?.. Тэхён кивает, сжимая пальцы сильнее. — Нравлюсь? — одними губами спрашивает он и едва держится в сознании, потому что в ушах гудит и тело ощущается инородным, каким-то искусственным и не его, не контролируемым самим Чимином. И тогда Тэхён кивает и также едва слышно произносит: — Нравишься. Чимин чувствует, как задыхается..
Мир и реальность раскалываются, расплываясь, как в дешёвых книжицах с картонными 3D-очками про динозавров, и Чимин решает единственно верное сейчас. Он включает автопилот и просит время на осознание. Поймите его верно, от подобного потрясения может крыша слететь даже более напрочь, чем летала она до этого. Так что это верное решение — не рубить, — и они договариваются хорошенько обсудить всё и разобраться после того, как Чимин защитит диплом. Несколько необдуманная идея, конечно, ведь защита на следующий день, а собрать себя в кучу не помешало бы и ещё с пару тысяч раз порассуждать о своей тупости, да и встречаются они каждый день на репетициях или просто так — по-дружески, — чем изрядно волнуют Юнги, который, конечно же, в курсе того, что случилось. Чимин теперь не молчит. По крайней мере, старается. Хотя бы Юнги, чья реакция была, слабо сказать, неоднозначной. От ступора на долгие пять минут и до громкого смеха с криками, какие его окружают идиоты, и что ему, гению Мину Юнги, за свой дар свахи стоит брать деньги. А, цитата, его план по провальному перепихону превзошёл все ожидания, доведя всё до планируемой (оказывается) интимности и откровений. Может, и впрямь стоит брать деньги, такой талант пропадает зазря. А идиотом никто больше самого Чимина быть и не может. Но Чимин пока старается об этом не думать, доходя мыслями и действиями до автоматизма с выключенными пользовательскими настройками, лишь бы заткнуть свой кричащий обо всём экстра мозге. Не думать. Хоть о чём-то, связанном со всем их треугольником, и спасибо Тэхёну, тот ведёт себя так, словно ничего и не было, а думать, что всё случившееся было лишь плодом воображения или побочкой таблеток (которые перед экзаменами Чимин перестал принимать, потому что с антидепрессантов его пересадили на транквилизаторы, а от них хочется спать да и в принципе присутствует некий расфокус, который сейчас совершенно не вовремя). Чимин хотел сконцентрироваться на окончании ВУЗа, он поставил себе цель, некий маяк, что держит на плаву, ведь его диплом был мечтой матери Чимина, а тот и без того достаточно её подвёл. Как минимум, недомолвками, как максимум, большими недомолвками: от недо отношений и места работы и до визитов к психотерапевту, каждый сеанс с которым уже не помогает, а скорее вгоняет в апатию. Даже поговорив с Юнги Чимину легче, а ведь тот даже не врач. Но он знал, что такой период может быть, слышал от приятелей из универа, которые пишут стабильно раз в пару дней, выпрашивая встречу. А Чимин уверен, что не заслужил таких друзей. А ещё соседа, который живет у своей девушки, но продолжает платить свою половину арендной платы. Чимин правда пытается сосредоточиться на учёбе, и ему в принципе помогают все и способствует к успеху всё. Кроме Чонгука, потому что тот ходит один, смотрит на Чимина, когда тот не видит, но чувствует, смотрит на Тэхёна, что сидит с ним рядом, кусает свои губы и постоянно проходит рядом, замирая на момент, словно в желании что-то сказать. Или хоть поговорить. Никаких девушек у Чонгука больше нет. Парней тоже. Зато есть ежедневные изматывающие тренировки, о которых сообщает Чимину якобы по секрету друг Чонгука — Донмин. Зачем-то. Чимин не спрашивал. И потому он думает. И возможно слишком много, но зато теперь он не молчит и не держит всё в себе. Тэхён всегда слушает внимательно и не осуждающе, что всё ещё какой-то нонсенс, особенно если брать в расчёт другой нонсенс — симпатию самого Тэхёна к Чимину. И, как он понимает, и Чонгуку. И всё это настолько странно и не укладывается в голове, что руки трясутся. Не думать не получается, но он старается перенаправлять мысли из одного русла в другое. Хотя воспоминания очень не вовремя отравляют существование. От того, с чего всё начиналось у них с Чонгуком — дружбы, а впоследствии секса (ради секса и по возможности физического влечения и полного доверия), — и до того, как Чимин начал чувствовать, путаться в самом себе и происходящем, не разбирая это из-за своего отмалчивания, и потерял Чонгука, обретая Тэхёна с его тараканами, которые они также разбирают вместе. Потому что на то и нужны друзья. Здесь Чимин думает, что в какой-то момент Чонгук перестал быть его другом, ведь появились секреты. Непосредственно касающиеся друг друга. Чимин правда старается меньше думать. До выпуска всего ничего, но ещё ближе месяц регулярных репетиций и череда выступлений для промо, от которых он не смог бы оградиться из-за своей позиции в центровиках. Всё ещё поразительно, как его не отчислили и как он ещё не свалился от обезвоживания. Не ради себя он старается заботиться о себе. Диплом — ради матери; своё здоровье — ради компании, которую своим вылетом подводить хочется меньше всего. Остаётся лишь это: универ и танцевальная команда. Всё остальное отметается, потому что на всё остальное долгожданно нет времени. И хоть диплом и защищён, и теперь решение и итоги за комиссией, которые Чимин узнает не раньше, чем через месяц, Чимин всё равно исправно посещает чужие курсы ради общего развития. Разговор откладывается на июль. А Чонгук всё ещё смотрит широко распахнутыми глазами через зеркало или исподлобья при работе визажистов. Начинается промо их камбэка, и первый день пошёл. Ещё три, на каждый из которых у них пятнадцатиминутные выступления и финальная проработка всего шоу. Часики тикают, Тэхён сидит позади него на прогоне и изображает его руками самолётик. Чонгук смотрит. Лишь на сцене концентрируется на работе, потому что камеры везде и мелькают, щёлкают, мигают огнями, записывают каждый шаг и промах, а потом заново — закулисье, взгляды, Тэхён и его ответ ему глазами, попытки переключения, похлопывание остальных участников по плечу, смс от Юнги с извинениями прошлого тупого совета (про какой он именно?) и предложением как-нибудь отвлечь Чонгука, чтобы тот дал Чимину возможность сосредоточиться на своих мыслях и работе. На следующий день Чонгук уже не смотрит. Лишь пишет в чат поздравления с окончанием учёбы и что было бы здорово поговорить после выпуска. Чимина слегка подбешивает, что каждый может себе позволить быть сильным и пойти решать проблемы, выходить на разговоры, быть искренними и честными, открытыми, а Чимин в своём нытьё мается какой-то хернёй, не решая проблемы, а только психуя о возможных последствиях. Всё стабильно дерьмово против всё может стать лучше. Чимин постоянно выбирает первое, потому что по сути своей трус, но осознание этого — верный шаг к улучшению ситуации. Где-то он уже это говорил, или ему кажется? Они поговорят. И Чимин наконец поведёт себя как взрослый человек, а не долбонат с синдромом жертвы. Это придаёт сил столько, что следующий месяц пролетает как один день. Не с лучшими результатами, но Чимин заканчивает университет, а это уже — какой-никакой, а повод собой гордиться. Он будет над этим работать, а не глотать слепо медикаменты от врача, которого лучше бы сменить. С этим он тоже разберётся. Задача первая — поговорить с Тэхёном. Задача вторая — поговорить с Чонгуком. Задача третья — поговорить с ними двумя и решить всё между ними. Задача третья — начать вести дневник, выводя мысли и чувства на бумаге (по крайней мере, чаще, чем раз в полгода). Задача четвёртая — сменить психотерапевта и постараться больше слушать не только себя, но и других, чужие действия. Да, их тоже обязательно слушать. Иначе никак. И делиться. Больше делиться и разделять. И быть честным. — Чимин-а, мы так гордимся тобой! Как так вышло, что ты закончил раньше всех на полгода? Какая-то новая программа? Ты не перетруждался? — голос матери в динамиках звучит, как давно это не было, взволнованно, а на фоне слышатся какие-то вставки от отца. Чимин смеётся на каждое их: «Не сейчас! Не мешай!» и «Но!..». Без него они живут в мире, и Чимин не уверен, как чувствовать себя по этому поводу. Раньше он не раз выступал неким защитником в ситуациях, где мать бы справилась и без него, но он просто… Словно нуждался в этом? Чтобы что? Стать жертвой? Или напасть самому? Он не понимает этого до сих пор, но пусть проблемы решаются по мере поступления. Он рад, что сейчас у них всё мирно. — У меня из-за работы был индивидуальный график, так что, — он хмыкает, вытирая влажные после душа волосы полотенцем. — Я перетруждался, но специально. Извини, что не говорил раньше. Я только учусь этому. — Что-то случилось? Я понимала, конечно, что ты таишь от нас что-то, но решила не лезть, пока сам не захочешь поговорить об этом. Милый, мы примем всё, что угодно, — на фоне раздаётся какой-то шум и смех матери. — Даже закопать кого-нибудь, мне тут подсказывают. Всё, пока ты жив и здоров. Отец откуда-то кричит: «И пока ты любишь мои фирменные бульгоги!», — вызывая громкий смех и чувство вины в груди. — Это немного не телефонный разговор, но мне страшновато говорить об этом, знаешь, лично, — он мнётся и глубоко вздыхает. — Говори так, а там решим, обсуждать ли это потом. Чимин, ты сделаешь это, — убеждает он сам себя, едва сдерживаясь от желания почесать лоб от волнения. Это не телефонный разговор, но он просто не сможет сказать это глаза в глаза людям, что растили его с любовью, хоть и несовершенно. — Мам, ты помнишь, — начинает он, чувствуя першение в горле и прочищая его, — что ты просила познакомить тебя с девушкой, по которой я… Ну, — он снова громко прокашливается, — вроде с ума схожу? — Помню, конечно, это из-за неё? — голос отца на фоне кричит, чтобы та его сына даже не смела водить за нос, не то он ей его откусит зубами Чипи — их йоркширского терьера с самой доброй душой на всём свете. Чимин несдержанно улыбается и пытается собрать мысли в кучу. Он сделает это. Он должен, давно уже. — В общем, это не она, а он. А если точнее, то их два, — выпаливает сгороговкой, а после замирает с прижатым к уху смартфоном, едва не скрипящим в его хватке. На той стороне лишь тишина. А после Чимин выдыхает. — Ты только что лишил меня подписки на курс по китайской кухне, Чимин-а, ты не мог бы хоть предупредить, чтобы я выключила громкую связь! — разносится пронзительный голос его матери из динамиков, и Чимин не может собрать только что полученную информацию воедино. У него теперь ещё и со слухом проблемы? — Что? — тупо спрашивает он, хлопая глазами в пустоту. — Ты хоть бэ? — с какой-то надеждой спрашивает мама, что нисколько, если честно, не упрощает задачи. На фоне голосом брата слышится: «Би, мама, не бэ, и я сильно сомневаюсь», — а потом уже громче в самый микрофон: «Спасибо, что избавил нас от необходимости есть это дерь — ауч — ладно, но лучше бы ты из шкафа вылез чуть раньше, чем монстр сбежал из-под кровати Миран». Чимин не понимает ничего, но кажется, его семья его не бросает? — Что? — повторяет он. — Ма, объясни ему, он ожидал, что мы от него откажемся, ведь мы, — что-то шуршит, а после пронзительно орёт, вынуждая Чимина едва не откинуть телефон подальше, — ИДИОТЫ, как он думает, — вновь спокойно, а после слышатся лишь смешки и, кажется, хлопки ладоней и победное «никакой китайской кухни!» от отца. У Чимина матрица сломалась. — Вы меня не ненавидите? — Нет, конечно, мы догадывались и долгие годы готовили себя к этому, — отвечает женщина таким тоном, будто это Чимин тут вообще-то странно реагирует, что, возможно, недалеко от правды, но. — Но как? — Чимин-а, мы слышали, как ты в своей спальне выл песни того твоего любимого бойз-бэнда и орал, когда думал, что дома никого, о том, как сильно ты любишь Ким Тэхёна. Мы даже рады, что это всего лишь ориентация, а не какая-нибудь болезнь, знаешь, вроде мании нездоровой, шизофрении или ещё чего. А потом ты сказал, что теперь работаешь с ними, и мы просто, — на фоне слышится отцовское: «Он там своего Ким Тэхёна в себя влюбил? Мой сын должен уметь бороться за!.. Ну и чего ты так смотришь? И что, что меня ты добивалась? Это была стратегия!», — и уставшим голосом матери: — Это кто-то из группы? Чимин кивает, а после взволнованно прочищает горло и выдавливает. — Но это тайна. Мать вспискивает и обещает молчать. Отец кричит, что гордится им, а вот «брату его надо мозгов набраться» — цитата. — Вы правда не… расстроены? — не может не спросить он спустя какое-то время. — Ты сейчас счастлив? Потому что это всё, что важно. Чимин сглатывает и закрывает глаза, волосы неприятно липнут ко лбу. — Я работаю над этим. Мама молчит, а после тяжело вздыхает и произносит: — Это самое главное. Не сдаваться и делиться трудностями. Тебе есть с кем поговорить? Чимин вспоминает Юнги, вспоминает ребят из дэнс-команды, парней из группы, друзей из университета, что пишут исправно раз в несколько дней, хоть и получают лишь извинения и сотню «я позже расскажу». У него нескончаемое количество поддержки и людей, которым можно доверять. Так почему он так это не ценит? — Есть, но я… — Не хочешь обременять их? — предсказывает мама с понимающим смешком. — Не решай за других. Если они твои настоящие друзья, то будут поддержкой, не обязательно наставничать. Делиться очень важно, и кто знает? Может, один из них в душе психолог? Это точно о Юнги, Чимин улыбается. — Ты молодец, что признался нам, мы узнавали про то, как некоторые проходят это в семьях, и… — она сбивается, взволнованно подбирая слова, — это очень страшно. Надеюсь, тебе не так. — Ну, я переживал, — честно признаётся он, чувствуя вибрацию около уха от входящего сообщения. — Но сейчас мне кажется, что всё слишком хорошо, знаешь. — Хуже будет, если твой — или твои? — селебрити не поставят мозги на место и не запоют тебе со сцены серенады. Мы натравим на них Миран, она там ваш, — солнышко, как там называется, когда двух людей сводят? а, точно, спасибо, — пейринг поддерживает во всех соцсетях. Это угроза, так им и передай. — Это всё должно быть в тайне, мам, — испуганно шепчет он, до побеления костяшек сжимая корпус телефона. — В супер тайне, серьёзно. Он почти уверен, что женщина лишь отмахивается, когда раздражённо говорит: — Ну, разумеется, мы же не идиоты. Да и тобой пока дорожим. «Пока он любит мои бульгоги!» — кричит отец. Он, наверное, сейчас сидит с закинутыми на торшер ногами и смотрит американские мультфильмы, передразнивая Рика. — Передай ему, что это никогда не изменится, — Чимин позволяет себе выдохнуть с тихим смехом. Внутри такое чувство… Его сложно описать, но Чимин сравнил бы его с объятиями в момент, когда особенно тяжело. Его словно окутывает в поддержке и в свободе от груза, что весел долгие годы. Словно какой-то давящий на солнечное сплетение замок, скрепляющий цепь, рухнул, позволяя вдохнуть. Он так много боялся, и небезосновательно, но его семья… Поразительная. Не идеальная, но в подобном произошедшем просто… У Чимина слов нет. — Я люблю вас, — от всего сердца признаётся он. Мама восторженно охает и воркует: — И мы тебя любим, котик, обязательно приезжай к нам, как время выдастся. Я обязательно тресну тебя скалкой, что так долго тянул и не доверял нам! — она заливисто смеётся. — И с парнями своими поскорее разбирайся. Один хорошо, а два — лучше, так? И не мамкай, я лучше знаю, ты мой сын. Телефон снова вибрирует, и, кажется, Чимину пора возвращаться в реальность, в которой может произойти что угодно. — Мне тут уже написывают, мам, я завтра ещё позвоню, можно? — За свои «можно» получишь порцию чая из лужи от Миран! Не перетруждайся и думай поменьше, договорились? — Я постараюсь, — Чимин улыбается, когда прижимает телефон поближе. — И постараюсь приехать по первой возможности. — Уж давай, — судя по голосу, женщина мягко улыбается, — удачи тебе. И до связи! — До связи. Передавай всем привет. И с коротким чмокающим звуком в микрофоны связь обрывается ровно с ещё одним входящим. antvih413: чимин-а, ты свободен? antvih413: мы можем не ждать больше? antvih413: давай решим что-то сегодня же? chichi4jtk: ты в порядке?? chichi4jtk: что-то случилось?? antvih413: возможно я проболтался чонгуку что поцеловал тебя и возможно он взбесился antvih413: и возможно он сейчас бьется в дверь чулана потому что я его там запер chichi4jtk: ты сделал что antvih413: поэтому мы не могли бы решить что-то поскорее пока гук меня не придушил спасибо antvih413: и прости я не должен был он просто меня так выбесил этими своими мне все равно дебил chichi4jtk: а ты типа не дебил antvih413: прости что тороплю antvih413: если ты ничего не решил то я пойму я бы тоже был в шоке правда antvih413: да я и сейчас в шоке chichi4jtk: ты то с чего chichi4jtk: был вроде как само спокойствие antvih413: я неплохой актер и вообще то просто рискнул но спасибо что оправдал мои подозрения antvih413: гук сейчас сломает ручку chichi4jtk: я выезжаю chichi4jtk: где вы antvih413: ох мы antvih413: у чонгука chichi4jtk: ты приехал к нему вывести его на психоз? antvih413: на эмоции чим antvih413: на эмоции До квартиры Чонгука Чимину на такси всего десять минут, а пешком иногда с час из-за неудобного расположения пешеходных зон и нескончаемых горок, увеличивающих расстояние и время его сокращения. Это было бы восхитительно, не будь Чимин в такой панике и не высушивая он голову полотенцем прямо в такси. Чёрт возьми, он просто надеется, что хоть свет везде погасил и плиту не забыл выключить. Водитель-девушка заботливо протягивает ему расчёску, видя его тщетные попытки привести волосы пальцами в относительный порядок, и Чимин надеется, что его улыбка хотя бы не выглядит как оскал. У него очень мало времени и очень много сомнений и несбыточных (Чимин, хватит столько думать наперёд!) желаний. Он вводит код на панели в подъезд, мысленно радуясь тому, что его не сменили, и быстрыми шажками в тапочках проскальзывает к лифту. Вот охрана посмеётся с него на камерах видеонаблюдения, ну хоть кто-то. Чимин мысленно подгоняет женский голос в лифте, умоляя довести его быстрее и при этом, лучше, заморозить время. chichi4jtk: поднимаюсь antvih413: я наливаю красное вино chichi4jtk: ким тэхён ты алкоголик Лифт приезжает на верхние этажи слишком быстро, Чимин даже не успевает собрать мысли, но впрочем, может оно и к лучшему? За последние полгода от его постоянных передумок заранее польза была лишь сегодня в признании семье. По мере поступления. У него есть шанс, он может вдохнуть уже — за знанием, что семья его принимает и поддерживает. Он никогда не думал, что для него это будет так важно. Потом он ещё с друзьями обязательно объяснится без лишних деталей, и психотерапевта нового найдёт, и… Боже, и Тэхёна с Чонгуком обнимет, это прямо в совершенстве. Он не знает, как выйдет дальше и куда повернёт их разговор. Он не знает. Но ему важно попробовать. Он хочет рискнуть объясниться, а там будь что будет. Тэхён признался, что Чимин ему нравится. Тэхён не натурал, как думал Чимин. И Тэхён любит Чонгука, как и Чонгук. Теперь всё за… Но он не будет об этом думать заранее. Не могло быть те полгода лишь ничего под названием friends with benefits, он хочет верить. Мысли проносятся быстрее, чем Чимин даже успевает их осознать, но вот он уже стоит у входа в чужую квартиру и заносит кулак над косяком, коротко постукивая. Дверь распахивается с широкого размаха, едва не сбивающего с ног, и Тэхён тут же затягивает его внутрь. — Ты подумал? Чимин лишь кивает, хотя уже и не помнит, о чём он по правде додумал. Полотенце аккуратно вешается мокрой тряпкой на крючки у зеркала. — Гук-а, Чимин пришёл. Мы бы хотели поговорить. Из-за близкой ко входу двери, ведущей (Чимин знает) к совершенно пустой коморке, заваленной холстами на лучшие времена и несколькими картинами самого Чимина, раздаётся удивлённое: — А вот как я прошу поговорить, то не сейчас, — его тихим голосом. — Мне казалось, я не готов, — честно признаётся Чимин, прикасаясь ладонью к двери, и смотрит Тэхёну в глаза. Тот лишь поддерживающе, хоть и слегка нервно, улыбается. — К чему готов? Тэхён подаёт тихий голос и мягко спрашивает: — Чонгук, мы можем сейчас поговорить все вместе? Я там вино налил, не бросайся только сразу с кулаками, ладно? Из-за слышится раздражённое фырканье. — Посмотрим. И Чимин щёлкает замком, раскрывая дверь на встречу оленьим распахнутым глазам и тихому выдоху. На Чонгуке его типичная серая футболка и широкие спортивные штаны; волосы чуть завились на концах, и Чимин не может сдержаться от восхищённого вздоха. Он безумно скучал. — На кухню? — предлагает Тэхён замершим им с Чонгуком, и мягко тянет Чимина за запястье за собой. Взгляд Чонгука тут же удивлённо соскальзывает вниз. И Чимин берёт его за край футболки и тянет. Безвольной куклой Чонгук следует тут же..
Чимин всегда с замиранием смотрел на кадры жизни вне сцены, которыми делились в соцсетях те, кем он восхищался. Он впитывал по крупицам эти детали, эти крошечные кусочки пазла на миллион элементов, собирал эту мозаику, представлял каково это — самому коснуться хоть на мгновение, стать частью этого... Да хоть бы увидеть. Быть таким же элементом в пазле, который составил бы чужую жизнь, стать хоть словом в книге чужой жизни. Пройти мимо, как в фильмах, стать моментом, зрителем, лишь... Но он стал лишь жадным, когда почувствовал, что простого «рядом» уже мало. Иногда только смотреть на море без возможности в него зайти бывает невыносимо. Может, лучше и вовсе никогда не знать, что это такое, а лишь окружать себя картинками и чужими возможностями бывать рядом. Но он достаточно избалован и уже в воде по виски. Обласканный прошлой жизнью он столкнулся с тем, что невозможно иметь всё, что хочешь. Он пытался смириться, и даже почувствовал привязанность не только к, но и здесь ожидал неудачу. Он ломался, сдавался, собирал себя и крепился близостью другого человека, старался держаться, старался просить помочь, хоть и не у того, вероятно, специалиста, он старался не быть нытиком и быть благодарным. Но это бывало не всегда просто, когда внутри зияла чернотой обугленная дыра, которая не болела лишь рядом с тем, кто оставил из-за неуверенности Чимина в необходимости его самого в чужой жизни. Так сложилось и наслоилось, что ему стало трудно иногда даже тянуть щеки в сторону и выдавливать улыбки, не давая другим беспокоиться. Его ударило так, что даже рядом с тем, в кого он был изначально всем сердцем, ему не становилось легче. Недостаточно? Да и мечтать нельзя было о таком — даже о дружбе, коей с ним поделились. Хотелось большего? Для чего? Чтобы залечить другим человеком методом маятника или бумеранга? Проходили, на себе последствия чужих подобных действий испытали — при всей своей порою недалёкости Чимин не может поступать так вновь. Что же тогда? Когда ты видишь изо дня в день, ходишь рядом, имеешь шанс быть хоть знакомым, но всё ещё не с. Это сводит с ума. Когда ты становишься только зрителем и видишь, как люди живут, а ты для них всё ещё никто. Даже будучи песчинкой в настоящем. Даже будучи другом с неуверенностью, а правда ли это так, а не только жалость? Ломается доверие. Очень многое ломается. И ко всему приводит желание большего. Жадность уничтожает, но иногда под руку подводит к тому, чтобы иметь больше. Иногда с потерей всего кроме, иногда с потерей самого главного — себя. Чимин надеется, что у него ещё есть шанс всё исправить, не потеряв то, что он имеет сейчас. Или ещё. У него ведь так много, так невыносимо и невероятно много, что осознать сложно. Он думает об этом, когда сидит с собственной, оставленной когда-то давно у Чонгука, чашкой уже поостывшего кофе, отказавшись пить вино ради трезвости мыслей, и с удивлением наблюдает за чужими напряженными фигурами. Тэхён сидит в позе лотоса в одном из кресел и дует на, вероятно, уже холодное какао, взволнованно кусая губы. Он смотрит в никуда и выглядит настолько крошечным в своих огромных вафельных шортах, что кажется, словно он тут самый младший. Чонгук пьёт лишь воду. Потягивает короткими глотками и время от времени взволнованно сглатывает, шмыгая носом. Из-за летнего цветения у него опять, кажется, началась аллергия. Они сидят в тишине уже более двадцати минут и ни один из них кроме: — Вина? — тихим голосом Тэхёна. И дуэтного «Нет» не проронил ни слова. Включили кипятиться чайник, как у себя дома налили каждый себе по горячему напитку, а потом расселись кто куда: Тэхён в кресло в двух метрах от Чонгука, принявшего оборонительную позу на диване, а Чимин на барный стул лицом к остальным. С чего начать не знал никто, поэтому все и молчали. Первым не выдерживает Чимин, чувствуя вину за то, что заварил всё это. — Извините меня. На него тут же вскидывается две пары удивленных глаз с нахмуренными бровями. — За что? — Тэхён отставляет чашку на кофейный столик и поворачивается к нему всем корпусом. — Мне кажется, ничего бы не было, если бы не я, если бы я не приехал в Сеул и не... Чонгук взмахивает рукой, намекая замолчать. — Чушь не неси, мы вроде как были в этом болоте ещё до знакомства с тобой. Тэхён грустно хмыкает и кивает. — Ты стал лишь ещё одним составляющим всей этой каши. — Тебе-то какое дело, — раздраженно шипит на него Чонгук и отворачивается, излишне агрессивно прикладываясь к горлышку полуторалитровой бутылки и едва не вдыхая вместе с водой ещё и воздух. Тэхён на его слова лишь заметно вздрагивает и опускает взгляд на руки. — Мне есть дело. — Да неужели?! С каких пор? Чонгук злится, а Чимин даже не знает, что именно сказать для разрешения всего этого. Да он и не успевает, если честно. — С самого начала мне было не всё равно, если тебе так нахрен интересно! — Тэхён рявкает и поднимается одновременно с Чонгуком на ноги. Чимин тут же ставит свою чашку на стойку и готовится разнимать их, если что, но до такого, конечно, вряд ли дойдёт. Он надеется. — Да как-то незаметно было, хён, знаешь? — Знаю, и мне жаль, но ты ведь сам понимаешь почему я так делал, нет? Они испепеляют друг друга взглядом, пока Чимин не решает вмешаться и не подходит к ним двоим, усаживая всех за края футболок на диван. Он чувствует себя чёртовым катализатором, триггером, но постарается разобраться с последствиями. Шаг за шагом, пусть к улучшению жизни. — Мы все натворили херни, давайте так, — он не отпускает их, пока они не сдуваются и не откидываются на спинку дивана, скрещивая руки как по команде. — И нет кого-то более виноватого или менее. — Неужели это говорит сам Пак Чимин? — удивленно усмехается Чонгук, бросая на него короткий взгляд с приподнятой бровью. Чимин лишь пожимает плечами. — Я работаю над этим. — Новый психолог? Чимин фыркает. — По имени Мин Юнги, да. Чонгук ещё больше удивляется и опускает уголки губ в неком выражении признания. Всё тот же старый Чонгук, даже сердце с ритма сбивается. Он заметно похудел с их последней встречи вне рабочей атмосферы, и это не может не вызвать волнения. — Ты нормально питаешься? Чонгук мнётся и сбивается, опустив взгляд: — Я работаю над этим. Он уже хочет включить режим опеки, как его поясницы едва заметно касаются тонкие пальцы, и Чимин поворачивается, чтобы одними губами спросить, в чём дело. Тэхён взволнованно жуёт губу и сводит домиком брови. — Кажется, Тэхён хочет что-то сказать, — догадывается он и привлекает внимание сжавшегося на диване младшего. Вся их троица в такой близости в квартире Чонгука кажется не более, чем игрой воображения. Какой-то сюрреализм, не иначе. — Я хочу извиниться и признаться, — начинает Тэхён, но его голос подводит и хрипит. — В чем признаться? Чонгук смотрит прямо тому в глаза, и Чимин хочет уже встать и дать им возможность поговорить один на один, как давно было пора, но его руку неожиданно с силой сжимают, не давая сдвинуться, а в следующую же секунду и щиколотку, обвивая пальцами в немой просьбе быть поддержкой. — В том, что тогда я тебе соврал, сказав, что ничего к тебе не чувствую и эксперимент не удался. Что мне не интересны такие отношения и что нам стоит обо всём забыть, — тихо говорит он, с каждым словом лишь сильнее сжимая хватку на лодыжке, и сбивается, громко втягивая воздух ртом. — Я хотел извиниться, что соврал, потому что я не забыл и не хотел забывать, и что для меня это до сих пор очень важное воспоминание и, — он сбивается, несколько раз глубоко вздыхая. — И ты мне тоже очень важен, и ты не был мне тогда просто тонсеном и другом, я чувствовал другое, но испугался. Взял на себя ответственность выбрать работу, а не рискованные отношения. И я не прошу тебя извинить за то моё решение без твоего ведома, но прошу извинить, что за эти годы я так и не объяснился, а начал вести себя... Ну, так, как вёл. Я вроде бы пытался отвлекаться, обманывать себя или наказывать, а по итогу, — он прикусывает губу, — лишь вёл себя как кретин. Чимин заводит руку за спину и касаться ладони Тэхёна в поддержке; пальцы с его щиколотки немедленно сцепляют их с Чимином руки в замок. «Помнишь, когда мы впервые обнялись все вместе? Когда ещё ту девушку, с который мы на тот момент вроде как состояли в отношениях, с кем-то другим поймали? Так вот, мне тогда не из-за этого плохо было, а из-за того, что Чонгук нас видел, а я ещё и смел вас ревновать и осуждать. Из-за этого стало плохо, из-за того, какой я кусок дерьма, но не из-за неё», — Чимин вспоминает эти слова на автомате, сжимая чужие пальцы крепче, и переводит взгляд. Все они натворили, но это, может, и стало тем путём, пройдя который, они, наконец, готовы сидеть здесь рядом и говорить начистоту. На Чонгука смотреть откровенно страшно. Его кожа в тусклом свете от барной стойки кажется неестественно побледневшей, глаза распахнуты больше своего привычного размера, а рот приоткрывается как у рыбы, выброшенной на берег. Пока, наконец, он не отмирает и не пытается вскочить на ноги, удерживаемый схватившей его за запястье рукой Чимина. Не сейчас. Сейчас никаких побегов, им надо многое решить. — Это смешно, ты просто не можешь говорить это теперь, когда прошло столько!.. — Мне очень жаль, что я сказал тогда всё это и что я поступал так с тобой, — он исправляется, глядя Чимину в глаза, — с вами. Мне правда очень жаль, но я не смогу этого вернуть и всё исправить. Я могу лишь попытаться вернуть доверие и быть, наконец, честным, Чонгук-а, ты позволишь мне? Чонгук раздражённо усмехается и пытается выдернуть руку из хватки Чимина, но будем честны — Чимин тоже не из слабых. Особенно сейчас, когда он чувствует на себе некую ответственность за столь необходимый между ними разговор, который они задолжали. — О чём ты вообще говоришь?! — он зло щурится, но Чимин может понять, что это лишь защитная реакция. Тэхён делает глубокий вдох, словно перед прыжком, и произносит, твёрдо, но мягко ставя акцент на каждом слове: — Я люблю тебя. Чонгук замирает, распахивая в ужасе глаза, а после принимается с особым усердием пытаться вырвать руку из чужого захвата. — Это нихрена не смешно, ты уже говорил так, помнишь? — шипит он, прищурив глаза. — «Я люблю тебя, Гук-и. Ты мне как младший брат!» — помнишь это, хён? Сразу после того, как я поцеловал тебя в какой раз? В сотый? Тысячный? — Чонгук-а, мне правда, — вновь начинает Тэхён, но тот его перебивает. — Братьев по-твоему целуют? А спят с ними? А говорят с ними столько, как мы с тобой тогда? Нет, хён, нихрена. Просто ты в своей якобы взрослой головушке что-то решил за двоих и всё оборвал. Самым уёбским способом, знаешь. — Я не смогу изменить этого, но я хочу попробовать исправить. — Да как тебе вообще такое в голову могло прийти?! Быть со мной, а потом скинуть на «мы друзья» и уйти по одним юбкам, ты издеваешься, нет? А сейчас надеяться, что ты скажешь «я люблю тебя», и я тут же поверю тебе? Почему раньше не сказал, м? Хватка Тэхёна становится сильнее, и Чимин замечает, что тот начинает вскипать, напрягая челюсти и, кажется, едва сдерживаясь. — У тебя появился Чимин, с которым ты поступил так же, как и я с тобой. Это бьёт обоих посильнее хлыста. Чонгук ещё пытается в первые мгновения вроде бы сказать что-то, а после лишь переводит испуганный взгляд с одного на другого и присаживается рядом. «Очень давно. Не смогу точно назвать момент, с которого понял, что ты нравишься мне, но однажды меня настолько захлестнуло осознанием, что было уже поздно убегать». — Это же не одно и то же, — наконец шепчет он еле слышно. Чимин может лишь невесело улыбнуться и пожать плечами. — Представь себе отношения, не обозначенные формальным предложением быть вместе, а после каких-то своих передумок и тысячи «мы друзья» другим людям неожиданное «я хочу идти дальше» от одного из. И уйти без нормального объяснения спать с другими. Что-то ёкает? Чонгук вздрагивает и смотрит на него потемневшими глазами. — Мы же даже не... — И представь, что человек, которого ты любишь, но боишься в этом признаться даже самому себе, — Чимин сжимает пальцы на обеих руках сильнее, встречая ответное, — продолжает в ваших не обозначенных отношениях называть вас друзьями, а потом исчезает так, словно ты и правда был этому человеку никто. Не более, чем временной заменой. И уходит «по юбкам», как ты назвал. — Я не, — Чонгук сглатывает. — Ты не был просто заменой, ты не должен был так себя чувствовать. Я не... Чимин ему мягко улыбается и поглаживает большим пальцем его тыльную сторону ладони. — А теперь попробуй провести параллель между тем, как поступил Тэхён, и тем, как поступил ты. Чонгук переводит взволнованный взгляд с лица Чимина на опустившего ему на плечо голову Тэхёна и часто дышит через нос, периодически шмыгая. Чимин не осуждает его. Тэхён верно сказал, что все они слишком много надумали и слишком много решили избежать, переключившись или отвлекаясь в других. Сделанное не изменить, но можно попытаться исправить и решить недомолвки. — Я не, — он судорожно вздыхает и жмурит глаза, опуская голову. — Ты правда меня любил? И не дожидаясь уточнения, они вдвоём с Тэхёном отвечают: — Неизменно. И это достаточно поразительно, ведь это не обычное «да». Чонгук стискивает челюсти и качает головой из стороны в сторону. — Быть не может, вы не можете. — Мне жаль, — Чимин получает предупредительный тычок в рёбра, — но можем. Чонгук всхлипывает. — Я идиот и правда всё ещё мало что понимаю..
Так они всё же переходят на вино, чтобы не напиваться, а лишь немного подтолкнуть себя на замалчиваемое многие годы у одних и месяцы у других. И разделиться на признания и объяснения. Наконец-то честно и без побегов ко внутренним полчищам тараканов. Этим вечером «Я понял, что люблю тебя» прозвучало ровно шесть раз. А позднее разбилось на историю каждого. Поэтому дальше поступать по прежнему они не смогут — из элементарной совести и знания, насколько херни они наворотили, решив затаить в себе то, что их беспокоило. И друзья из них не вышли, и любовники. Хрень сплошная, а не отношения, если честно, но здесь на выручку приходит решительность Чимина, зарытая доселе глубоко и надолго, которую он решает вытащить и напомнить о том, какой он на самом деле бывает. Не только ведь тянуть фальшивые улыбки и собирать себя от встречи до встречи, чтобы делать вид, а иногда и чувствовать хоть на мгновение, что не болит всё внутри так сильно, а он в принципе-то и в порядке. Чем дальше в лес, тем неизведанней и страшнее. Но Чимин слишком любит ужастики, а ещё видит на себе некую ответственность за свои чувства, за чувства Чонгука — который признался, что начал чувствовать к Чимину симпатию едва ли не с первой их встречи, но боялся этого чувства за своей неправильностью, ведь к Тэхёну же не прошло, а тут накатило и к нему в придачу. А ещё за чувства Тэхёна. Мягкого и очень мудрого Тэхёна, что в своё время решил по возрасту и пониманию сил чаши весов своего выбора, а потом не смог признаться за собственной неуверенностью, а дадут ли ему ещё шанс. Каждый из них нуждался в подобной встряске, чтобы наконец собраться вместе и самое короткое — объясниться и признаться. Потому что дальше дело за великим — действиями и временем, которое неясно, пройдут ли они и кем именно. Тэхён озвучил то же, что и Чимину, встречая полный отчаяния, смешанного с пониманием, взгляд Чонгука и короткий кивок с произнесённого одними губами «я понимаю», а потом и сам признался Чимину, что решил всё оборвать после того пьяного признания в снятом на ночь клубе, но после исправился, и дополнил, что захотел предложить ему попробовать быть вместе как пара, но после увидел, как много они с Тэхёном начали общаться, и дошёл в своей неуверенной и боязливой (по сути-то) голове, что то признание было Тэхёну, а ещё Чимин решил за Тэхёном «приударить». На это ударяет его уже Чимин, не сдерживаясь и въезжая кулаком по плечу за то, что Чонгук такой кретин. Тэхён тогда наконец подаёт голос, а точнее — тихий смех. — Мог бы выбрать хоть кого понормальней, она же скулит, как собачья пищалка. Чонгук тогда посмотрел на него выпученными глазами, как на психа, перевёл взгляд в пространство и издал то ли кашель, то ли смех — Чимин так и не понял. Лишь выпил ещё один бокал, а потом его лишили и этого, обнимая со спины и утыкаясь носом в щеку — настолько неожиданно, что вино чуть не выплеснулось из наполненного им рта. Комом проскочило тогда не только вино, но и словно нависающее над Чимином долгие месяцы отчаяние, ведь сидеть вот так вот обнимаемым двумя самыми восхитительными и любимыми в его жизни людьми до щемящего чувства в груди, не иначе, как шанс всё исправить. И хотя бы попробовать не мучить друг друга. Это становится их первым и самым значимым планом на ближайшее развитие их отношений. А что дальше? Никто из них не знает совершенно, но, кажется, впервые это не имеет никакого в данный момент значения....?