Часть 3
13 июля 2019 г. в 20:41
Не то чтобы Серена часто представляла себе, как окажется внутри космического корабля — не аттракциона, не декорации, а самого настоящего — но она отчего-то была совершенно уверена в том, что там должны быть массивные двери со сложными кодовыми замками, способными считывать отпечаток сетчатки глаза и расшифровывать ДНК. Еще там непременно должен быть колоссальный двигатель, длинные путаные коридоры, ну и каюты, разумеется — какой корабль без кают? Иллюминаторы, сияющая металлическая обшивка, футуристические устройства, ультразвуковые душевые кабины, голографические компьютеры — все это казалось совершенно очевидными и необходимыми элементами: раз уж даже люди додумались до такого еще в прошлом веке.
Реальность, как водится, хорошенько посмеялась над глупыми стереотипами и высокобюджетным кино и представила нечто совершенно иное.
И именно это заставило Серену окончательно поверить в то, что с ней на самом деле происходит нечто невероятное. Она увидела залитое искристым молочным светом помещение, в центре которого извивалось нечто золотистое, яркое, закованное в прозрачные трубы-каналы, медленно исполняющие друг с другом фантастический танец в обрамлении исполинского ореола песочных часов. Подвешенные в воздухе вокруг полупрозрачные гибкие экраны, испещренные непонятными круглыми символами, казались одновременно совершенно неуместными рядом с сердцевиной, буквально дышавшей жизнью, и в то же время — будто органичной ее частью.
А вот что совершенно точно не вписывалось в картину, так это античное фиолетовое потертое кресло, какому скорее нашлось бы место в музее под табличкой «не садиться, не касаться». Разве что там непременно подлатали бы бархат обивки и покрыли лаком поистершиеся порядком львиные морды на подлокотниках.
Слева от кресла валялось несколько книг, поверх — черное блестящее платье, щедро расшитое бахромой; за спинкой лежала порванная картина маслом, изображавшая стеклянную шестеренку на синем фоне. Беспорядок дополняла красная туфля в горошек, шляпка с вуалью и вскрытая коробка, полная безнадежно спутанный проводков, по которым то и дело пробегали разноцветные искры.
И все это было настоящим, совершенно точно реальным, потому что при всем желании Серена вряд ли смогла бы себе вообразить космический корабль (или машину времени?) именно таким. Не говоря уж о том, как в него попадают…
Она сглотнула и сделала глубокий вдох, вбирая полной грудью запахи лугового меда, цветочной пыльцы, теплого металла, густо заполнявшие пространство. Где-то под этой палитрой крылся фон, основа — и его Серена тоже ощущала, хоть и не могла толком с чем-то сравнить. Так пах невероятный корабль, необъятные просторы всего лишь одного из помещений которого каким-то непостижимым образом помещались в образе обыкновенного человека снаружи — блондинки, которую поначалу она приняла вовсе за манекен, оставленный кем-то на улице шутки ради.
Линнер молча стояла в сторонке, давая, по всей видимости, спутнице осмотреться — весьма мило с ее стороны. Да и в целом, напомнила себе Серена, инопланетянка вела себя пока что если не мило, то по крайней мере довольно тактично и приветливо.
— Линнер, а ты из тех инопланетян, которые делятся с неразумным человечеством великими достижениями прогресса? — она поймала удивленный взгляд Линнер, будто сама концепция подобного показалась ей чуждой, и попробовала пояснить: — Чтобы продвинуть их по галактической эволюционной лестнице до космически значимой расы, например. Или из тех, что откладывают яйца в людей?
Галлифрейка сосредоточенно нахмурилась, словно ей требовалось расшифровать сказанное и перевести на другой язык. Она подергала себя за воротник, почесала ключицу и поморгала, а затем странно повела головой, будто описывая ей в воздухе горизонтальную восьмерку.
— Ни то, ни другое. Я из тех, кто наблюдает и не вмешивается, — Серена выразительно показала на себя большим пальцем, приподняв бровь, и Линнер поправилась: — Обычно не вмешивается.
— У нас есть какие-нибудь правила? Я не знаю, что-то делать, что-то не делать? Не нажимать большую красную кнопку? Не высовываться в открытый космос? Не запускать ракет на Солнце?
Линнер смотрела на нее настороженно и не мигала, медленно потирая пальцами виски.
— Не вмешиваться, — выдала она в конце концов. — Ни во что не вмешиваться, если не указано обратное. Или если выбор стоит между вмешательством и смертью: ты не должна погибнуть.
Серена напряглась: формулировка «не должна погибнуть» вызвала у нее смутное беспокойство. Теперь она припомнила и другое — например, «нам придется сменить имидж». Это значило, что случайности в том, что Линнер материализовалась именно на ее крыше, не было. Инопланетянка знала, что делает и, похоже, имела на нее какие-то планы.
Приветливость, улыбчивость, тактичность перестали иметь всякое значение, и Серена попыталась взглянуть на галлифрейку скептически, а не восторженно. Откровенно говоря, она выглядела несколько не в себе. Во-первых, на штанах все еще остались редкие капли крови, хоть она и счистила большую их часть. Не думать о них было невозможно: они буквально притягивали взгляд, задавая снова и снова один и тот же беспокойный вопрос. Во-вторых, она часто хмурилась, мелко-мелко моргала и что-то делала пальцами: щелкала ими, теребила одежду, дергала себя за растрепанную косу, терла запястья или виски.
— Я не обижу тебя, — тихо проговорила вдруг Линнер, словно прочитав ее мысли. — Я не собираюсь причинить тебе вред. Ты мне интересна.
А еще она остановилась: взгляд уткнулся во что-то за спиной Серены, руки опустились, нервные пальцы замерли.
Серена проглотила вопрос, чем именно она интересна: ведь тот непременно привел бы к очевидному выводу о том, что интересоваться в ней, по сути, инопланетянке совершенно нечем, а значит, та наконец осознала бы, что просто ошиблась, позвав с собой бесполезного и ничем не примечательного человека. Кроме того, у Серены не было совершенно никаких навыков, которые могли бы пригодиться: она не была ни гениальным ученым, ни мастером всевозможных единоборств, так какой от нее прок? Да она даже на занятиях в школе обычно старалась отсиживаться на скамейке, а не участвовать во всяких играх, так что если им с Линнер придется убегать от какого-то инопланетного монстра, то уж скорее стоит заранее придумать альтернативный план.
Инопланетянка ожила: цокнула языком, покачала головой и упала в кресло, распространяя буквально ощутимую кожей ауру усталости и легкой раздраженности. Золото, закованное в стекло, на мгновение потускнело, а затем разгорелось ярче.
Линнер кивнула, улыбнулась и что-то изменилось: Серена чувствовала это всем телом — перемены, происходившие где-то, то ли здесь, в этом помещении-пространстве, у которого совершенно точно были стены, потому что иначе голоса звучали бы куда глуше, то ли за пределами защищенной капсулы, маскирующейся под человека. Нечто невообразимое слоями сдвигалось вокруг нее самой; невидимое, касалось ее кожи, тут же останавливая встревоженные нервные импульсы и не позволяя им добраться до мозга. Мысли внезапно показались тягучими и вязкими. Что-то поглощало их, медленно и верно, вбирало в себя — но, что странно, Серене это нравилось и даже хотелось раствориться в происходящем. Она будто обрела дополнительное чувство, но никак не могла понять, как им пользоваться и зачем оно нужно.
А затем все резко закончилось. Уши заложило, будто после перелета, зрение немного помутилось, а к горлу подступил неприятный комок. Не хватало еще, чтобы ее вырвало прямо здесь, на этот мерцающий глянцевый пол, покрытый гипнотическими кольцевидными узорами. Она сделала глубокий вдох-выдох, поискала глазами что-то неподвижное, за что можно зацепиться взглядом, — и нашла Линнер. Та вполоборота сидела в кресле, не шевелясь, и пристальным ледяным взглядом смотрела на нее.
Их разделяли жалкие пара ярдов, но Серена вдруг почувствовала, что буквально приросла к полу. Ноги перестали ее слушаться. В голове вдруг похолодело, словно инопланетянка заморозила ее взглядом изнутри.
А еще полностью прошла тошнота, и стоило Серене подумать об этом, как Линнер вскочила с кресла, взмахнула руками, разбивая невидимую льдистую сеть, которая только что опутывала Серену, и заулыбалась.
— Так лучше, да? Так лучше? — повторила она, заглядывая ей в глаза.
И девушка с облегчением вздохнула, догадавшись, что только что случилось. А еще это означало, что Линнер обладает какими-то способностями, неведомыми ей и непонятными.
Можно было бы ее, конечно, расспросить. Но Серене слишком нравилось чувство включенности в события, так что она решила позволить себе игру-угадайку. Она сама вычислит, на что способна Линнер.
В конце концов, если она не получит всех ответов, то у нее по крайней мере будет о чем думать потом, когда это закончится.
Так что она начала исподтишка наблюдать за Линнер, мысленно составляя ее «атлас»: пока она что-то разглядывала на экранах, пока демонстрировала малопонятного назначения комнаты, расположенные по обе стороны коридора, соединявшего мерцающий зал с другим, похожим, но попроще — пустым по центру, однако заполненным самым разнообразным барахлом. Инопланетянка, прикусив губу, рылась среди разноцветных вещей, что-то отбрасывая в сторону, и Серена успела даже заскучать. Она медленно прошлась по скрадывающему звук шагов полу, подцепила одним пальцем груду цветных тряпок, составлявших, по всей видимости, единый наряд, и вспомнила, что все еще одета в пижаму.
Итак, она в пижаме, на космическом корабле, в компании инопланетянки, которая, судя по всему, отправляется на вечеринку в стиле двадцатых.
Куда больше Серена удивилась, когда осознала, что ошиблась: они собирались вовсе не на бал-маскарад или костюмированный ужин. За пределами корабля (подмигнувшего девушке самым что ни на есть человеческим образом) оказалась улица, а прямо напротив красовался «Million Dollar Theatre». В котором, судя по афише, демонстрировался «Знак Зорро».
— Боже мой, — ахнула Серена. — Оно ведь и правда настоящее.
— Самое что ни на есть, — подтвердила Линнер и поправила белоснежные перчатки. — Но нам не сюда.
— Подожди! Я хочу… Хочу что-то сделать, подожди, я мигом!
Она бросилась ко входу, игнорируя недовольные взгляды прохожих, и принялась ковырять пальцем афишу около дверей. Ей хотелось оставить что-то на память. Для себя. Спрятать это что-то в крошечную сумочку, на которой настояла Линнер, прикрепить потом над своей кроватью, чтобы иметь материальное подтверждение происходившего с ней: ведь однажды это закончится, и у нее останутся лишь воспоминания, которые со временем будут тускнеть и пачкаться пустыми сожалениями. И если у нее сохранится хотя бы вот это, хотя бы кусочек афиши из самого настоящего тысяча девятьсот двадцатого (или какой там сейчас он на самом деле) года, то она сможет иногда доставать его и трогать, возвращая себя в этот день и час.
Линнер раздраженно дернула ее за руку и указала глазами на начавшую собираться толпу.
— Что? Никогда не видели, как сдирают афиши? — огрызнулась недовольная Серена, но таки последовала за своей спутницей, припомнив правило «не вмешиваться», а еще отчего-то «эффект бабочки».
Инопланетянка тем временем уверенно вела ее куда-то, игнорируя тщетные попытки Серены остановиться, чтобы хотя бы просто посмотреть на Бродвей сто лет назад, позволить другому времени окутать себя так, как окутывает иногда другой город, демонстрируя то и дело крошечные осколки чужих жизней, принадлежащих ему, и только ему, и оставляя неизбежное сожаление от того, что ее собственная жизнь никогда не станет такой же.
Поначалу она все еще замирала иногда, восторженно разглядывая наряды прохожих или чужие окна: она все еще не могла уложить в голове, что видит настоящее прошлое, а не идеальную реконструкцию или кинофильм. Прошлое оказалось вовсе не черно-белым, а цветным, щедро присыпанным поднимаемой диковинными автомобилями пылью; в прошлом было жарко в синем платье, густо расшитом бисером и украшенном бахромой. А еще у прошлого было очень много звуков: клаксоны, возмущенные крики, чужие разговоры, разливающаяся откуда-то музыка, и Серена вдруг подумала, что это время не зря называлось именно «Ревущие двадцатые» — хотя, судя по афише, они скорее в самом начале этого периода.
Ей хотелось хоть на полчасика остановиться, выбрать какое-то место, где можно посидеть и, например, выпить кофе — или пару коктейлей, если уж подбирать место под их явно вечерные наряды — но Линнер только шикала, дергала за руку и смотрела так, будто могла одним взглядом придать ускорение, так что через некоторое время Серена сдалась, вспомнила о своем мысленном «атласе инопланетянки» и добавила в него то, что галлифрейка явно не слишком озабочена количеством потенциально раздавленных бабочек. Они даже воспользовались такси, чтобы добраться до места назначения. Линнер поправила сложный и неудобный головной убор, под который с трудом уложила свою косу, подергала за волосы Серену и вытащила наружу пару длинных светлых прядей ее волос.
— Так сойдет, — пробормотала она, придирчиво оценивая результат, и буквально вытолкнула ее из такси напротив гостиницы.
Швейцар кивнул им как знакомым, лифтер приветливо поздоровался, и Серена перелистнула страницу своих наблюдений, добавив вопрос: Линнер часто бывает здесь? Или же она воспользовалась опять какой-то из своих способностей?
В одном из зеркал роскошного лифта Серена увидела свое отражение и подумала, что в ней есть что-то неправильное, не подходящее этому времени и месту. Так, наверное, можно вычислять путешественников во времени — как ни готовься, сколь ни подбирай наряды, но что-то неуловимое выдает принадлежность к иной реальность: манера держаться, может быть?
Она покосилась на Линнер — которая тоже выглядела чужой здесь, как и на ее крыше — и подумала, что отныне будет куда внимательнее разглядывать прохожих.
Мелодичный звонок возвестил о прибытии лифта на верхний этаж. Лифтер раздвинул сначала внутреннюю решетку, а затем двери. Линнер ступила наружу, оглянулась на Серену и поманила ее пальцем, и девушка последовала за ней, осторожно ступая по ворсистому ковру, пахнущему свежевыкрашенной шерстью, по короткому пустому коридору с единственной резной дверью. Линнер с загадочной полуулыбкой взялась за ручку двери в пентхауз и пропустила Серену вперед.