Часть 4
14 июля 2019 г. в 20:37
Как бы ей ни хотелось действовать по наитию, именно в этот раз Линнер оставалось надеяться на исключительную точность расчетов. Она знала, что произошло после — об этом писали все таблоиды. Она знала, что произошло до — слухи и сплетни, которым пока что только предстояло родиться из правды, уже были ей известны. Она выстроила точнейшие вариативные модели множества человеческих жизней, так или иначе связанных друг с другом в окружности именно этих координат, и знала, что привело каждого из них сюда, как и знала, что случится после. И она знала то, чего не мог знать никто другой — ни репортеры, ни следователи, ни ближайшие друзья: что именно на двадцать третьей минуте после окончательной остановки сердца некоего Крэйга Стивенсона восходящая звезда Голливуда Джин Бенедикт осознала, во что вляпалась, а на семьдесять восьмой решила покончить с собой. Да, для этого ей потребовалось выстроить сложнейшие проекции действий Джин (урожденной Марии-Александры Лейзеровской), наложенные на вариации ее психического состояния (с учетом и без учета десяти видов популярных в это время наркотиков), а потом уложить это все в тот крошечный отрезок времени, который находился в распоряжении у Линнер, но результат оказался исключительно точен.
Шла тридцать пятая минута.
Если бы все дело было лишь в любопытстве, то, разумеется, куда проще было бы превратиться в невидимого свидетеля. Однако таймледи преследовала совершенно иную цель.
Пропустив Серену внутрь, она старательно закрыла дверь на замок, подложив под порог пачку купюр, чтобы коридорный догадался: здесь беспокоить не нужно. Джин смотрела на неожиданных гостей, раскрыв рот; в руках она держала тот самый злосчастный бокал с нетронутым бренди. Она всхлипывала, подергивая плечами; макияж размазался, превращая ее из звезды в обыкновенную растерянную и крайне испуганную девушку.
— Вы кто? — прошептала она. — Вы из полиции?
— Мы частные детективы, — прошептала в ответ Линнер и аккуратно забрала бокал, стараясь не коснуться ненароком девушки.
Джин кивнула, как будто именно такого ответа и ждала, и встала, пошатнувшись, с кресла. Серена подскочила к ней, поддержала под локоть, а затем застыла как вкопанная.
Вот и он, момент узнавания. Линнер улыбнулась и склонила голову. Пространство между Сереной и Джин словно обрело дополнительное измерение; словно встретились не два человека из разных эпох, а две регенерации одного и того же таймлорда.
Вот только и Серена, и Джин совершенно точно были людьми.
— Эй, что за шутки? — встревоженно воскликнула Серена. — Да она же, ну, она как я. Чисто я после того, как рассталась с Энди. Ну надо же. А ну, давай умоемся… Сначала умоемся, а потом кое-кто здесь нам кое-что расскажет, да?
Серена посмотрела на Линнер яростным взглядом, и та кивнула, а потом взмахнула рукой в сторону туалетной комнаты, позволяя своей спутнице увести то ли жертву, то ли убийцу туда, и подошла к двери в спальню, стараясь не сдвинуть с места ни единого предмета.
Это было непросто: пол оказался буквально усыпан разнообразными предметами. Чулки, подвязки, прочее белье; пустые бутылки, пепельницы, осколки тарелок. Шляпные коробки, туфли, перчатки…
Смятое покрывало на огромной кровати под балдахином. И два тела на полу подле, в разных позах; спертый воздух отчетливо пах алкоголем и табаком. Линнер подошла ближе к пустым бокалам, взяла один из них и понюхала остатки бренди, а затем для верности лизнула.
Все так: оба отравлены, одним и тем же ядом. Пожалуй, даже концентрация одинаковая.
— Эй! Не вздумай отпаивать ее тем, что в бокале! — закричала она на всякий случай Серене.
Если Джин действительно отравила Элизабет Лакруа и Крэйга Стивенсона, согласно официальной версии, то зачем она застрелилась? У нее ведь была возможность пронаблюдать действие яда, а еще в ее распоряжении был, собственно, яд. Куда приятнее было бы умереть во сне? Это куда лучше вписывалось в психологический портрет Джин: актрисы, красавицы, любимицы зрителей.
При помощи ТТ-капсулы Линнер уже провела несколько вариаций возможных способов самоубийства, оценивая каждый в том числе с точки зрения соответствия паттернам поведения Джин при жизни, и всякий сходился к тому, что она скорее бы отравилась или воспользовалась наркотиками, которых не было обнаружено при обыске пентхауза.
Ситуация складывалась любопытная: все знали ответ на вопрос, кто убил Элизабет и Крэйга. Но кто на самом деле убил Джин?
Если здесь присутствовал кто-то четвертый, то почему этот фактор не появился ни в одном из расчетов, основанных в том числе на данных по перемещению каждого из постояльцев гостиницы. Да, они не были исключительно точны, поскольку опирались на косвенные данные, в том числе — систему заказов в номер, однако можно было с уверенностью сказать, что за последние пару часов здесь появился только официант, который принес напитки, ведерко со льдом и блюдо с закусками.
Но ведь Джин тоже пила этот бренди, подумала Линнер, и вернулась в комнату. Серена молча смотрела на нее исподлобья, вытирая полотенцем слезы Джин.
На бокале Джин явно виднелись следы ее помады. Линнер осторожно лизнула жидкость в бокале и нахмурилась.
— Где бутылка? — потребовала она ответа.
Джин замотала головой и заплакала. Серена снова обняла ее и шикнула на Линнер. Похоже, она испытывала излишне сильное сочувствие к девушке, которая выглядела ее точной копией, разве что волосы были темными, да фигура чуть попышнее. Нормально ли это для людей? Можно ли этим в какой-то мере воспользоваться в будущем — ведь это не единственное путешествие, которое она спланировала для них с Сереной? На чем может быть основано подобное сочувствие? Мысли готовы были сорваться в свободный полет, но Линнер усилием воли заставила себя сосредоточиться на том, что имело в данный момент куда большее значение.
Линнер взялась обыскивать комнату, по-прежнему стараясь не повредить порядок вещей. Следствие все опишет и сфотографирует, и ей не хотелось бы, в случае чего, создавать пусть и элементарные, но нестыковки.
Бутылка нашлась довольно быстро — к счастью, наполовину полная. Линнер сунула внутрь палец и облизала: все верно, самый обыкновенный алкоголь и никакого яда.
Итак, в номере, где присутствовали трое — три тарелки, три бокала, три вида окурков в пепельнице — двое погибли, отравившись бренди, а третья…
— Дай-ка мне руку, — потребовала Линнер.
Чем меньше времени они здесь проведут, тем лучше: на игры в детективов времени у них нет.
Джин послушно протянула руку, и Линнер коснулась ее, стянув с пальцев перчатку.
Внутри разума девушки было одновременно холодно и горячо, каждую мысль пронизывала обреченность и безнадега, эхом гулял страх и ужас, и — полное недоумение, непонимание, поглощающие и утягивающие за собой, словно в болотную топь. Джин не знала, что случилось; Джин все еще не верила в то, что это случилось; Джин раскалывалась на части при каждой попытке хотя бы как-то осознать, что она увидела, и ее разум выстраивал хрупкие ненадежные блоки, пытаясь защититься от травмы, наслаивал вокруг ложь — пока что довольно нескладную, но достаточно приятную и безопасную, чтобы Джин перестала думать о самоубийстве.
Да, это совершенно точно соответствовало тому, что Линнер знала о людях вообще и о Джин в частности. Это подтверждало многочисленные расчеты и проекции. И это было просто невыносимо видеть; от этого хотелось немедленно отстраниться, словно то, что начинало рождаться внутри Джин могло распространиться и заразить ее саму.
Пробраться к фактам и воспоминаниям оказалось непросто: не зная будущего, разум уже начал прятать их как можно глубже, и каждая попытка коснуться того самого момента отзывалась в Джин резкой острой болью.
Серена что-то кричала, но это не имело значения.
Стук в номер. Джин сидит на коленях у Крэйга. Ей неприятно, но она понимает, что должна это делать. Ей приятно, потому что Элизабет смотрит на нее с ревностью. Ей неприятно, потому что она понимает о Крэйге что-то еще.
Элизабет берет бутылку. Джин занята: Крэйг как будто собирается поцеловать ее в шею, и это снова приятно и неприятно одновременно, и это очень сильно отвлекает. На периферии ее зрения Элизабет капризно ругается: похоже, она ожидала, что бутылка будет уже открытой, а теперь она может повредить маникюр.
Крэйг отодвигается от Джин, помогает Элизабет разлить напитки. Бренди пьют все; Крэйг и Элизабет о чем-то спорят с Джин, и Линнер не понимает контекста — или же контекста не понимает уже и сама Джин? Воспоминания начинают подергиваться пленкой: где-то здесь начинается та область, внутри которой больно и страшно.
Линнер разорвала контакт — и в ее мир тут же ворвался громкий возмущенный голос Серены. Похоже, Джин кричала; похоже, она потеряла сознание.
Похоже, она прилично испугала свою спутницу тем, что проделала — или тем, как это проделала.
А еще Серена зачем-то держала в руках ведерко со льдом — или, вернее, уже из-под льда, а у Линнер отчего-то болел лоб, а по лицу текли слезы.
Она слизнула с губ жидкость, оказавшуюся вовсе не слезами, все еще недоумевая, что происходит — все еще наполовину в мыслях Джин — и вдруг все поняла.
Серена тоже замолчала, глядя Линнер прямо в глаза.
— Все дело в этом, — медленно произнесла она, приподняв ведерко. — Яд был в кубиках льда. Джин пила неразбавленный. Ты лизнула остатки растаявшего льда и поняла, что это не вода. У тебя по глазам видно, что ты что-то поняла.
Линнер только кивнула: ее мысли теперь занимало совершенно иное.
Во-первых, она должна была как-то объяснить Серене, почему сейчас они будут вынуждены уйти. Джин должна застрелиться — все сходится, она наверняка попыталась отравиться, осознав, что ей никто не поверит, а значит, она проведет остаток своих дней в тюрьме, поняла, что с ней почему-то ничего не происходит, и тогда вытащила пистолет Крэйга.
Если Джин не застрелится, это породит совершенно иную ветку событий. Возможно, она и правда окажется в тюрьме: остатки ядовитого льда стекали сейчас по лицу Линнер, а в начале двадцатого века вряд ли сумеют определить его формулу, имея в распоряжении пару капель. Возможно, ее оправдают, и тогда в мире появится множество потомков Джин. Возможно, она добьется невероятного успеха: в конце концов, она уже в некотором роде знаменитость. И одна только мысль о том, что историю можно вот так запросто переписывать, вызывала сейчас у Линнер тошноту.
Во-вторых, каким образом в начале двадцатого века сумели синтезировать именно это вещество? Кто бы ни подбросил Джин этот лед, он перестраховался дважды: через тридцать часов от яда не осталось бы и следа даже в талой воде. У следователей не было бы ни малейшего шанса вычислить его, даже если бы Джин не упростила им задачу, покончив с собой.
Если бы сейчас с ней была не Серена, а Нора, то та наверняка заинтересовалась бы необычным составом яда, подумала вдруг Линнер. И ощутила легкий укол тоски по бывшей спутнице.
Она непременно с ней однажды встретится. Может быть, так, чтобы та и не узнала ее вовсе. Просто не сейчас. Сейчас она занята совсем другим. Сейчас она меняется.
— Ты нормальная вообще или нет? — перебил ее мысли крик Серены. — Я у тебя десятый раз спрашиваю, как мы докажем полиции, что Джин невиновна?
Линнер тяжело вздохнула и взяла Серену под локоть.
— Видишь ли… Есть причинно-следственные связи, которые лежат в основе целостности Вселенной. Некоторые из них прочны и очевидны: глядя только лишь на историю твоей планеты, можно навскидку назвать некоторые из них. Гибель динозавров, например. Казалось бы, что в этом важного, но если взять и переписать этот момент, то окажется, что человечество никогда не появилось бы. Множество экологических катастроф, неизбежных, но двигающих историю вперед, поскольку каждый шаг — узел, связанных с другими событиями не всегда очевидным способом…
Она продолжала говорить, намеренно гипнотизируя Серену словами, гладко соединяющимися в ассоциативно-смысловые цепочки, подтверждая верность сказанного легким телепатическим контактом, потому что у них оставалось ровно два микроспана до того, как Джин придет в себя, найдет пистолет и застрелится.
И ей бы не хотелось, чтобы Серена стала свидетельницей самоубийства девушки, так странно похожей на нее.
Поэтому когда раздался выстрел, Серена лишь вздрогнула, непонимающе хлопнула ресницами и — Линнер знала это наверняка — ощутила ужасную усталость, как бывает иногда после слишком тяжелого рабочего дня.
Джой поможет ей хорошенько выспаться: ТАРДИС строит контакт с каждым из обитателей мгновенно и готова прийти на помощь.
А Линнер тем временем попробует отследить происхождение яда, пахнущего теперь пыльными портьерами и пороховым дымом.
То, что начиналось как проверка собственных сил любопытства ради, теперь отчего-то превратилось в нечто личное. Возможно, все дело в том, что она на мгновение побыла Джин. А возможно, в том, что с того самого момента и до сих пор не могла прекратить думать о том, как много лжи наслоено вокруг чего-то важного и позабытого ею самой.