Теории и игры кошек, которые не спят в колыбельках

Звезда Марии Хернан Ли Закроки взошла на политическом небосводе внезапно. Можно даже сказать, вспыхнула сверхновой — и это в условиях едва завершившейся гражданской войны между Североамериканским Легионом и Южными Штатами, ставшей естественным следствием инопланетного вторжения; в самый разгар пищевого кризиса. И все же в две тысячи сто сороковом американцы еще верили, что если соблюдать традиции и приличия, то со временем все как-то разрешится: пережили Великую Депрессию, переживем и это. О том, что грядет экономический коллапс, догадывались лишь те, кто был способен оторвать голову от развлекательных сетей, поставлявших исключительно качества контент практически круглосуточно (и подписка зачастую шла вместе с набором питательных синтетических коктейлей). В этих условиях сенатор от Вермонта, прошедшая в праймариз как кандидат либертианцев, не должна была, прежде всего, стать сенатором — но так вышло. Мария отработала искреннюю грустную улыбку, которую использовала всякий раз, как приходилось рассказывать о неудачном (хотя, конечно, не для нее) стечении обстоятельств, приведших к целой цепочке скандалов с непременными заявлениями об отставке. «Я должна была выполнить свой гражданский долг», — говорила она и снова улыбалась, когда кто-то из журналистов задавал неизменные вопросы о том, бывают ли подобные случайности в большой политике, и не стоит ли за этим кто-то другой, пусть бы даже и из-за океана. Однако никаких доказательств неслучайности не находилось, так что Марии оставалось лишь научиться работать с тенью своего прошлого и использовать ее во благо — что она и делала при помощи своих пиарщиков. Рожденная колумбийкой, прожившей большую часть жизни в стране нелегально, от сына поляка и китаянки, Мария буквально являлась репрезентацией позабытого давно принципа «плавильного котла», и вместе с тем была стопроцентной американкой, с округлым журчащим выговором и самым синим на свете паспортом. Неудивительно, что для многих из тех, чьи предки прошли через неоднократные депортации и безуспешные попытки закрыть границы, Мария стала идеальным кандидатом. Удивительно то, что Мария снискала вдруг симпатии и американцев консервативных, ведущих свой род аж от семей-основательниц. Возможно, дело было в том, как эта женщина смотрела — мягким, но уверенным взглядом; в ее кивках-полуулыбках. Возможно, в том, что она умудрялась успешно лавировать между постулатами всех трех партий таким образом, чтобы каждый убеждался в одном: Мария Хернан Ли Закроки выступает не за партию, она выступает за каждого из американцев лично. А еще Мария внушала уверенность в завтрашнем дне, так необходимую людям, вынужденным питаться синтетическим мясом и белковыми коктейлями и отстаивать километровые очереди за свежими овощами и фруктами по баснословной цене. И это несмотря на то, что, откровенно говоря, ее программа не выдерживала никакой критики: она была столь же размытой, неопределенной и подходящей каждому, как и сама Мария, и тем не менее, люди ее любили, пусть и признаваться в этом прилюдно стало дурным тоном. Ее обвиняли в популизме, в следовании интересам лоббистов (чьи имена менялись в зависимости от позиции таблоида) и в нехватке образования и навыков, в игнорировании насущных проблем государства. Мария же только улыбалась, смотрела в камеры честным открытым взглядом и иногда поправляла пиджак из недорогого бутика, постоянным клиентом которого являлась еще со студенческих времен. О насущных проблемах государства она знала только теоретически, хоть и не забывала посещать с благотворительными целями конвейеры раздачи еды и центры сортировки африканского импорта — как и прочие кандидаты, разумеется. Организация бесперебойного импорта продуктов достойного качества и пропаганда синтетического питания во всех слоях населения была обязательным пунктом программы для каждого — наряду с решением этических проблем определения жизни и разума и созданием Великой Америки (заново). Мария отличалась лишь тем, что носила один и тот же пиджак (или одинаковые?), который поправляла одним и тем же стеснительным движением, будто мечтала наконец избавиться от него и переодеться в уютную домашнюю пижамку. За пиджак Марию тоже любили, и за то, что она не пользовалась новомодными операциями по изменению внешности, и за то, что с одинаковой улыбкой посещала торжественные мероприятия, презирая дресс-код и правила. И за то, что демонстративно питалась синтетикой, не забывая при этом делиться при случае рецептами простых и недорогих салатов из доступных овощей. Один из пиарщиков Марии Закроки напишет после ее смерти книгу, которая станет настольным пособием для будущих поколений, и салатам, как и пиджаку, в ней окажутся посвящены целые главы. Еще одна глава будет называться «Как правильно голосовать за хорошего человека», и именно в ней будут описаны причины победы Марии на президентских выборах, ставшей на тот момент сюрпризом для всех (кроме, разумеется, автора книги). И, так как истории свойственно повторяться, аналогичная ситуация случится не раз на многочисленных земных колониях, что станут новым домом для землян, как только те, наконец, вырвутся за пределы родной Солнечной системы. Все окажется на самом деле очень просто: каждый из голосовавших за женщину средних лет, с достоинством отвечавшую на постоянные обвинения и нападки, был уверен, что просто поддерживает приятного человека, за которого точно не проголосует никто другой. Феномен «приятного человека», так это назовут. И это все не привлекло бы внимание Линнер, вряд ли способной разложить политическую конъюнктуру какой-то земной страны, которой осталось существовать не так уж долго, если бы не один нюанс: Мария Хернан Ли Закроки не должна была даже попасть в праймариз. Линнер не смогла бы и объяснить внятно, что такое эти праймериз до того, как ощутила, что именно эта точка стала чем-то неправильным. И все же, наблюдая вполглаза за голографическими афишами, закрывавшими вид на улицу в одном из тех кафе, где получили-таки разрешение на использование андроидов в обслуживании людей, она чувствовала, что что-то не так. Она как будто находилась в неустойчивой точке, не связанной ни с прошлым, ни с будущим: само по себе такое случается, и именно на физических предпосылках этого явления была выстроена Парадигма Пустого Выбора — одна из тех бессмысленных сект, которые то и дело появлялись на Галлифрее. Последователи ее полагали, что достаточно ощутить синхронизацию с эгрегором выбора без последствий, как перед ними откроются врата во множество мультивселенных, не ограниченных причинно-следственными связями. Впрочем, поскольку эгрегор выбора без последствий был концепцией исключительно теоретической, никакие врата никто не открывал, а сектанты ограничивались коллективными медитациями в ожидании откровения. Линнер всегда полагала их идиотами — и все же то, что она ощущала, размышляя о Марии Хернан Ли, больше всего напоминало подзатянувшуюся неустойчивость. Единственным логичным объяснением стало бы то, что Линнер оказалась в самом эпицентре темпоральных возмущений, превратившись невольно в часть цепочки событий, и оттого проигрывания кем-то сторонним вариантов развития событий воспринимались ею словно размытое, зыбкое вероятностное поле, в котором сложно нащупать направляющие. Однако Джой с ней не согласилась: победа мисс Закроки не имела привычного следа примитивного вмешательства в историю. Это просто случилось, потому что могло случиться; это не несло никаких критичных последствий, не отзывалось далекими кругами по воде где-то в обозримом или нет будущем. Закроки просто заменила некоего Джонсона, проведя четыре года в праздном бездействии: даже нарастающий кризис нелегального генного редактирования, повсеместно распространившегося на территории Штатов, она решить не смогла, не говоря уже о пищевом. Или не захотела: ее преемник, не испытывая моральных терзаний и не поддаваясь давлению диверционистов, требовавших легализации генной инженерии, попросту ввел поправку к Конституции, четко определявшую понятие человека, а дальнейшее определилось количеством судебных прецедентов. И именно это стало важной поворотной точкой в истории Земли, и Линнер поняла бы вмешательство с целью изменить будущее (хоть и пресекла бы его, невзирая на количество жертв грядущей очередной гражданской войны). Однако замена Джонсона Закроки как будто ни на что не повлияла, и это вызывало еще большие подозрения. За шесть лет до окончательного коллапса страны происходит замена одного президента другим, и это не имеет никакого смысла, никаких последствий, ни к чему не ведет и ни от чего не происходит. Тогда Линнер и решила познакомиться с Марией лично, надеясь на то, что достаточно будет оказаться где-то поблизости, чтобы считать хотя бы какую-то мотивацию, на которой можно выстроить четкие модели. Можно было бы, конечно, просто материализоваться где-нибудь в ее офисе, однако Джой оставалась слепа к искажению, что ощущал ее пилот, а значит, полагаться на ее выкладки в плане допустимости вмешательства тоже не стоило. Оставалось одно: буквально пробраться к Марии в штаб, убедив целую когорту охранявших исключительной важности государственную персону людей в том, что этот визит совершенно необходим. Весьма убедительной Линнер быть могла. Чего она не ожидала, так это того, что Мария пользуется допотопным секретарем-андроидом, совершенно невосприимчивым к какой бы то ни было телепатии. «Вас нет в списках, — равнодушно отвечал он, делая одно и то же движение головой. — Вы можете подождать обновления списков в приемной либо записаться сейчас. Чтобы записаться, уточните ваше имя, государственную и расовую принадлежность, цель визита и назовите удобные даты. Сканер ДНК находится в углу, облизните палец и приложите к экрану. Сопроводите информацию документом государственного образца». Проклиная распространившиеся повсеместно сканеры ДНК, Линнер уселась в кресло и задумалась. Секретарь не пропустит ее — и кто знает, чем эта штуковина, внешне смахивающая на миловидного молодого мужчину в греческой тоге, вооружена. Рано или поздно, конечно, Мария покинет кабинет, и можно дождаться этого счастливого момента — в конце концов, ей достаточно просто взглянуть на нее хотя бы вот на расстоянии в пару метров. Или не покинет: мало ли, вдруг у нее какой-нибудь выход на крышу с вертолетной площадкой. — Вас нет в списках, — завел в очередной раз свою шарманку секретарь, и Линнер улыбнулась. Соединенные Штаты — не Китай. Множество ограничений на использование псевдоразумных существ заметно замедлили развитие технологий, и андроид Марии явно туповат. А еще он обладает весьма заметным недостатком: обучение через вербальную коммуникацию предоставляет дополнительный интерфейс взаимодействия. Методы этичного программирования псевдоразумных машин Линнер изучала некогда с большим удовольствием. — Я есть в списках, — просто сообщила она, предоставляя машине немаркированные данные. — Вас нет в списках, — ожидаемо не согласился секретарь, проанализировав данные. — Вы можете… — Списки утверждаются на вход в кабинет, на этаж и в здание, — перебила Линнер, начиная формировать цепочку закономерностей. — Это верно? — Списки утверждаются таким образом, — секретарь медленно кивнул. — Вас нет… — Я прошла в здание, на этаж и в кабинет. Это верно? — Вы прошли в здание, на этаж и в кабинет. Вас нет… Линнер подошла к сканеру ДНК, облизала палец и приложила его к экрану. — Есть ли у меня доступ к какому-нибудь из участков уже пройденного мною пути? — ДНК не зафиксирована в базе. Доступ запрещен. — Правильно, — просияла Линнер. — ДНК не зафиксирована в базе, однако я здесь. Просмотри записи с камер наблюдения и убедись в том, что я успешно прошла проверки на доступ в здание, на этаж и в кабинет. ДНК не зафиксирована в базе, однако доступ разрешен. — Вас нет в списках. — Меня нет в твоих списках, моя ДНК отсутствует в базе, однако вот я здесь, и прочие проверки пройдены без следов насилия или обмана, — терпеливо пояснила Линнер, понимая, что уже близка. — Что ты делаешь, когда фактическая информация противоречит теоретической? — Я учусь. Фактическая информация инкорпорируется в массивы данных, позволяя вносить коррекции в алгоритмы принятия решений, если необходимо. Я способен создавать новые шаблоны реакций самостоятельно. — Фактическая информация: я имею доступ в кабинет, значит, мое имя есть в списках. Я не представляю опасности, я безоружна и неагрессивна. В базах ДНК явная ошибка, поскольку если бы ее действительно не было, то не было бы доступа в здание, который, тем не менее, есть. Человеческий фактор преобладает над машинным, человеческий контроль был пройден успешно. Ты должен скорректировать поведение согласно принятым нормам, чтобы обучиться действовать в нестандартных ситуациях. — Благодарю за коррекцию, — моргнул секретарь. — Я запрошу разрешение на визит для посетителя с ошибочной идентификацией. Линнер вздохнула: этот интеллект, конечно, учиться без супервайзера оказался способен, но вот надеяться на то, что Мария примет ее после такой рекомендации, да еще и вне расписания, точно не приходится. Все усилия насмарку. А затем ее взгляд вновь упал на сканер ДНК, над которым красовался плакат «Честность. Открытость. Прозрачность», и она вновь обратилась к секретарю — на сей раз с просьбой предоставить ей генетическую карту Марии Хернан Ли Закроки, соответственно декрету о прозрачности данных в политике. Пусть у нее не вышло встретиться с Марией лично — во-первых, можно попытаться заново, выбрав иной момент и ситуацию, а во-вторых, имея данные ее ДНК и примерную схему таймлайна, можно выстроить полную картину биодаты, что позволит окончательно убедиться в том, имеет ли мисс Закроки отношение к каким-то вмешательствам в историю Земли или нет. И если нет, то придется оставить все это в покое, смирившись с тем, что инстинктивные ощущения могут иногда и подводить. Линнер очень не любила оставлять любопытство неудовлетворенным, так что получив результаты экстраполяции биодаты Марии Закроки, она вздохнула с облегчением: здесь, и правда, что-то кроется. Она нащупала нечто достойное внимания. Более того, случилось это интуитивно и вовсе не вследствие нормальной для нее чувствительности к линиям времени. Биодата Марии Хернан Ли Закроки сама по себе не представляла особенного интереса. Куда любопытнее было то, что обратный поиск по ней, старательно восстановленной и корректной до последней мельчайшей детали, приводил далеко не всегда в Соединенные Штаты Америки двадцать второго века. Попробовав просчитать несколько маршрутов, Линнер сдалась и решила отдаться на волю интуиции, уже подсказавшей ей любопытную загадку. Она сравнила поиск по биодате с поиском по внешности; сузила круг до определенных пространственных координат по максимальной плотности триггеров и исключила случайные отклонения. Проверила данные на разнообразные закономерности и вывела несколько родственных линий. Сократила количество потенциально любопытных точек с десятков тысяч до пары сотен. А затем столкнулась с тем, что Джой промахивается по каждым координатам из финального массива, и причин этому найти не смогла. Все контуры работали идеально, в любой другой точке ТТ-капсула материализовалась с исключительной точностью. И тогда Линнер вновь прибегла к интуиции: сохранив данные исключительно в собственной памяти, она коснулась разума Джой и поделилась с ней образом, желанием, несформированным ощущением, предчувствием. ТТ-капсула, похоже, оказалась крайне озадачена поставленными условиями, однако куда-то, к вящей радости пилота, отправилась. Так Линнер познакомилась с Хистерикой Бланш, специалисткой по иноземной бактериальной жизни; Дианой Транг, нищенкой из Бангладеша; Фелисити Ройал, испанской танцовщицей кабаре… И многими другими, которых объединяло только одно: ненормальная концентрация счастливых случайностей в их жизнях, прерывавшаяся всегда одинаково — нелепой трагической гибелью. Хистерика перепутала пробирки и вдохнула ядовитые споры; Диана решила переночевать в пустом доме, оказавшемся местом встречи наркоторговцев; Фелисити умудрилась случайно застрелиться, перепутав настоящий револьвер с бутафорским. Мария Хернан Ли Закроки закончила свою жизнь, заснув за рулем электрошаттла. И ни одна из этих встреч не дала Линнер ответа на вопрос, что же их объединяет на самом деле: все они вели совершенно обыкновенные жизни. Рождались, росли, добивались успеха или нет, а затем нелепо умирали, будто исчерпав лимит случайного везения. Некоторые из встреченных ей женщин были похожи друг на друга, как две капли воды; иные же не имели, казалось, ничего общего. Чем больше перемещений она совершала, тем сильнее ощущала в себе нечто новое — силу, способность, умение предугадывать результат, а не просчитывать, и тогда она решила еще раз сузить круг поисков, сосредоточившись на одном конкретном визуальном образе. ТАРДИС все еще отчаянно сопротивлялась подобному пилотированию: то, что Линнер делала — или, вернее, как это делала — противоречило шаблонам взаимодействия пилота и ТТ-капсулы, и тогда пришлось отключить пару встроенных защит, надеясь лишь на то, что она сможет это объяснить позднее, если придется. В том, что она точно не окажется ни на Галлифрее периода Пифий или за пределами Событий Один и Два, она была совершенно уверена: что бы ни происходило с этими людьми, непостижимым образом связанными друг с другом, она знала точку, где это началось и где закончится. Но пока что Линнер нравилось просто идти наугад, всякий раз поражаясь тому, насколько точно она задает координаты, еще наноспан назад не существовавшие в ее голове. Как она управляет ТТ-капсулой принципиально иным образом, не описанным ни в одной из методичек. И, хоть и со скрипом, но ТАРДИС повиновалась и оказывала все меньше и меньше сопротивления. Сначала это привело ее на вечеринку, посвященную премьере немого кино в начале двадцатых годов двадцатого века на Земле. Затем на X-3452 — земную же колонию сорок третьего века, в самый разгар гражданской войны. А потом на крышу дома в начале двадцать первого века, где она встретилась с Сереной.