***
— Я хочу спросить тебя, Хина: ты бы позволила Тау убить тебя? Хина подняла растерянный взгляд от карт и вопросительно взглянула на него. Дэймон не сдержал слабой, пропитанной горечью улыбки: в её глазах отражалось беспокойство, в глубине души она явно чувствовала, что он интересуется не просто так. Однако он умышленно проигнорировал её немой вопрос и лишь взглянул на неё ещё более выжидающе. Хина вздохнула, поняв, что он не собирается объясняться, и задумчиво отвела взгляд в сторону, явно размышляя над его вопросом. "Одно твоё слово — и я откажусь от своих намерений и поступлюсь своей гордостью, — подумал он, напряжённо стараясь прочитать её ответ по глазам, и с мысленной невесёлой усмешкой добавил: — В конце концов, слово его дамы для рыцаря превыше всего, не так ли?.." Наконец, Хина подняла на него серьёзный взгляд и без тени сомнения ответила: — Я лучше сама убью себя, чем дам ей хоть пальцем тронуть меня. В этот момент её глаза блеснули неподдельной, полной тихой ненависти решимостью, и Дэймон понял: это говорит не выдуманная Хицугири Хитаги — это мнение его... нет, её, Орхидеи, младшей сестры Хиганбаны. Дэймон не сдержал улыбки. — Рад, что ты так думаешь... — нежно проговорил он, неожиданно поднимаясь из-за карточного стола. В этот момент из динамиков раздался противный высокий голос Тау, возвещающий об обнаружении трупа. Хина вздрогнула, словно по ней прошёл ток. Дэймон горько улыбнулся: она, несомненно, всё поняла — и про то, почему он так долго не возвращался в комнату отдыха играть с ней, и про то, почему после возвращения был такой мрачный. Никак не комментируя своих действий, Дэймон уверенно направился к выходу. Звук отодвинутого стула за спиной заставил его на мгновение задержаться. И вовремя: как раз в этот момент несколько фигур прошли за дверью, явно направляясь в спортзал после обнаружения трупа. "Хорошо... — подумал он, прикрывая глаза. — Теперь мне... нет, нам никто не помешает..." — Д-дей, ты... — наконец-то выдавила Хина, за эти пару секунд не сдвинувшаяся с места от ужаса осознания. Дэймон усмехнулся, и его плечи дрогнули. Он медленно повернул голову и взглянул на Хину: та стояла бледная, вся дрожа, и глазами, буквально впивающимися в него взглядом, молила развеять её подозрения. Но Дэймон, как бы он ни хотел, не мог этого сделать. Он лишь виновато улыбнулся и, кладя руку на дверную ручку, проговорил: — Да, насчёт этого: убийцу можете не искать... Если ты мне доверяешь, конечно. — Он не сдержал горькой усмешки, а затем мрачно объявил: — Ведь он сейчас перед тобой. С этими словами он отвернулся и, игнорируя шок и неверие сестры, уверенно вышел, не забыв перед этим заблокировать дверь снаружи. "Думаю, как минимум Марти её хватится..." — сказал себе он, удаляясь от комнаты отдыха и прикладывая всю свою силу воли, чтобы не обернуться на звуки ударов в дверь.***
Дэймон глядел в белое, фарфоровое лицо Амели, думая о том, как же его цвет напоминает цвет лица Хиганбаны, и горько улыбался. Красный и фиолетовый глаз были прикрыты, придавая Амели безмятежное выражение, и лишь тонкая струйка багровой крови в уголке рта была свидетельством того, что Супер Метательница ножей заснула навечно. Впрочем, даже она не выглядела бы достаточно убедительно — в конце концов, живая Амели никогда не отличалась "живостью", — если бы Дэймон точно не знал: после того, как грудную клетку продавило тяжеленным гипсовым бюстом, без своевременной медицинской помощи не выживают. Этот гипсовый бюст должен был быстро и внезапно прервать жизнь самого Дэймона — но, к сожалению или к счастью, его инстинкты позволили ему вовремя заметить подкрадывающуюся к нему со спины Амели и отразить атаку. Правда, даже инстинктов Дэймона не хватило, чтобы не уронить отнятое тяжёлое орудие убийства — и не поменять по нелепой случайности убийцу с жертвой местами. "Простите, Миледи... я не выполнила обещания..." Последние слова умирающей на его руках Амели до сих пор звенели в голове Дэймона. "Даже умирая, ты думала о своей леди... — подумал он сейчас, сидя рядом у стены и протягивая руку к её лицу, и с горькой улыбкой заметил: — Всё-таки ты настоящий рыцарь, Амели..." Бледная, стремительно синеющая ладонь коснулась фарфоровой щеки. Дэймон будто хвалил Амели за проделанную работу и утешал в неудаче. "Какая жалость, — мысленно продолжал он, небрежно глядя на стекающую по его дрожащим запястьям кровь, — что этот провал стоил жизни нам обоим..." — Ну, я хотя бы могу умереть, не поправ свою гордость, — проговорил он, опуская руку и возводя глаза к потолку. Чуть помолчав, он улыбнулся и, весь ослабший и дрожащий от потери крови, прошептал слипающимися губами: — Спасибо, моя леди, что дала мне такую возможность... С этими словами он прикрыл глаза и затих. Навечно. Два рыцаря погибли в кабинете искусств, в последние мгновенья думая о своих дамах.