Игра с отчаянием. Калейдоскоп

       Марти — барабанщик каждой клеточкой своего тела. Когда он впервые увидел ударные вживую, у него на секунду натурально замерло дыхание и, кажется, остановилось сердце, настолько грандиозный восторг он испытал. Эти идеальные круги барабанов, эти красиво блестящие тарелки, этот безупречный ансамбль — всё было настолько прекрасно, словно Марти оказался в сказке. А уж когда он впервые сел за всё это великолепие, он, кажется, едва не умер от счастья.        Пожалуй, больше всего в этом чудесном создании мира музыки ему нравятся барабанные палочки. Две тонкие длинные палочки из дерева ложатся в его ладони идеально, словно они были созданы именно для того, чтобы однажды попасть ему в руки и больше их не покидать. Крепко сжимая их, Марти наиболее ярко чувствует своё единение с музыкой. Он уже не просто Мартин Фебфлауэр; он — важнейшая составляющая живого потока звука, заряжающего окружающих своей первобытной энергией и в то же время распираемого оной изнутри. Да, именно в моменты игры на ударных Марти может не кривя душой сказать, что он счастлив.        Но, попав в Японию, Марти вынужден привыкать к виду других палочек. Их держат между пальцев, а не сжимают в ладони во время работы (хотя Марти тоже иногда расслабленно прокручивает свои между пальцев). Они поменьше его инструмента, но нередко гораздо более вычурны — вон, у Эрики её любимые палочки выкрашены в чёрный и изрисованы тонкими красно-золотыми узорами. Кстати об Эрике...        В то время как Марти — виртуозный барабанщик, Эрика — виртуоз в обращении с китайскими палочками для еды. Во время трапезы она, как и положено настоящей японке, орудует палочками уверенно и в то же время крайне элегантно: невесомо придерживая их пальцами, она ловко подхватывает их кончиками мельчайшие рисинки со дна глубокого блюда и легко отправляет еду в рот. При этом у неё настолько довольный вид, что Марти думает, что её чувства к палочкам в чём-то сходны с его собственными к его инструменту. "Не удивлюсь, если она у себя в комнате нянчит их, как детей..." — с кривой улыбкой добавляет он, уверенно выуживая из множества столовых приборов простую человеческую вилку.        Для Эрики обед — время изящной работы любимым (после извращённого разума, конечно же) инструментом. Марти же, как простой человек, просто ест. На самом деле, его даже веселит наблюдать в такие моменты за Эрикой. Сначала она самодовольно улыбается, поглощая рис с курицей; затем в её поле зрения попадает он — этот проклятый германский варвар, грубо подхватывающий целую горсть священной культуры, веками питавшей цивилизованных жителей Страны восходящего солнца, своей кривой вилкой. Прекрасное умиротворённое личико Эрики слегка хмурится. Марти на это улыбается более издевательски — и безжалостно вонзает вилку в кусочек курицы, углубляя едва заметную складку между бровей Эрики до состояния злой морщины. "Он ещё и окунает её в карри!" — читается на её полном ужаса и отвращения лице, когда Марти щедро водит курицей в густом соусе, прежде чем закинуть её в рот и победно взглянуть на трясущуюся от гнева соперницу. Удовольствие от этого зрелища настолько велико, что ему плевать, что только что еды в его тарелке стало чуть меньше благодаря озорству Хитаги, стащившей наиболее привлекательный кусочек курицы прямо у него из-под носа — причём она это делает с одинаковым удовольствием и вилкой, и палочками. "Главное, что Эрика бесится", — удовлетворённо думает он.

***

      — О боже, что я вижу? Неужели вы наконец-то решили приобщиться к цивилизации, Ма-а-арти-са-а-ан?        Удивление на лице Эрики очаровательно в своей крайней наигранности — точнее, было бы, если бы не откровенная издёвка в блестящих над зажимающей рот ладонью глазах. Марти чертыхается вслух от её неожиданного появления и спешно бросает палочки на стол.        Всего каких-то пятнадцать минут назад он принялся рассматривать китайские палочки из общественного набора, пытаясь понять, что же такого притягательного в них для японцев. "Хитаги сказала — "удобно", — вспоминал он пожимающую плечами подругу и, вздохнув, продолжал: — Но я ни черта не вижу в этом смысла!" Именно поэтому-то он и пришёл сюда, в столовую, и стал изучать их в попытке познать сакральный смысл.        Смысл, впрочем, не очень-то шёл ему навстречу.        Марти немного умеет есть палочками. Точнее, он умеет кое-как подцеплять ими еду, чтобы закинуть её в рот — но не есть ими правильно, как настоящий японец. "Может, что-то изменится, если я пойму принцип работы?" — думал он, перекладывая их между пальцев и тщетно пытаясь имитировать правильную работу.        За этим-то и застала его та, кого он меньше всего хотел бы видеть в такой момент. И, судя по её довольному лицу, она теперь нескоро оставит его в покое.        Марти тяжело вздыхает и, нехотя косясь на брошенные палочки, глухо спрашивает:       — Вы пришли посмеяться? Ну смейтесь, смейтесь, мисс Эрика. Кто ж вам запретит? — Марти поднимает глаза на неё и привычно ухмыляется.        Вопреки его ожиданиями, Эрика не насмехается над ним с порога. Вместо этого она обходит его, садится на стул рядом и, под наблюдением Марти элегантно сложив руки на коленях, с гораздо меньшей, чем ожидаемая, степенью насмешки заявляет:       — Я, конечно, посмеюсь над вами вдоволь, Марти-сан, но позвольте заметить, что я считаю ваше стремление похвальным.        Марти не сдерживается и, подперев щёку ладонью, скептически вскидывает бровь. Эрика лишь улыбается, никак не объясняясь. Она явно видела его жалкие попытки правильно орудовать палочками (возможно даже, успела некоторое время понаблюдать), так что отпираться бессмысленно — тем более выводы она сделала правильные. Однако не так-то просто признавать свой проигрыш в этом соревновании упрямства. В итоге Марти как можно небрежнее спрашивает:       — И что вы хотите этим сказать, мисс Эрика? Неужели вы думаете, что я мечтаю научиться есть вашими... палочками? — Ухмылка предательски дрожит, но он всё-таки наносит финальный удар своим: — А может, вы ещё себя в качестве учителя думаете предложить?        Эрика хихикает в кулак. Марти замечает, что её выражение необычно добродушно — ну, если не считать очень глубоко запрятанный огонёк превосходства в глазах, который от него не ускользает. В ответ на его кривую ухмылку она лукаво щурится и замечает:       — Ну, если вам и правда нужен, — она особенно напирает на это слово, показывая, что не ставит его под вопрос, — учитель, ваших извилин должно хватить, чтобы понять, что я — лучшая кандидатура, Марти-сан. Или я о вас слишком высокого мнения? — добавляет она, приближаясь тоном к своей обычной издёвке.        Марти хмыкает и отворачивается. К сожалению, ему нечем ей возразить: со своей одержимостью палочками Эрика действительно наиболее способна к обучению владению ими. Марти знает: как никто с такой любовью не научит его жульничать в картах, как Хитаги, или драться на мечах, как Дэймон, так и никто не продемонстрирует ему с такой любовью правильную технику работы палочками, как Эрика. А ещё Марти слишком хорошо знает, насколько Эрика его ненавидит для подобного.       — Да нет, в вашем таланте я пока ни разу не усомнился, — наконец отвечает он с усмешкой. — Вот только, боюсь, вам это положение нужно лишь для того, чтобы насмехаться со своего трона над грязным варваром. Am I wrong? — спрашивает он, поворачиваясь к ней.        Эрика с озабоченным видом качает головой. Внезапно она резко подаётся вперёд, так что их лица разделяет почти неприлично короткое расстояние (будь на её месте любая другая девушка, Марти бы воспользовался этим, но теперь он хвалит себя уже за то, что не отшатнулся), и с пугающей серьёзностью заявляет:       — You've got that wrong, Марти-сан. (Марти морщится от её акцента) Я готова сделать это, и в первую очередь не из-за каких-то жалких насмешек, — она презрительно хмыкает. — Нет, моя главная причина... — Эрика наконец-то отодвигается и, раскинув руки, торжественно объявляет: — Любовь к великолепным, восхитительным, божественным палочкам! Именно ради них и вашего приобщения к этой благородной культуре я готова научить вас есть, как настоящий японец!        Марти вновь вскидывает бровь. Восторженный вид Эрики резко контрастирует с её обычным насмешливым выражением, и ему (совершенно справедливо) сложно поверить в хоть какое-то подобие чистоты её намерений. Однако её фанатическое преклонение перед палочками слишком сложно скрыть, так что подобное объяснение не совсем невозможно. Марти с усмешкой качает головой.       — Из меня японец, как из вас — британский король, мисс Эрика! — отвечает он. Чуть помолчав, Марти пожимает плечами и говорит: — А вообще-то научиться есть палочками хотя бы сносно я вовсе не против...        После этого Эрике ничего больше не надо слышать. Её глаза загораются не хуже, чем во время расследований, и не тусклее, чем у той же Хитаги во время игры, когда она придвигает свой стул ближе и без всяких церемоний берёт палочки в одну руку, а ладонь Марти — в другую, чтобы вложить священное орудие. Марти нервически посмеивается, чувствуя её прикосновение.       — А вы настроены серьёзно, мисс Эрика... — шутливо замечает он, в то время как она с тщательностью скульптора располагает палочки между его пальцев.        Эрика поднимает на него неожиданно твёрдый взгляд и уже без тени насмешки кивает.       — Палочки — это не шутка! — уверенно объявляет она.        И после этого она полностью переходит в режим мудрого наставника. Слушая её инструкции и (как обычно едкую) критику, подчиняясь её указаниям, Марти прячет улыбку в уголках губ. Он слишком хорошо видит счастливый блеск в её глазах, чтобы обращать внимание на колкости и снисхождение. "И у этой бешеной есть свой очаровательный конёк..." — думает он.