Разговоры с аэдра

[Звуки дождя]       Несмотря на то, что недавно наступил месяц Высокого солнца, уже который день лил проливной дождь. Тучи казались бесконечными, а по утрам к ним добавлялся молочно-белый туман, нагонявший ещё больше сырости. Даже внутри деревянных домов воздух пропитался влагой; кое-где протекали соломенные крыши. Никакой жары и привычного сезонного труда: редкий путник выходил на улицу в такую погоду, да и то не без надобности. В основном, люди забивались в свои дома, поближе к камину, и коротали промозглые часы в кругу семьи или за каким-нибудь ремеслом.       Тем, чья работа не зависела от погодных условий, приходилось проще, если не считать резко снизившегося потока клиентов. Так было и с таверной «Фарегил», расположенной в центральной части Сиродила. Живописная местность Великого леса привлекала посетителей, но в такое время, как сейчас, порог таверны переступала всего пара человек за день. Вот и сегодня, помимо хозяев, в ней находилось всего трое посетителей: босмер, каджитка и имперец. Каджитка прибыла вчера и сняла комнату на день, босмер зашёл только что и наслаждался горячей едой, а имперец находился здесь уже около недели – писал книгу – на деле же беспробудно пьянствовал.       Хозяйка с опаской поглядывала на имперца – грязный, поцелованный Сангвином тунеядец не вызывал у неё доверия. Она беспокоилась, что вскоре у него закончатся деньги (странно, что они ещё вообще были), и что мирно отсюда этот человек не уйдёт. Сам же имперец, кажется, ни о чём не переживал, сидел за одним из двух круглых столов в зале, смотрел на капли дождя, катившиеся по стеклу, и потягивал дешёвое вино. Такая же бутылка, только пустая, стояла перед ним вместе с тарелкой, на которой ещё оставалось немного картофеля.       В помещении молчали, но молчание это было не напряжённым, а, скорее, усталым и задумчивым, когда каждый глубоко погружён в свои мысли. Внезапно оно было прервано скрипом входной двери и голосом вошедшего. Это был человек уже преклонных лет, со светлыми длинными волосами и бородой. Он оглядел помещение и, чуть помедлив, отчётливо произнёс: «Здравствуйте», как бы обращаясь к каждому из присутствующих. Кроме хозяйки, никто не посчитал нужным ему ответить. Но пришелец нисколько не обиделся и, подойдя к хозяйке, поинтересовался, не найдётся ли у неё бутылочки вина Западного Вельда Тамики. Бутылочка нашлась, и довольный гость проследовал к столам.       - Не возражаете? – спросил он у имперца, указывая на стоящий напротив него стул. Тот быстро покачал головой. – Ужасная погода нынче, - попытался завязать диалог старец, поглядев, как за окном ветер пригибал деревья к земле.       - Да уж, - последовал краткий ответ имперца, не отрывавшего взгляда от окна. Правда, сейчас было сложно понять, смотрел он действительно в окно или куда-то внутрь себя.       - Не успеешь выйти из дома, как промочишь ноги.       - Так а зачем выходить?       - Дела, друг мой, дела… Требуют быть в разных местах, сегодня в одном, завтра в другом.       - Сочувствую. Я, к счастью, избавлен от этого. Я Крито, - потёр руки имперец.       - Анкош, - представился старец – значит, избавлены от дел? Никуда не торопитесь?       - Не совсем. Я пишу книгу. Но никуда не тороплюсь, это точно.       - Интересно. О чём книга, если не секрет?       - Книга… о путешествии, - Крито сделал глоток - хотя на самом деле мне просто хочется выразить свои мысли. Философского плана.       - Можно взглянуть?       - Большая часть пока ещё в голове, никак не оформится. Не приходит муза.       - Бывает.       Снова повисло молчание. В эту минуту по лестнице спустилась каджитка и сдала ключ от комнаты.       - Уже уезжаете? – спросила хозяйка.       - Да, пора, меня ждут родные. Спасибо Вам, - женщины попрощались, и каджитка спешно покинула таверну.       Сидевшие за круглым столиком всё также молчали, и, казалось, ни короткий диалог рядом, ни что-либо ещё не могло вырвать их из размеренного оцепенения.       - Что ж, давайте выпьем за знакомство, - предложил Крито, и мужчины чокнулись прямо бутылками.       - Значит, тратите время на то, что сидите здесь, вдали от хлопот, и ждёте вдохновение? Хорошо Вам? – выдержав паузу, подытожил старик.       Имперец неопределённо повёл плечами.       - Что такое «хорошо»? – в конце концов, спросил он, не надеясь получить ответ.       - А Вы любите загадки! Хотите, загадаю? Я знаю много загадок, - усмехнулся Анкош. Где-то на заднем плане чихнул босмер, но собеседники даже не услышали его: для них внешний мир словно застыл и перестал существовать.       - Давайте. С удовольствием покумекаю.       - Хорошо! – и Анкош прищурился - Когда его мало, пожирает всех и вся без следа, а когда много, даёт возможность вздохнуть спокойно. Что это?       Крито зажмурил один глаз, другим посмотрел в горлышко бутылки, будто надеясь найти на её дне ответ. Наконец, он мучительно протянул: «Это безжалостный господин, над которым у людей нет власти. Это время».       - Верно, - кивнул старец.       - А давайте я Вам тоже буду загадывать. Кто продевает в Иглу волосы мужей?       - Мефала, - практически сразу был дан ответ.       - Да. Я придумал эту загадку, когда раздумывал о даэдра. Мефала ведь – существо двуполое, так почему тогда его связывают, в основном, с женщинами и с жёнами? А о мужчинах и мужьях забывают?       - Наверное, так проще. Но я согласен, это несправедливо. За сколько можно обогнуть Нирн? – продолжил Анкош.       - За одно мгновенье, - помолчав, ответил Крито – мысль может объять всю Вселенную за единое мгновенье. Мои мысли часто так делают, - признался он.       Анкош наблюдал за лицом имперца, которое перестало выглядеть даже немного пьяным, и стало теперь, скорее, грустным. Молчанием он дал понять, что ответ был принят.       - Моя очередь, - Крито пристально посмотрел в глаза старца – кто всегда прав?       - Закон совести, - серьёзно произнёс его собеседник.       - Закон совести? – переспросил задавший вопрос.       - Определённо. Закон совести, - непоколебимо повторил голос старца.       - Хорошо, - опустил глаза имперец.       - Что есть вечный спутник человека в жизни? – прозвучала третья загадка.       - «Вечный спутник», - передразнил Крито – такого нет. Человек рождается один, умирает один, живёт в поисках кого-то, чтоб перестать быть одному, но, как правило, не находит. И только убеждается в собственном одиночестве… Ха. Ответ – одиночество.       - Ты весьма мудр, - приглаживая бороду, сказал старик.       - Что находится за границей Этериуса? – пропустив мимо ушей похвалу, продолжал имперец.       Анкош вздохнул и произнёс: «Это известно тем, кто находится за границей Этериуса. Мы с тобой никогда этого не узнаем, ибо не способны это осознать. Для нас там находится Пустота».       - Пустота Ситиса? – уточнил Крито.       - Нет, нет. Хоть и говорят, что Ситис властвует в Пустоте, это не его стихия – он ведь душа первоначального хаоса, а это совсем другая вещь, нежели Пустота. Я говорю об истинной, Абсолютной Пустоте.       Крито внимал каждому слову собеседника, старательно запоминая их. Анкош откинулся на спинку стула и решил задать самый сложный, последний, вопрос. «С кем ты сейчас говоришь?» - вопросил его глубокий голос. Снова молчаливая пауза. Крито потупился, затем поднял глаза на собеседника и вымолвил: «Я говорю с мудрейшим из всех, кого повстречаю в этой жизни».       Анкош не стал заглушать тишину одобрения и уже возникшего расположения какими-либо словами. В этом не было никакого смысла, и оба понимали это.       Крито уже не стеснялся задавать вместо загадок волновавшие его вопросы, и потому просто и по-детски прямо спросил: «В чём смысл?». А Акатош так же прямо ответил: «Ни в чём». И глаза человека посмотрели в глаза бога с совершенным принятием всего сущего, а глаза бога глядели в глаза человека с полным спокойствием. Они оба обрели уверенность в эту минуту. Или это было нечто большее? Очевидно одно – в этих взглядах успела промелькнуть вечность.       - Я хочу дать тебе кое-что на память, - нарушил тишину Акатош и вытащил откуда-то из рукава небольшой предмет – это линейка, с помощью которой можно измерить всё и сравнить всё. А однажды, когда ты захочешь оказаться в другом месте в другое время, она может спасти тебе жизнь.       - Передам сыну.       И они кивнули друг другу, прощаясь, как старые друзья, и отправились каждый в свою сторону, в такт со своими часами.