Закатные земли

      — В Луне ставят «Кровь и золото». – совершенно нейтральным и даже немного насмешливым голосом сообщил Дани Крису за завтраком в общем зале. Он старался говорить по тише, чтобы сидевшие за соседними столами ничего не могли услышать.       — Поверить не могу! – искренне изумился Кристиан. – Запрещать нам ее исполнять, чтобы после распределения отправить туда, где ее ставят.       — У меня партия Викториана. – продолжил Даниэль, никак не прокомментировав выпад друга. – Наш распорядитель — Месье Фредерик Логран весьма одобрительно отозвался о моем исполнении.       — Еще бы он отозвался неодобрительно! – гневно заметил Крис – Им крупно повезло с тобой.       — Возможно. – рыжий фэлэри пожал плечами и, сменив грустно-смущенное выражение лица на воодушевленное, живо поинтересовался. – А как там поживает Гранд Опера?       Кристиан тотчас счастливо улыбнулся: — Все даже лучше, чем можно было ожидать! Сдержанный классический стиль. Прекрасные оркестр, костюмы и декорации. Ставят «Сон Хрустальной горы». Прости… — Крис резко оборвал свою восторженную тираду и опустил взгляд.       — Все хорошо. – ободряюще заверил его Дани. – Обожаю «Сон Хрустальной горы».       — Тетушка Джеральдина зовет нас сегодня на обед. – желая как-то сгладить неловкость ситуации, сообщил Крис.       — Именно НАС? – уточнил Даниэль.       — Да-да! – радостно подтвердил Крис. – А завтра – нас ожидает с визитом дядюшка Сэттон Мальхори.       — О, милосердный Боже! – рассмеялся Дани, коснувшись лба тонкими пальцами и с улыбкой глядя на строящего грандиозные планы друга.       Первые две недели в городе, вопреки всем опасениям, прошла для Даниэля весьма хорошо. Уютная чистая комната. Многочисленные походы в гости к родне Кристиана, проживающей в Алазаре и жаждущей видеть дорогого родственника – обязательно с богатым угощением и долгими разговорами. Друзья договорились скрывать место работы Дани, выдав его только дядюшке Джорджио, работавшему в конторе законника. Увы – дядюшка сообщил, что в данной ситуации ничего нельзя поделать. Академия семь лет обучает, кормит и обеспечивает фэлэри, а значит последующие пять лет выпускник обязан отработать там, куда его распределят, чтобы вернуть долг учебному заведению. Это прописано в документах, которые каждый студиозус подписывает при поступлении. Без вариантов.       Эти же две недели ознаменовались для юношей большим количеством прогулок с новыми товарищами Криса по Гранд Опере. Довольно быстро отсеялись те, кто презирал Дани за работу в Опере Луна. Остальные оказались более лояльными и с удовольствием показывали новичкам город.       Вопреки обще гнетущей обстановке на новой работе, Дани нравилось петь. Он искренне наслаждался репетициями и выступлениями, каждый раз выкладываясь на полную и, по возможности, не обращая внимания на все прочее.              Сидя в личной гримерке в ожидании вечернего выступления, юный фэлэри с удивлением всматривался в собственное отражение в потемневшем зеркале с тяжелой оправой, расположившемся среди кучи старых афиш. Из глубокого стекла на него смотрел кто-то совершенно незнакомый. Густые огненно-рыжие волосы привели в порядок при помощи каких-то особых составов – теперь они блестели в свете свечей словно золото с медью и стали полировано-гладкими. Искусно нанесенный грим сделал лицо еще бледнее и придал взгляду выразительную мрачность. Дорогой сценический костюм сильно разнился с привычной потертой одеждой. Дани осознавал, что выглядит весьма впечатляюще, но… совсем не в том смысле, в каком хотелось бы.       К гримерке кто-то приближался. В последнее время Даниэлю каким-то образом заранее удавалось почувствовать наличие рядом других живых существ. Или же, зайдя в помещение, он точно знал, кто в нем недавно был и в каком настроении. Фэлэри не придавал этому значения.       После короткого стука и разрешения войти, в комнатку прошмыгнул Дзарро – жилистый хуманс неопределенного возраста с растрепанными русыми волосами, в помятых рубашке и жилете. На его черных, заправленных в сапоги, штанах вечно красовались свежие и застарелые пятна. Дзарро занимался в Опере Луна всем возможным — от мелкого ремонта до помощи со сбором декораций, работал здесь уже много лет и являлся единственным живым существом под этой крышей, с которым Даниэлю удавалось приятно пообщаться. Словно у них было нечто общее. Хотя что общего могло быть у выпускника Академии искусств и разнорабочего, кроме пребывания в одной Опере?       — Отлично выглядите, господин Верье. – прокомментировал Дзарро, ставя в сторонку небольшую коробку с реквизитом, необходимым Даниэлю для ролей его основного репертуара.       — Спасибо. – отозвался Дани благодарно, но не особо радостно, продолжая встревоженно изучать свое изменившееся за эти дни отражение.       — Скажи, Дзарро, а как здесь, в Опере Луна, оказался Месье Фредерик? – с любопытством поинтересовался фэлэри.       Хуманс покосился на дверь и с самым заговорщицким видом поведал: — На самом деле, господин. Как сейчас помню… Лет пятнадцать назад дело было. Пришел певцом первого рангу, отправили после скандалу. Чем он там оскандалился – в Опере никому не ведома, но слухи ходють, история была принеприятнейшая. Вот и сослали, значит, сюдыть. А потом, лет через восемь, хозяин Оперы – месье Эттош – сделал его распорядителем.       — А не опасаешься мне такое рассказывать? – насмешливо прищурился Дани.       — А чавой опасаться то? – мужчина пожал худыми плечами. – Не первый распорядитель на моем веку. Без меня туть половина механизмов заклинит. – он хитро подмигнул собеседнику.       Дани рассмеялся, признавая правоту Дзарро, но почти сразу остановился и, неожиданно для самого себя, спросил: — А многим удавалось отсюда… выбраться?       Дзарро посерьезнел и какое-то время молчал, прежде, чем ответить: — Мало, но бывали и такие. Исхитрялись уйти. Правда с музыкой да танцами приходилось попрощаться – шли в простые рабочие профессии. Куда ж особо то примут после наших-то традициев?       Дани мрачно кивнул, напряженно скрестив на груди тонкие руки. Перспективы вырисовывались не самые радостные.       Очередное выступление прошло весьма успешно. Полутьма большого зала, приглушенный, ненавязчивый свет свечей, красивые декорации, отличная игра оркестра и… пение. В такие моменты Даниэль забывал о зрителях, о сомнениях и тревогах, а просто исполнял свою партию – со всем талантом и вдохновением. Как можно отказаться от музыки? Ведь в ней и заключалась, если не вся его жизнь, то большая ее часть. Он пел, сколько себя помнил. Пел, когда грустно и когда радостно. С музыкой он никогда не был одинок.       В большей части постановок главную женскую партию исполняла мисс Корделия Уолси – перворанговая красавица, взбалмошная, истеричная блондинка лет на семь старше Даниэля. Первое время она проявляла к Дани живейший интерес, но не обнаружив интереса ответного предпочитала его игнорировать.       Впрочем, голос ее, и правда, был выше всяческих похвал и петь с ней в дуэте было весьма приятно. Если бы только не характер…       Финальный выход на сцену и поклон. Овации. Лица зрителей скрыты в тени, но Дани четко ощущал – они довольны и заинтересованы. Занавес опускается. Дани выдохнул и вместе с остальными скрылся за кулисами. Почти сразу слуха его коснулся несколько визгливый голосок Корделии: — Банни! Сколько можно это терпеть, неумеха! Я же просила аккуратнее закреплять мою нижнюю юбку! Во время финальной арии булавка воткнулась мне в бок! И лиф должен быть зашнурован туже! Намного! Моя талия должна смотреться намного тоньше, чем у Офелии из хора, а она явно смотрится толще!       Корделия была в своем репертуаре. Бедной Банни доставалось всегда. Вне зависимости от внешних обстоятельств. Дани мысленно отметил, что талия Корделии смотрелась толще талии Офелии исключительно потому, что таковой и была.       Впрочем, скоро должен был начаться «закрытый прием» для гостей Оперы и Даниэль поспешил ретироваться в свою гримерку. Запереться на ключ, переодеться, привести себя в порядок, покинуть здание через мало кому известный боковой ход, показанный Дзарро. Как правило, этот не хитрый план срабатывал, помогая избежать неприятностей.       Снизу уже доносились звон бокалов, музыка и несколько искусственный смех. Даниэль в этот момент был искренне рад, что находится сейчас не там, с гостями. Кажется, одна из танцовщиц, постоянно хихикая и цокая каблучками, поднялась наверх в компании одного из посетителей.       Даниэль уже хотел осторожно выбраться из гримерки и направиться к тайному выходу, когда услышал совсем рядом тихий плач.       Девушка-фэлэри, одна, в соседней комнате, сильно расстроена и напугана – сообщило юноше его внезапно обострившееся чутье. Секунду помедлив, Дани направился туда.       Она сидела в темноте и плакала – трогательно и по— детски всхлипывая. Дани немного растерялся. Нет, раньше ему доводилось сталкиваться с женскими слезами и не раз. Но не в подобной ситуации.       Кажется, юное создание не заметило появления Даниэля в комнате. При ближайшем рассмотрении она оказалась одной из певиц хора – новенькой четвертого ранга – относительно миловидной и серебрянноволосой. Дани оказался рядом и протянул девушке чистый платок: — Прошу, мисс.       Она вздрогнула, но узнав его, благодарно кивнула.       — Ппростите… — запинаясь, произнесла фэлэри. – И…спасибо.       — Могу ли я хоть чем-то помочь? – уточнил Даниэль с сочувствием, примерно догадываясь, что могло привести ее в подобное состояние, и осознавая, что помочь ей он толком не сможет.       Юная певица отрицательно мотнула головой с пышными кудряшками.       Дани посчитал излишним донимать бедняжку расспросами и тихо предложил: — Я могу вывести Вас из Оперы и проводить до дома.       Юноша понимал, что это временная мера, но ничего иного предложить не мог. Его собственное положение было весьма шатким.       Во взгляде девушки появились благодарность и надежда. На этот раз она кивнула.       — Только пообещайте, что никому не расскажете о выходе, который я покажу. – попросил Даниэль серьезно.       Фэлэри вновь кивнула, в последний раз всхлипнула, утерла слезы и пообещала: — Никому. Благодарю Вас.       Вместе они миновали темный коридор, шмыгнули в одну из неприметных дверей в подсобку, прокрались мимо фрагментов старых декораций и, наконец, воспользовавшись старым ключом, открыли неприметную дверь, ведущую на улочку позади здания Оперы. Дани закрыл дверь, точно в соответствии с инструкцией Дзарро, осмотрелся по сторонам и, убедившись, что вечерняя улица пустынна, подал девушке руку, помогая спуститься с небольшой лесенки на булыжную мостовую.       — Далеко ли отсюда Вы живете? – уточнил он.       — Совсем близко. Пять кварталов. В Истон-лейн. – смущенно отозвалась она. Дани кивнул. Фэлэри, представившаяся Антонией, показывала дорогу. Истон-лейн и правда оказалась совсем рядом. Бедный райончик с обветшалыми облупившимися домами, проржавевшими водосточными трубами и несколькими заброшенными домами с выбитыми окнами по соседству.       — Если бы не Крис, я бы жил… немногим лучше. – невольно подумал Даниэль.       — Спасибо. – еще раз поблагодарила Антония уже у самой двери. – И… будьте осторожны.       — Буду. – пообещал Дани. – Всего доброго, мисс.       Ночные улицы Алазары, как и всякого города Империи рядом с Границей были опасны не только преступными элементами, но и нечистью – многочисленными тварями, просачивающимися на человеческие территории из Закатных земель. В темноте хумансов, фэлэри и прочих вполне могли поджидать вампиры, оборотни, полуночники (нечисть, принимающая привлекательный облик и вытягивающая жизнь при соитии), а также многие другие жуткие создания. Им противостояла Церковь – Святые Отцы-Инквизиторы, обладающие губительной для нечисти магией Света и Хантеры – особо обученные люди без магических способностей, но превосходные бойцы. Впрочем, справлялись они далеко не всегда. И в газетах то и дело появлялись стать об очередной обескровленной, растерзанной, «выпитой» жертве. Нечисть всегда умела хорошо маскироваться под людей, фэлэри и иные мирные расы, и зачастую местом трагедии становились дома, особняки, поместья, общественные заведения.       Дани отчего-то не боялся. Темные улицы казались ему приятными и даже отчасти уютными. Пробираясь через очередной лишенный освещения участок, он ни разу не споткнулся и даже не замедлил шаг. Чутье подсказало, что в проулке совсем рядом затаилось нечто странное – будто смутные очертания некой тени.       — Примерещится же такое! – изумился Дани, на всякий случай свернув в сторону. Но предосторожность оказалась излишней. Если в проулке что-то и было, то при приближении Даниэля оно отчего-то покинуло свое убежище и поспешило скрыться в темноте.       До дома фэлэри добрался совершенно без происшествий. Тихо миновал общий зал и осторожно открыл дверь их с Крисом общего пристанища. Кристиан, несмотря на поздний час, не спал. Его выступление заканчивалось на два часа раньше, но он всегда дожидался возвращения Дани.       — Привет. – тихо, памятуя о строгих правилах мадам Эйвонлин, сообщил Даниэль, махнув другу рукой. Тот отложил в сторону книгу и поднялся ему навстречу.       — Привет. Ты сегодня поздно. – встревоженно заметил Крис.       — Пришлось проводить до дома одну девушку из хора. Ты не поверишь, в каких условиях живут представители четвертого ранга из Оперы Луна!       — Очень стараюсь не представлять! – признался Крис. – Есть свежезаваренный чай. Как раз приготовил к твоему возвращению.       — Отлично. – воодушевился Даниэль. – Сейчас как раз не помешает что-нибудь горячее. Спасибо. – весьма искренне поблагодарил он, впрочем, не только за чай. Скорее – за все сразу, включая вполне приличные условия жизни.       Ночное чайпитие с кое-какими гостинцами, оставшимися от частых визитов к семействам Мальхори, было весьма уютным.       Юноши развлекались одним из вариантов традиционной забавы студиозусов отделения Музыки большинства Академий – один настукивал мелодию песни, содержащей в тексте некий вопрос. Второй отвечал настукиванием мелодии иной песни, слова которой содержали подходящий случаю ответ.       С учетом того, что за годы обучения самые одаренные из фэлэри успевали освоить тысячи и тысячи мелодий – материал был фактически неисчерпаем. Порой ученики общались подобным образом между собой на занятиях и в быту, передавали послания, подавали условные сигналы. Весьма занятно. И, что в данном случае немаловажно, намного тише обычной речи.       Впрочем, для передачи следующей новости, Кристиану пришлось-таки прибегнуть к словам: — Завтра воскресенье. Согласно местной традиции все постояльцы мадам Эйвонлин должны присутствовать на утренней службе в церкви Святого Иоданна Благостного.       Дани, искренне рассчитывавший как следует выспаться, тяжело вздохнул: — Что же поделать. Надо так надо!       — Служба начинается в семь утра. Можно будет немного поспать после нее и до репетиции! – постарался ободрить его Крис.              Утро выдалось туманным и хмурым. Дани нахохлился, зевнул и поправил пиджак. Вот и церковь Святого Иоданна Благостного – большое серое строение с витражными окнами и высокой колокольней. Перезвон колоколов собирал верующих на утреннюю службу.       У Даниэля внезапно закружилась голова, на ступенях церкви головокружение усилилось, он оступился. Крис, вовремя среагировав, поддержал его за руку и с тревогой уточнил: — Ты в порядке?       — Да-да! – поспешил успокоить его Дани. – Это, наверное, от переутомления и недостатка сна.       Они вошли внутрь. Дышать становилось все труднее. Взгляды Святых с икон и витражей словно прожигали насквозь. Даниэль не помнил, как выстоял службу. Кажется, Кристиан то и дело бросал на него обеспокоенные взгляды, а по окончании богослужения, помог выйти на воздух.       — Дани! Что с тобой? – взволнованно спросил Кристиан, когда они оба расположились на скамейке в нескольких кварталах от церкви.       Дани вдохнул холодный утренний воздух. Ему стремительно становилось все лучше.       — Душно. Скопление людей… — неуверенно пробормотал он, хотя и сам не понимал подобной реакции собственного организма. Ему было немного страшно… Отчего-то горели кисти рук. Он внимательно осмотрел их и обнаружил пузырьки ожогов в тех местах, куда при окроплении верующих, попали капли святой воды.       — Я… Я не знаю, что со мной, Крис! – признался он, виновато глядя на друга.       — Пойдем домой. Тебе надо отдохнуть. – задумчиво сообщил Кристиан.       Они поднялись со скамейки и медленно, в молчании, направились к своему пристанищу.