Его сигаретный дым

Мрачные стены давили. Облупившаяся краска и спертый воздух. Куча ступенек и не работающий лифт. И за каким чертом меня посетила эта идея, что так удачно долбанула мне в мозг, что мне нужно срочно, во что бы то ни стало, пойти на эту чертову крышу? Это все от недосыпа. По-другому никак. Раньше белые, а теперь уже основательно пожелтевшие и посеревшие потолки, грязно-зеленая краска и куски свисающей паутины. Я уже потерял счет ступенькам, да и думать уже о чем-то не представлялось возможным. Стены давили. Спертый душный воздух угнетал. А однообразие одного и того же, этаж за этажом, просто заставляли впадать в какой-то своеобразный транс. Мысли путались и переливались цветными кляксами в голове, все же напоминая, что я еще человек и я еще жив. Хотя, я уже мечтал о обратном. В этой чертовой башне* без окон и дверей, я понял, насколько жалок и одинок. Ноги уже преодолевали препятствие в виде ступенек, чисто на автомате, по инерции. И мне уже стало казаться, что я сам загнал себя в этот тупик. Что я попал в замкнутый круг, и из него нет выхода. Кажется, я начинаю сходить с ума. Стены, потолки, ступеньки и давящая тишина, нарушаемая, только моим шарканьем ног и тяжелым дыханием. Плохо. Как же мне тошно от этого всего! Хочется взять и остановиться, сесть на эти грязные ступеньки, по которым шастали, наверняка не ноги честолюбивых принцесс, и закрыть глаза. Закрыть и забыться. Провалиться в сон без сновидений. Пустой и бессмысленный. Чтобы не вспоминать, не думать, не жалеть. Не проклинать себя, что не поехал тогда с ними, а решил остаться дома, посчитав, что я лишний. А теперь? Что теперь? Теперь я мучаюсь угрызениями совести и глупыми надеждами, что могло быть по-другому, если бы я сел с ними в машину. Может, не было бы никакой аварии, может быть мы бы и сейчас сидели на кухне попивая чай и тортом и смеялись от души? Я все так же страдал от его холодного взгляда и упивался моментами, когда в шутливой драке он прикасался ко мне. Итачи бы опять фыркал на диване, пытаясь не засмеяться. Или я бы разбился вместе с ними, не мучаясь больше болезненными воспоминаниями, не изводя себя сутками без сна, чтобы не видеть никого из них в сновидениях. Чтобы больше не просыпаться с криками и размазанными по лицу слезами, чтобы, наконец, успокоится. Но этому не бывать и все останется как прежде. Я один, пустая квартира с кучей воспоминаний, дурацкие сигареты с гвоздикой, и огромная дыра в сердце. Воздух уже не кажется таким удушающе-тяжелым, значит где-то в близи маячит моя цель – крыша. Что собственно я там ищу? Зачем рвусь на эту крышу, как утопающий, который отчаянно пытается вдохнуть глоток воздуха в изможденные легкие? Ха! Смешно. Настолько, что хочется утопиться. Там, наверху, лишь серый город, мелкие стаи людишек и совершенно холодное небо. Оно насмехается, издевается, ранит. Оно вгрызается в память, оставляя печать ледяного безразличия. Заставляет жалеть самого себя, идти по наклонной, вниз, туда, где нет этого до одури ледяного неба. Но не смотреть на него не возможно. Оно прекрасно. Оно божественно. Оно неповторимо. И все по новой. Раз за разом. С восторгом садо-мазохиста, я продолжаю всматриваться в это гребаное небо, надеясь, что оно когда-нибудь потеплеет. Даже солнце не делает его лучше. Даже эти яркие лучи, приносят лишь боль. Глазам и разуму. Но каждый чертов день, я смотрю на него, понимая, что будет только хуже, каждый день я курю сигареты с гвоздикой, чуть ли не давясь дымом в вперемешку с воспоминаниями. Больно. От этого только больнее. Я остановился. Непонимающе смотрю себе под ноги, пытаясь понять, почему мои ноги не хотят идти. Все? Они тоже смирились с тем, что разум у этого тела доведен до ручки? Нет. Дверь. Я пришел на эту чертову крышу. Вот она – дверь. Только куда она меня приведет? К спасению или полному отчаянию? Открыть ее? Но зачем? Ведь меня что-то так упорно тянуло к этой крыше. Я стоял, как изваяние, как статуя перед обшарпанной и явно покорёженной дверью не в силах даже поднять руку, что бы сделать хоть что-то. Мне нужен был стимул, толчок, направление. Мне нужна была помощь. Кажется, я уже не схожу с ума, я уже давно и прочно с него слетел. Дурак! Эта же просто дверь! Таких миллиарды! И я буду перед каждой так стоять, пока ее кто-нибудь не откроет? Бред. Учиха Саске, хватит тупить! Просто открой ее и все! Разве не все равно, что будет потом? Хуже уже не станет, это точно… Вдох-выдох. Все. Пора. Только я хочу сделать пару шагов, что отделяет меня от этой двери, как она быстро открывается и так же стремительно закрывается. Мне сначала даже показалось, что это глюки. Я же признал, что сошел с ума, так чего удивляться? Но нет. Теперь, опираясь на эту дверь, с закрытыми глазами стоит парень. Светлые растрепанные волосы, замученный вид. Что-то идиотское промелькнуло в мыслях и тут же погасло. Я удивленно смотрел на него, пытаясь понять, что же в нем такого знакомого? Он распахивает глаза и его эмоции сменяют друг друга так стремительно, как кадры в кино. У него грязно-голубые глаза. Огромные и шокированные. Он неверяще смотрит на меня, пытаясь унять волнение и …страх? Его трясет и он с бесполезным упорством пытается взять себя в руки. - Итачи? – хриплый шепот. Кажется, что даже это слово дается ему с тяжким трудом. Итачи? Он знает брата? Откуда? Может… Пытаюсь не смотреть на него, судорожно обдумывая набежавшие в голову мысли, стараясь привести их в относительное спокойствие. - Нет. – стараюсь говорить спокойно и ровно. А в голове опять ворох мыслей и картинок. Брат. Больно. Так больно, что уже страшно. Этот парень знал Итачи, хотя по его взгляду, мне кажется, что довольно хорошо знал. Да и глаза у него голубые. Хоть и ужасно гадкие. Выцветшие. Бледные, как у старика. Страшные и отталкивающие. Мерзкие. – Я его брат, Саске. Кажется, что парень передо мной ломается, рассыпаясь а части. Его взгляд становится отрешенным, безэмоциональным, пустым, словно у мертвеца. Если бы его не колотила мелкая дрожь, то я бы подумал, что он и правда умер. Кинув мне невнятное «Прости», он сорвался с места и перелетая через ступеньки рванул прочь. Он знал его. Так сильно, что мне на секунду показалась, что мне ничуточки не больно от смерти брата. Такая боль была в его глазах, такая тоска и полное, всепоглощающее отчаяние и пустота. Может он и есть тот самый человек, которого упоминал брат? Жаль, Итачи, его блеск в глазах уже потерян…