***
На улице моросил неприятный дождь-снег, на дороге гудели проезжающие машины, едва ли, не врезаясь в друг друга из-за плохой видимости, и Лаксусу даже не приходилось смотреть в окно, чтобы понимать, что за ним очередной придурок попал в аварию, в том же самом месте, где и большинство других таких же неаккуратных слепых водил. И по сырому асфальту лениво расхаживает толстый представитель правопорядка, неохотно задающий вопросы виновнику сегодняшнего торжества. Он смотрит сонно и вяло, кивает очень слабо, ведь если он сделает это хоть чуть сильнее, то вторым подбородком с противной щетиной отдавит собственную грудину, и в целом он выглядит так неотесанно, грязно, валит от него, к счастью, не перегаром, но даже запах недорогого пива лучше, чем «аромат» его дешевых духов, наверняка подаренных коллективом на какую-то важную дату, и, которые, по закону жанра, должны были пылиться на его полке, но что-то пошло не так. Дреяру вовсе нет дела до этого, но мысли крутятся в голове сами по себе. Он тяжело вдыхает обжигающий горло свежий воздух и привычно смотрит в потолок, пристально уставившись. Каждое утро, задумавшись о чем-то своем, будь то мысли о предстоящем дне, неделе, или вообще жизни, он смотрит на бледный выцветший, где-то треснутый потолок, и иногда подкрадывается щекотливая мысль о том, что соседи сверху чувствуют его пристальный взгляд, словно он выжигает дыры в их спинах, как будто их действительно волнует кто-то, регулярно не дающий покоя в районе восьми или девяти утра. Едва ли, на самом деле, но было бы забавно. У бока, закутавшись в одеяло чуть ли не по уши, порой вздыхал брюнет, причем вздыхал так, будто и не спит уже вовсе, жалостно и грустно, но Лаксус уже привык и знает, что юноша правда спит. В который раз за утро проскальзывают мысли о невыносимости той тоски, что нагоняют на него стены собственного дома — это доходило до абсурда, до того, что Дреяр готов взять Грея и убежать куда глаза глядят, и, быть может, помечтал бы никогда не вернуться. Но, позже, урегулировав свои мысли в более здравые, он принимает идею сходить куда-то прогуляться, отвлечься от роя мыслей и напряженной обстановки дома, что угнетает обоих парней. В квартире шумела едва ожившая атмосфера — из ванной слышалась журчащая вода, ветер из окон создавал сквозняк и колыхал старые шторы, местами посвистывая. Дреяра в последнее время посещают так много навязчивых мыслей о упущенной работе, о занятиях, что, кажется, ему они уже привычны и он более не чувствует такую сильную тревогу, а скорее относится к ним нейтрально, будто они всегда были, и в данный момент, когда из внешних отвлекающих факторов вокруг лишь редкие сигнальные визги автомобилей с кухонного окна, журчащая вода и бушующий сквозняк, его мысли заняты только размышлениями о предстоящем дне. Сходить в какой-то бар выглядело донельзя заманчивым вариантом, но из тех мест, где парню могли бы продать выпивку по знакомству, юноша знал только злосчастный Kyanite, откуда его выгнали взашей и вряд ли бы хотели видеть. Но, к счастью, разгадка проблемы пришла сама, ведь Дреяр хорошо общается с бывшим коллегой Джераром, который, вполне возможно, не отказался бы помочь с этим вопросом, и, недолго думая, парень решает написать сообщение парню с крашеными в синий цвет волосами, спрашивая о нужном баре. Вы 9:46 a.m Привет. Не подскажешь какой-нибудь бар или клуб где мне продадут алкоголь без паспорта? Дреяр прошел на освещенную кухню и поставил чайник. Сухие кисти, едва ли не сыпавшиеся песком, небрежно бросили телефон на диванный уголок, скрипящий, немягкий, на треснутом экране, который многозначительно моргнул, большими цифрами извещалось время. Солнце слепило, мелькало, двусмысленно помаргивало за движущимися шторами, недовольными острыми лучами. Звезда нагревала, сжигала и плавила — словно пыталась выжечь все живое изнутри, но Дреяр скептично смотрел в стену, даже не щурясь, игнорировал горячее солнце будто сам огнеупорный, неподжигаемый. Он думал, от Фернандеса ответ стоило ожидать только к вечеру — Фернандес словно не из тех, у кого много свободного времени, хотя Лаксус наверняка не знал. И не то чтобы блондин эгоистично болтал лишь о себе, совершенно не задумываясь о собеседнике, просто случая поинтересоваться о хобби или, может, о делах парня в свободное время, никак не выпадало, но бывали моменты, когда выдавалась свободная минутка, мужчина прислонялся к холодному бару, бездушному, молчащему, а Фернандес все мелькал перед глазами, все носился и носился по залу, и одинокая мыслишка, всего лишь одна из тысячи миллиардов бурлящих в его голове, скользкая и быстрая, невольно да прошлась у бармена в сознании — что, как и где в самом деле Джерар. Но едва ли он способен продолжить эту брошенную от прочих мысль, вечно найдется нечто или некто, отвлекающее его — и на этот раз повторяющаяся вибрация, оглашающая о новом сообщении, стала долгожданным нечто. Дреяр всего лишь одним резким движением руки взял телефон, вглядываясь в экран. На дисплее выскочило, слабо светя, имя официанта. Как ни странно. Джерар 9:52 a.m Совсем тяжко после увольнения, я смотрю?) Дреяр помедлил, схмурился, а затем негромко засмеялся. Приглушенно, злорадно, словно над кем-то, или над тем же самым Джераром, снова бездумно уставился в стену, но на экране появилось очередное сообщение. Джерар, 9:53 Я знаю один клуб в нескольких милях от центра, ну, в Южной части, ты наверняка знаешь те места. Там, вроде бы, недавно фейс-контроль ввели, но я договорюсь если хочешь. В баре спрашивать не должны. Лаксус с облегчением выдохнул и вытер лоб, словно он был мокрый от пота и тяжкой работы, но вовсе нет, и в Джераре парень не думал сомневаться. Проснувшийся Грей слегка замедлился, бросил на блондина удивленный, свой вечно тяжелый и жалкий взгляд, с которым встречаться не хочется, от слова совсем. Он на секунду застыл в глухом недоумении, видно, задал себе вопрос: «чем он занимается?», а затем, откинув эти бессмысленные рассуждения, скрылся за скрипящей дверью затхлой ванной. В квартире сухо, тоскливо, а спину грел поднимающийся пар из чайника. Дреяр в какой-то прострации наблюдал несколько минут за злосчастными часами, которые даже не прячут свой насмехающийся злобный оскал или просто угрюмо молчали под длинными усами-стрелками. Солнце внезапно начало слепить глаза, а в уши врезались звуки внешнего мира, и парень потянулся за кружками. Грей гремит чем-то в ванне, громыхает, шумит на весь дом, роняет что-то и глухо ругается, а после и очень даже звонко, что доходит до ушей Лаксуса. Тот удивленно и скептично поднимает брови, слыша это, а затем смотрит на стреляющее кипящее масло в сковороде с недожаренной яичницей. Он на секунду зависает, отстраненно наблюдая, и кипящая жидкость ему напоминает какой-то ужастик триллер, что-то вроде дешевой пародии на очередной шедевр Тарантино, только уж совсем плохой, где главных героев едва не зажарили в таком же кипящем масле. Дреяр колко усмехается, ярко вспомнив эту сцену, закрывает крышкой брызжущую яичницу, не выслушав последние выкрики неоплодотворенной яйцеклетки, прежде чем она окончательно зажарится. Обернувшись, парень внезапно встречается с удивленным, по-прежнему пустым, скучным и тяжелым взглядом Грея, неожиданно подошедшего и наблюдающего за блондином, и тот почему-то смеется над ним, но сдержанно и незаметно, одними своими искорками в удручающих темных глазах. Лаксус непонимающе хмурит густые брови, сквозь пустую башку Фуллбастера просвечивает солнце, и Дреяру почему-то слепит глаза, как будто Грей правда пустоголовый, прозрачный и ненастоящий, прямо-таки алкогольная галлюцинация, призрак, но Лаксусу слишком плевать, он думает о предстоящем вечере, когда он забудет себя, кипящее масло с актёрами, алкогольную галлюцинацию и прочее-прочее. — Кстати, — начинает он, словно с брюнетом они уже говорили до этого, будто вели беседу, и он прерывает логическую цепочку разговора, но это вовсе не так, и с самого утра парни даже не здоровались друг с другом, — что собираешься делать сегодня? Грей поперхнулся воздухом от удивления, вопросительно взглянул на мужчину и сдержал смешок — это какая-то очередная шутка? Тогда блондин, без всякой насмешки на лице, что радовало, определенно попал в цель, застав врасплох парня. — Конечно же, целое ничего. А что? — Я решил, что вечером мы пойдём в клуб. Блондин в который раз заставляет юношу пораженно выдохнуть. Сначала он непонимающе моргает, наивно полагая, что предложение мужчины (скорее — констатация факта, потому что, Грея никто и не спрашивал) ему послышалось, словно он надышался газом включенной плиты, за которой, к слову, сам блондин перестал следить, так тщательно выискивая в бледном скучном лице парня какой-либо изъян. Брюнет выглядывает из-за широких плеч старшеклассника в окно, спрятавшееся за его пазухой, и с одной стороны его действительно тянуло на улицу, но солнце внезапно спряталось за неожиданными черными тучами. С другой стороны, все, что хотелось парню после чередующихся удручающих инцидентов его жизни — сидеть дома с заполненной отнюдь не приятными мыслями головой и тяжелым сердцем, мучить себя в этом собственно сваренном котле, кишащим мрачными воспоминаниями. Но не будет лучше освежиться, забыться в беспробудных танцах среди пьяных тел и уподобиться им же, чувствуя мнимую легкость в голове? Приглашение Дреяра было как нельзя кстати, насколько бы ни было неожиданным, и юноша отчасти был бы рад сделать перерыв в своих угрюмых, однообразных буднях вместе с Лаксусом, который, если не будет по неизвестным причинам злиться и издеваться, заскучать не даст. — Да, наверное, — Грей соглашается, порываясь продолжить «было бы неплохо», в который раз делая вид, как будто его пригласили, а не поставили перед фактом, но его прерывается шипение сковороды, а затем Дреяр отворачивается, огорченно матерясь. Пара яиц и сосиски с помидорами успели поджариться, задыхаясь под крышкой, пока парни обыденно разговаривали. Грей, будучи голодным, тяжело вздохнул, смотря на пострадавшую сковороду. Дреяр вспылил: — Твою мать, заболтал меня, — резкими движениями чуть ли не бросив на другую комфорку посуду с испорченной едой, выключил газ, а потом по-прежнему ставя перед фактом Фуллбастера, заявил, — пойдем в забегаловку, поедим хоть фаст-фуд, с тобой-то самому не приготовить! Дреяр раздраженно ворчал, восклицал что-то еще некоторое время, а Грей отстраненно соглашался выбраться, выдавив из себя нечто нечленораздельное — «угу».***
Блондина окружал шум и гам, звонкий и непрекращающийся, кругом все пищало и визжало, люди неустанно щебетали, словно весь лес птиц поместили в одну узенькую душную комнатку, без окон и ламп, без солнечного света, и этим звери были донельзя возмущены, громко и раздражающе трепеща. Писк, другой, очередь впереди уменьшалась мучительно долго, желание проклинать Фуллбастера, сумевшего запороть завтрак одним своим минутным присутствием, возрастало в геометрической прогрессии. Заветное «свободная касса» прозвучало уже после того, как чувство голода сожрало мужчину со всеми внутренностями, жадно и нарочито громко похрустывая ломкими костяшками. Лаксус, временами покашливая, хриплым голосом диктовал заказ кассиру, и если он обещал себе быть добрее и снисходительнее к окружающим, ведь именно сегодня хотелось отпустить все переживания и отягчающий негатив, то все вокруг словно вопреки надеждам Дреяра или попросту назло ему, поклялись вести себя максимально затороможенно. Жертва разорения очередной компании, принимающей на работу безработных бедных несовершеннолетних, вел себя будто специально вяло и тупо, запоздало кивал и почесывал нос, провоцируя своей рассеянностью. Мужчина тяжело вздохнул, с угрюмым выражениям лица проигнорировал тошнотворную фальшивую улыбочку кассира и, выдержав короткий для всех, но не для стоящих в очереди, сложившейся за спиной блондина, промежуток времени, забрал заказ.***
Грей беззвучно жевал, немного сгорбившись над холодным столом. Наверняка он мог провести в молчании век, а то и два, но старшеклассника вовсе не устраивала такая тихая компания, и одна из тем, если не единственная, которая точно заставила бы Фуллбастера тараторить или просто попусту плести чушь — это его одноклассник, и Лаксус, коварно щуря глаза и в мыслях уже смеясь над Греем, решил воспользоваться ею. Впрочем, отчасти ему было действительно интересно узнать, в чем заключается черная полоса самого брюнета, который был готов изолироваться в четырех стенах вполне себе добровольно, уподобляясь примеру соседа. Осознавая, что у пятнадцатилетнего подростка, сидящего напротив, ни одна мелкая проблема, которую умело он возводит до небес, выеденного яйца не стоит, он все-таки спрашивает: — А почему тот парень с розовыми волосами с тобой больше не общается? — брови мужчины самопроизвольно хмурятся, когда он видит такого же внезапно насупившегося брюнета, чьи эмоции особо не разберешь — то ли злится, то ли грустит, но, скорее, на его лице проскальзывает горечь с обреченностью, чем слепой гнев, когда он отвечает. — Я не знаю. Дреяр смеется. — Наверняка ты сказанул какой-то бред как всегда, — он улыбается так, как будто все знает. Или брюнету так кажется. Юноша смотрит на мужчину укоризненно и сокрушенно, а потом удивляется, широко раскрыв свои ожившие глазища, словно вспомнил что-то, и мгновенно поникает, сложив свои брови домиком, опускает плечи. На его лице, кажется, скопилась печаль и грусть всей вселенной, а затем он не веря поднимает брови, будто в голове у него происходит самое безумное нечто, ужасающее до такой степени, что своего потрясения всего лишь мыслям он скрыть физически не способен. Лаксус находит это весьма забавным, поэтому спрашивает едва посмеиваясь: — Что с лицом стало? — Я рассказал ему про кражу диска, — он говорит так, будто осознает об этом только впервые, словно за все те дни, когда мусолил в голове каждое слово их разговоров и причину неожиданного разрыва, именно это провокационное признание, способное на что-то повлиять, не пришло ему в голову. Дреяр смеется в ответ, поражаясь чрезмерной тревоги девятиклассника, а парень успевает погрузиться в свои тягостные и излишне скорбные размышления. Он вмиг представляет, как бы с удовольствием отрезал себе язык, утопился, лишь бы не помнить такого позорного стыда, но время вспять не вернуть, как бы он ни молился и каялся перед всеми богами, поэтому юноше оставалось только жалеть и проклинать себя. Его взволнованный загнанный взгляд скользит по улыбающемуся Дреяру, и желание разбиться от внезапного удара метеорита, который бы так кстати обрушился, возрастало. Он в голове в самых ярких красках представляет, как судьбоносная комета разрушила бы вдребезги какой-нибудь Бостон штата Массачусетс, люди бы молились и плакали, а Грей был бы рад: лишь бы ни один живой не помнил того непростительного стыда и греха, который сделал парень и успел вознести до едва ли не смертельного. Ни смеющийся с особой издёвкой и злорадством Дреяр, ни Драгнил, ни те злосчастные охранники, которых, быть может, строго отчитали и оштрафовали, ни единый из них больше не знал то, в чем испачкал свои уже отнюдь не невинные ручонки Грей Фуллбастер. Лаксус закатывает глаза на пожухший видок парня, а потом слишком просто, беззаботно, уж донельзя тупо и наивно — как бы посчитал брюнет, задает вопрос: — И что? — он сдержанно и трескуче посмеивается, и в этом смехе Фуллбастер видит свою жизнь и смерть. Все, что окружает парня недолгий, но мучительный и насыщенный разнообразнейшими событиями отрезок времени, проведённый с Дреяром, можно назвать каким-то мини-недоужастиком, по крайней мере для самого Грея, который в главной роли предстает клаустрофобом-паникером, а главное место действия — морское ущелье с подводными камнями и ловушками, и единственный глоток воздуха у потолка — и есть сам Дреяр; темный заглатывающий омут, оглушающий чудовищным давлением толщ воды, стремящийся взорвать башку брюнета изнутри, эхом в беззвучном вакууме отдаваясь глумящимися насмешками — и есть сам Дреяр, и Грей готов добровольно завязать петлю на собственной шее, лишь бы не тонуть и не дышать в нем. Это, наверное, худшая альтернатива отсутствию собеседника от судьбы для юноши. — Как что? — Грей возмущен неожиданным простодушием и легкостью, с какой Лаксус задает столь глупый вопрос, его голос едва дребезжит и звенит в высоком тоне, когда он восклицает в ответ. Его голос упрям и как будто бы враждебен, глаза темнеют, сливаясь с темным воображаемым океаном, и Дреяр на одну неуловимую секунду думает, что они стали на чуточку живее, менее пустыми и скучными — Нацу вообще-то адекватный, нормальный человек и не общается со всякими… ворами. У Лаксуса на лице играют мягкие солнечные зайчики и в глазах читается: «я знаю истину», словно то, что он сейчас скажет — непогрешимая фраза, должна поставить на место, якобы, усохший подростковый мозг Грея, должна прояснить в его голове свет и заставить зажить нормальной жизнью. Грей хмурится, осознавая, что Дреяр сам едва ли знает, как жить «нормально». — Адекватные люди — скучные, — он говорит это уверенно и вместе с тем просто, как будто это неоспоримая истина и легкая всеобщая правда, как и ожидалось, но продолжает мысль он так беспечно, что Грей внутренне закипает от гнева, поражаясь таким обесцениванием серьезной для него проблемы, — так что плевать. Фуллбастер скептично поднял брови, тяжело вздохнув, изнутри свирепея от беспробудного идиотизма Дреяра, который словно нарочно включал в себе тупого мудака, в целях лишь бы отшутиться, тем сам отгородившись от чужих проблем. Грей не требовал нормальных советов и адекватной реакции, но если Лаксус сам спрашивал, то зачем было в ответ только смеяться над его переживаниями? Лишь ради злорадных издевательств? Брюнет скрипит зубами беззвучно, и смотрит на парня разочарованно-гневно, краснея от собственной озлобленностии на ничего не понимающего блондина. Посыревшие дороги с парочкой луж журчали, хлюпали под чужими ботинками, и Грей всерьез готов прислушиваться к этим незначительным звукам, потому что в секунды, когда Лаксус молчит, его одолевают собственные мысли, терзающие мозг не хуже адских трехглавых церберов. Воспоминания, от которых самому было противно, сворачивались тугим, грузным несдающимся комком тошноты, и парень отчего-то сомневался, что причина в еде. Он слишком сильно ударил подошвой лужу, в которой видит свое хмурящееся отражение, но остается незамеченным. Ему бы вообще хотелось растечься также, как эта лужа, привлекая к себе лишь дождевых червей, выкинуть все мысли из головы, которые останутся мутной грязью в противной воде. Он бы остался ничем, отражая всех, и его бы это устроило — моментами он жалел, что был собой, но даже распластавшись на затоптанном треснутом асфальте Бостона в виде сумрачной лужи, его достанут голуби, замученные жаждой, противные черви и прочие животные. Кем бы ни был, он остается самой яркой провокацией для окружающих — так считал, конечно, только Грей, который ненавидел себя, но на деле возводил все происходящее на белом свете только вокруг собственной персоны; действительно, не заурядный подросток из типичной школы, а истинный Иисус, звезда, среди которой крутятся все планеты Солнечной системы. Фуллбастер сжимал челюсть, нервно шмыгая носом все чаще. Тяжелые шаги Дреяра оттаптывали асфальт, хотя парень шел легко и спокойно. Грей шел за ним, даже не задумываясь куда, и сейчас его это меньше всего тревожило — он рад был признавать, что их отношения переросли такую параноическую стадию недоверия Грея, когда он мог подозревать что блондин уведет его в какой-то мрачный переулок и зарежет ножом, изнасилует или убьет. Хотя, может их отношения не были на таком уровне и вовсе — Фуллбастер часто был зол на Дреяра, обижен на частые подколы и острые шутки, но доверие, хоть и слабое, но в какой-то степени надежное, к нему присутствовало, и причин тому брюнет найти не мог, гадая почему Лаксус так бескорыстен и добр к окружающим. Грей, как ни пытался, не был в силах отделаться от назойливого удручающего воспоминания — о разговоре с Нацу. Фуллбастер не мог думать об этом без раздражения и злости, съедающих его изнутри как поглощающие тени. «Нацу по-привычному что-то плетет о своем, а Фуллбастер был готов бесконечно это слушать. Сам Драгнил в своих мыслях, желаниях и в жизни — мимолетен, нескончаемые переживания и поглощающий омут мрачных размышлений ему чужд, он сам легок и прост, как монетка, и волнения его дорогого не стоят. Низменные цели, как и у всех, у него конечно присутствуют, но их исполнение не настолько обязательны, к собственным осечкам относится он менее серьезно, чем сам Грей к примеру, и ощущение ответственности и важности собственных чувств на него давит так незначительно, что для других это бы показалось невидимым ничем. От этого он задает вопрос брюнету, желая узнать его мнение, но едва ли тема разговора волнует розоволосого хоть чуть-чуть также, чем Грея любая незначительная вещь, будь то подозрительный взгляд прохожего или знакомый, встретившийся на улице. Они были чудовищно различимы в этом — для Нацу многое, даже нечто, к чему в обществе принято относиться наиболее ответственно, с трепетом и вниманием, не больше, чем возможность попытать удачу, а для Грея все кардинально наоборот — к любому происходящему вокруг в обязательном порядке подлежит относиться с чрезмерной критичностью, надежностью, и это далеко отличается от ответственности школьных зубрил и ботанов, которые почитают учителей и учебу, нет, вся важность чувств целенаправленна только на его личные взаимоотношения с кем-то, мнение других, даже малознакомых, о его личности, действиях и поступках. Парень неопределенно мычит, прежде чем задать вопрос, уже не впервые. Грей бы обыденно насторожился, но в этот вечер ему все казалось умиротворяющим и привлекательным, до какого-то момента. — Не знаешь, как понравится девушке, которой ну никак не можешь понравиться? Грей громко ругается в собственной голове. Слова Нацу хлещут его по краснеющим, вовсе не от смущения, щекам и, выражая дикое отвращение, плюют под ноги. Он думает, что готов прямо сейчас открыть дверь, выбежать на оживлённую дорогу и разложиться на асфальте после столкновения с какой-нибудь замызганной машиной заурядного клерка, но разумеется, это не так. Какие бы мысли у него в голове не мешкались, на такое он вряд ли способен. Злорадная насмешка над самим собой в виде «самому бы мне узнать» прошла в мыслях брюнета машинально, но едва ли он успел заметить ее в разыгравшемся урагане мыслей. Самым главным вопросом в голове парня теперь было — какого черта Драгнил вообще заводит такие разговоры? Грею было привычно закрывать глаза на минусы только двух людей: себя (впрочем, только когда нужно) и Нацу, но это не мешало ему осознавать инфантильность, детское восприятие и абсолютную несерьёзность розоволосого ко всему окружающему. Так каким же образом этот беззаботный образ омрачился столь отталкивающими мыслями? Грей явно был не готов к такому, его мировоззрение, тщательно построенное, по случайности судьбы трещит по швам, и ему ничего не остается делать, как с безнадежностью наблюдать. Он смотрит на Драгнила и его щеки горят от замешательства, словно его застали врасплох самым каверзным вопросом на свете. Чего уж там, признаться честно, так и было. — Чего?..— непонимающе и явно заторможено спрашивает брюнет, донельзя смутившись таким вопросом. Его вот-вот вырвет, если парень продолжит эту тему, но словно нарочно во вред себе он хочет разузнать каждую деталь. — Ладно, ничего особенного, — отмахивается розоволосый, но сам сгорает от желания рассказать, ведь свои секреты он хранить попросту не способен, и всякий раз, заимев нечто сокровенное, порывается поделиться важными новостями чуть ли не со всеми. — просто мне нравится кое-кто. Грей не может не повестись на такую очевидную ловушку, цель которой простейшее удовлетворение Драгнила в том, что кому-то интересна его жизнь, но брюнет скорее продолжает спрашивать из-за собственного интереса. Плавящее внутренности любопытство словно грозится выжечь Фуллбастера целиком и без остатка, если он не узнает все детали. Его заинтересованность, граничащая с раздражением от внезапной очередной головной боли, что буквально свалилась на плечи как буря после умиротворяющего затишья, давила на мысли, и как поддерживать диалог без смущенных пауз, в которых парень переосмысливает, переворачивает и повторяет в мыслях все сказанное не меньше чем пару сотен раз в секунду, он не имел и малейшего понятия. — Кто? — брюнет сгорает от интереса не меньше, чем Драгнил, желающий рассказать. — Мира, — Нацу расплывается в улыбке и Грей в ней немного находит себя. Услышав имя Штраусс, он малость расслабился, потому что сомневался во вкусах девушки, не относительно розоволосого парня, что так наивно рассчитывает на непонятно что (в этом брюнет узнает себя тоже), относительно парней вовсе. Возможно, это предположение Грея выдумано и ошибочно, как абсурдная идея само внушающего сознания, но в любом случае одна из главных проблем на данную секунду было как не разочаровать Нацу, так счастливо ведающего о своей влюбленности, симпатии, или как еще тому взбрело голову называть свои ощущения. — Знаешь, я не думаю, что ее такое вообще интересует, если честно, — Грей не любит напряженных пауз, поэтому он предпочитает сказать свое мнение об этом так быстро, насколько может, лишь надеясь, что это никак не испортит настроения розоволосого, но своего скептичного взгляда на ситуацию скрыть он не в силах. — если ты понимаешь о чем я. Драгнил смеется в ответ уже по привычке, закатывает глаза, задумываясь о чем-то, и уже буквально через пару секунд спрашивает парня: — Кстати, отец приготовил мясо на ужин, ты будешь есть? — Грей рассеянно кивает, удивляясь мимолетности и легкомысленности парня, все никак не привыкнув к его повадкам — той же способности перестроить разговор в совершенно другое и бессвязное русло, независимо кстати ли это. Забудет ли это он на самом деле и отнесется ли к этому также легко, как и перевел тему — быстро и не задумываясь, подросток не знал, но если и так, то определенно завидовал, ведь он в свою очередь уже уверен, что этот диалог останется в его памяти на ближайшее будущее как причина споров с самим собой, бесконечных рассуждений и подозрений.»***
Окончательным пунктом прибытия оказался блошиный рынок, Фуллбастер понятия не имел, зачем Лаксусу вздумалось приплестись в это место, но он послушно брел за прогуливающимся парнем, иногда даже осматривая прилавки в поиске интересных вещиц. Атмосфера среди зевак, бессмысленно, как и Грей, плутающих по павильонам, была расслабляющей, даже зазывающие продавцы — которые изо всех сил пытаются толкнуть любому проходящему свой товар — никому не нужный, потому и пониженный в цене раз сотый — не напрягали встревоженного Фуллбастера сейчас. Он следовал за Лаксусом по пятам, который с такой непривычной увлеченностью засматривался на, казалось, невзрачные и блеклые товары, что брюнет порой смотрел только на его лицо, впервые замечая в парне искреннюю любознательность, а не обыденную насмешку. Среди шатающихся столов, на которых разбросаны нескладно старые товары, Грей не смог заприметить хоть один, который бы смог зацепить. Народа было до неприличия мало, а если и собирались группы людей у определенных прилавков, то только у невообразимо скучных примитивных товаров, как старые медали, не имеющие, в самом деле, ценности никакой, как монетки, заржавевшие и не такие уж старые — даже нумизмат-новичок не оценил, или прочий негодный хлам, что язык не повернется назвать раритетным. Дреяр подошёл к очередному прилавку, но этот оказался именно тем, чего он долго искал. На столе пестрили алюминиевые пластины, часть из них по своему виду оставляла желать лучшего — облезлое покрытие, царапины от столкновений, остальные были словно только что пришедшие из отдела*, новые и блестящие номера автомобилей из самых разных стран. В основном, конечно же, номера были американские — не все пятьдесят, но около тридцати номеров из одних из самых населенных штатов — красовались на прилавке в большом количестве и с завидным разнообразием. Фуллбастер удивленно наблюдает за парнем, так внимательно рассматривающим номера штатов. Этот прилавок, на удивление, не остался без внимания — пару человек исследовали графические таблички с большим интересом. Номера из азиатских стран привлекали больше внимания покупателей — они были разных форм, какие-то со странными рисунками, но блондина, как ни странно, привлекали только американские. Он нашел номер из Калифорнии и вспомнил не о лучших временах его жизни — раннем детстве, когда он рассказывал своему бесконечно занятому в работе, но никогда не семье, отцу, о своей мечте жить в Калифорнии, он не думал о своем будущем, он был обычным ребенком, который хотел, чтобы летом было теплее, чем в неприветливом Бостоне. Глупо было рассчитывать, что из-за переезда у отца появится меньше дел, словно от пребывания в каком-то Лос-Анджелесе у них появится традиция ходить семьей на пляж и встречать закат. Едва ли. Но Дреяр ни о чем не жалеет, он трезво оценивает свое прошлое, пытается делать то же с настоящим; и расклад событий, где он обеспечивает себя самостоятельно, не просит у ворчливого отца невозможного и позволяет себе раз-другой купить какую-то безделицу его волне устраивает. От детской наивной мечты ничего не остается, впрочем, Дреяру плевать, он фыркает, смеясь, и решает взять злосчастный знак. «California» прописными буквами над цифрами синего цвета. Табличка, как и все номера в этом штате, выглядела минималистично и стильно, но несмотря на это, Грей не понимал смысл подобной странной покупки. — А зачем тебе номерной знак? — парень не подозревал, есть ли в этом некий скрытый смысл, со стороны это выглядело так, словно Лаксусу просто понравился знак внешне, из-за своеобразных эстетических соображений он решился его купить, но даже так для девятиклассника это по-прежнему необычно, словно не в стиле юноши. — Я просто давно хотел коллекционировать, но не знал, где их купить — говорит парень, расплачиваясь, а потом глухо смеется и продолжает, невинно пожимая плечами — не с машин же снимать. Грей вновь улыбается и хохочет, пока продавец непонимающе хлопает ресницами. По пути с блошиного рынка Фуллбастер чувствует себя живее, чем до этого, особенно когда парни доходят до музыкального магазина. Фасад оставляет желать лучшего, лишь из-за мутной витрины выглядывает пара-тройка цветастых броских электрогитар и рекламные объявления пестрят на витрине. Грей так неожиданно вдыхает ледяной воздух, что жжет горло, он зовет Дреяра в магазин, указывая пальцем в его сторону, а парень покорно плетется следом. В помещении светит тепло и тускло, из посетителей только такие же любопытствующие подростки, бесцельно осматривающие музыкальные инструменты, которые им, естественно, не по карману. Лаксус оглядывает инструменты — многие из них выглядят поношенно, а цены вдвое, если не втрое, ниже на всех товарах — несмотря на отсутствие предупреждения на входе, парень догадывается, что это просто магазин подержанных вещей. Разнообразие товаров лучше, чем стоило ожидать — синтезаторы, хоть и товарный вид у них вовсе не привлекателен, гитары и акустические, и классические, несмотря на то, что большинство из них уже использованы, запах дерева и лака не рассеялся, как ни странно. Грей ненадолго завис перед бас-гитарами, так глупо уставившись на длинные грифы, что кажутся длиннее его рук даже до плеча, а потом отвлекся на самого Дреяра. Фуллбастер смотрит на любопытствующего блондина, в чьих руках автомобильный калифорнийский номер, а взгляд так жадно и по-дурацки устремлен на невзрачную полку барабанных палочек рядом с кассой — он выглядит как умалишенный, буквально, и Грей спрашивает, улыбаясь удивленно: — Чем тебя это так заинтересовало? — Я думаю их так круто крутить в руке, — он уставляется на собственные пальцы и показывает, как примерно бы крутил пресловутые палочки, — ради этого только и играл бы. Брюнет смотрит в лицо мужчине, намереваясь найти в нем обыденную насмешку, но тот, как ни странно, говорит совершенно серьезно, и юноша отзывается также важно: — Это глупая причина начинать, ты бы быстро забросил играть на ударных, если бы хотел только палочки крутить, — Грей говорит так тошнотворно заумно, что ему не хватает поправить очки, чтоб выглядеть как заурядный ботаник. — Зануда, — Дреяр закатывает глаза недовольно, а потом расплывается в беззастенчивой недвусмысленной улыбке, и у Фуллбастера сводит живот от скверного предчувствия, — кстати о палочках, у тебя-то какая? Длинная, короткая? — Что? — Грей забавно прикрикивает и поднимает брови, кажется настолько высоко, насколько только может. Вопрос он либо вправду не понимает, либо настолько смущен, что делает вид. Лаксус улыбается так довольно и обворожительно, точно так же поднимая брови как обычно при шутке, что у брюнета мышцы рта дергаются, колят, чтоб не улыбнуться в ответ. Он отворачивается, осознавая вопрос наконец до конца, покраснев до ушей. Чертыхается под глухой смех, оглядываясь на стоящего неподалеку продавца, чьё лицо заставляет смеяться и брюнета — кажется, тот все отчетливо слышал и даже не рисковал подойти подсказать что-либо. Грей стыдливо закрывает лицо ладонью, словно это поможет ему показаться хоть кому-то непричастным к происходящему. Он проходит к ряду классических гитар и большинство из них очевидно использованы — поврежденное покрытие и вмятины, но одна из них для Фуллбастера была словно создана — он как парализованный зачарованно уставился на потрепанную временем, но не менее завораживающую гитару. Спросив у продавца разрешения, он встает на носочки, снимает с настенного держателя, игнорируя звонкие стуки гитары от случайных неловких ударов парня. Грей удивляется ее лёгкости, и лишь когда садится, замечает, что гриф значительно меньше, чем у обычной гитары, но дискомфорта это не приносит вовсе. Тонкими пальцами проводит по писклявым струнам, и они даже не трут пальцы, словно не намереваются оставить мозолей на бледной коже. Грей не без труда вспоминает, как настроить ее, а затем, удовлетворившись звучанием, так по-детски радуется. Пробует аккорды, лады идеально подходят под его недлинные пальцы — это его так вдохновляет, что он даже вспоминает как играть некоторые песни. Звучит негромко, неуверенно поначалу, но потом Фуллбастер поддерживает ритм, заламывая пальцы на мудреных позициях. Лаксус оборачивается на звук и, к собственному удивлению, обнаруживает играющего Грея. Он подходит ближе, наблюдая за парнем, что стал немного сбиваться под пристальным взглядом блондина, но затем, так забавно пыхтя над несложной песней, заканчивает ее словно сам написал и сыграл не менее тысячи раз. Дреяр удивлен до крайней степени умению Фуллбастера играть на гитаре — он в целом похож на человека, которого мало что интересует, но юношеская любовь к року, видимо, породила в нем не только желание отбивать ноги на концертах. И игра у брюнета была вовсе не дурна, как ни странно. — Не знал, что ты умеешь играть, — совершенно честно выдает блондин, встречаясь с смущенным взглядом парня, — звучит неплохо. — Спасибо, а я не знал, что ты умеешь так тепло отзываться о чем-то, — Грей улыбается с горящими щеками, но взгляд не прячет как обычно. Лаксус смеется опять, по-доброму, думая, что Фуллбастер еще многого не знает. Смотрит на такого довольного брюнета, какого не видел уже давно, отмечает мысленно, что гитара ему действительно «идет» и, недолго подумав, предлагает: — Хочешь купим её тебе? — он вовсе не жалеет о своем предложении, когда видит реакцию Грея, который, в свою очередь, таращится во все глаза на парня, словно не верит в услышанное, ждёт подвоха, потому и отвечает вопросительным тоном. — Да, конечно. Гитара оказалась одной из самых недорогих в магазине — около пятнадцати долларов, чехол Фуллбастеру вручили бесплатно, почему, он не понял, но менее радостным не стал. У Дреяра сводят щеки от смеха, пока он наблюдает, как Грей с неловкими попытками старается засунуть свою мелкую гитару в большущий чехол на весу, но брюнет даже не начинает раздражительно отмахиваться — своим неожиданным приступом щедрости Лаксус задобрил и осчастливил Грея на длительное время. Парень с предвкушением идет к новому дому, мечтая сыграть на уже своей гитаре, надеясь, что Лаксус с таким же удовлетворением оценит еще пару его песен.***
Спустя пару часов, проведённых дома, парни стоят у входа в клуб — другого и вовсе не похожего на былой Kyanite, но Грей не может сдержать свой мимолетный приступ ностальгии, ему смешно с этого. Волнения перед первым концертом и чувство неловкости среди толпы, где он был на голову ниже и младше всех сейчас кажутся нелепыми. С утра он был подавлен, но сейчас как ни странно довольно бодр и готов пуститься в танцы в блестящем от светомузыки зале среди таких же пьяных и беззаботных, как он. Он смотрит на Дреяра, и он по-прежнему невозмутим и почему-то ничего не шутит, как обычно: наверняка задумался о чем-то, быть может о том, сколько уже потратил на Грея (юноша не хотел считать), быть может о своей загадочной коллекции автомобильных номеров, быть может о том, кто станет причиной выставления из клуба их двоих или проще — с кем сегодня удастся подраться. Пока они стояли у образовавшейся на глазах очереди из парочки групп друзей, Грей заметил, что пропускают в клуб только по документам. Он нервно смотрит на Лаксуса. — Ты знаешь, что там ограничение по возрасту на вход? — блондин даже не ведет бровью от вопроса, а позже отвечает бесстрастно и с издёвкой одновременно. — Конечно знал, я думал ты меня просто провожаешь до входа, а ты со мной хотел? — он смотрит первые пару секунд совершенно серьезно, словно и вправду ждет как брюнет развернется и уйдет, но в ответ Грей непонимающе хмурится и пока пытается осознать сказанное, блондин надрывается со смеху от собственной шутки и лица парня. Брюнет, не задумываясь, ударяет локтем по боку Лаксуса, и тот даже перестает смеяться так громко. Грей поджимает губы и закрывает лицо, поражаясь со своего такого несвойственного ему самому и глупого со стороны поступка, как ударить блондина словно они парочка закадычных друзей. — Да ладно, у меня все под контролем, — уверенно твердит он, и Грей почти верит, но слегка раздраженного выдоха не сдерживает. Когда очередная группа людей перед ними вваливаются в клуб, наступает очередь за ними и Грей суетится, что Лаксус ничего не предпримет. Но блондин лишь произносит что-то, парень вроде расслышал «мы от Фернандеса», но он понятия не имел, кто это и что за связи у Дреяра, но, наверное, не такие уж и влиятельные, как можно рассчитывать — клуб находится на отшибе города. В помещении плавится воздух от количества людей и судя по времени — всего лишь восемь вечера — народ собирался только увеличиваться. На танцполе люди без передышек танцевали под музыку из колонок — никаких музыкальных групп и даже выступлений диджеев здесь не планировалось, в зале даже нет сцены — а может Фуллбастер так и не увидел из-за болтающихся повсюду рук и высоких людей. Он не успел прислушаться к песне, которая оглушала всех до вибрации под ступнями, как Дреяр потащил его к барной стойке, растолкав брыкливую и невменяемую толпу, которая действовала словно по инстинктам и двигалась лишь по инерции. Лаксус усаживается на высокий барный стул, задержав ладонь на несколько секунд над соседним, чтоб до неповоротливого и медлительного брюнета никто не уселся рядом. Грей садится и скучающе вздыхает, завидно смотря на танцующую толпу, но по мгновению ока меняет настрой, когда в пузатый бокал перед ним наливают шипучую смесь. Дреяр пропускает первую рюмку буквально залпом, а потом смеется с перекошенного лица брюнета, что щурится словно впервые попробовав алкоголь. Дреяр думает, что парень навсегда останется таким — быть может его эгоизм и беспричинная обида на всякого пройдет с возрастом, но щуриться как ребенок от горького привкуса алкоголя, кусать щеки и пьянеть уже со второго глотка он будет всегда. Фуллбастер смеется в очередной раз с чего-то своего и неожиданно для самого себя и блондина предлагает: — Сыграем в правду или действие? — Дреяр не успевает согласиться как из заплетающегося рта вылетает: — чур я первый! Правда или действие? — Действие. — Хоть Грей и менялся на глазах, будучи пьяным, Лаксус сомневался, что брюнет сумеет придумать задание, способное смутить его и показаться невыполнимым. Но лицо подростка предвещает многое — он хитро смотрит наверх, словно пытается отыскать ответы на потолке, а потом улыбается счастливо и злорадно, гогоча как ребенок, выдает: — Выпей горящий алкоголь! — парень выдает это с такой гордостью и победной улыбкой, что у блондина уже нет сил смеяться, он просто заказывает напиток и закатывает глаза, улыбаясь снисходительно. Он явно намерен не жалеть Фуллбастера в следующих раундах, надеясь на нормальную игру, а не детский сад с действиями, которые являются лишь потайными желаниями брюнета, что ему выполнить просто не под силу в повседневной жизни. Когда поджигают самбуку на его глазах, Грей буквально в восторге и, чередуя истеричный смех с пораженным удивлением, пытается пародировать злобный смех каких-то антагонистов из фильмов, ведаемых только ему самому. Дреяр смотрит на разгорающийся природного цвета огонь из испарений стакана, выжидая пару секунд, задувает одним тяжелым выдохом и выпивает единственным глотком острый шот. На языке горчит вкус алкоголя, но не больше чем обычно, он вытирает рот рукой и хмыкает, условно оценивая напиток, но у брюнета эмоций явно гораздо больше — он таращится на парня, словно ожидая каких-то комментариев или оскорблений о том, как же он коварен, но Дреяр выбирает просто продолжить игру, заранее скалясь: — Правда или действие? Грей закатывает глаза, выдыхает и вертит головой от безделья по сторонам. Он не имеет понятия, какое действие ему может задать Лаксус, но довольно четко представляет, что за вопросы может получить, если выберет правду. Ему вовсе не хотелось обсуждать Хартфилию, которую упомянуть для Лаксуса уже отдельный вид потехи. Единственным оптимальным вариантом остается судьбоносное действие, но уже слишком много бокалов в брюнете, чтоб он струсил. Смеется он пьяно и глупо: — Действие, конечно. — Познакомься с кем-нибудь, — Дреяр надрывается со смеху, наблюдая за разочаровавшимся выражением лица парня, что уже успел пожалеть о предложении поиграть вообще. — да ладно тебе, Грей, посмотри какие там красотки сидят. Блондин указывает на компанию девушек, приходящимся друг другу явно подругами, и приставать к целой группе девушек точно не в его привычках. Ему неловко и неприятно проходить мимо компаний его ровесников, а блондин предлагает ему буквально олицетворение ада. Похоже, Грей либо недостаточно пьян, либо море по колено не его случай. Дреяр подначивает, похлопывая по плечу, да и Грею понятно, что выбора отказаться нет — разве что поменять свою цель, и на смену компании девушек он замечает одну скучающую у бара. Остается только выполнить злосчастное задание, и брюнет сможет со спокойной душой издеваться над Лаксусом в отместку. Парень отправляется к девушке и будучи пьяным, знакомство с какой-то особой, которую он увидит и забудет спустя пару десятков минут, кажется не настолько невыполнимым. Её покрашенные в странноватый ярко-светлый цвет волосы, короткое платье, оттенок которого Грей не определит — светомузыка слепит, а алкоголь играет злую шутку с его четким зрением, он даже идет, цепляясь за танцующих. Губы, покрашенные в белую помаду, напоминают парню снег, растягиваются в широкую улыбку, когда она замечает подошедшего юношу. Её причудливая белая прическа, броский макияж с несуразными ресницами на фоне темной кожи выглядел нелепо и со вкусом одновременно, Грей не знал, не разбирался, единственное в чем он был уверен, лишь встретившись с ее оценивающим взглядом (назло скользящего снизу-вверх по телу, словно парень экспонат, модель, манекен — но не человек), что знакомиться с девушками не его. — Привет, ты такая красивая. — так нескладно, комично заикнувшись, он произносит, опираясь на барную стойку, едва ли не уронив чей-то коктейль. Она неловко отодвигает бокал, это её, но она ничуть не смущена, хищно улыбается, отвечает, заигрывая: — Ты тоже ничего, — она вновь смотрит на него ползучим пьяным взглядом, плотоядно поглощает хитрыми глазами. Грей ощущает себя так противоестественно, но виду не подает вроде даже умело, судя по поддатой улыбке девушки. — Я Грей, а ты? — его язык по-прежнему заплетается, но вряд ли только из-за алкоголя. — Меня зовут Брая, — она щурится довольно, словно кошка, Грей улыбается лукаво, но мысленно отмечает, что имя действительно необычно. Но лишь мысленно, где-то на задворках сознания, так далеко, что он даже не привык слушать себя. Он привык сбегать от любой намечающейся проблемы или некомфортного разговора, но спор есть спор, он скалится игриво-воровато, спрашивает. — Не дашь свой номер? — Такому как ты конечно дам, — она смеется громко своим притворно нежным голосом и пьяно проводит горячей ладонью по ледяной руке парня от плеча до кисти, схватывает холодную потную ладонь, хищно скалится вновь: — ледышка. Грей покрывается мурашками от неожиданных прикосновений и стыдливо понимает, каково Дреяру. Он бы поник, но сейчас алкоголь настолько ударяет в голову, что искусственный румянец на щеках девушки не отличить от самого Грея. Он протягивает свой телефон девушке, неловко улыбаясь, считая секунды до ухода. Надолго он задерживаться не собирался, и после такого ему скорее хотелось пропустить парочку шотов. Брюнет скучающе смотрит в блестящий потолок, скачущего бармена, на неустанную возбужденную толпу (не без зависти) и спустя пару десятков секунд получает телефон с почти невидимым экраном, на котором изображался его новый контакт — номер незнакомки с ее вычурным именем и престранным смайликом в конце. — Ну ладно, я пойду, меня друг заждался. — он показывает за спину и мгновенно растворяется в толпе, не желая растягивать неловких пауз или страстных прощаний с развязной пьяной незнакомкой. Довольная улыбка Дреяра светит Грею издалека, брюнет уже сам не сдерживает неловкий смех. Он подходит к задыхающемуся парню и тянется к новому бокалу, выпивая его словно умирая от жажды, но щеки сводит от смеха Дреяра, и он давится напитком, пока слышит: — Ты специально выбрал себе неформалку какую-то, — Грей удивленно вскидывает брови и смеется, нелепо вновь вытягивая шею, он произносит одними губами «что?», пока Дреяр, насмехаясь уж донельзя самодовольно: — под стать себе? Фуллбастер непонимающе хмурится и опасливо оборачивается в сторону девушки, надеясь что она потеряла парня в толпе и даже не подозревает о том, что оказалась просто жертвой розыгрыша от Дреяра, но среди людей Грей замечает только ее светлую макушку и понимает о чем говорит Лаксус, ее броская внешность действительно цепляла взгляд и запоминалась, но к сожалению парня, подобный цвет волос — пепельный — теперь ассоциировался у него только с одной девушкой, о которой вспоминать ему теперь не так приятно. Он закатывает глаза, с отвращением вспоминая вдохновленно-влюбленные разговоры Драгнила о Мираджейн и выпивает новый шот. Дреяр видит внезапно поменявшийся настрой Грея и даже немного удивлен — он ожидал возмущенных воплей и ярое желание Фуллбастера отомстить каким-то изощренным вопросом или заданием. Брюнет смотрит в сверкающие от разноцветных гирлянд в зале глаза блондина и вдруг на него накатывает и тоска, и любопытство одновременно. Он не знает Лаксуса почти совсем, а с романтической стороны — тем более. Переживал ли бы Дреяр также как брюнет и вел бы себя порой так безрассудно и эгоистично? Грей не знал, но ему действительно ничего не мешало спросить, и быть может из ответа он найдет выход из своей ситуации. Он решает задать вопрос максимально смутно, как ему казалось, но догадаться о том, что это очередная попытка решить собственные проблемы для блондина не составит труда. Но на этот раз Грея интересует не его положение, а поведение Лаксуса. Такое редко он замечает за собой. — Лаксус, давай представим, — он пьяно и нескладно начинает, заторможено покачивая руками перед собой, пока Лаксус пытается вслушаться сквозь оглушающую музыку, — допустим, если бы тебе кто-то нравился, но этот самый человек вдруг тебе рассказывает, что любит кого-то другого. — он выдерживает настолько долгую паузу, что блондин уже готов ответить, но его буквально перебивает хриплый-отчаянный и одновременно интересующийся голос: — что бы ты делал? Блондин хмурится с неприязнью и непонимающе одновременно, просит бармена (к счастью, пока Грей не слышит) налить новую рюмку чего покрепче, и отвечает негодующе наивно уставившемуся Фуллбастеру: — Грей, ты вообще адекватный? Мы в клубе, а не на приеме психолога, расслабься ты наконец. Дреяр не успел придумать, как еще прокомментировать вопрос парня, после очередного шота он стал соображать смутнее, но стал трезвее в разы, когда подозрительная незнакомая девушка, подвинув свой барный стул (который, как всегда казался, был прикреплен намертво к полу) донельзя близко к пьяному подростку. Пламенные волосы, что переливались на отблесках светомузыки, бросались в глаза — она словно из средневековья, где девушку бы непременно сожгли за такую шевелюру. Фуллбастер уставился на девушку, словно на одно из семи чудес света, та хищно зубоскалит, замечая его багровые горячие щеки: — Привет, — через продолжительное время пристального и нелепого зрительного контакта она здоровается с Греем, который сжимает плечи и хватается за рюмку; Дреяр хмурит брови, совершенно не понимая, зачем и для чего эта ведьма пристает к Фуллбастеру. — ты такой милый. Блондин закатывает глаза, расслышав фразу. Сегодня Грей словно медом намазан для всех девушек клуба. Подросток неловко поправляет волосы и удивленно вскидывает брови. Ему смущенно, дико и приятно одновременно. Он игнорирует все позывы здравого смысла, ведется на ее сомнительно обаятельную улыбку, белоснежные тонкие запястья и голые плечи, постоянно движущиеся, очарован так глупо и наивно ее беспокойными зрачками глаз, что совершенно искренне благодарит за приторные придуманные комплименты: — Что, правда? Спасибо, — Грей улыбается так по-идиотски. Лаксус злится от его тупости в этот вечер даже больше, чем обычно. Незнакомка поправляет свои назойливые огненные пряди, уводит взгляд с брюнета на Дреяра. Она скалится вновь, считая, должно быть, что выглядит обаятельно, соблазнительно и сногсшибательно — будто хватит одного взгляда своих блёклых отпугивающих глаз и бессмысленного оскала-насмешки, чтоб любой парень улыбнулся ей в ответ также хищно, наивно и влюбленно. Впрочем, с Греем сработало как по щелчку. Она слащаво тараторит, словно играет роль влюбленной девчонки, делает вид действительно удивленный: — Вау, — она молчит, чтоб одобрительно кивнуть и, вскинув брови, продолжает оценивать своих условных жертв: — ты тоже такой красавчик! Дреяр молчит, изобразив кислую мину, на языке словно горчил абсент или еще что покрепче — но он не выпивал, ему просто противно от явно одержимых поглощаемых глаз подозрительной незнакомки. Он отвечает резко, но едва ли кто оценит его искрометный комментарий: — Не могу ответить того же. Лаксус хватает под руку пьяного брюнета и уводит по неизвестному направлению, утопая в толпе долой от ведьмы. Люди по сторонам суматошно кружили, прыгали и остервенело прижимали друг друга к пахнущим пьянством и безумием телам. Грей бы с удовольствием слился с этой толпой в одно целое — ему хотелось раствориться в сумасбродном танце, самозабвенно отдаваясь музыке и даже не стыдиться оттоптанным ногам людей поблизости — но крепкая хватка мужской руки сковала руку не слабее металлической цепи, он несется за блондином, запинаясь о тысячу ног подряд. Он чувствует потерянность и секундную злобу, что из-за Дреяра они уходят от заветной барной стойки, где он мог и забыться в алкоголе, веселясь с самой глупой шутки, которую только помнит, и даже удостоиться внимания милых незнакомок. Но его задор и гнев пропадает также мимолетно, как и появились, он глубоко вдыхает в ярко освещенном помещении, и мгновенно жалеет об этом — смрад в мужском туалете невыносим всегда и везде. Театрально закашлявшись от зловония, Грей притягивал лишнее внимание, а Дреяр лишь выжидающе смотрит на дверь, надеясь, что подозрительной девушке с ее не менее странными и загадочными намерениями не взбредет в голову идти за парнями даже в туалет. Лаксус видел ее рыжую макушку среди толпы, следующей за ними во время спонтанного побега. Он не сдерживает смешка над абсурдом происходящего, смотрит в отражение заляпанного потрескавшегося зеркала и видит сгорбленного брюнета рядом с собой. Какие-то полгода назад он бы и не поверил в то, что плюгавый невзрачный парень из девятого класса станет его близким другом. Грей скучающе вздыхает, хмурит брови капризно как ребенок, гундосит, не понимая: — Что происходит вообще? Почему мы здесь? — Та наркоманка не внушает мне доверия, переждем здесь. — блондин оборачивается на дверь, мельтешащую из стороны в сторону от постоянно входящих людей. — Наркоманка? — Грей восклицает искренне и совершенно удивлённо, Лаксус закатывает глаза. Стоило ли подавать надежды на то, что он вынес урок после знакомства с наркодиллером в туалете Kyanite? Определенно нет. Дреяр хлопает по пустым карманам, где нет пачки сигарет, тяжело вздыхает и смеётся с едва разочарованного лица брюнета. Образ любезной и милой незнакомки в воображении парня омрачается также быстро, как и забывается. Он смутно вспоминает Леона с его первого концерта, но в тщетных попытках бросает затею думать о чем-то, кроме предстоящего танцпола, на который он намеревался отправиться. Планы обрубает в неоднократный раз Лаксус собственной персоной, затолкав его в кабинку туалета. Брюнет скучающе смотрит на потолок, улавливает ритм музыки в зале и качает головой, усевшись на унитаз. Он замечает Лаксуса, который смотрит в щель кабинки, забавно хмуря густые брови. Грею впервые хватает смекалки догадаться, чем занимается блондин, он понимает, что пресловутой наркоманке пришло в голову следовать за ними даже в мужской туалет, за чем блондин и следит. Подол кислотного платья слепит прежде, чем сама девушка появляется в комнате, где ей быть не положено, впрочем, большинство из присутствующих — бессознательные мужчины, не способные разглядеть даже свое отражение плывущим взглядом, поэтому они игнорируют незнакомку. Её ладони лихорадочно раздражают воздух — она то беспорядочно трясет кистями, то гладит шершавые собственные пальцы, то стучит по поверхностям, что попадаются под суматошные ладони. Больная белёсая кожа притягивает беглые взгляды, Лаксус может заметить широченные зрачки ее умалишенных глаз из тонкой щели своей тесной кабинки — она засматривается на себя в зеркало до дикости странно, словно видит свое отражение впервые. Помешанный взгляд ищет на худощавом непривлекательном женском лице что-то суетливо, в прострации смотрит то на сырые стены, то на тонкую кожу впалых щек. Лаксус цыкает негромко, наблюдая за чокнутой девушкой, гадая, сколько осталось до конца её абсурдных ловушек. На что она надеется, ясно не было, точно также, как и причина того, почему к Грею вечно пристают подозрительные фигуры. Ледяные руки Фуллбастера нагло отодвигают от двери опешившего Лаксуса, он тянется к замку, с привлекающим внимание щелчком открывает замок и дверь следом: — Я думаю, тебе пора, а то я в туалет хочу. Девушка отворачивается от завораживающего отражения и встречается с растерявшимся взглядом Дреяра, мгновенно улыбается по-прежнему коварно-странно. Грей почему-то невозмутим, выталкивает Дреяра из кабинки также нагло, пока тот проклинает его всеми известными словами и мысленно, и вслух. — Ты ебанутый? — взъевшись так внезапно, плюёт парень, обращаясь к явно ничего не осознающему Фуллбастеру. Грей упрямо закатывает глаза, а потом смеётся так, будто издевается. Дреяр внутренне стонет отчаянно, пораженно, готовый убить подростка голыми руками, не боясь испачкаться. Поглощающий жадный взгляд девчонки его смущает опять, он кривится брезгливо, так деловито оправдывается, сморозив на деле откровенный бред: — У нас тут дела, — забегает в кабинку обратно к Грею и захлопывает дверь перед лицом девушки донельзя громко и резко. Она оторопела, руки виснут в воздухе заторможенно, то ли действительно не понимая абсурда, подыгрывает ему срывающимся писком: — Хорошо, я подожду снаружи. Лаксус облегченно выдыхает, слыша уходящие шаги и следом захлопывающуюся дверь. Бросает мимолетный взгляд на Грея, который по-прежнему невозмутим, сдержанно выжидает ухода самого Дреяра, смотря таким обыденным взглядом, будто только что ничего не произошло. Лаксус думает: «Грей перепил». Грей думает: «скорее бы Лаксус вышел». Блондин выходит из кабинки, ждет парня и чувствует, что трезвее в разы. В туалете сыро и прохладно, в самом клубе — душно и успело наскучить. Пока Фуллбастер возится, Дреяр надеется, что им больше не встретится ни одна девушка, будь то потенциальная девчонка девятиклассника, будь то очередной наркоман. Девушка, маясь от скуки, трется у мужского туалета из стороны в сторону, неловко сталкиваясь с прохожими. Либо ее вечно подозревающему умалишенному взгляду казалось, либо на нее действительно озирались с пренебрежением и злостью мимо проходящие. Не находила тому причин, хоть и стояла на проходе; трогала собственные щеки — нездорово багровые пятна на остальной белесой коже — и вовсе не находила покоя неугомонным ладоням. Лающий неуместный смех проходящего пьяницы глушил особенно сильно — девушка опасливо смотрит на мужчину, который голосит с кем-то сквозь толпу, точно произносит свой визгливый бессознательный монолог в никуда, потому что собеседника будто и не было вовсе. Его руки — словно такие же шальные, неконтролируемые как у нее — обводят на ходу чужие туловища будто невзначай, удерживая при этом плещущий едкий коктейль, который, по счастливой случайности для двух парней в мужском туалете, намеревающихся сбежать, обливают боязливую девчонку пресловутым напитком. Мужчина с пьяной безудержной улыбкой превращается в угрюмую безумную псину, лает что-то громко, обвиняюще, машет руками и запинается от собственных оскорблений. Девушка в смятении оборачивается то на разгневанного него, то на сырое мокрое платье, машинально трет руками пятно, пытаясь его стереть. Дреяр выходит из туалета быстрым шагом, бесцеремонно толкая попавшихся на пути людей, все также держа стальной хваткой вялую руку юноши. Замечает потерявшуюся девушку среди толпы, что выслушивает пьяную бестолковую тираду незнакомца с пустым бокалом, и он благодарит судьбу долгожданной возможности выбраться из треклятого клуба. Шагая по сырому бесцветному асфальту, Грей выдыхает паром от низкой температуры. На Бостон опустился вечерний туман и видимость, особенно в районах, по которым водит Лаксус — заброшенные и угрюмые, совсем скудна. Дреяр не видел, что находится впереди него на расстоянии нескольких метров, но сейчас бы он ни за что не променял завывающий ветер в мрачных переулках и тусклые мигающие фонари. Визги шин проезжающих водителей оглушают изредка, лужи, как назло, попадаются только под ноги Грею, он будто специально шагает на них сильнее обычного, будто намеревается обрызгать Лаксуса. Смеётся, хотя ничего не говорил, на наземных переходах, когда пищащий светофор заставляет парней остановиться на непродолжительные минуты, он смотрит на лицо Дреяра, то безучастно, то насмешливо, силится что-то сказать да только бегает пьяным взглядом и хохочет тихо со своих мыслей. Дреяр вспоминает темное отчаяние в мертвых глазах брюнета, что блестело в зрачках еще этим утром, и рад заметить, что сейчас от подобного не осталось и следа — Грей смотрит пьяно, бессознательно, но не менее счастливо. — Правда или действие? — некстати вновь спрашивает брюнет, спустя долгое время желая продолжить игру. Его язык заплетается и в свете очередного теплого фонаря Лаксус видит, как тот чеканит слова через силу. — Правда, — Лаксус морально подготавливается к тому, что Грей сморозит откровенный бред, шутку или не придумает вовсе — он улыбается так по-детски, игриво, насмешливо. — Лаксус, — тянет удивленно, словно опомнившись, как будто в шоке, что не спрашивал о подобном раннее, — а ты девственник? Дреяр закатывает глаза, качает головой, думая, на какую нелепость стоило еще надеяться, смеется. — Нет. — Фуллбастер ослепляет парня на пару секунд своим немигающим, уморительно пораженным взглядом, дополняя комичность своей ладонью, накрывшей раскрывшийся рот. Дреяр не успевает рассмеяться, но у него уже щемят мышцы щек. — Как? — голосит брюнет слишком громко, не рассчитав свою громкость, секундой позже хриплым шепотом спрашивает наивно вновь: — как? — Ну, мне было шестнадцать лет, — он ловит изумлённый взгляд подростка на себе, то ли завидующий, то ли осуждающий, — это была моя первая девушка, Юкино. Мы встречались, но недолго на самом деле. Она училась в другой школе, с которой наша враждовала, вроде того. Из-за этого было сложно видеться, поэтому и расстались. Фуллбастер смотрит пристально в глаза блондину, зеленый свет светофора догорает последние секунды и жалобно пищит, пока их взгляды задерживаются на друг друге дольше, чем положено. Грей так по-детски счастлив сегодняшнему дню, доброте Лаксуса и его откровениям, что ему самому хочется рассказать о себе все, что только возможно, но он закусывает язык, держит его за зубами с большим трудом под натиском янтарных блистающих глаз. Но ему сложно сомкнуть едва посиневшие от беспощадного холода губы хоть на минуту, особенно когда из гортани, по пьяни, стремится вылететь все то, что он так старательно скрывает, но в этот момент, когда Лаксус не улыбается хитро, проницательно, что дрожь берет, Грею хочется с жаром и всеми чувствами выговориться и не оставить ни одну деталь незамеченной. Он улыбается, по привычному за этот вечер, бессознательно и пьяно, чтоб спросить нечто, о чем он пожалеет, возможно, о чем бы никогда не заговорил, будучи трезвым, но от безмолвной улыбки и беспорядочных смешков ему уже тянет щеки, щемит звонко. — Лаксус, — блондину режет по ушам каждый раз, когда Грей с трудом из-за неподдающегося языка, но постоянным усердием произносит его имя, словно молитву, то с явным удивлением, то с загадочными намерениями. — а как ты относишься… — он делает паузу долгую, но им не неловко. Лаксус смиренно ждет пока Фуллбастер подберет слова, что дается ему явно тяжко, и не может сдержать насмешку, — к геям? — Отношусь нейтрально. Так и запиши в своем розовом личном дневничке под заглавием «биография Лаксуса», — он заливается смехом, наконец отметив непредсказуемую странность парня спрашивать подозрительные личные вопросы, задаваемые вовсе некстати. Грей краснеет, хмурится, осмысливая шутку, делает вид, что очень злится и вдыхает ледяной воздух носом, потом смеется гортанно и толкает парня рукой в плечо как пару часов назад, но уже не стыдится подобного. Неподчиняющимися ногами спотыкается об самого себя, разогнавшись случайно от собственного удара по Дреяру, и точно упал бы под колеса так вовремя проезжающей машины, если бы не успевший схватить парня за куртку Лаксус. Он дергает юношу на себя особенно сильно, говорит прежде чем думает, особенно вспыхнув от мимолетной злости: — Ты одурел совсем, под ноги хоть смотришь? Еще мне для полного счастья не хватало чтоб ты помер тут, — Дреяр дернул его на себя, а у Грея сердце бьется словно сумасшедшее, словно в шаге от полной остановки. Его берет задор вместо пропавшего испуга. — Ого, не думал, что для тебя это важно, — он сам не знает, серьезно ли произносит это или шутит, и стоит ли принимать ответ Дреяра как откровение. Просто смотрит особенно самодовольно и важно, как будто пронизывает Лаксуса взглядом насквозь видит все его тайны, но на самом деле сущность блондина для него как белый шум и не изведана абсолютно. — Ну, знаешь, просто за похороны платить не хотелось бы. Грей смеется громко-громко, как над самой смешной шуткой, но, когда он пьян, для него все шутки Дреяра такие. Он бьет его по плечу, наигранно злясь, и не думает о том, как выглядит со стороны. Дреяр искренне рад за долгое время, что, когда свет от редкого фонаря на улице откроет лицо брюнета, Лаксус не увидит хмурый беглый взгляд и отвернувшуюся голову, неловкое подергивание худых плеч и напряженное молчание.***
Грей распахивает настежь огромную тяжелую дверь цвета медальной бронзы, словно пытается показаться Лаксусу сильнее чем есть на самом деле. Упивается горячим воздухом здания, слегка скользит рукой по привычным и настолько обильно покрашенным перилам, что на них можно разглядеть застывшие капли краски. В голове бессмысленно пересчитывает черные квадраты на белом фоне, или быть может, стоило бы считать белые на чёрном? — в любом случае, пол выглядит как шахматная доска и сейчас Фуллбастер в воображении пытается создать собственную, без выигрышную стратегию, выходит, правда, не очень. Грей вовсе не замечает того момента, когда «дом» в мыслях больше не режет слух, когда воспоминание о ободранных стенах и пронизывающим сквозняком среди квартир двухэтажного дома, в котором живет Дреяр, не вызывает апатию и неприязнь. Он просто привык к мигающей лампе, хлипким дверям и оглушающему жужжанию круглого звонка возле двери. Приходит осознание, как он сам того не замечая, невольно ускорял шаг, приближаясь к квартире Лаксуса. Грей недолго поразмыслив, понял, что на скрипучем диване Дреяра ему гораздо теплее, чем в собственной постели дома Фуллбастеров, где должен быть. Наверняка, если бы кто-то припомнил ему его отношение к дому блондина, когда он только условно поселился там, он бы стыдливо отрицал, что проклинал это место, но сейчас бы искренне признался, что узкая кухня на пару квадратных метров, скрипучая постель и неизменный диван с вязаным пледом стали ему незаменимой ценностью. Спустя продолжительное время, как Дреяр шумел ключами у неподдающегося замка двери, Грей проходит первый в квартиру и не видит перед собой абсолютное ничего, жмурится от головокружения, пытается посмотреть на тикающие часы, но в размытых бликах от тусклого освещения перегоревших ламп видит только мелькавшую из стороны в сторону фигуру Лаксуса и отмечает, что это лучшая альтернатива мутному циферблату и не снимающимся ботинкам. Хватает сил лишь на то, чтоб опереться на ледяную стену и ради приличия сделать вид усердных попыток снять с себя куртку, но после предсказуемой неудачи он трет свои пальцы и улыбается чему-то своему, уставившись на Дреяра. Умиротворение расплывается откуда-то изнутри и маленькими частями делится по всем конечностям, но в основном уходит куда-то, где сердце заходится временами то до оглушающего набата, то до пугающей тишины. Лаксус бросает взгляд на Фуллбастера и недовольно замирает: юноша был вусмерть пьян, обут и до сих пор в своей прохудившейся куртке. — Я тебя раздевать не собираюсь, — Лаксус хмурится строго, лишь для того чтоб Грей хоть что-то предпринял, но на самом деле не имеет никаких сил, чтоб злиться на брюнета. Тот смотрит бесцельно стеклянным взглядом в стену, с горящими от холода щеками, лениво поворачивается к Лаксусу, чуть не упав на ровном месте, удосуживается разуться. Идёт к гостиной с закрытыми глазами, полагаясь на своё притупленное чутье, спотыкается об не сдвигаемые препятствия и не падает только благодаря Дреяру. Грей бы поблагодарил, но настолько пьян, что язык не повернулся бы и сказать собственное имя без запинок, но он не жалеет об этом — если бы мог разговаривать, то точно бы наговорил пьяного и донельзя сентиментального бреда, который Лаксус вряд ли готов слушать. Хотя точно он не знает, не спрашивал, а спросить хочется. Шагает неподатливыми ногами, когда перед глазами заветный диван, на который счастлив был бы завалиться и уснуть, вот только оступается и чуть не падает мимо, в сквозящий ветром угол и Дреяр поспевает второй раз за вечер. Грей улыбается в темноту виновато, смущенно, чувствует горячую руку на плече, сжимающую, должно быть, до будущего синяка, но все равно чувствует себя в безопасности. Лаксус поднимает брюнета и ставит перед собой, смотрит на его лицо, ухмыляясь беззлобно пьяному состоянию юноши. Грей смотрит на него, хочет пошутить или отметить что-то на его сверкающем лице (по-прежнему пронизывающий взгляд медовых глаз, например), но забывает все слова, которые хотел бы сказать, когда Дреяр смотрит на него также неотрывно в ответ, хотя это длится не больше двух секунд. Решив уложить уставшего, почти бессознательного молодого пьяницу, Лаксус пытается бережно опустить парня на диван, он скрипит под Греем, а в следующую секунду оглушает их обоих еще громче — Лаксус заваливается на парня, не удержав тяжелую тушу. Брюнет бы рассмеялся от неловкости, смущенности, но вместо этого теряет весь воздух из легких за секунду и действительно забывает, как дышать. Он расплывается в пьяной задорной улыбке. Грей заворожён мимолетному замешательству блондина и не контролирует собственные мысли, которых кажется, слишком много, или наоборот до безобразия мало — не понять. Грей дышит парню прямо в лицо, даря некое тепло и Лаксусу безумно хочется перевести этот момент в очередную шутку, вроде: «мне трудно дышать от твоего перегара», пока Фуллбастер не впивается куда-то в уголок его губ и действительно не становится трудно дышать. Лаксус пару секунд глуповато тормозит, осознавая поступок Грея и общую ситуацию, а после, на собственное удивление, переиначивает лёгкое прикосновение губ куда-то скорее в щёку в полноценный поцелуй, сталкивая язык с языком Грея. Грей совсем не умеет целоваться и Лаксус от этого весьма «милого» на данный момент факта, улыбается прямо в его горячие губы и слегка смеётся. Ледяные ладони суматошно перебирают жесткие светлые пряди, словно боятся, что совсем скоро лишатся этой возможности, словно Грей растворится в небытие, растает как лёд, превратившись в воду и сразу же испариться в горячем воздухе между ними двоими. Хрупкие покрасневшие на холоде руки обжигают морозом напротив, горячую шею Лаксуса. Грей просто прижимается горячими губами к чужим, наконец найдя способ высказать все то, что крутится не языке, но никак не сорвется. Он объяснить не может почему, но именно сейчас он ощущает себя так, как надо, максимально правильно, нужно. И точно, будто во сне, чувствует, как Дреяр напористо вжимает его в диван. Ему остаётся только поддаваться Лаксусу, ощущать его руки на животе и сбитое дыхание. Лаксуса до дрожи поражает разница Грея во всем — его обжигающие льдом руки и раскалённые пылкие губы, его неловкая нерешимость, когда он трезв и по обыденному упрям и развязность, когда пьян и разговорчив. Грей жмется к его губам неумело, но решительно, блондин приоткрывает рот и обжигает языком. Тяжёлый вздох брюнета зарождается где-то в лёгких и задерживается примерно там же: жгучие губы Дреяра не дают вздохнуть ни секунды. Грей прижимается едва, осознавая то, что у него под футболкой рука Лаксуса и то, что это его первый поцелуй. В какой-то момент в голове всплывает воспоминание о Драгниле, о том, как тот учил его стоять на доске или по тёплому улыбался, делая вместе школьный проект. Он вспоминает каждый вздох рядом с ним как сладкий сон, каждое теплое прикосновение, в голове прокручивает имя Нацу-очень-теплый-Драгнил и улыбается в губы искренне, радостно и безмерно влюблённо. Тёмные ресницы подёргивают, он раскрывает глаза чтобы увидеть его улыбку, и грузом тонет в осознании того, кто перед ним. Рука движется сама по себе ударяя Дреяра в грудь, откуда-то с периферии сознания раздаётся крик: «какой же ты глупый, Грей» и парню становится трудно дышать. — Я не могу, — Грею едва ли удаётся сдерживать слёзы, желание что-нибудь разбить и разломать себе кости под гнётом чувств. Он смотрит на Лаксуса с каким-то испугом, но словно боится себя самого, и поникает, как виноватый щенок опускает глаза. — В чём дело, — Дреяр хмурит брови в непонимании происходящего, у него кружится голова и даже не ясно от алкоголя ли, или от резких перепадов настроения брюнета, — я уже давно понял, что Люси тебе безразлична. Грею снова хочется умереть, в этот раз уже задохнуться в ванне, будучи провожаемым мыльными пузырьками, отливаемыми самой радугой. Сейчас это кажется неплохой идеей.