Школьная экскурсия

— Я могу тебе доверять? — спросила Оля, поднимаясь на ноги. Вопрос был скорее риторическим: особого выбора не предполагалось. Либо довериться Женьке, который продолжал темнить — либо остаться одной в темноте, без всякой уверенности, что их не найдёт хозяйка дома. — Как хочешь, — прозвучало со стороны. Одноклассник по-прежнему держал её за руку, но это было данью скорее практичности, чем романтике: иначе в темноте они бы запросто потеряли друг друга. — Но я тебе ничего плохого не желаю. Честно. И никому из вас, иначе не стал бы вмешиваться. — Ладно-ладно. Говоришь, она не полезет на нижние этажи? — Не должна. А зачем ей? Она и так часть дома, так что ей нет нужды по нему ходить, и не спрашивай, я сам не знаю толком, как это работает. Но вниз она вряд ли пойдёт. Они с тенями так… делят территорию. Оля в очередной раз ничего не поняла, но предпочла промолчать. — Так… каков план? — всё-таки не выдержала она, пока они осторожно спускались по злобно скрипящим ступенькам вниз, туда, где хлопали двери и что-то протяжно клацало. — Помнишь, я говорил, что здесь может быть запасной выход? — Помню. И что? — Так вот, не слушай меня. С учётом петли он тут нафиг не нужен. Но что-то за этими дверями точно есть, иначе их не охраняли бы так… ревностно. На первом этаже Оля боязливо сжалась: слишком хорошо помнила, как они стояли на лестнице и прислушивались к каждому постороннему звуку. Помнила безумный взгляд Никитки, когда он говорил о запахе жареного мяса, и неожиданно закрывшуюся дверь. — С чего ты взял, что тут вообще что-то есть? — она машинально понизила голос, чтобы не привлекать внимания. — Этому дому, то есть этой петле куча лет, ты не заметила? — вопросом на вопрос ответил Женька. — Думаешь, мы первые, кто сюда попал? Думаешь, куда это… существо убирает вещи за каждым, кто побывал тут? Ему люди нужны, а не предметы, есть их оно не станет. А ведь и правда, не станет. Когда исчез шофёр, его одежда ненужным хламом осталась лежать на сиденье. И только потом испарилась вместе с автобусом: неведомая тварь наелась и убрала за собой. И куда всё делось? — Не станет же оно держать их на виду! — Так оно и не держит. Просто мало кто додумается лезть туда, где что-то шипит и клацает. Точно в ответ на эти слова сбоку раздался уже знакомый неприятный звук, от которого у Оли снова побежали мурашки по коже. Да, Женька говорил, что тени безопасны, но… он много чего говорил. Вопрос доверия, подумала она. Я не верила ему раньше, но вынуждена верить теперь. Потому что терять уже нечего. Ещё более нечего, чем раньше. Чтобы выломать наощупь найденную боковую дверь — одну из длинного ряда, — пришлось потрудиться. Упрямое дерево не хотело поддаваться, а по коридору вдобавок поплыл, сбивая с толку, знакомый с детства запах маминого пудинга. С клубникой. Оля помотала головой. Не отвлекаться на галлюцинации. Нельзя, если не хочешь закончить как Никита. Она, конечно, не больна и не так восприимчива, но это не повод позволять кому-то копаться в своей голове. Когда створка наконец треснула и упала под совместными ударами Женьки и Оли, им открылась неожиданная картина. Внутри не оказалось маленького номера-комнатушки, как на втором этаже. Все, абсолютно все коридорные двери вели в один и тот же просторный зал, заваленный горами хлама. Тусклый свет пробивался из многочисленных окошек. С теми же решётками: не выбраться, даже если бы не петля. — Вот это я понимаю, — прокомментировал Женька. — Погнали! Что-нибудь да найдём. Свалка на поверку оказалась не просто большой — грандиозной. Бескрайние нагромождения хлама сбивались в причудливые пирамиды из десятков, сотен вещей: одежда, обувь, наручные часы, зонтики и кошельки. Пару раз они натыкались на остовы машин, медленно гниющие в темноте: через мутные стёкла можно было рассмотреть остатки чужих вещей. Сколько же людей здесь побывало, думала Оля. Подумать только, неужели они все… Под рукой мелькнуло детское розовое платьице, и она поспешила отвести взгляд. Фантазию включать не хотелось, но поневоле вспоминалось грустное и страшное: как много людей в Московской области ежегодно пропадает без вести? Скольких исчезнувших так и не нашли, признали мёртвыми, перестали искать? От скольких не осталось даже носового платочка? Оля протянула руку к махине, что стояла в углу, укрытая тенью. Пальцы наткнулись на что-то твёрдое и металлическое. Она не сразу поняла, на что именно. А когда поняла — с трудом подавила приступ истерического смеха. Их рейсовый автобус, испарившийся с дороги вместе со всеми пассажирами. — Жень, ты глянь, — выдавила Оля. Смех душил и не давал говорить спокойно: нерадостный смех, нервный, дурной. — Наверняка там и юбка Вивлы до сих пор лежит… — Ты только не трогай, — Женька материализовался рядом, посветил на холодный автобусный бок жёлтым лучом. — Я тут фонарик более-менее нормальный нашёл. Может, распугает парочку теней, но… в общем, пока ничего полезного. Оля не запомнила, сколько времени они рылись в зловещем хранилище безымянного дома. Перед глазами громоздилась бесчисленная одежда: мужская, женская, детская. Порой находились и более странные вещи: использованный презерватив, кошачья переноска, в которой не было кошки. Даже кардиостимулятор. — Ну точно, как в Лангольерах, — вздохнула Оля, отбрасывая в сторону бесполезный кусок металла. Раньше он спасал кому-то жизнь. Неизвестный человек носил его в груди, жил, смеялся и путешествовал. Теперь его останки перевариваются домом, а личные вещи лежат, как мусор, в тёмном углу, где никогда не бывает солнца. Удача улыбнулась им не сразу. Но улыбнулась — когда Женька распотрошил притаившийся в углу огромный походный рюкзак, а Оля залезла в городскую поясную сумку. Осталась от какого-то велотуриста: рядом сиротливо лежал велосипед. — Я подумать не могла, что у нас под боком такой склад, — призналась Оля, сжимая в руках новое приобретение, когда они возвращались обратно под недовольные завывания невидимок. — И особенно — что тут будет оружие. — Сомневаюсь, что раньше нам бы позволили туда залезть, — заметил Женька. — Когда нас было много, отвлечь нас было легче, и… Он остановился, точно налетев на невидимую стену. — Ты чего? — вытаращилась Оля. — Почему дом нас не преследует? — Женька снова ответил вопросом на вопрос, но она уже начинала привыкать. — Блин, вот что у меня вылетело из головы! Ты права, точно — мы-то с чего остались целы? — Не совсем целы, — напомнила Оля. — Никитос пропал. Стасю на втором этаже мы так и не нашли. — Да, но, когда исчезал автобус, мы почему-то не спали и смогли выбраться. И потом, когда убегали от этой… Риты. Как мы вообще смогли оторваться? Женька выглядел невероятно возбуждённым: Оле казалось, что она видит, как сверкают в полумраке его глаза. — Тени безвредны, но тех, кого они сбили с толку, дом прихлопнет запросто, — он продолжал, нарезая круги вокруг застывшей Оли. — Так было с Никитой, так было со Стасей. Как только они поддавались глюкам — всё, пиши пропало. Галлюцинации — это всё, что тени могут, но почему здесь и сейчас они не пытаются заморочить голову нам? — Помедленнее, — взмолилась Оля, — я не улавливаю. Может, у них просто сил на нас не хватает? Мы не больны, не слишком устали… И при чём тут автобус? — «Не больны», — Женька фыркнул. — При желании у каждого найдётся слабость, через которую можно залезть человеку в голову. У тебя сбиты колени и порезана щека, я единственный не спал на привале. Если подумать, это сравнимо с лёгкой простудой или с тем, что творилось с Никиткой. Так что рычаги давления — есть, но почему-то единственное, чем нас пытались остановить, — это запах пудинга твоей мамы! Как будто оно… — Как будто оно само хочет, чтобы мы его убили, — закончила Оля, поражённая внезапной догадкой. — В таком случае ситуация с автобусом — это… — Именно. Это отбор. Всех, кого оно хотело сожрать, оно сожрало ещё в автобусе, а нас пятерых не тронуло потому, что с самого начала имело на нас особый зуб. Разве что с Никиткой вышел прокол, спасибо Игорю. Вот он и был не в себе с самого начала. — Но зачем? — не поняла Оля. — Окей, допустим, ты прав, и это… Что бы то ни было заманило нас во временную петлю, пугает, сбивает с толку, подъедает отставших, только чтобы кто-то догадался его убить. В таком случае у меня один вопрос: нахрена ему это надо? — Два, — Женька помахал найденным на свалке ножом. — Два вопроса. Второй — зачем ему Игорь. Оле пришла на ум цитата из старой сказки. Там, правда, речь шла не о безвестных эфемерных существах — о сказочных созданиях. Но… кто сказал, что суть не одна и та же? — Убивший дракона становится драконом, — выпалила Оля, сама не веря в то, что говорит. — Вдруг оно ищет преемника? То есть, если мы его убьём, то сами… станем такими же. — И никогда не вернёмся домой, — мрачно подтвердил Женька. — Вот чёрт. А всё так хорошо начиналось. Он немного помолчал и добавил в наступившей тишине: — И всё-таки — зачем ей Игорь? — Не знаю, — произнесла Оля и сделала шаг вперёд. — Но, кажется, я поняла, что буду делать. Оставаться здесь и ждать, пока дом соизволит сожрать их? Медленно деградировать внутри пространственной петли, запертыми, отрезанными от дома и родных? Сидеть и смотреть, как дом, чем бы он ни был, пожирает ни в чём не повинных людей? Оля вспомнила розовое детское платьице, и пальцы сами собой сжались на рукоятке ножа. Того, что она нашла на свалке среди сотен других вещей. Отчаяние клокотало внутри, превращаясь в холодную, безнадёжную решимость. — Я всё равно пойду и убью его. А потом, если начну превращаться в чудовище — покончу с собой. — Эй, а ну стой, — ломанулся вслед за ней Женька. — С ума сошла? — У нас что, есть выбор? — горько усмехнулась Оля. — Я видела достаточно. Больше в этом проклятом доме никто не умрёт. Кроме… ну, нас, может быть. Она развернулась и уверенно зашагала вверх по лестнице. Если ему понадобится, он пойдёт за ней. Если нет… что ж, он и так здорово помог им всем — хоть до сих пор и не рассказал правды. Женька нагнал её на середине пролёта. Какое-то время шёл рядом, ничего не говоря, и нарушил молчание, лишь когда они прошли половину второго этажа. — Ты уверена, что у тебя получится? — Думаю, — Оля скривила краешек губы в усмешке, — это вопрос доверия. Так ты со мной? — Нет, блин, здесь останусь. А куда ещё? Только вперёд. — Отлично. — Оля искоса посмотрела на одноклассника. — Жалко, правда, что я так и не узнаю, кто ты такой, но… есть вещи и поважнее. Пошли. Она думала, что её голос задрожит и сорвётся, но ошиблась. Дом негодующе скрипел, пока они поднимались вверх. Пол трясся, стены, как показалось Оле, ходили ходуном. Услышал, о чём они говорят, и не захотел для себя такого конца? В ноздри ударило резким запахом клубники: похоже, тени решили взяться за них всерьёз. Тело налилось свинцовой тяжестью, Олю потянуло к земле, как когда-то Стаську. Мысли двоились, троились, сбивали с толку. В голове взрывался калейдоскоп эмоций: ужас, злость, эйфория, усталость и снова ужас. Почувствовав, что теряет координацию, она изо всех сил стиснула зубы. Представила розовое детское платьице, плачущие, полные отчаяния глаза Стаси, сжатые кулаки Игоря, который только что потерял брата. Вспомнила, как смотрела на тающий автобус и глотала придорожную пыль, а внутри что-то тоскливо ныло: так нельзя, так неправильно, как можно их так бросить? Такого больше не будет. Такого больше не должно быть. Наваждение продолжало бить по рецепторам, но теперь у неё получалось с ним бороться. — А вот хрен тебе, сука, — выплюнула Оля, ставя ногу на ступеньку мансардной лестницы. — Не дождёшься. Я иду. Этот пролёт показался ей самым длинным из всех, что они сегодня преодолели: тени не хотели сдаваться, атакуя всё злее и яростнее. Едва переставляя ноги, Оля и Женька всё шли, шли к несчастной мансарде, где ждала девочка по имени Рита, воплощение этого дома. Маленький ангелочек с пустыми нелюдскими глазами. Оля вломилась в мансарду первой, всё-таки упав на колени в самом конце пролёта. Подтянулась на руках, затащила тяжёлое, неповоротливое тело внутрь мансардного этажа, чувствуя, как понемногу проходит свинцовая тяжесть и возвращается здравый рассудок: владения теней оставались внизу. С облегчением выдохнула: наконец-то добралась. И наткнулась на взгляд светловолосой девочки. — Это снова ты, — прохныкала Рита. Такая же заплаканная, как в прошлый раз, и такая же перепуганная. — Ты опять хочешь меня убить, да? За что? Что я тебе сделала? Не слушать. Не давать этому демону говорить, пока он снова не ввёл её в заблуждение и не заставил сомневаться в собственных воспоминаниях. — Заткнись, — прошипела Оля и изо всех сил бросилась вперёд. Появившийся в дверном проёме Женька не успел её остановить. Рита увернулась так быстро, что она даже не заметила, как та сдвинулась с места. Миг — и вот девочка уже в другой части мансарды, стоит в углу и насмешливо щурит покрасневшие глазки. — Думаешь, самая умная, да? — детское лицо пересекла кривая, неестественная улыбка. И куда подевались слёзы и всхлипывания? Она не успела даже слова сказать: Рита метнулась зверем. Мощный удар, слишком сильный, чтобы его мог нанести ребёнок, отбросил Олю в сторону: та ударилась о стену спиной, осела на пол, пытаясь вдохнуть. Удар выбил из лёгких весь воздух. Где-то за спиной Риты мелькнул Женька. Кажется, он попытался подкрасться к девочке со спины, но та заметила раньше: пока Оля пыталась отдышаться, Рита быстро, невероятно быстро повернулась к нему и одним ударом впечатала головой в зеркало. Что случилось дальше, Оля не увидела. Успела лишь смутно удивиться, — откуда в этом хрупком тельце столько силы? Приблизившись, Рита нависла над ней и уставилась сверху вниз невозможными, почти прозрачными глазищами. — Ты не сможешь меня победить, потому что я не одна, — напевно произнесла девочка. — Видишь? И Оля увидела. Рита расслоилась колодой карт. Череда лиц, таких разных, таких непохожих, сменяла друг друга, как в кино, поставленном на быструю перемотку. Светловолосая девочка-подросток пришла на смену своей предшественнице — взрослой брюнетке в медицинском белом халате. До неё был пузатый дядька в панамке, который сменил широкоплечего парня с модной стрижкой из барбершопа. Женщины, дети, старики — лица мелькали с такой частотой, что она едва успевала их рассмотреть. — И это всё — ты?.. — сорвалось с губ. — Но зачем… столько… — Я развиваюсь, — ответил многоголосый хор. — Меня становится больше. Вам с вашими глупыми суицидальными идеями меня не победить. Никогда не победить. Потому что того, кто убьёт меня, — вереница лиц наклонилась к Оле, близко, так близко, что она смогла уловить от бывшей Риты запах песка и застарелой пыли, — выбираю я сама. Тех, кто мне не понравился, я просто… ем. А вы мне… больше… не нравитесь. Лица растянулись в ужасной гримасе, раскрывая рты так широко, как не смогло бы ни одно человеческое существо. На миг с твари слетела вся человеческая мишура: перед Олей предстала пасть, голодная, ненасытная пасть дома, притаившегося внутри пространственной петли. — Хрен тебе, — только и смогла выплюнуть она и из последних сил засунула в эту пасть найденный на свалке нож. Нечеловеческий визг ударил по ушам: Оле показалось, будто она сейчас оглохнет. Тварь откатилась в сторону, забилась об пол; нож остался внутри и переломился у самой рукояти. Людской облик смазывался, истлевал, и за ним проступали контуры иного существа. Не человек, не животное — скорее гигантский червь грязно-лилового цвета, жирный, склизкий, пульсирующий. Чёрная кровь выплеснулась из пасти, заляпала собой ковёр. И вот эту тварь они принимали за миловидную девочку? — Меня это не убьёт! — истошно провизжало существо. — И твой ножичек — тоже! Я сама выбираю… сама выбираю… сама… Оля попыталась отползти в сторону, туда, куда тварь отшвырнула Женьку, — и не обнаружила одноклассника на месте. Только осколки зеркала и пятна крови на полу подсказывали, что он здесь недавно был. — Она же тебя не съела, — холодея, прошептала Оля. — Не смей… даже думать не смей… От стены отлепился человеческий силуэт. Бледный, почти прозрачный: она не сразу узнала в этой пародии на человека Игоря, которого они с Женькой так бесстыдно оставили Рите. Спортсмен, весельчак и задира, сейчас он больше походил на привидение. Стылые мёртвые глаза, лицо без выражения… — Иииииигорь! — от вопля существа тряслись стены. — Закончи!.. — оно сбивалось на хрип, но речь ещё можно было разобрать. — Унаследуй!.. Убей! Убей! Убей! Точно сомнамбула, Игорь двинулся к цели, покачиваясь, как зомби. Опустился на колени перед бьющимся в судорогах существом, пошарил по полу. Поднял руку со сжатым в ней острым осколком зеркала. Осколок опустился на и без того израненное тело твари и с хрустом ушёл в мягкую, податливую плоть. И снова. И снова. И снова. Существо завизжало в последний раз — и начало таять, перетекать в чужое тело, истлевать, как истлевали его жертвы. Закрыв лицо руками, Оля слушала, как затихает визг, как он переходит в надсадный человеческий крик — крик человека, которого она знала с раннего детства. Игоря. То же самое когда-то случилось с настоящей Ритой. С неизвестной темноволосой женщиной-врачом. Со многими, многими другими, со всеми, кого показывала ей обезумевшая от ярости тварь. То, что было Игорем, поднялось с колен, осмотрелось по сторонам, пригладило мятую одежду. — Недурно, — проурчало оно, — намного лучше, чем девчонка. Хотя от Риты тоже был толк. Что ж, а теперь… займёмся одной мелкой самоубийцей. Уже жалеешь, да? Оля закрыла глаза. Вот и всё. Она проиграла. Нож сломан, Женька исчез, а сама она — полностью во власти сменившего облик и обновившегося существа. — Эй, — разбитые губы едва шевелились, — эта штука убила Никитку, а теперь ты стал ею. Отвратительно, правда? Последняя, неожиданная дерзость отчего-то придала сил: Оля передумала умирать молча. Разлепила тяжёлые веки и глянула вверх, на бывшего Игоря. — Чего ты там болтаешь? — лицо бывшего друга скривилось, пошло разводами, будто ненастоящее. Тварь хмыкнула и двинулась к ней, но Оля успела увидеть главное: то, как дрогнули Игоревы руки, когда она произнесла имя его брата. — У тебя ещё есть шанс, — продолжила она, уставившись прямо в глаза существу, — Игорь, ты ведь ещё там, да? Ты ещё жив? Снизу раздался странный шорох. Оля напрягла слух, попыталась понять, откуда он идёт: не со ступеней ли мансарды? — Его уже нет, — прошелестела тварь, наклоняясь над ней, — а ты теперь безоружна. И ничто не помешает мне закончить начатое. Оно было близко, слишком близко. На щеке чувствовалось горячее, почти человеческое дыхание. Если бы не злобная гримаса, если бы не жестокие речи — глядишь, перепутала бы с настоящим. Оля покосилась в сторону мансардной лестницы. Попыталась уловить хоть малейшее движение: нет, ничего. Только она и то, что недавно было Игорем. — Игорь! Игорь, ты ещё можешь всё исправить, — почти взмолилась Оля, продолжая смотреть в искажённое гневом лицо существа, — если оно умрёт, твой брат вернётся назад, мы все вернёмся, Игорь, прошу тебя… — Заткнись! Хозяин дома вскинулся перед ней во весь рост, и она сжалась в ожидании первого удара. Что ж, попытаться стоило. Всё равно не зря попробовала. Оля почти ощущала на лице запах кислой, вонючей слюны. Интересно, чуяли эту вонь те, кого тварь пожирала на расстоянии, в автобусе или, скажем, на этаже? О чём я, одёрнула себя она. Умираю, а думаю о всякой чуши. Например, о том, что в мансарде что-то всё-таки шуршит. Тихо, едва заметно, но… Вопрос доверия, да? Что-то тёмное мелькнуло в поле зрения: неизвестный снаряд, прилетевший со стороны лестницы, врезался в голову твари и откатился в сторону. Ботинок. Чёрный кожаный ботинок, такой, какие были у… — Никитка?! — Да нет, не он, — следом за ботинком показался и тот, кто его запустил. Исцарапанный, измазанный кровью, весь увешанный чужой одеждой — но живой. Женька. Как всегда, вовремя. — Похоже мыслим, правда? Я подумал, что это может пригодиться, — он сбросил на пол рубашку, штаны и второй ботинок. — Вещи твоего брата. Может, ёкнет чего, а? Тварь негодующе зашипела, но Оля увидела, что руки Игоря дрожат, и поспешила выкатиться из-под страшного оскала — поближе к одежде Никитки. Существо выбрасывало чужие вещи, как мусор. Вряд ли оно могло даже вообразить, будто кто-то использует их как оружие. Ножи, фонарики, огнестрел — да, но штаны? Женька выбрал самую неожиданную из всех возможных тактик. И, похоже, рабочую. — Это его рубашка, — заговорила Оля, сориентировавшись. Протянула тому, что было её одноклассником, измятую мальчишечью сорочку. — А это джинсы. А это… наручные часы, которыми он всегда гордился, потому что как у взрослого… Ты не помнишь? Существо замерло в одной позе, не в силах сдвинуться с места. — А это сумка. Никитка такой зануда, даже на школьную экскурсию потащил с собой учебники, — на глаза навернулись слёзы, но она продолжила, — и личный дневник. Я не буду его читать, но уверена, что он всегда писал о тебе только хорошее. Игорь часто-часто заморгал, будто приходя в себя. Неуверенно осмотрел собственные руки, глубоко вдохнул, точно отгоняя наваждение. — Он был твоим братом, Игорь, — прошептала Оля уже почти шёпотом, — и ты за него чуть не побил Женьку, помнишь? А эта тварь убила его. Убила — и теперь хочет захватить тебя, сделать тебя собой. И только ты можешь помешать ей, понимаешь? Понимаешь? Больше она не успела ничего сказать. Игорь сделал стремительный шаг вперёд и вырвал из рук тонкую книжку. Личный дневник Никитки. Открыл где-то в середине, быстро пробежался глазами — и с силой отшвырнул в сторону, точно борясь с самим собой. Книжка ударилась о стенку и так и осталась лежать посреди осколков зеркала и разбросанной одежды. — И что теперь? — одними губами спросил Женька. Оля не ответила: не сводила глаз с того, что некогда было её одноклассником. Игорь — или не Игорь? — медленно опустился на колени, подобрал с пола что-то острое. То ли ещё один осколок, то ли обломок ножа, который так и остался расколотым в пасти истаявшей твари. Всё так же медленно, невыносимо медленно занёс его над собственным горлом. Оля поспешно отвернулась: этого она видеть не хотела. Но против своей воли — услышала. Сочный хруст взрезанной плоти сменился неистовым воем, даже более громким, чем тогда, когда она ткнула в пасть твари ножом. К вою примешался грохот: пол заходил ходуном, затряслись, как при землетрясении, стены. — Дом рушится, — крикнул ей на ухо Женька, — петля сейчас исчезнет! Валим! Валим! Оля не запомнила, как они бежали к выходу, то и дело поскальзываясь и подхватывая друг друга. Не запомнила, как рыдала на ходу, как слёзы застилали глаза и мешали пробираться наружу. Не запомнила, как оба добрались до двери, уже даже не открытой — выломанной, сбитой с петель, — и выскочили наружу, покатившись по траве. И долго смотрели, как медленно проламывается крыша зловещего особняка, а из-за хмурых туч потихоньку выглядывает солнце. А потом дом разрушился, и лес вместе с дорогой навсегда ушли в небытие. Когда Оля открыла глаза, автобус как раз подъезжал к Москве. Как это часто бывает около столицы — они стояли в пробке. Бесконечный поток машин продвигался черепашьим ходом, а их рейсовая громадина на пятьдесят пассажиров плелась и того медленнее. Стаська сидела рядом и увлечённо читала книгу. Очередное фэнтези, да? Оля всхлипнула, уставилась на подругу, как на воскресшую из мёртвых — а, впрочем, почему «как»? Та оторвалась от чтения и подняла глаза: — Чего ты? Ты что… плачешь? — Стаська… — пробормотала Оля и вытерла лицо рукавом чистого белого кардигана. — Господи, Стаська… да нет, ничего. Всё в порядке. Просто… что-то нашло. Из-за спины послышался шорох. — Девчат, — высунулась с заднего сиденья лохматая русоволосая голова, — у вас попить не найдётся? А то я это, свою забыл, а сам… — Никитка! — охнула Оля и ощутила, как к глазам снова подступают слёзы. — Живой! Никитос удивлённо заморгал. — А с чего мне быть дохлым-то? Эй, тебе что, кошмар приснился, где все умерли? Чего у тебя лицо такое? — Никит… — она попыталась поаккуратнее подобрать слова, но не получилось, — слушай, Никит, а как там Игорь? — Игорь? — переспросил Никита. — Какой ещё Игорь? Оль, ну ты какая-то совсем странная сегодня. Не знаю я никаких Игорей и никогда не знал! Ты меня точно не спутала ни с кем? — О… правда? — Оля попыталась натянуто улыбнуться. — Тогда извини. Видимо, и правда напутала. Она отвернулась к окну и включила музыку в плеере.