Книжная пыль

POV Джаннат И снова потекли дни. Махидевран-султан таки взяла меня в личные служанки, "понизив" при этом предыдущую, за что та меня возненавидела и стала распускать обо мне какие-то слухи по гарему. Но подруг у меня там и до этого не было, так что в целом ничего не изменилось, разве что появилось в два раза больше дел. "Девочкой на побегушках" я была всю сознательную жизнь, и эта неприятная роль давно уже не вызывала раздражения. Госпожа одаряла меня доверием с осторожностью, но относилась с благосклонностью, и за проступки (чаще всего совершаемые из-за моей неуклюжести) только журила. По ночам я всё так же делала ей массаж висков, дабы снять головную боль, и рассказывала какую-нибудь из тысячи историй, пока султанша не засыпала, а после задувала свечи и уходила, чтобы опять встать рано утром. Пожалуй, изменилось только одно... Я честно не знаю, как охарактеризовать те странные отношения, что сложились между мной и шехзаде. С того вечера, когда я спела ему кельтскую балладу, он ещё не раз призывал меня то в сад, то в свои покои, в те редкие моменты, когда ему выпадало свободное время, а гарем терялся в догадках: почему я после стольких "хальветов" до сих пор не на этаже фавориток, тем более что иногда возвращаюсь только под утро, хотя это не по правилам? И если шехзаде в меня влюблён (раз я так часто с ним встречаюсь), то почему я так спокойна, когда к нему отправляют другую девушку или устраивают праздник в покоях? Даже интересно, как бы они отреагировали, если бы узнали, что на хальвете я не была, а всё это время мы... как бы обозначить это одним словом?.. беседовали. Что уж там, я бы и сама не поверила. Сначала я была чем-то вроде музыкальной шкатулки: шехзаде нравилось слушать, как я пою, нравились и исполняемые мною песни - некоторые он даже просил повторить, спрашивал об их происхождении и языке оригинала. Тут я попадала в свою стихию и рассказывала вдохновенно, подчас разговор куда-то сворачивал, но видит Бог, последнее, что я могла бы себе вообразить каких-то пару месяцев назад, это то, что буду обсуждать с шехзаде "песнь о Роланде" (немало удивившись тому факту, что он с интересом её читал, учитывая то, какое отношение там выражено к мусульманам) и до хрипоты спорить о том, можно ли как-то оправдать предательство Ганелона. И это только один пример. Оставалось только потом удивляться, как разговор, скажем, о поэзии Омара Хайама мог дойти до "Бабур-наме"*, а потом вообще до политики римских императоров, при том, что мы умудрялись ещё и посмеяться над всем этим. Я цитировала из Хайама забавные хвалебные оды вину; про то, как римский император приказал наказать море, избив его плетьми, знали мы оба; а шехзаде рассказал про то, как потомок Тамерлана Бабур в юности умудрился с парой сотней войнов завоевать Самарканд, обманув чуть ли не десятитысячное войско противника. Однажды разговор так дошёл до совсем неожиданной темы - азартных игр, популярных в Европе. Об этом я знала много, если не всё, потому что будучи ребёнком и подростком именно таким способом часто "зарабатывала" себе на обед. Особенно мне нравился триктрак*, и, как оказалось, в Османской Империи он тоже в ходу, что не удивительно, ибо он пошёл по миру с востока. Я самонадеянно похвасталась, что до сих пор непобедимый виртуоз, и... да, случилось именно это. Мы всю ночь играли в триктрак. С попеременным успехом, надо отметить. Чувствовать себя неуютно в обществе шехзаде я перестала очень быстро, а вскоре и вовсе поймала себя на интересной мысли: не знаю, что это и как долго продлится, но мне чертовски нравится. Были и минусы, как же без них. Во-первых - скандалистка и истеричка Фатьма, которая порядком мне надоела с глупыми попытками устроить драку. Во-вторых, госпожа заинтересовалась гуляющими по гарему слухами, а что ей сказать на этот счёт, я не знала. И в-третьих... Я стала всё чаще замечать, что сердце пропускает удар при одной мысли о Мустафе, которого я нечаянно стала называть по имени, хотя пыталась себя одёргивать. Всё чаще стала радоваться тому, что наложницы больше не получали фиолетовый платок. А что самое поганое, всё чаще стала огорчаться отсутствию такого платка у меня самой. Поначалу было просто обидно. Чем это я хуже других наложниц? Потом мне захотелось выдрать волосы Фатьме, когда она рассказывала, как когда-то покорила сердце шехзаде. И в конце концов я послала к чёрту прекрасные планы выслужиться перед госпожой, дабы выйти замуж за какого-нибудь порядочного человека и спокойно жить вдали от дворцовых интриг. Довольно долго категорически отказывалась признаваться даже самой себе в этих чувствах, поскольку я раньше не очень-то верила, что способна на них, и вообще не хотела расставаться с идеальным планом на будущее, исполнение которого так прекрасно начиналось, но хуже всего даже не то, что я не понимала, как относится ко мне сам шехзаде, а то, что Мустафа, кажется, видел меня насквозь, и только ждал с интересом сделавшего ставку игрока, когда же я что-нибудь натворю. И я натворила...