Дом с уценкой

Накахара умывается холодной водой и смотрит в зеркало на своё померкшее лицо. Кажется, что оно размывается вместе с водой каждый раз, когда он оглядывает себя. Еще немного – и ничего от него не останется. Его и так худые щеки сдулись, обтягивая теперь щетинистую челюсть бледной и шершавой кожей. Если как следует присмотреться, можно обнаружить и парочку новых морщин, особенно под глазами. В довесок к этим морщинам еще и прибавились жуткие синяки – это делало его внешность достаточно зловещей. Мертвец, не иначе. Как тот самый… на кладбище… Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет! Этого ничего не было. Ничего. Всё это неправда, выдумка, воображение. Его больной мозг решил сыграть с ним злую шутку, вот и всё. Теперь Чуя знает, что это точно так. Никаких призраков нет, как и не было никакого мальчика по имени Дазай. Боже… эти воспоминания… Он постоянно вспоминает этот бред, думает о том, как это выглядело со стороны, как это отвратительно и мерзко. Чуя еще раз умылся, дабы прогнать эти ужасные мысли. Надо просто смириться с тем, что прошлого не поменять и надо двигаться вперед. Он уже согласился и с доктором Танакой, и со своим разумом насчет того, что всё это было проявлением болезни, не иначе. Жаль, что никто ему раньше не сказал о том, что он болен. Причем очень серьёзно болен. Но сейчас всё иначе. Да, совсем всё. Сегодня ему наконец-то разрешили выйти из палаты без присмотра и пойти пообедать с другими пациентами в столовой, как нормальному человеку. Хотя… учитывая, что общество там не то, чтобы будет соответствовать понятию «нормальный», то и Накахару пока нельзя причислять к таковым. Пока что. Чуя уверен, что совсем скоро всё изменится, ему осталось недолго. Коё приезжала два дня назад, чтобы поговорить с доктором. Накахаре же она по секрету сказала, что лежать ему осталось не больше месяца, ведь Танака-сан очень доволен его прогрессом выздоровления и уверен, что социализация пройдет успешно. Чуя лежит в этой больнице уже семь месяцев. За это время он прошел множество всяких состояний: от апатии до истерик и припадков. После краткого принятия того, что ничего мистического в мире не существует, ему резко пришло осознание того, что врачи просто промывают его мозги, и он взбесился, как только ему снизили дозировку нейролептиков. Около месяца он еще лежал привязанным к кровати; никого не слушал, ни с кем не общался, отказывался от еды. Дошло до того, что его стали кормить через зонд, и он начал хотя бы понимать, что происходит вокруг. После месяца интенсивного лечения он начал разговаривать с окружающими, и врач наконец-то смог возобновить терапию. Прошло еще несколько месяцев прежде, чем он смог нормально есть, двигаться, разговаривать с персоналом и с Коё, которая приезжала каждые выходные из Йокогамы, не жалея времени и средств. Доктор Танака провел много бесед. Очень много. Чуя никак не хотел его слушать, нес всякий бред о том, что у него есть доказательства потусторонней силы и всего такого прочего. Рассказывал о том, что он единственный может видеть призраков, – симптом «особого предназначения», – чему даже удивился его знакомый экстрасенс – некий Акутагава Рюноске, чью личность действительно подтвердила Хигучи, однако, как оказалось, ничем таким Акутагава не занимался. По словам Ичие, он всего лишь программист, работающий в какой-то небольшой конторе, а все эти разговоры о мистике и призраках проводились лишь по просьбе Хигучи. Накахара сначала отказывался верить во всё это, не желал говорить со своей подругой и опекуншей, которые отправили его сюда. А потом ему начало приходить некое осознание всего, что происходило. Он понял, что всё это очень просто опровергнуть, а то, чего опровергнуть, казалось бы, нельзя, вроде того же разговора с Рампо, он просто начал забывать. И его мозг даже начал освобождаться от лишних мыслей, волнений, нерешенных вопросов. Ему уже всё равно, что было правдой, что выдумкой, а что просто каким-то болезненным сном. Доктор Танака снова начал снижать дозировку лекарств, и Чуе становилось даже как-то свободнее. Он снова начал дышать полной грудью, интересоваться погодой за окном, читать книги и мангу, которую ему привозила Коё. И сейчас Накахара хотел только одного – вернуться к своей привычной жизни, покинуть эти стены, сделать шаг навстречу общественности. Однако тяжело думать об этом, когда несколько месяцев просидел в одиночной палате, наедине со своими мыслями. Утром, более-менее прилично одевшись, Чуя покинул свою палату, которая наконец-то не была заперта. Он, как и остальные пациенты, двинулся в столовую. Удивительно, но крыло оказалось достаточно маленьким; Накахара почему-то считал, что отделение большое и пациентов тут лежит прилично, однако в столовой сидело всего человек сорок от силы. Он огляделся по сторонам, подошел к буфету и взял себе порцию с едой, огласив свою фамилию. Пока буфетчица накладывала ему еду, он краем глаза заметил, как некоторые пациенты пристально его изучали и даже перешептывались. Чуя, конечно, не слышал, о чем они говорили, но чувствовал себя крайне дискомфортно. Сложно это всё после такого долгого пребывания в одиночестве. Получив свою порцию еды, он принялся искать себе свободное место. Нашел он свободный столик дальнем углу помещения и сел там напротив окна. Не сказать, что он хотел полюбоваться видами. Какие уж там виды в начале марта? Дождливо, серо, холодно. В Сендае всегда так в это время. Но все-таки Чуя предпочел вид у окна по одной причине – ощущение свободы. За окном свежий воздух, ветер, дождь, жизнь, поэтому ему очень хотелось это всё ощутить на собственной коже. Однако пока что он может об этом лишь мечтать. Хотя… вроде бы, медсестра сказала, что ему разрешено выходить на улицу во двор. Надо будет уточнить у персонала и попробовать прогуляться. Ему должны пойти навстречу, ведь доктор знает, что Накахара не станет никуда убегать. Ведь бежать ему, по сути, некуда. Он должен долечиться и выйти сам. Парень помечтал немного о том, как вскоре выйдет на свободу, а затем услышал, как стул рядом отодвинулся. Он повернул голову и заметил рыжеволосого парня, который, в отличие от Чуи, был коротко стрижен, что, в общем-то, не делало его прическу опрятнее. Лицо у него было добродушное, а золотисто-карие глаза заинтересованно рассматривали детали внешности Накахары, что не могло не смущать. Он был повыше Чуи, однако, кажется, и худее. Тем не менее, вид у него не был каким-то болезненным, парень казался вполне адекватным. На нём были тёмные джинсы и белая кофта с v-образным вырезом, один рукав которой он закатал. - Привет! Ты не против, если я тут сяду? – спросил его парень, и Накахара кивнул ему в знак одобрения. – Спасибо. Меня зовут Тачихара. Тачихара Мичизу. - Да… эм… Приятно познакомиться, я – Чуя, - он пожал руку своему соседу по столику, изображая на лице какое-то подобие улыбки. - Да, я знаю. Чуя Накахара. Тебя тут все знают, - он как-то нервно посмеялся, а затем подвинул к себе тарелку с кашей, принимаясь наконец-то за еду. – Правда, все думали, что ты умер. Поэтому так удивились. Ой… ты извини за такие откровения, хе-хе. - Я? Умер? - Ну да, нам девки-медсестры говорили, что ты типа не ешь ничего, не двигаешься, полумертвый. Ты же тут практически дольше всех лежишь. Неожиданно тебя здесь увидеть. - Да я уже как пару месяцев относительно здоров, просто… Доктор Танака беспокоился, что я опять начну делать… всякое. - А, о… ты типа агрессор? - Ну… агрессор – это мягко сказано. Честно говоря, очень стыдно за своё поведение. - О, ну понимаю. Мне тоже за свое поведение в прошлом стыдно. Врач сказал, что это нормально – осознавать бредовость своего поведения, - говорил ему Тачихара с набитым ртом. - Да, мне так тоже говорили. - Тебя, кстати, сюда за что определили? - Ну… как сказать. Видел то, чего видеть не должен, - Чуя нервно мешал кашу. Ему было несколько неудобно, он действительно отвык от чьего-то общества, однако, давая слово своему соседу, он все-таки смог запихнуть в себя пару ложек каши. - О, интересно. Ну, тут такие бывали, конечно, но это редкость. Обычно это какие-нибудь старики, ну или запойные. - Ха, нет, я выпить люблю, но не то чтобы страдаю от этого, - усмехнулся Накахара. Задумчивый взгляд его был направлен в тарелку, а вот собеседник не мог оторвать взгляда от такой «знаменитости». - Да? Я вот тоже не увлекался никогда. Так, чисто по праздникам. - А ты? – Чуя наконец-то оторвался от тарелки и посмотрел на него. – А ты почему тут? - О-о-о, я ждал, когда ты спросишь, - он развернулся на стуле вполоборота, положив ногу на ногу. – У меня раздвоение личности! - Серьезно? – Накахару почему-то это очень позабавило, и он сдержался, чтобы не посмеяться. - Да! Я так-то военным был. Ну, и там во время одной заварушки меня прикрыло так неплохо, а потом я еще узнал, что брат мой умер. В общем, ужас… - он тяжело вздохнул, но рассказ свой продолжил: - И началась у меня такая ерунда. Почему-то я из добропорядочного гражданина начал воображать себя мафиози. Сложная штука, конечно, неприятная. Вроде ты, а вроде бы, и не ты. - И как ты справился? - Препараты, лечение, психология. Научился, скажем так, контролировать это. Меня так натренировали, что я становлюсь мафиози только когда клею на нос пластырь. Но сейчас уже даже это не делает меня другим человеком. Я как-то адаптировался и обрел… целостность, что ли. - А почему ты до сих пор здесь? - Ну как… я только недавно пошел на поправку. Наблюдаюсь пока что. Думаю, надолго не задержусь, но все-таки страшновато как-то. - Понимаю… Да, Чуе тоже было страшновато. Он боялся, что мысли о его видениях снова начнут лезть в голову. Всё это пугало, однако страх полностью перекрывало желание поскорее выбраться на свободу. Когда завтрак был закончен, они направились в процедурный кабинет, дабы получить свои таблетки. Раньше Чуе их приносили в палату, или же кололи инъекции, но теперь, когда он пошел на поправку, к нему было больше доверия, поэтому он мог принимать препараты, как и остальные пациенты. В остальное же время делать в больнице было нечего. Мичизу отправился к другим пациентам, с которыми успел подружиться за время пребывания здесь, а Накахара пошел в главный зал, дабы поискать там какую-нибудь книгу. Выбор его упал на сборник стихов поэтов Золотого века. Взяв томик, он сел у окна за стол и принялся читать. Не сказать, что Чуя уж так сильно любил стихи, однако заняться ему сейчас было нечем, а какое-либо чтиво всегда скрашивает скуку и одиночество. Одно плохо – иногда, когда читаешь что-либо, твои мысли порой уносятся куда-то в неизвестность и ты перестаешь сосредотачиваться на тексте. Так было и сейчас – Накахара думал о чем угодно, только не о стихах. В голове всплывало множество картин из прошлого, проявлялись навязчивые мысли, воспоминания о людях, работе, местах, где Чуя жил. Порой он жалел, что нет способа начисто стереть память. Ему бы это очень сейчас помогло. Он думал, что, когда выйдет из палаты, ему будет проще адаптироваться. Нет. Ни капельки. Сейчас ему кажется, что стало только хуже. Не вспоминай тех чудных дней Что вечно сердцу будут милы, — Тех дней, когда любили мы. Они живут в душе моей. И будут жить, пока есть силы — До вечной — до могильной тьмы. Забыть… Всё, что связало нас? Как слушал я стук сердца страстный, Играя золотом волос… Накахара задумывался: а что с ним будет, когда он выйдет? Он же, получается, за это время растерял почти всех клиентов. Нет, конечно, он может пойти работать в какую-нибудь фото-контору, однако это крайне унылое занятие. Чуя знает, он так работал пару лет. Может быть, действительно заняться собой и получить высшее образование? Коё вот часто ему об этом напоминала. Хотелось бы устроиться на какую-то постоянную работу, где он будет стабильно получать деньги и выкладываться. Хотя… зачем это всё? Ради будущей семьи? Какая у него теперь может быть семья? Клянусь, я помню, как сейчас, Твой томный взор, твой лик прекрасный, И нежных уст немой вопрос. Как льнула ты к груди моей, И глаз твоих полупризыв, Полуиспуг — будил желанье… И мы сближались все тесней, Уста к устам, весь мир забыв, Чтоб умереть в одном лобзаньи!.. Разве теперь его может кто-то полюбить? После того, как выяснилось, что он псих и теперь вынужден сидеть на таблетках… Разве кто-то захочет связать свою жизнь с ним? Нет. Он никому больше не нужен. Так было раньше, и так будет всегда. Однажды у него совсем никого не останется. Накахаре становится страшно, когда он задумывается об этом. Анализируя своё будущее, он всё чаще думает о том, как хорошо было бы остаться тут – в лечебнице. Здесь тихо, спокойно, светло, а еще тут нормально кормят, и ты никому ничего не должен. Может, учудить что-нибудь и остаться? Он ведь, получается, его там не ждет. Его ведь, получается, нет. Потом склоняла ты чело, И глаз лазуревую негу Густых ресниц скрывала сень, Она — как ворона крыло, Скользя по девственному снегу, — На блеск ланит кидали тень… Вчера пригрезилась во сне Любовь былая наша мне… Шутка. Глупая шутка. Некто решил поиздеваться и нарисовать Чую на полотне мира совершенно нагим ребенком с фотоаппаратом в руках. В этой пустоте, где ничего не видно, он нашел себе объект для фотографий – мертвеца – иллюзию, дабы в этой темной тоске у него было хоть что-то. Пускай она всё та же пустота. Пускай мертвая. Пускай неосязаемая. Но она кажется такой живой, и это дает Накахаре надежду на нечто настоящее. Нечто, что делает эту пустоту осязаемой и теплой. Ему хорошо, так почему это кого-то не устраивает? Порой ему кажется, что пустота – это и есть его настоящая жизнь, а безумие – средство к существованию. Теперь его вернули в какой-то неизвестный ему мир, полный страхов и непонятных ожиданий. Такое чувство, что в этом мире он никогда раньше не был. И слаще было сновиденье, Чем в жизни новой страсти пыл; Сиянье глаз иных — затмил Твой взор в безумьи наслажденья. Не говори ж, не вспоминай Тех дней, что снов дарят нам рай, Тех дней, что сердцу будут милы, Пока нас не забудет свет… - Как хладный камень у могилы, Вещающий, что нас уж нет, - закончил строчки голос откуда-то из-за плеча Чуи. Это был спокойный, тихий, уставший голос человека, который, казалось, был бесконечно утомлен жизнью. Когда Накахара повернул голову, то он убедился в том, что это действительно именно такой человек – мужчина с длинными темными волосами, одетый в пальто. На руках его были перчатки, на шее – шарф. Несмотря на то, что он был тепло одет, да и в помещении было не холодно, он, казалось, дрожал и потирал свои руки, будто бы пытаясь согреться. – Байрон. Очень интимные стихи. - Да, - ответил ему тихо Накахара, осматривая его худое лицо с безжизненными серыми глазами. – Есть такое… - Что? Подожди, - он присел напротив Чуи на уже отодвинутый кем-то стул, - ничего не говори, а то выписки тебе не видать. Просто кивай. Ты… ты меня видишь?.. По коже Накахары пробежали мурашки, и он кивнул. Сейчас он плохо понимал, что происходит, и не знал, на что ему надеяться: на то, что вся его жизнь – правда, или на то, что это очередной псих? - Этого не может быть. Меня никто не видит. Я… я же умер, - человек вытаращил глаза и его даже перестало трясти от понимания всего происходящего. – Ты… ты не можешь мне врать. Ты действительно меня видишь… Чуя снова кивнул, аккуратно косясь на остальных людей в зале. Благо они были заняты своими делами и не обращали на Накахару внимания. - Нам нужно поговорить. Где твоя палата? – продолжал докапываться до него призрак. На это парень не знал, как ответить, поэтому просто поднялся и вышел в коридор, направляясь в свою палату. Этот «призрак» шел за ним и, когда Чуя обернулся, то заметил, как мужчина задевает плечами и руками проходящих мимо людей, и части его тела буквально проходят насквозь. Накахара знатно удивился, если бы не видел такого раньше, но теперь он был уверен в том, что этот мужчина правда тот, за кого себя выдает. Или же просто таблетки Чуе уже не помогают. Зайдя в палату, он закрыл дверь, сквозь которую затем вошел и призрак, в очередной раз доказывая его правоту. Почему-то Накахаре это всё казалось крайне странным, потому что всё это уже было давно забытым и пройденным этапом в жизни. А теперь оно снова началось. - Итак… меня зовут Артюр Рембо, - представился призрак. - Чуя Накахара, - ответил ему парень, присаживаясь на свою кровать. Сейчас ему очень сильно захотелось покурить, но делать этого в больнице, к сожалению, нельзя. – Как ты умер? - Самоубийство, - мужчина сел на стул в углу комнаты. – Не знал, что всё так будет. - Мне жаль, - с нескрываемыми нотками равнодушия сказал Чуя. Хотя проявлять эмоции ему сейчас было крайне трудно, в общем-то, как и его собеседнику, который, похоже, не общался с людьми еще дольше, чем он. У Накахары хотя бы кто-то из персонала был. – Как ты умудрился умереть… тут? - Стащил нож и вскрыл себе вены, - он замялся на секунду, но так как Чуя не задал нового вопроса, призрак решил встать и снять с себя пальто, положив его на стул. Затем он продемонстрировал свои руки: предплечья были забинтованы прямо поверх белой рубашки, и все эти бинты были в кровавых подтеках, казалось, еще чуть-чуть и кровь просочится сквозь повязки и закапает на белый пол. – Как видно, зря я это сделал. - М-да… - опять бинты. Совпадение? Чуя что-то уже сомневается. – Что ж, как тебя… Рандо? - Рембо… - Без разницы. Мне жаль, что так случилось, а вообще, извини, но тебя не существует, - в довольно грубом тоне сказал Накахара, смотря сурово и равнодушно на посетителя своей палаты. - Что? – тот явно не понимал, что происходит. Он был уверен в том, что человек, считающий себя до их встречи безумным, сейчас обрадуется тому, что это не так. Однако всё повернулось как-то совершенно неправильно. – Но… но я... - Оставь меня одного… - Чуя наклонился, хватаясь за голову. Ему резко стало плохо. – Просто уйди… Артюр было хотел что-то сказать, но решил, что это не имеет смысла, поэтому удалился из палаты, пройдя сквозь дверь. Когда он ушел, Накахара упал на кровать и посмотрел на потолок. Бетон. Он всё еще такой же, как эта стена, а всё то безумие за пределами палаты – глупые и никому не нужные эмоции. Он должен помнить о том, что это единственная истина – он без тела, без мыслей, без страданий. Он белая стена, на которой нет пятен, трещин и рисунков, лишь небольшая шероховатость, которая делает его чем-то индивидуальным. Но видеть мертвых – это не индивидуальность. Это ненормально. Спустя двадцать минут Накахара все-таки собрался с мыслями и поднялся с кровати, потирая виски. Он посмотрел в окно и подумал о том, как хорошо, что здесь решетки, потому что самое первое желание, возникнувшее в его голове, - это убиться. Неужели всё его лечение было насмарку? Нет, не может такого быть… Чуя вышел из палаты и пошел по коридору. Он было хотел зайти к своему врачу и сообщить ему о том, что лечение нихрена ему не помогло, но вдруг его остановил Мичизу с расспросами, мол, куда он идет и что будет делать. Накахара пытался было выпутаться и пойти по своим делам, однако парень не хотел его отпускать и позвал с собой на какое-то мероприятие внизу. - Внизу? – удивился Чуя. – А мы… ну… разве мы можем туда спускаться? Это же за пределами отделения. - Да не переживай ты! – он ткнул его плечом в бок, как бы подбадривая. – Нас медсестра проводит. - А что там хоть будет-то? - Ну… типа какой-то театральной постановки с участием пациентов. Да пошли, я уже неделю жду хоть какого-то движения в этой больнице! Накахара понял, что сегодня явно не судьба, и ему просто придется пойти за своим новым знакомым. Хотя… что сможет предпринять доктор Танака сегодня? Навряд ли что-то действенное. Чуя может подойти к нему завтра и поговорить об этом, ну или чуть позже – после спектакля. К тому же, это неплохой шанс познакомиться поближе с Тачихарой и завести тут друзей таким образом. Они подошли к выходу из отделения, где уже толпились другие пациенты. Вместе с ними стояли и двое санитаров с медсестрой, чье имя Накахара не помнил. - Так, ждем еще пару минут и выдвигаемся! – громко объявила медсестра на всё отделение, дабы другие пациенты в коридорах обратили на неё внимание, однако, кажется, все заинтересованные уже собрались. - Эх, надеюсь, что это не какая-то нудятина, - шепотом сказал Мичизу. – Я тоже хотел участвовать, но меня развернули. Доктор сказал, что попытка вжиться в чью-то роль может не очень хорошо отразиться на моем лечении. - А я вот не спросил разрешения у доктора, - как бы нашел повод свалить Чуя. – Может, мне все-таки сходить и… - Да нет, ты ж не участвовать будешь. А пойти, конечно, можно. Это ж для нас делалось – для таких же пациентов. Правильно, Касуми-сан? – обратился он к медсестре, как бы ожидая подтверждение своих слов. - А? Извините, Тачихара, я не слышала, что вы говорили… - сказала та, мило улыбаясь. - Я о том, что всем, кто считается более-менее в адеквате, можно пойти на представление? - Ну, да, конечно. Вы это про Накахару-сана? – она посмотрела на Чую, и тот даже как-то засмущался. – Вам можно. От этого Чуя даже загрустил немного. Не получится у него, похоже, улизнуть. Тем не менее, вскоре вся эта компания двинулась из отделения прямо вниз в большой актовый зал, где обычно выступают доктора с диссертациями, однако сейчас в виду проведения периодических театральных постановок, этот зал использовался не совсем по своему назначению. Дело в том, что уже несколько лет в лечебнице действовал театральный кружок, в котором каждый месяц ставились небольшие представления с участием заинтересованных пациентов. А таких, что удивительно, находилось всегда достаточное количество, ведь некоторые лежали подолгу, да и заняться в больнице, в общем-то, нечем. Приходится как-то выкручиваться и искать себе занятие. Ведь когда человек занят, у него нет времени на размышления о своей ужасной, никчемной жизни. Да, пожалуй, Чуе это было нужно. Зайдя в актовый зал, Накахара заметил множество пациентов, но все они не были похожи на людей с какими-либо расстройствами. Просто люди пришли посмотреть на представление, ничего удивительного. Их группа разместилась справа от сцены, в середине зала. Медсестра села между пациентами, чтобы всех контролировать, а санитары разместились на специальных местах по бокам. Чуя сел вместе с Мичизу и принялся оглядывать окружающее его пространство. Да, персонала было немало, да и зал был немаленький. Множество людей захотели посмотреть представление, которое должно было начаться уже минут через десять. Пока они ждали начала, Тачихара не затыкался, всё продолжая что-то рассказывать, однако Накахара совершенно его не слушал и продолжал оглядывать зал. Вскоре его взгляд зацепился за человека, сидевшего на краю сцены, - Артюра, - от чего по коже побежали мурашки. Не думал он, что так скоро его увидит. Чуя решил спросить об этом человеке Мичизу, прервав его на полуслове. - Слушай… видишь того человека, сидящего на сцене справа? - А? – парень прищурил глаза, пытаясь рассмотреть того, о ком говорит Накахара. - Ну, такой темный, длинноволосый, в пальто. - Э?.. – он продолжал искать кого-то похожего глазами. – А, ты про Лавкрафта? – он указал рукой в совершенно другую сторону на совершенно другого человека. - Да нет, не этот… хотя этот тоже странный. В общем, не он, а тот, что на сцене. - Я никого не вижу, - с оттенком грусти ответил Тачихара, отворачиваясь от зала. - Ладно… не важно. - А что это за человек? - Да так… интересно просто. - У нас из таких, как ты описал только Лавкрафт… ну и еще… а, это неважно. - Что? Расскажи, мне интересно. - Да не принято о таком говорить, - он покосился на медсестру, как бы подмечая, точно ли она их не слышит, однако в зале было довольно шумно, поэтому возможность поговорить наедине у молодых людей была. Мичизу повернулся к Чуе, заговорив шепотом: - Короче, был еще парень-француз. Но он стащил нож из… да хрен знает откуда, здесь же даже хирургии нет. В общем, украл и… порезал руки. - Ого… - Некоторым из-за этого… не по себе, поэтому они… - он кивнул в сторону медсестры, - против, чтобы мы об этом говорили, - затем он тихо посмеялся. – А еще, короче, говорят, что его призрак бродит по больнице и оставляет за собой следы крови. Я, кстати, следы крови реально видел, причем никто не знает, откуда они взялись… Странно это всё, но мы ведь в психушке, а психушка – это в принципе странное место. Так что не забивай себе этим голову, и скоро выпишешься. - Понятно… - О, начинается! – Тачихара показал пальцем на сцену. Свет в зале слегка приглушили, но полностью выключать не стали, дабы персонал мог контролировать пациентов. Чуе же было сложно смотреть на людей, выступающих на сцене, ибо он всё вглядывался в человека, сидящей на ней. Несмотря на то, что представление началось, он продолжал сидеть с краю, наблюдая события на сцене совсем близко. И окружающие, кажется, его действительно совершенно не замечают, ведь не заметить его было трудно, и никакую роль в этом спектакле Артюр тоже не играл. Артюр Рембо. Француз. С порезанными руками. Нет, Накахара просто где-то слышал это ранее, вот и всё. Где-то в момент своего болезненного бреда, когда он с трудом осознавал, что сон, а что реальность, он услышал об этом от персонала, и этот рассказ отразился в его голове, из-за чего этот «призрак» представляется ему теперь, как наяву. Да, теперь Чуя нашел ответ, теперь он спокоен. Он может посмотреть спектакль. Честно говоря, на сцене происходило нечто совершенно неинтересное: какая-то юмористическая постановка с ироничной окраской. Что-то про двух возлюбленных, против которых, казалось бы, даже боги, однако Накахара так и не понимал до конца всей сути сюжета, ибо отвлекался то на свои мысли, то на призрака, который никак не уходил. Чуя правда пытался не смотреть на него, но выходило очень сложно. Вообще, разве подобные глюки не должны быть кратковременными? Потому что парень и правда смотрел на него с начала спектакля, а видение всё не развеивалось. Это постепенно начинало пугать Накахару, так как он отвык видеть то, что видеть не должен. Надо было все-таки идти к врачу. И всё было бы нормально, если бы в один прекрасный момент Артюр не посмотрел в зал и случайно не нашел Чую. Он понял, что тот смотрит на него тоже, но не стал что-то говорить и предпринимать. Рембо лишь слегка прищурился и продолжил смотреть на рыжего парня в зале, по коже которого уже бегали мурашки от понимания происходящего. Страшно. Вот теперь по-настоящему. Накахара помнил этот страх очень отчетливо. Помнил свои первые бессонные ночи в том ужасном доме, помнил то, до чего его доводил воображаемый призрак, и это было ужасно. Теперь Чуя чувствовал к этому дому и к этому мальчику лишь ненависть, хотя иногда жалел о том, что всё это было жалким глюком. Однако он больше не чувствовал тоски по тем дням в уцененном доме, как это было в первое время. Хотя… в первое время он вообще почти ничего не чувствовал… Когда осознание к нему еще не пришло, Чуя ощущал лишь холод, пустоту и печаль. Грусть буквально сдавливала его грудную клетку серыми руками, пытаясь сломать ребра и раздавить сердце. Он чувствовал, как сильно оно сжимается под давлением печали. Утрата – это очень сильная боль, давящая, удушающая. Одна мысль о том, что ты больше не увидишь любимого человека, ломает пополам. Слезы, будто кислота, прожигали щеки и горло. Становилось нечем дышать. Боль сковывала всё тело. Накахара знал это чувство не понаслышке. Этим чувством было пропитано всё его детство. Да и, кажется, вся его жизнь. Какая-то это неправильная тоска. Тоска, с которой он живет всю свою молодость. Чувство, будто бы тебя что-то постоянно бьет до полусмерти, но ты все равно встаешь и идешь дальше, как ни в чем не бывало. Глупо. Очень глупо. Спектакль Чуе не понравился. Всё какое-то ненастоящее, кукольное, актеры переигрывают, но что тут говорить о простых любителях? Пожалуй, тут остается лишь смотреть молча эту самодеятельность и не возникать. Его мнение всё равно никого не волнует. - Херня какая-то, - сказал Накахара со скучающим видом, хлопая в ладоши актерам, как бы иронично это ни было. - Да ладно, здорово же! – Мичизу тоже хлопал в ладоши и улыбался. Похоже, ему действительно понравилось представление. - Ванильные сопли с сахаром. - Ой, да ну тебя… - шикнул тот, однако было видно, что слова Чуи не задели его. Вскоре они встали со своих мест и направились обратно в отделение всем скопом. Пациенты и персонал выходили по очереди - в порядке номеров отделений, дабы не устраивать большого скопления людей, ибо это могло привести к приступам у некоторых пациентов. В целом никаких происшествий не было, что не могло не радовать, ведь в лечебнице часто происходят какие-либо непредвиденные случаи. Чуя очень обрадовался тому, что вся эта ересь наконец-то закончилась, и его взгляд перестал цепляться за невидимую сущность на сцене. Вспомнив об этом мужчине, Накахара сразу же подумал о том, что ему нужно увидеть своего лечащего врача как можно скорее, ведь от этого зависит и его выписка. Конечно, Чуя понимал, что если умолчать этот факт, то его выпишут быстрее, однако ему совсем не хотелось покидать стены психбольницы, будучи всё еще не совсем адекватным. Хотелось вылечиться и не видеть всей этой галлюциногенной дряни, вроде умерших людей, которые, возможно, и не существовали вовсе. «Как же я устал, мать его…» - подумал парень, опускаясь на диван в холле. Лекарства всё еще крайне угнетающе влияли на его тело, из-за чего не было ни малейшего желания куда-либо идти и что-либо делать. Но надо было собраться и навестить доктора. Чуя поел, умылся холодной водой, дабы немного освежить свой уставший вид, а затем выдвинулся в сторону кабинетов врачей. К счастью, медсестра сказала, что не видела, чтобы доктор Танака куда-то уходил в верхней одежде, поэтому парень просто остался ждать около его кабинета. Ждать пришлось недолго – врач подошел буквально через пятнадцать минут и пригласил Накахару к себе. Танака-сан сел за стол, открыл какой-то журнал и принялся делать записи в то время, как Чуя подошел к столу и сел в кресло напротив. Его не покидало беспокойство, ибо он уже привык говорить с врачом на одном языке с полным пониманием реальности и иллюзии. И сейчас ему не хотелось снова чувствовать себя психом. - Так что ты хотел обсудить? – спросил доктор, не отрывая своего взгляда от писанины, а ручки от бумаги. - Мне кажется, что мне… снова хуже. - Почему же? – чересчур эмоционально спросил врач, от чего Чуе стало даже как-то дурно. - Я… я опять вижу странные вещи. - Странные вещи? Какие же? - Мне… мерещился человек, - он весь напрягся, как струна; зажал ладони между коленей и смотрел куда-то в сторону пустым взглядом, пытаясь перебороть в себе то ли чувство смущения, то ли чувство обостряющегося страха перед возможным повторением лечения. - Тот же самый? - Нет… этот… Этот немного другой. Но тоже самоубийца, - он встряхнул головой, понимая глупость своих высказываний. – П-простите, Танака-сан… Я опять говорю о них, как о настоящих… Это… - Нет-нет, мой дорогой, что вы… - он положил ручку на стол и снял очки, посмотрев наконец-то на Накахару. – Наши видения – это отражения реальности, переживаний, эмоций, которые мы испытываем. Надо понимать, что все эти видения и галлюцинации – предупреждение нашего организма о том, что что-то не так. - И… со мной опять что-то не так? - Возможно, дело в стрессе, - он полез в ящик стола, достал оттуда блокнот и принялся что-то чиркать. Кажется, что-то там было про Чую, но точно парень не мог прочитать, что именно. – Вы, спустя много времени, вернулись в общество к таким же обыкновенным пациентам. Это… тяжело. Наверное, это и сыграло на ваших эмоциях. Боюсь… мне придется увеличить дозу препарата. Снова. - Черт… - Накахара схватился за голову, сворачиваясь на стуле. – Я только обрадовался, что всё позади. - Видения – это не лихорадка, мой друг. Это не та болезнь, которую можно вылечить за неделю. Необходимо свыкнуться с тем, что с этим недугом придется бороться всю жизнь. - Что-то это совсем не радует, - Чуя выпрямился, взглянув на доктора, а затем нервно улыбнулся. – Черт… ну почему всё снова так плохо?.. - Это не плохо, Накахара. Наоборот, хорошо, что вы заметили неладное сейчас, а не утаили и не выписались. У этого… видения были те же признаки, что и у прошлого? - Ну… по сути, да. Он тоже проходил через стены, говорил, что мертвый, и тому подобное. - Ясно. Как он умер? - Порезал себе вены. - О-о-о… не оригинально. - Говорил, что лежал тут ранее. Я еще удивился, как это глупо. Тут ведь невозможно добыть какие-либо острые предметы… - Да… просто интересно, как звали этого… призрака? – голос доктора Танаки стал каким-то другим, будто ему действительно это было не для галочки в отчете, а именно для себя. - Хм… у него было французское имя… Не помню. Артур… Артюр? Рандо… как-то так… - Артюр Рембо? – несколько взволнованным голосом уточнил врач. - Да, по-моему, так. - Вы… раньше нигде не видели это имя? - Эм… да, вроде, нет. - И не слышали? - По-моему, нет. - Хм… - доктор Танака побледнел. Кажется, сейчас и он сам был готов поверить в то, что Чуя действительно медиум. - Я знаю, что такой пациент действительно был, но я склонен полагать, что случайно услышал о нем в бреду, и это отложилось в голове. - Да, знаете, это больше похоже на правду, - врач вдруг даже успокоился и расслабился, поняв, что это всё бредни и никакой мистики просто быть не может. – Что ж, если он явится вам вновь, попробуйте поговорить с ним, а потом и со мной обсудите его слова. Посмотрим, в чем дело, и что конкретно может волновать вас. - Хм… вы же говорили не общаться с видениями. - Да, но тут несколько иной случай. Маленький эксперимент. Думаю, это никак на вашу выписку не повлияет, не беспокойтесь. - Ладно, - Накахара поднялся со своего места. Слова доктора его весьма смутили. – Понаблюдаю. - Вот и отлично. Ах, да. Запишу еще вас на МРТ. Завтра. Мало ли какие изменения. - Хорошо. Спасибо, Танака-сан. Чуя улыбнулся ему и покинул кабинет. Что-то его это начинало сильно беспокоить. Врач был сам не свой из-за того, что услышал знакомое имя. Неужели, доктор усомнился в собственном диагнозе? … Или Чуя абсолютно здоров?..