Новая неделя для Чуи началась на удивление приятно. Во-первых, ему сообщили, что никаких изменений в назначениях не было. Получается, Танака-сан решил не увеличивать дозу препарата, во что Накахара даже не мог поверить. Конечно, парень не задавался вопросом, почему его врач не стал менять медикаментозную терапию, а просто радовался тому, что ему не придется опять ощущать давление на голову от угнетающих нервную систему таблеток.
День сегодня был чудесный: на улице светило солнце, пели птицы, пациенты, вызвавшиеся помочь, работали в саду вместе с персоналом. Накахара смотрел на это прекрасное зрелище, и ему тоже хотелось уже поскорее выбраться на волю — на природу. Там всё такое нежное, чувственное, девственное и прекрасное. Всё это навеивало на него воспоминания из детства: цветущая сакура, разноцветные жуки, зеленая трава и фотоаппарат в маленьких руках ребенка.
Раньше это казалось чем-то милым, а сейчас эти воспоминания отзывались грустью в сердце Чуи.
— Накахара-сан, подойдите, — послышался голос откуда-то с поста медсестры. Парень обернулся и увидел уже знакомую Миюки-чан — одну из медсестер, ухаживающих за ним. Она позвала какого-то мальчика-санитара, и тот подошел к посту, заинтересованно оглядывая Чую, тоже приблизившегося к стойке. — Вас приглашают на МРТ. Оониши-сан вас проводит, — она указала на молодого и хмурого санитара, который уже схватил историю болезни Накахары.
— Пойдем, — кивнул он в сторону выхода из отделения. Взгляд у парня был наимрачнейший. Казалось, стоит пациенту вставить слово поперек, — тот его придушит.
— Хорошо… — Чую немного смутил нрав этого человека, однако он решил не возмущаться и просто направился следом за санитаром.
Покинув отделение, они направились в сторону поликлиники, где врачи различных специализаций принимали пациентов. Для того, чтобы попасть туда, им нужно было покинуть корпус стационара и пройтись немного по территории лечебницы. В общем-то, на улице было тепло и свежо, поэтому особого дискомфорта прогулка эта не принесла. Покинув стены корпуса, где Накахара проходил лечение, они двинулись по узенькой каменной дорожке, простирающейся вдоль зеленых садов, застилающих своей пышной листвой белую кирпичную кладку фасада больницы.
На улице было солнечно, свежо, но, как оказалось, достаточно ветрено, поэтому спустя несколько минут прогулки Чуя почувствовал колючее прикосновение прохладного ветерка, гуляющего даже во внутреннем дворе лечебницы, казалось бы, огороженного со всех сторон. Сразу же захотелось покурить и насладиться природой. Что-что, а по этой привычке парень очень скучает, ведь курить на территории больницы строго запрещено, и он, получается, не брал в рот сигарету с самого начала лечения.
«Когда выберусь отсюда, первым делом пойду и куплю себе сигарет, — подумал Накахара, следуя за санитаром по каменной кладке вдоль лавочек и кустов во дворе. — Нет, даже не так. Попрошу купить мне сигарет Хигучи, и тогда я смогу закурить сразу же на пороге этой психушки».
Порой он думал, что если бы ему разрешили курить на территории лечебницы, то он быстрее бы пошел на поправку.
Вскоре они дошли до соседнего корпуса, и санитар, приложив магнитный пропуск к датчику у тяжелой железной двери, пропустил Чую внутрь здания. Сам же сотрудник зашел следом, закрывая дверь и убирая пропуск в карман. Они поднялись по лестнице на второй этаж и вышли в длинный коридор, в котором уже толпилось множество пациентов и персонал лечебницы. Им понадобилось пройти еще примерно десять метров до поворота, и вот — они у кабинета магнитно-резонансной терапии.
Оониши постучался в дверь, но ему никто не открыл. Судя по всему, в кабинете принимали пациента, поэтому они сели на стулья, дабы подождать своей очереди. Санитар был неразговорчив, что Чую весьма обрадовало. Он не был любителем поболтать, особенно с незнакомыми людьми. Особенно с персоналом.
Накахара пытался не грузить себя лишними мыслями, но когда тебе приходится терпеть чертово бесконечное ожидание, разум переполняется от множества вопросов, порой даже очень глупых. Чуя пытался отгонять эти думы, но выходило плохо. Он уже был готов начать молиться, чтобы эта гребаная дверь наконец-то открылась и ему позволили зайти.
Удивительно, но кабинет и правда вскоре освободился.
Оониши и Чуя поднялись со своих мест, и санитар помог придержать дверь кабинета, для того чтобы предыдущий пациент на кресле-каталке смог выехать в сопровождении медсестры.
— Ну что там сказали, милочка? — спрашивала пациентка. Вид у неё был очень удручающий: практически полностью седые волосы, заплывшие глаза, худое, бледное и морщинистое лицо. Казалось, что ей лет шестьдесят, однако, если присмотреться, можно было понять, что она намного моложе.
— Всё в порядке, Дазай-сан, результаты хорошие.
Чуя сначала не понял, что только что услышал. Ему показалось, что у него слуховые галлюцинации, однако, когда взгляд зацепился за имя на карте пациентки, у него подкосились ноги.
— Вы… — он посмотрел в морщинистое и уставшее лицо женщины, узнавая в нем некоторые черты, которые уже видел где-то. И он прекрасно знал, где он видел эти глаза, вот только отрицал то, что это было правдой. То, что эти глаза когда-то уже смотрели на него, только более молодые и выразительные. Он внезапно осознал, что имя Эри Дазай встречалось ему на некоторых документах, лежавших у него в подвале. Он понял, что вскользь один человек, если его можно так называть, упоминал о ней. А также, что Рампо Эдогава говорил, что мать этого самого человека сейчас находится на лечении в психиатрии.
Какое идиотское совпадение…
Картинки перед глазами замелькали ярким и неразборчивым слайд-шоу — обрывки прошлых диалогов, встреч, лиц и прочего. Чуя пытался отключить мозг, чтобы тот просто не разорвался от потока мыслей, но у него не получилось. Вместо того, чтобы прийти в себя, его охватила паника, он упал на пол и закричал, хватаясь за голову. Санитар подбежал к нему, пытаясь понять, что случилось, а затем и врач выбежал из соседнего кабинета. Вскоре Накахара, толком не осознавая себя, почувствовал укол в плечо и кое-как успокоился, лежа на полу. Он даже и сам не понял, как оказался у себя в палате, а напротив него — на стуле — сидел старый знакомый Артюр.
— Тебе лучше? — тихо спрашивал он, потирая кажущиеся худыми даже под толстым пальто плечи.
— А?.. — Чуя даже и вопроса его не понял, так как еще толком не пришел в себя. — Что?
— Тебе стало плохо прямо посреди коридора. Интересуюсь, как ты сейчас себя чувствуешь?
— А тебе-то что? — он кое-как приподнялся на постели, потирая лицо руками. Голова слегка кружилась после успокоительного, но в целом парень чувствовал себя нормально. — Решил подработать моей сиделкой?
— Почему же так грубо? Просто подумал, что тебе будет интересно узнать от меня кое-что, — он слегка улыбнулся, будто намекая на полезность имеющейся у него информации, хотя Чуя, конечно, сомневался в том, что плод его воображения сможет его чем-то удивить.
— Ну давай. Тебе же всё равно делать нехер, донимай меня, — парень прислонился спиной к белой больничной стене и достал бутылку с водой, отпивая немного. Состояние более-менее стабилизировалось, однако перед глазами будто бы была некая пелена.
— Я услышал кое-что от Танаки-сана, — начал свой рассказ Артюр, несмотря на возмущения Накахары. — Он говорил с врачами по поводу твоего состояния, а потом кое-чем обмолвился с медсестрой.
— Я всё жду, когда ты меня удивишь, Рандо, — просил Чуя наконец-то перейти к делу. Он отставил бутылку с водой на тумбочку и внимательно посмотрел на призрака.
— Хм, так вот. Танака-сан сказал, что у тебя случился припадок из-за того, что женщина, которая встретилась тебе в лечебнице, носит такую же фамилию, как и твой «старый друг».
— Ну, и? — Накахара не подавал виду, что волнуется или переживает. — Простое совпадение, вот и всё. Мало ли кто еще может носить такую фамилию?
— Даже если у этой самой женщины сын совершил самоубийство? — внезапно сказал Рембо. На лице его отразилась еле заметная усмешка, от которой у Чуи по рукам побежали мурашки. Он не хотел верить в то, что слышит. — Танака болтал об этом с медсестрой. Я услышал, что они говорят о тебе и решил послушать.
— Ты врешь… — Накахара весь покраснел от напряжения. На лбу у него проступила вена, дыхание сбилось, и он вцепился руками в больничные простыни. — Ты всё врешь! Ты гребаный плод моего воображения! — он резко встал со своего места, и Артюр, испугавшись, тоже встал со стула, отходя в угол комнаты. Стул, на котором сидел призрак, тут же полетел в него, но, естественно, пролетая сквозь. Чуя разозлился не на шутку. — Пошел вон! Тебя нет! Тебя просто нет! — он продолжал бросаться в него всеми попадающимися под руку вещами: бутылками, подушкой, обувью, снова кинул стул, и затем Рембо решил всё-таки уйти, понимая, что Накахара сейчас не способен адекватно воспринимать всё вокруг.
В следующую минуту в палату забежала медсестра и уже знакомый ему санитар — Оониши. Тот скрутил его и повалил на пол, но девушка увидела, что Чуе просто плохо, поэтому дала команду его отпустить. Тот, оставшись на полу, схватился за свои волосы и громко зарыдал во всё горло, не обращая внимания на персонал. Через минуту в палату зашел врач-ординатор и принялся его успокаивать. Более-менее Накахара пришел в себя, выпил воды и улегся на кровать. Медсестра принесла ему какие-то таблетки, которые Чуя без возмущений выпил. Ему уже было всё равно, что пить, лишь бы забыться.
Вскоре его палата вновь опустела, и он смог позволить себе немного поплакать, чего ему не хотелось уже очень давно. Почему ему становится только хуже? Неужели он останется тут навсегда?
Спустя полчаса в палату к нему зашел Танака-сан и проверил состояние своего бедного пациента. Он осмотрел глаза, проверил моторику и сделал вывод, что в целом всё в порядке.
— Как себя сейчас чувствуете? — поинтересовался он.
— Если вы про моральное состояние, то отвратительно, — хриплым голосом отвечал Накахара. Он закутался в одеяло и смотрел в одну точку на стене, отходя от истерики.
— Что спровоцировало такое состояние, Накахара-сан? Всё же было хорошо.
— Я… мне тяжело об этом говорить, — ответил парень. Он и правда понимал, что если они сейчас начнут это разжевывать, то ему придется еще догоняться лекарствами.
— Я понимаю. Что вызвало такую реакцию, когда вы отправились на обследование, я знаю. То, что случилось сейчас… произошло по той же причине?
— Нет. Это… это тот… призрак.
— Артюр?
— Да.
— Он сейчас здесь? — доктор даже символически осмотрелся.
— Нет, он… — Чуя тоже осмотрелся, а затем все-таки заметил Рембо в углу палаты. Парень тяжело вздохнул и ответил: — Да, здесь.
— Чудесно, — тяжело выдохнул врач. — Тогда спросите у него, где у меня в кабинете стоит «Chivas Regal».
— Чего? Откуда мне знать? — удивился его вопросу Накахара.
— Вам — неоткуда. Так спросите у него.
— На верхней полке шкафа — за энциклопедией неврологии, — ответил Артюр, и Чуя закатил глаза, тяжело вздыхая. Он, конечно, понимал, что вопрос идиотский, и звучит, как проверка, но раз уж врач попросил ответить…
— Он сказал, что за энциклопедией неврологии. В шкафу, на верхней полке, — голос Накахары был раздраженный, он наконец-то сел на кровати и посмотрел в глаза врачу. — Зачем вы это спрашиваете? Ответ же всё равно будет неправильный!
— Ну почему же, он правильно ответил, — улыбнулся доктор, и Чуя даже побледнел.
— Это шутка?..
— Нет.
— Откуда я… откуда я мог это знать?
— Хм, — доктор посмотрел куда-то на потолок, а затем, проигнорировав вопрос, спросил снова: — Спросите у него, Накахара, чего он хочет? Почему он всё еще здесь и преследует вас?
— Да я не знаю! — он схватился за голову, а затем услышал, как Рембо тихими шагами приближается к ним, отвечая:
— Я хочу выбраться. Я просто хочу на свободу…
— Что за бред?.. — Чуя потирал виски пальцами, будто бы удерживая свою голову от ядерного взрыва. Он уже устал от того, что его голова буквально вскипает.
— И что же? — продолжал донимать его врач.
— Он хочет на свободу, — ответил парень, а затем нашел в себе силы снова посмотреть на врача, уже срываясь на крик: — Что за игры?! Зачем вам это всё?!
— Хм, хе-хе, — Танака-сан был спокоен. Он поднялся со своего места и улыбнулся Чуе: — Просто обыкновенный разговор.
— Меня теперь не выпишут, да?.. — с печалью в голосе спрашивал Накахара. — Я здесь до конца дней…
— Ну почему же? Я не собирался откладывать вашу выписку. Вы практически здоровы, Накахара-сан. Выпишем вам таблеточки, витаминки, и всё будет в порядке.
— Вы смеетесь?..
— Нет, я же говорю, что с вами я предельно серьезен, — и действительно, теперь тон врача звучал убедительно. — Пойду я. Надо подготовить выписку еще одному пациенту. Господин Рембо у нас задержался.
Чуя тяжело вздохнул и даже не придал значения словам врача. Когда Танака-сан покинул палату, парень снова плюхнулся на кровать и посмотрел на белый потолок. За что жизнь над ним так измывается? Чего такого он сделал, что заслужил подобные муки? Он осмотрел палату в надежде увидеть Рембо, но не обнаружил его поблизости.
Сейчас ему очень хотелось кому-то выговориться, вывалить все свои переживания, все эмоции, копившиеся на протяжении лечения. Он мечтал снова увидеть чье-нибудь родное лицо, обнять, прижать ближе, почувствовать человеческое тепло, а не холод больничных стен и грубых простыней чертовой койки. Сумев ненадолго забыться, он уснул. Уснул очень тяжелым и беспокойным сном. То и дело ему мерещились чьи-то страшные, растянутые, изуродованные лица, слышались крики, похожие на вой зверей, стоны ужаса, взмахи крыльев птиц-падальщиков. Ему снилось, как те рвут его плоть, отрывая кусочек за кусочком, выклевывая глаза, залезая когтями в рот и царапая глотку. Он лишился языка, глаз, ушей. Он полз куда-то за иллюзорным светом, пытаясь дотянуться до чего-то. И вот он почувствовал ладонями чьи-то руки — теплые и родные. Ему стало так спокойно на душе, ведь он, будучи без глаз, без языка, без ушей, чувствовал, что наконец-то обрел что-то родное. Эти руки обняли его крепко-крепко, и Накахаре показалось, что вместе с кровью из его глаз текут и слезы. Он закричал так громко, как только мог, но то был крик облегчения.
Он проснулся весь в холодном поту. Его трясло, и Чуя был крайне удивлен тому, что он тут. Что он видит, слышит и чувствует, однако ему стало так грустно. Грустно, потому что он всё еще один.
Парень присел и взял бутылку с водой. Открутив крышку, он отпил немного и осмотрел палату.
Пусто.
Нет даже Артюра.
Понимая, что уснуть будет тяжело, он решил выйти из комнаты и прогуляться по отделению. Медленными шагами он прошелся по коридору и подошел к окну. За ним его встретила темная беспросветная мгла. Сегодня не было ни звезд, ни луны — только чернота.
Поняв, что тут ему делать нечего, он прошел дальше — в зал. Включив свет, Чуя пробежался глазами по книжной полке, пытаясь найти что-нибудь интересное, однако местная литература его не особо привлекала. Внезапно он почувствовал шевеление где-то в углу комнаты и, повернувшись, заметил на диване Рембо.
— А я думал, что ты предпочитаешь не покидать стены своей палаты, — улыбнулся ему призрак.
— Ну, сегодня исключительный день, — Чуя уже не хотел на него злиться. Он убрал руку с книжной полки, оставляя попытку найти на ней что-то интересное, а затем сел рядом с Артюром на диван. Парень посмотрел на потолок и тяжело вздохнул. Ему было сложно прийти в себя после такого дня, а теперь еще и ночи.
— Плохой сон? — поинтересовался Рембо. Он сидел нога на ногу и внимательно изучал Чую, будто пытаясь его просканировать.
— Плохой день, — ответил Накахара. — Хотя… в моем случае вернее будет сказать — дерьмовая жизнь.
— Это у всех так, наверное, — размышлял собеседник. Он отвернулся от Чуи, а затем залез рукой во внутренний карман пальто, доставая какую-то бумажку. — А у меня вот всё отлично.
Артюр протянул ему бумагу, и парень принялся вчитываться в иероглифы на ней.
— Какого хрена? — удивился Накахара, ведь перед ним была выписка. Выписка Артюра Рембо.
— Доктор Танака меня выписал. Я наконец-то смогу покинуть лечебницу, — пояснил призрак, убирая затем документ обратно в карман.
— Бред. Самоубийцы не могут покинуть место своей смерти, — цитировал Чуя Акутагаву. — Так что не думай, что это что-то поменяет.
— Я тоже так думал, но сегодня я почувствовал… их.
Слова Рембо звучали очень странно и слишком умиротворенно.
— «Их?» — переспросил парень.
— Да… я не знаю, как описать это чувство. Я будто бы понял, что мне осталось недолго. Будто бы я скоро… уйду.
— Куда?
— Не знаю. Но мне так хочется побыстрее. Чувство такое… воодушевленное. Ощущение, будто бы с меня упал груз всех прожитых дней. Ни страха, ни боли, ни сожалений… Я даже перестал чувствовать холод.
— И всё из-за одной лишь выписки? — удивлялся Накахара.
— Да… доктор Танака не выписал меня вовремя. Я был здесь, когда узнал о смерти очень близкого мне человека, — решил рассказать тот свою историю. — И теперь я знаю, что там буду вместе с ним. Я выписан, и смогу с ним встретиться.
— Звучит очень странно, знаешь, особенно учитывая, что ты — моё воображение.
— Ох, Накахара, ха-ха, — смех Рембо звучал немного издевательски, но так, будто бы тот разговаривал с ребенком. — Даже Танака-сан понял, а ты никак не поймешь.
— Что понял?
— Это не проклятье и не безумие. Это дар. Дар, с которым ты живешь.
— Хочешь сказать, что я абсолютно здоров?
— Ну, я не могу судить точно, но Танака-сан сам тебе сказал об этом.
— Бред… — не верил его словам Чуя. — Зачем тогда было меня столько здесь держать?
— Потому что ты себя вел неадекватно? Хотя и сейчас ты тоже себя так ведешь, уж извини за прямоту.
— Ха… а ты извини, что кидался в тебя всем подряд, — он встал с дивана и посмотрел на Артюра. Чувство было странное, но почему-то сейчас ему действительно хотелось поверить в то, что это всё правда. — Что ж, надеюсь, что ты действительно скоро нас покинешь. Желаю тебе удачи там… наверху.
— Спасибо, Накахара.
Чуя было хотел уйти, а затем решил кое-что проверить. Он протянул призраку руку, предлагая пожать. Когда Рембо дотянулся до него рукой в ответ, парень прикоснулся к его ладони, сжимая её крепко, дабы почувствовать реальность его бытия. Артюр был поражен тому, что сейчас произошло. Он тихо посмеялся, подержал его руку около минуты, не в силах насладиться моментом, а затем все-таки отпустил. Это было для него совершенно в новинку, ведь он уже очень давно не чувствовал прикосновения человека. Накахара улыбнулся ему, а затем покинул зал, направляясь в свою комнату.
Он не псих.
Просто у него чертов дар.
***
Утро Чуя встретил тяжело, но в кои-то веки он полностью осознавал себя и принимал всё, происходящее вокруг него, за правду. Он уже не ждал бесед с доктором, потому что разговаривать им было особо не о чем, а также не ждал бесед с Артюром, так как они уже попрощались друг с другом ночью. Обоих он, конечно, искал глазами, сам не зная, для чего, но так и не нашел. Вскоре его позвала медсестра, объявив о том, что к нему приехал посетитель, и радостный Накахара спустился вниз в сопровождении санитара в зал, где можно было бы поговорить с посетителями.
Оказавшись внизу, он обрадовался визиту Хигучи. Честно говоря, он не ожидал, что она приедет в середине недели, но встречи с кем-либо из его близких всегда были праздником.
— Привет, — он подошел к девушке, обнимая её и присаживаясь затем с ней на диванчик. Санитар отошел в сторонку, чтобы не мешать их диалогу. — Не ожидал тебя здесь увидеть.
— Привет. Я просто узнала, что ты выписываешься и решила заехать, — объяснила Ичие. — Как ты?
— Я? Хреново, — честно ответил Накахара. — Я внезапно узнал, что здоров.
— Рано или поздно ты должен был поправиться, Чуя, — девушка протянула руку к его голове, дабы поправить растрепавшиеся рыжие волосы.
— Ты не так поняла. Я всегда был здоров, Ичие, — он улыбнулся, и улыбка эта казалась весьма пугающей на его бледном и побитом вечным ужасом лице. — С самого начала.
— Ну, если ты считаешь тот бред… поведением здорового человека?.. Без обид, — она убрала руку от его волос.
— Ну, тогда у меня началась истерика. Ты же в курсе, Ичие. Ты же знаешь, что я не бредил, — теперь он смотрел на неё абсолютно серьезно и видел, как Хигучи бледнеет, как глаза её расширяются от страха. Она понимает, что врала, но не знает, как объясниться. — Я про… Осаму, — он сам себе удивился, ведь в кои-то веки не побоялся произнести его имя. — Ты ведь его слышала, ты его видела. Ты знаешь, что он реален.
— Чуя, ты… ты был болен.
— Перестань притворяться. Я уже перешел ту грань, когда пытался поверить в то, что псих. У тебя не получится убедить меня в обратном, ведь даже врачи смирились с тем, что я нормальный. Практически.
— Я… — она не знала, что ему ответить. Продолжать притворяться или сдаться? Она вся задрожала, а затем обняла Чую и громко зарыдала: — Прости меня… прости меня, Чуя…
Накахара ожидал чего угодно, но только не такой реакции. Окружающие с подозрением покосились на них, и санитар, сопровождающий Чую, подошел, чтобы спросить, всё ли в порядке. Хигучи, пытаясь прийти в себя, постаралась объяснить, что всё нормально, и санитар вернулся на своё место в сторонке, снова принимаясь копаться в телефоне.
— Я… — она кое-как вытерла слезы. — Я не хотела… Я не хотела, чтобы всё произошло так, Чуя…
— Я понимаю, но… это ведь ты меня сюда отправила, — констатировал факт Накахара, явно выражая свои претензии. И хоть он не держал зла на Хигучи, всё же искренне не понимал, почему она так поступила.
— Это… не совсем так. Я… — она кое-как успокоилась и начала свой рассказ: — В тот день… я не хотела. Я не ожидала, что всё произойдет именно так. Прости… я…
— Успокойся, я тебя не убью, Ичие, правда… Просто расскажи, почему. Мне это нужно, — спокойным тоном просил её Чуя. Сейчас он радовался, что выжрал с утра успокоительных, ведь иначе бы тоже сейчас рвал и метал.
— За… за несколько дней до произошедшего я списалась с Осаму, — она вытащила платок, еще раз вытерла слезы и высморкалась. — Извини… я… Мне очень сложно это рассказывать. В голове не укладывается, — Чуя смотрел на неё внимательно, пытаясь наконец-то понять, что произошло. — В общем, он написал мне. Мы поговорили о том, что… что всё это неправильно, что ты не должен провести всю свою жизнь в… в том доме. Дазай сказал, что хочет отпустить тебя.
— Почему он мне этого сразу не сказал?
— Ты неисправимый идиот, Чуя. Как будто бы и так непонятно… ты же ведь даже под угрозой расстрела не ушел бы.
Нехотя, но Накахара согласился:
— Ну, да… Но… И что же?
— Так вот он попросил меня сделать так, чтобы… чтобы ты уехал. Я не знала, что сделать, и он, Осаму, попросил… сказал… что это должно быть… да что угодно! Даже самое ужасное, только чтобы ты вернулся к обычной жизни. В общем, поэтому я пошла к Коё.
— Ну, да. Она — единственная управа на меня.
— Я рассказала ей обо всём этом, и, конечно, она приехала. Я… я думала, — она резко переменилась в лице и повысила тон: — Ну… ну почему ты такой упрямый, Накахара?! Почему ты такой упрямый идиот?! Почему ты просто не заткнулся и не уехал?! Почему нужно было доводить до этого?! — она кричала на весь коридор, плакала, а затем еще и ударила его кулаком в грудь. — Ты хоть понимаешь, как я боялась?! Как я себя осуждала?! Я не могла спать ночами, понимая, что из-за меня ты попал сюда! Я… — она снова громко разрыдалась, и Чуя, несмотря на её препирания, обнял девушку, прижимая, как родную, к груди.
— Тише, — приговаривал он. — Всё в порядке.
— Я ненавижу себя за это… Это я… Я довела тебя до всего этого…
— Нет, неправда. Ты же не знала. Это я упрямый идиот, Ичие… Ты права, если бы не моё упрямство, всё было бы по-другому.
— Я так люблю тебя, Чуя. Ты для меня самый родной человек, ты знаешь?
— Я знаю, я тоже тебя, Ичие, — он гладил её по спине, успокаивая. Столько времени он мечтал наконец-то обнять кого-то близкого, и он так рад, что Хигучи сейчас рядом с ним. Пожалуй, она — лучшее, что было в его жизни. Не считая Дазая, конечно. — Прости меня за всё…
Они сидели на диване в коридоре, ревели и обнимались. Люди вокруг уже даже перестали обращать на них внимание, понимая, что там явно что-то очень личное.
Они посидели еще минут десять-пятнадцать, болтая о том, о сём. Ичие сказала, что у Коё не получится приехать забрать его, поэтому она сама решила взять выходные. К тому же она всё еще чувствовала свою вину перед Накахарой.
Так и получилось, что спустя несколько дней Чуя всё-таки покинул стены психиатрической лечебницы, получив долгожданную выписку. Доктор Танака прописал ему несколько хороших антидепрессантов, поскольку лечение в таком месте, да и вообще всё произошедшее, очень негативно отразилось на его психике. Перед тем, как уйти, Накахара хотел найти Рембо, но, обойдя почти все кабинеты и палаты, он так его и не нашел.
В мыслях проскользнули его слова об уходе, и Чуя задумался о том, что он действительно мог просто уйти на тот свет, ведь после того разговора они так и не виделись. Тем не менее, Накахара решил не забивать себе этим голову. Он взял свои чемоданы, попрощался с персоналом и покинул стены лечебницы. Оказавшись на пороге, он принял пачку сигарет от своей подруги и закурил, кидая прощальный взгляд на это проклятое место.
— Ну что? Свобода? — спрашивал он сам у себя, делая смачный затяг и прокашливаясь. Он уже успел позабыть вкус сигарет.
— Давай садись, а то сейчас уеду, и ты потопаешь обратно, — возмущалась Ичие, сидя за рулем его машины. Она одолжила её до лучших времен.
— Ха… черта с два я туда вернусь!
И вот наконец-то Чуя смог отпустить этот горький этап своей жизни, когда всё перевернулось с ног на голову, и ему пришлось буквально заставлять себя вспоминать всё прожитое ранее. Всё вернулось на круги своя: он вернулся в Йокогаму к Коё, устроился на работу в студию, периодически беря личные заказы, а также наконец-то закончил свой проект. Правда, он не заснял большинство городов, которые хотел, однако сейчас это было уже неважно.
Важно то, что ему нужно было вернуться.
Вернуться в Сендай для того, чтобы узнать…
Что стало с Осаму?
***
Осенний ветер перебирал рыжие волосы Чуи, так и норовя сорвать черную шляпу с головы. Он кое-как смог убедить Коё в том, что едет исключительно к своим старым знакомым в Сендай. В общем-то, так и было.
Он проезжал уже хорошо знакомые ему улочки, замечая некоторые изменения, вроде новых магазинчиков и фасадов домов. Периодически ловил себя на мысли, что за полтора года его отсутствия изменилось всё, и он не знает, в какую именно сторону — хорошую или плохую.
Когда он завернул на старую знакомую улицу, в груди возникло странное ощущение ностальгии, вперемешку с волнением. Он не знал, кто встретит его на пороге того дома, но искренне надеялся на чудо. Какое угодно.
Руки предательски тряслись, и Чуя с силой сжимал руль, пытаясь успокоиться. Уже по привычке он выпил успокоительное с утра, не желая срываться на истерику. Иногда с ним такое случалось, когда он осознавал всё дерьмо, произошедшее с ним в его жизни. Сложно было держать себя в руках и трезво мыслить, когда постоянно вспоминаешь себя, прикованным к больничной койке. А сейчас, когда решался самый главный вопрос его жизни, он вообще не знал, как себя вести, как себя чувствовать, что сказать, если там на пороге окажется совершенно незнакомый ему человек.
Было страшно.
И вот вдалеке показался знакомый фасад его старого дома, который он арендовал когда-то давно. Особо ничего не поменялось, разве что, кажется, в доме новая кровля, а еще поменялись двери в гараже.
Да, судя по всему, там кто-то живет.
Подъехав совсем близко, Чуя припарковался и вышел из машины. Он остановился напротив дома, осматривая его со стороны. Точнее, он очень внимательно вглядывался в окна, пытаясь увидеть за стеклами хоть что-то. Или кого-то. Однако сейчас он ничего такого не замечал, разве что приметил некоторые изменения интерьера, хоть и плохо различимые. Он увидел, что изменилась дверь — она теперь совсем другая, более прочная. Конечно, у него и от старой двери замка не осталось.
Вдоволь насмотревшись, он подошел ближе, ступая на каменную дорожку, ведущую к маленькой лесенке перед дверью. Поднявшись, он нашел новенькую кнопку звонка и удивился совершенно незнакомому ему звуку, похожему на пение птичек. Он позвонил два раза, и вскоре ему открыли. Он был крайне удивлен, ведь на пороге его встретила молодая девушка, конечно, ему не знакомая.
— Здравствуйте, эм… — Чуя понимал, что он встретит нового хозяина, но надеялся, что ему будет проще объяснить, зачем приехал. — Извините за беспокойство. Я… я тут жил полтора года назад. К сожалению, попал в некоторую… аварию. Были проблемы со здоровьем, и… у вас тут нет кота?
— Эм… — девушка смотрела на него с подозрением. — Вы… господин Накахара?..
— Ну… да.
— Меня зовут Мэй. Я… Я… Ода! — она обернулась и позвала человека по очень знакомому Чуе имени. Кивком она пригласила парня зайти внутрь, и спустя несколько секунд по лестнице вниз спустился Ода Сакуноске, удивленно вытаращив глаза на гостя.
— Бог ты мой… — проговорил он, а затем подбежал к Накахаре и пожал руку. — Не может быть… ты жив?
— Да, ха… Привет.
— Привет. Я… я думал, что ты вернешься, но уже не верил в это. С ума сойти.
— А кто сказал, что я умер? — усмехался Чуя.
— Да… да никто. Проходи, разувайся. Мэй, приготовишь нам чаю?
— Конечно, Ода… — улыбнулась ему девушка, а затем обратилась к Накахаре: — Чувствуй себя, как дома.
— Ха… не составит труда, — ответил ей тот, а затем разулся и проследовал за Одой, осматривая новый интерьер изнутри. Многое поменялось, но Чуя краем глаза сумел заметить старое пианино. Мужчина повел его в очень знакомом направлении — в сторону подвала.
Они подошли к той самой двери, и Сакуноске обернулся, как бы убеждаясь, что девушка их не слышит.
— Я знаю, ты… приехал к нему, — обратился к нему мужчина.
— Да.
— Мэй. Она не знает о нем. Не хотел ей рассказывать.
— Она твоя жена?
— Да.
— Красивая.
— Ха… спасибо.
— Так… он там? — кивнул Чуя в сторону двери.
— Нет. Чуя… я… Я не… В общем, — он открыл дверь в подвал и включил свет. Зайдя внутрь, Накахара сразу же обратил внимание на то, как всё здесь поменялось: бетонные стены теперь были отделаны, на полочках аккуратно лежали инструменты и всякие вещи. Он заприметил знакомые ему пластинки и граммофон, но не нашел старых коробок с вещами, уцелевшими во время пожара, и… конечно же, петли тут не было.
Ода покопался в какой-то коробке и достал старое, помятое письмо, протягивая его затем Чуе.
— Открой.
— Что там?
— Просто открой и прочитай, — он пытался скрыть своё волнение, но получалось у него плохо. Накахаре это всё не нравилось. Он нехотя взял конверт и достал оттуда письмо. Бумага уже успела немного пожелтеть.
Ода отошел в сторону и сказал:
— Я… я буду наверху.
— Хорошо, — Чуя не понимал, почему именно Сакуноске решил его оставить, но не стал задавать лишних вопросов, просто обращая свой взор к тексту, написанному таким знакомым парню почерком:
«Ода, скорее всего, ты первым найдешь это письмо, поэтому обращусь сначала к тебе. Купи этот дом. Просто купи. Я… кое-что сделал, и очень сильно каюсь перед содеянным, но так было нужно. Однажды Чуя, скорее всего, придет и будет ждать ответов. Я хочу, чтобы это письмо попало к нему и чтобы он знал правду.
Спасибо. Просто спасибо за то, что Вы были в моей жизни. Точнее, смерти. С Вами я понял, что такое настоящая дружба и настоящая любовь, что такое семья и забота. Я научился искренне смеяться и ценить своё существование. Но ничто не исправит того факта, что я мертв.
Теперь, когда я узнал, что такое настоящая жизнь, мне нужно было сделать только одно — отпустить её. Мне пришлось выгнать тебя, Чуя, из своей жизни, потому что так мы лишаем себя будущего. Я — твоего, ты — моего. Прости меня за это. Я — всё еще монстр, но я на пути исправления.
Скоро. Совсем скоро я уйду. Они дали мне знак. Уже скоро я попаду к ним. Но нет, мне не страшно, как было раньше. Наоборот, я чувствую себя так хорошо, как никогда. Мне тепло, мне радостно, мне спокойно. Ощущение, будто я очистился, будто я осознал.
Я рад, что смог побывать в Вашей жизни, а Вы в моей смерти. Я люблю Вас.
Искренне Ваш, Осаму Дазай».
Последние строки Чуя читал уже со слезами на глазах. Он еле-еле различал текст, но вчитывался в каждый иероглиф, несколько раз перечитывая всё написанное. У него подкосились ноги, и он кое-как успел доползти до пыльной лестницы, чтобы сесть на неё и перевести дыхание. Горло сдавило в истерике, он скрутился в калачик, прижимая письмо Осаму к груди, как когда-то и сам призрак прижимал письма его дорогой подружки Элис. Взгляд затуманили слезы, грудную клетку сдавило такой страшной и черной болью, какая ощущается лишь в самые тяжелые минуты. Накахара думал, что самым страшным моментом в жизни была психбольница, но нет… самое страшное случилось сейчас, когда он осознал, что тогда он видел Дазая в последний раз, что тогда он последний раз слышал его голос, что сейчас — последний раз, когда он читает текст, написанный им — видит последнюю частичку его существования в этом мире. В его голове всё еще звучит тот милый подростковый голос юноши, перед глазами мелькают белоснежные бинты и скрытые под ними черные вены, его худые руки, его золотистый взгляд и шелковистые каштановые волосы. Он видит перед глазами его улыбку, слышит его игру на пианино, его звонкий смех, то, как он хрустит печеньями, как танцует, как целует, как сильно любит…
И всего этого больше никогда не будет. Он никогда больше его не увидит и не услышит.
Теперь Осаму перестал существовать действительно для всего мира. Теперь его нет даже для Накахары. Он стал пустотой — тем, чем всегда мечтал стать.
Чуя не сдержался и закричал. Закричал так громко, как только позволяло ему его состояние. Он кричал и мечтал, что Дазай услышит его крик, что он придет и обнимет его со спины, скажет, что это шутка, что он всё это время ждал его.
Но нет, он не пришел. Однако пришел Ода, который просто сел рядом с ним и похлопал по плечу.
— Ну-ну… всё хорошо. Я тоже скучаю… я тоже скучаю по нему.
— Я не верю… — сквозь слезы шептал Чуя. — Я не верю, Ода! Этого… этого не может…
— Тише…
— У вас всё в порядке? — Мэй появилась на пороге подвала.
— Да, всё нормально, — успокоил её Сакуноске и махнул рукой, чтобы та ушла. Девушка кивнула и прикрыла дверь в подвал.
— Я… я так боялся… и мечтал, что это произойдет, Ода. Я… я не знаю, почему мне так больно, ведь… я даже не попрощался с ним!
Он снова закричал навзрыд, понимая, что не таким должно было быть их расставание.
— Я… я тоже… Я пришел, а его уже не было. Я звал его, искал, но он так и не пришел, — рассказывал Ода. — Потом я нашел письмо и не мог поверить в это. Надеюсь, что сейчас он счастлив.
— Он счастлив, Ода. Он больше всех заслужил счастье…
Ничто не вечно. Ни жизнь и ни смерть. Всё рано или поздно заканчивается, и Чуя знал, что Дазай когда-нибудь тоже закончит свой путь. Чуя еще несколько раз перечитал это письмо, сунул его в карман и покинул подвал, бросая взгляд на это помещение в последний раз.
