road; alienisme

                    

***

                     Утро выдаётся с легким солёным привкусом на языке, мягким ощущением чужой кожи на своей и мерным дыханием. Донхек дышит в шею Марка, касается иногда сквозь сон шершавыми губами изгиба. Минхен по пробуждению тянет плед на себя, прикрывая голые плечи младшего, усыпанные родинками и начинает осматривать зал, где они спали. По окну расставлены растения в горшках. Самые разнообразные цветы, кактусы, какие-то неведомые для самого парня. Напрашивается вывод, что кто-то из парочки любит ухаживать за ними. Тонкие, почти прозрачные шторы развеваются от кратких порывов ветра сквозь приоткрытые окна. Свет начинает заливать комнату. В дверь из комнаты начинает кто-то царапаться лапой и буквально через пару мгновений выходит заспанный Тэён, пропуская перед собой уже достаточно бодрого щенка. Они на кухню проскальзывают тихо, ведь надо покормить Киёна. Успев придремать, Марк не замечает, как Ли выводит на поводке гулять собаку, а просыпается только когда те возвращаются. — Доброе утро, — наконец Донхек подаёт голос. — Доброе утро. Это проснулся уже Юно. Тихо выйдя из комнаты, Чон садится в кресло и закуривает свои крепкие сигареты, смотря на то, как Хэчан прячется в руках старшего. Взгляд Минхёна невольно скользит по обнаженной ноге Джэхёна, на которой сверху-вниз вилась татуировка в виде змеи. — У вас есть права? — Есть. — У меня тут оказалось небольшое предложение. Вы же будете ехать в Нью-Йорк через штат Юта? — Юно задумчиво как-то произносит, затягиваясь долго. — Собирались заехать в Солт-Лэйк-Сити и там остановиться, а то отсюда полсуток езды на машине. — Мой сводный брат там живет. Ему надо переправить машину отсюда. Мы ещё хотели кое-что передать в багажнике, поэтому если вы отвезете её туда, он оплатит все растраты на бензин, — с кухни, через открытую дверь рассказывает Тэён, пока параллельно готовит завтрак на всех, — красть смысла нет, всё равно найдут. Донхек оживляется почти сразу и принимает сидячее положение, слегка потесняя Марка, которому приходится так же поменять позицию. Его взгляд невольно цепляется за рыжеватые кудряшки Хэчана, которых касалось солнце своими лучами. — Мы согласны конечно! — кивает мгновенно младший, расплываясь в улыбке. — Вот и отлично. Только не смейтесь, но его зовут Юта. Буквально через несколько часов полная готовность к последующему пути. Машина оказывается не новой, но в хорошем состоянии, и Минхен долго думает о том, что находится в сумке в багажнике, но спрашивать не хочется. Обменявшись номерами, парни садятся на сидения и вновь отправляются в дальнюю дорогу. Пока что за рулём Марк. Проехав Сакраменто и ещё немного, Хэчан просит остановить машину в национальном природном заповеднике. Донхек всегда отличался любовью к фотографированию природы, а Минхен всегда откровенно восхищался каждым снимком. На телефоне младшего куча тайных фото Марка, где он спит, ест и искрене смеётся. Но тот никогда об этом не узнает. Дорога дальше проходит почти без остановок, лишь один раз на перекус в маленьком городке Батл Маунтин. Им нужно заправиться и поменяться местами, чтоб дальше машину вёл Донхек. Такие небольшие города нагоняют на Марка определённые мысли. Он думает, что прожить в таком малонаселённом городе всю жизнь, что-то сродни тюрьме. Невольно закрадывается размышление, что Хэчан бы тут не смог задержаться дольше пары дней. Ему нужно слишком много движения, энергии и развлечений, чтоб оставаться в такой изоляции. Наконец Минхен с пассажирского сидения может спокойно смотреть в окно и оценивать бесконечно сменяющиеся виды, окружающие их по пути. Пролетающие мимо домики, птицы, бескрайние пустые поля и одинокие люди, неизвестно с какой судьбой. Возможно, такие же путешественники или просто потерявшиеся странники. Младший забивает косяк прямо в машине. Садится солнце. Добираются до пункта назначения только когда наступает глубокая ночь, но на удивление, в доме, к которому они подъезжают, горит свет. Стоит лишь постучать в дверь, как сразу на пороге оказывается Юта. У него на лице улыбка, красные волосы завязаны в высокий хвостик и тонкие изящные пальцы, которыми он обхватывает для того, чтоб пожать, руку Марка и Донхека по очереди, провести их внутрь спешно. — Чувствуйте себя как дома, я пока пойду заберу вещи из багажника. Японца нет буквально пару минут. Возвращается он с безумно довольным выражением лица, а так же с несколькими бутылками сакэ, которые держит так осторожно, словно несёт самое дорогое, что только у него есть. — Жить не могу без них. Как доехали то? — Всё хорошо. — Выпьете со мной? И да, можете звать меня Юта-кун. Конечно, терять тут совсем нечего, и они соглашаются. Минхен садится удобнее на стуле кухонном и подбирает под себя немного гудящие ноги, слушая рассказы Юты о том, как этот напиток правильно пить. Марк узнает, что его принято подавать в специальном кувшине под названием «токкури». Согласно японским традициям перед каждым тостом напиток наливают в маленькие чашечки чоко, и, перед тем как выпить, обязательно говорят «кампай», что в переводе означает «до дна». Донхек кивает, выслушивая это, и после они чокаются, выпивая по одной чашечке. Он слегка морщится, смотрит куда-то на пол. По первому впечатлению, дом не слишком опрятный, но выполнен почти полностью в японском стиле. На стенах висят картины, кое-где вазы с цветами высушенными, в каждой комнате приглушенный свет. Всё это нагоняет непонятную тоску, но Хэчан это не озвучивает, принимаясь за вторую порцию, что обжигающе стекает по горлу. — Вообще-то я стараюсь жить по кодексу самурая. Заметили, наверное, что я помешан на этой теме? — Накамото кидает взгляд куда-то на светлую стену, где чем-то красным на поверхности начерчен один из иероглифов. — Вот тот значит честность и справедливость. Но, одно я нарушаю всё равно, — смеется тихо. — Злоупотребляю сакэ. Хотя, как в наше время выживешь трезвым? — А где у тебя остальные нарисованы? — По дому разбросаны. Каждый что-то да значит. Чтоб я не забывал, решил сделать так. Взгляд Минхена падает на катану в углу, у которой на рукояти виднеются засохшие следы от крови. Накрывает внутренняя паника, но следом он замечает задравшийся нежно-голубого цвета рукав юкаты, из-под которого на светлой коже виднеются проступающие шрамы. — О нет, не пугайся, — мгновенно отзывается Юта, когда видит в чужих глазах панику. — Я (не) убиваю других. Только себя. Он говорит это безумно легко, так просто, словно такое в порядке вещей. Марк думает, что Накамото сумасшедший, но потом осознает, что не в праве судить кого-то, ведь сам явно не чист душой и помыслами. — Хочу чего-то нормального в своей жизни, — потупив взгляд, говорит японец. — Вы есть друг у друга, верно? Счастливые, — с улыбкой взглядом показывает на сплетенные пальцы Марка и Донхека. — Хочу любимого человека, завести собаку. Хорошо, что у Тэёна это всё есть и он не страдает, как я, — в голосе какие-то ревностные нотки, но скорее от отчаяния. — Юта, поверь, всё будет ещё. Не конец жизни, — Донхек словно и сам себя убедить пытается. Медленно кивнув, Накамото поднимает стакан и выпивает до дна. Обратно опускает на стол с характерным звуком. — Простите, что загрузил вас. Я постелю в комнате, а сам в зале лягу. Мне так хочется, — бормочет кратко, поднимаясь. После долгой дороги кровать — лучшее, что может быть. Мягкость одеяла окутывает тело Марка, он даже не обращает внимания на скинутые в углу книги про Японию, харакири, мангу и что-то подобное, обложки которых были покрыты, кажется, кровью, и жмет к себе ещё влажного после душа Донхёка. Тот чуть ли не сопеть начинает, поэтому Минхен думает, что младший успел уснуть. — С тобой спокойно. — Поэтому я и согласился с тобой ехать, чтоб тебе было не страшно. — Но ты же знаешь, что у меня нет чувства страха или самосохранения? — тихий смешок в шею. — Лучше, чем любой человек на этой земле, знаю, — опустив голову, Минхен осторожно губами касается макушки и замирает, ожидая реакции. Хэчан слегка ёрзает, обвивая горячей рукой тонкую талию, шепчет что-то похожее на «спасибо тебе». Марк впервые задумывается о том, что будет готов задохнуться, если перестанет чувствовать в своих руках по ночам Донхека. На удивление, младший просыпается первым и оглядывается. В комнате темень полная, но на часах около десяти часов утра. Всему виной оказываются чёрные плотные шторы, которые совсем не пропускают свет. Донхек моргает несколько раз и выпутывается из объятий Минхена, отчего тот мгновенно просыпается. Заметив это, Хэчан кратко в кончик носа целует и встает, чтоб открыть шторы. Наконец комнату заливает светом. Всё же, Марку кажется, что светится ярче всего всё равно Хек. — У моего друга есть небольшая подработка в Денвере. Вам всё равно по пути, а деньги лишними не будут. Юта сидит в позе лотоса на полу и курит самокрутку из чистого табака. Минхен и Хэчан расположились за столом и доедают заказанную пиццу. В холодильнике у Накамото оказались только две бутылки сакэ и стакан с водой. — Он сегодня едет туда на машине. Вообще работает флористом, там в магазинчике нужно помочь с пересадкой некоторых растений и потаскать несколько мешков с удобрениями. Небольшая работа, но платят нормально. Его парень супер-главный человек в фирме, и это лишь второстепенный заработок, — продолжает, затушив окурок о мраморную пепельницу. — Я могу договориться, чтоб вас приютили на денёк, а дальше сможете отправиться на поезде, если хотите. Действительно, финансов у них по минимуму, и не согласиться было бы глупой идеей. Японец договаривается, что Чону подъедет через час где-то, а пока у парней есть время отдохнуть ещё немного. На небе в самом зените солнце, довольно тепло для этого времени года. Машина Кима довольно новая, идеально чистая и словно вылизанная. Марк ёжится. Сам Чону высокий парень приятной внешности и получает от Юты теплые объятия, прежде чем забрать Минхена с Хэчаном и сесть в машину. — Приятно познакомиться. Надеюсь, мы хорошо проведём время, пока будем ехать. Расскажите что-то о себе? — Мы направляемся на восток. Нас подгоняет ветер и мечта. Накамото тяжело сгибается под гнётом мрачных мыслей, ведь давно представлял себе как всё будет проходить. И вот наконец он сидит на полу в своем лучшем кимоно, которое пылилось в шкафу ради этого случая. Дыхание судорожно, зрачки расширены. Прошло уже полчаса где-то, в комнате вновь темно. Руки дрожат. В голове бесконечная череда вопросов, но её срочно нужно прервать. Осознание нагоняет болезненные ощущения где-то в районе груди. На языке вертится оборванная фраза: всё или ничего. — Ты — самурай!