Историческая важность рунических охранных чар на Британских островах

Гарри сидела практически неподвижно на подоконнике в своей спальне, размеренно работая над вышивкой, пока лунный свет купал ее в таинственном сиянии. Казалось, что от серебряной иглы и нити тоже исходило свечение, и, если бы вдруг кто-нибудь не спал в такой час и наблюдал за работой Гарри, он бы заметил, что нить будто бы поглощала лунный свет, пока Гарри тщательно выводила древние руны для защиты от сглазов и порчи. Пусть она не могла пользоваться палочкой во время летних каникул, но вот аккуратно вплетённые нити, пропитанные ее магией? Такое чары Надзора отследить не могли. Ничему из заказанного по совиной почте Гарри не радовалась больше, чем элегантному изумрудно-чёрному мешочку из драконьей кожи. Она купила его в том же магазинчике, что и новый вместительный чемодан, приобретенный летом перед третьим курсом, так как все необходимые учебники перестали вмещаться в стандартный школьный чемодан, купленный с Хагридом. Мешочек был оснащен защитными огне- и водоупорными чарами, сигнальными чарами от воров и заклинанием Невидимого расширения; а ещё он открывался и закрывался, сжимаясь в размерах, с помощью пароля, а не волшебной палочки. Гарри смогла спокойно уменьшить его и спрятать в лифчик, еще до того как сошла с поезда, так что, когда Дурсли в очередной раз приветствовали ее возвращение запиранием в чулане ее чемодана и всех школьных принадлежностей, они на самом деле спрятали от нее намного меньше, чем им хотелось бы. В мешочке Гарри хранила самые драгоценные вещи: волшебную палочку, мантию-невидимку, альбом с фотографиями родителей, карту Мародеров, несколько любимых украшений из ее Гринготтского сейфа, кожаный мешочек с деньгами и ключом от вышеупомянутого сейфа, который она умудрилась наконец стянуть у миссис Уизли, дюжину книг и учебников, без которых она не могла писать летние эссе, и приличный запас консервов, чтобы продержаться, когда Дурсли в очередной раз зажмут нормальную порцию еды. В мешочке также хранился ее швейный набор. Большинство людей вряд ли посчитало бы набор для шитья достаточно ценным, чтобы хранить его вместе с семейными реликвиями, редкими магическими артефактами и едой, но для Гарри он был так же важен, как ее палочка. Набор содержал в себе с десяток катушек с нитями из драгоценных металлов. Об их покупке пришлось отдельно договариваться с гоблинами, и стоили они примерно столько же, сколько навороченный кроссовый мотоцикл, о котором мечтал Дадли. Тут можно было найти иглы из различных материалов, от оленьей кости до серебра и золота, а также вязальные крючки и спицы, сделанные из разных видов древесины, придающих вышивке определенные магические свойства. Все было тщательнейшим образом исследовано, изучено и опробовано. Гарри доставала материалы из разных мест: заказывала у мастеров, покупала в ремесленных лавках и магазинах подержанных вещей. Однажды ей даже пришлось предпринять весьма неприятную вылазку в Лютный переулок. Рукодельческая магия была малоизученна и не особо распространена в современной Британии — но она также была, бесспорно, самым любимым видом магии для Гарри. С детства она занималась вышивкой, вязанием крючком и всеми видами рукоделия, чтобы тетя Петунья могла хвастаться «своими» работами на заседаниях женского клуба, и Гарри нравилось лицезреть плоды своих усилий, хоть похвала не доставалась ей напрямую. И вот на третьем курсе на занятиях по Древним рунам профессор Бабблинг вскользь упомянула, что некоторые рунные мастера специализировались на рукодельческой магии, чтобы создавать зачарованные боевые мантии для дуэлянтов, и Гарри бросилась изучать тему с не виданной доселе страстью и дотошностью. К концу третьего курса Гарри вышивала руны на подкладке школьных мантий, чтобы не коченеть в старом, насквозь продуваемом сквозняками замке, когда полагаться приходилось только на постоянно сбоящие Согревающие чары. К концу четвертого курса она связала всем друзьям и знакомым шарфы, которые никогда не намокали под дождем и не сырели, и научилась обрабатывать грубые материалы так, чтобы ее ботинки из драконьей кожи никогда не скрипели и не скользили, независимо от поверхности. К концу пятого курса ее проект для СОВ (Гарри переделала пару старых, коротковатых зимних школьных мантий в набор традиционных защитных мантий для дуэлей, усилив золотой и серебряной рунической вышивкой, которая защищала ее от всего, начиная от огня и Оглушающего заклятия и заканчивая слабыми темномагическими проклятиями) впечатлил экзаменаторов по Древним рунам в той же степени, что и ее телесный патронус — экзаменатора по ЗОТИ. Часы текли один за другим, а Луна медленно катилась по небосклону. Гарри не ляжет спать этой ночью, но она не особо беспокоилась по этому поводу. Она занималась чем-то, что одновременно и приносило пользу, и помогало разогнать скуку и однообразность пребывания на Тисовой улице. Кожа на ладонях покраснела от того, что металлическая нить часами впивалась в мозоли на подушечках пальцев, но это тоже не страшно. Гарри собственными руками создавала нечто очень могущественное, вышивая свою волю на изнанке этого мира, стежок за стежком. Определенно, самый любимый вид магии.

***

 — Ты не появилась прошлой ночью, — сказал Волдеморт, наблюдая краем глаза, как Гарри упала в кресло, в то время как сам он перебирал внушительную стопку свитков пергамента на столе и при этом безуспешно пытался скрыть беспокойство. — Я уже заволновался, что что-то случилось с нашей связью.  — Я не ложилась спать прошлой ночью, — ответила Гарри, позабавленная его очевидным раздражением, несмотря на все его усилия придать голосу безразличие. — Было полнолуние, так что я решила доделать кое-какую вышивку. Волдеморт тупо уставился на нее, словно пытался скрыть изумление. — Ты не спала, потому что занималась рукоделием? — переспросил он недоверчиво. — Тебе что, нужно было посетить срочный полуночный семинар по вышиванию крючком? Гарри возмущенно уставилась на него в ответ, чувствуя, как подступает бешенство от того, что вот очередной мужлан пренебрежительно отозвался о ее занятии. — Я занималась рукодельческой магией, чертов ты сексист. Она не требует палочки, так что это единственный вид магии, которым я могу заниматься летом, особенно учитывая, что мои родственнички заперли в чулане все учебники и школьные принадлежности. При свете полной Луны магический эффект от рун усиливается. Волдеморт отложил свитки в сторону и оперся спиной о стол, рассматривая Гарри так, словно она была самой диковинной загадкой, которую он когда-либо видел. Кажется, это становилось его привычным выражением лица, когда он на неё смотрел.  — Ты ведьма-рукодельница. — Это был не вопрос.  — Говорила же, что мне нравятся руны, — фыркнула Гарри, хотя в глубине души была рада, что в кои-то веки Волдеморт воспринял ее всерьез, вместо того чтобы вести себя с ней так, словно она была непослушным щенком. — Я практикую магическое рукоделие с тех пор, как начала изучать Древние руны на третьем курсе.  — Как интересно, — протянул Волдеморт, и, Мерлин, это прозвучало так, словно он говорил это искренне. — Я никогда не встречал ни одной. Конечно, я читал о них, но подробной информации о ведьмах-рукодельницах днем с огнем не сыщешь. Считается, что из целого поколения рунных мастериц только единицам хватает способностей, отточенности навыков и контроля для рукодельческой магии, и на это уходят годы обучения. Должно быть, ты очень искусна в этом, раз занимаешься магическим рукоделием, будучи еще школьницей. На Гарри могли давить чаяния и ожидания, возложенные магическим миром на Девочку-Которая-Выжила, но в случае с рукоделием Гарри знала, что честно заработала каждую крупицу своей блестящей репутации. Она также оценила, что Волдеморт сказал «искусна», а не «талантлива», как обычно говорило большинство, то есть тем самым он признал, что она долго и упорно работала для приобретения навыков, а не просто родилась с талантом к ним.  — Да, так и есть. Волдеморт все еще пристально смотрел на нее, словно взвешивал в уме разные варианты продолжения их разговора. Наконец он снова заговорил: — Над чем ты сейчас работаешь? Гарри просияла. Она всегда была рада поговорить о своих работах, независимо от того, кто спрашивал. — Над дополнительным летним проектом по Древним рунам. Сегодня все портные, изготавливающие аврорскую униформу, больше беспокоятся о том, как бы сделать их побольше, и не особо заморачиваются качеством. Они используют обычные мантии с простенькими, стандартизированными рунами, типа огнеупорных, и создают товар магическим способом, чтобы сэкономить время. Но магия, особенно сильная, могущественная магия, всегда требует свою цену, и, как мне кажется, подобные ненапряжные способы изготовления приводят к существенно более слабому результату. Так вот, у меня есть огнеупорное платье с вышивкой, сделанной полностью с помощью магии, его я закончила еще в Хогвартсе. И теперь я работаю над точь-в-точь таким же платьем, но вышитым вручную, со всеми маленькими хитростями, которые можно сделать, только если вплетать руны самой. Когда я его закончу, смогу уже в Хогвартсе протестировать оба платья и посмотреть, какое из них сработает лучше. Очевидно, что это будет сделанное полностью своими руками, но прямое сравнение покажет, насколько оно будет эффективнее.  — И как ты собираешься это проверять? — с любопытством спросил Волдеморт. Гарри широко ухмыльнулась, предвкушая, как сильно ему не понравится ответ. — Очевидно, мне придется поджечь себя.  — Ты собираешься дважды поджечь себя? — переспросил Волдеморт, напрягшись.  — Технически, четыре раза, — с усмешкой поправила Гарри. — Надо будет проверить и обычный, и магический огонь, чтобы посмотреть, есть ли разница.  — Четыре раза? — Волдеморт выглядел совсем как Макгонагалл, когда та застукала Фреда и Джорджа, которые умудрились застрять в дымоходе камина в Общей гостиной, — раздраженный тем, что его это не удивляло так, как должно бы.  — Конечно. Вышивка не делает огнеупорным платье, оно делает носящую его волшебницу огнеупорной. Очень важный нюанс, потому что иначе я бы превратилась в обугленную кучку костей в новеньком платье. Следуя протоколу испытаний, я должна сохранить все переменные одинаковыми, поэтому у меня две копии одного и того же платья, вышитые теми же рунами с помощью тех же иголок и ниток, в одну и ту же фазу Луны, и, естественно, испытатель должен быть одним и тем же человеком. И разве я могу ожидать, что кто-то решится носить мою работу, если я сама не могу этого сделать? Казалось, Темный Лорд потерял дар речи. Гарри могла собой гордиться — вряд ли много кому удавалось привести его в такое состояние.  — Как тебе это вообще пришло в голову? — только и спросил он. Гарри пожала плечами, не глядя на Волдеморта. — Идея появилась после первого задания в Турнире Трех Волшебников, когда мне пришлось выйти один на один со злющим драконом без серьезной защитной экипировки. Неплохо замотивировало, знаешь ли. Гарри не стала упоминать, что ее абсурдно быстрое освоение искусства защитных рун в магическом рукоделии практически полностью подпитывалось воспоминаниями о том, как она была привязана к надгробию на кладбище монстром из ночных кошмаров, слабая, беззащитная и не способная даже пальцем пошевелить. Что она потратила бесчисленные ночи, стирая пальцы в кровь о металлические нити, вшивая руны в хлопок, шерсть и кожу, — лишь бы никогда больше не чувствовать себя такой беззащитной. Волдеморт прищурился, вызвав у Гарри тревожное ощущение, что его взгляд закрадывался ей под кожу, что он все равно видел невысказанную правду. — Ты часто носишь собственные работы? Гарри кивнула. — Да, вся школьная форма и повседневные мантии расшиты рунами, хоть и не очень мощными. Волдеморт слегка склонил голову набок. — А сейчас, когда ты не в Хогвартсе? Перевод: твои ненавидящие магию родственнички позволяют тебе щеголять в чем-то подобном? Потому что как-то я в этом сомневаюсь.  — Ты же знаешь, я не могу, — ответила Гарри, раздражённая его проницательностью. — Но самим же Дурслям хуже. Я кроме вышивания рун ещё изготавливаю кучу различных вещей. В прошлом году на Рождество я сделала огнеупорные перчатки для брата моего друга, который работает с драконами, и я точно знаю, что они сработали, потому что все его знакомые захотели их приобрести. На заработанные деньги я купила все необходимое для шестого курса. Конечно, это не самая простая работа, но тут нужно всего лишь немного креативности и умения правильно работать с материалами. Этим Гарри тоже неимоверно гордилась: что небольшими вязаными подарками для каждого из Уизли она смогла отплатить им за пять лет любви и свитеров, которые согревали не только её кости, но и сердце. Волдеморт смотрел на нее цепко и пристально, и Гарри почти физически ощущала на себе тяжесть его взгляда. — На тебе и сейчас должно быть что-то; я с трудом верю, что ты позволила бы себе ослабить защиту в окружении этих магглов, даже будучи во сне. Каждое лето в приюте я спал с палочкой под подушкой, пусть и не мог ей воспользоваться, и вряд ли ты в этом сильно от меня отличаешься. Гарри нахмурилась, сильнее натянув мешковатую майку на бёдра в ответ на его бесстыдный взгляд. Она понимала, что это не её настоящее тело, что это просто иллюзия, воссозданная подсознанием в их общем сне, но она все равно чувствовала себя гораздо уязвимее, чем ей хотелось бы в присутствии Волдеморта. А все тупая летняя жара, не дающая надеть что-нибудь более прикрывающее.  — Не то чтобы это твоё дело, но да, на мне что-то есть. Он снова окинул ее взглядом, после чего посмотрел прямо в лицо, изящная чёрная бровь вскинута в немом вопросе. Не дождавшись от Гарри ответа, Волдеморт снова заговорил: — Ты все-таки скажешь или мне придётся самому осмотреть тебя более тщательно?  — Ты не имеешь права делать ничего подобного! — возмущенно воскликнула Гарри, щеки слегка порозовели.  — Конечно, имею, — ровно ответил Волдеморт, проигнорировав ее вспышку. — Ты мой крестраж, а следовательно, часть меня. И это всего лишь сон. Да и если бы все происходило в реальности, в этом не было бы ничего такого, все равно как если бы я касался себя или Нагини.  — Я не ты и не твоя змея, Волдеморт!  — А я не так уж терпелив. Это простой вопрос, Гарри, и, что бы ты ни говорила, но твоя безопасность и защита всегда будут моим делом. Гарри упрямо смотрела на него, сложив руки на груди, но выражение его лица оставалось непоколебимым, и она понимала, что это сражение она не выиграет. Из всей кучи невероятно важных вещей, за которые она могла бы бороться, споря с ним, эта игра явно не стоила свеч. Так что Гарри перехватила одну из кос, сбегающих по спине, и потрясла перед ним.  — Все дело в моих волосах, доволен? Я поняла, что именно волосы вейл в палочках проводят магию, а мы, если уж говорить технически, такие же магические существа, как они. Поэтому я всегда заплетаю волосы в косы, напитав моей магией. Ничего серьезного, всего лишь антисглазные сигналки, чары Незаметности, чары, ускоряющие исцеление, всякое такое. В школе я ещё ношу дополнительные украшения и заколки, чтобы усилить магическое воздействие, но не хочу, чтобы родственники их забрали или вообще узнали, что у меня есть деньги на подобные вещи, так что я просто не ношу их, пока торчу здесь.  — Как занимательно. Честно говоря, я никогда не понимал, почему женщины отращивают длинные волосы, — признал Волдеморт, проводя рукой по своим аккуратно уложенным тёмным волосам. — Я ещё могу принять, если это делается с подобной целью, но разве им нужно быть такими длинными? Это ведь банально неудобно. Гарри закатила глаза. — Удобно или нет, это совершено не твоё дело, что любая женщина, включая меня, делает со своими волосами. Плюс ко всему, я унаследовала, как Сириус называл это, «Дьявольское Проклятье Поттеровых Косм». Они очень темные, очень густые, растут во всех направлениях, и их невозможно ничем уложить. Когда я была маленькой, тетя постоянно их отстригала, чтобы они хоть как-то укладывались, но это никогда не помогало — волосы просто отрастали за ночь, и с утра я была похожа на потрепанного дикобраза.  — Это все ещё не отвечает на мой вопрос. Гарри закусила губу, глядя на свои руки, которые все ещё бессознательно теребили косу. — Это очень личное. Пообещай, что не будешь смеяться. Волдеморт выглядел так, словно пытался сдержать улыбку. — Обещаю.  — В общем, я начала отращивать их ещё с третьего курса, когда одна из моих соседок по спальне предположила, что под тяжестью массы они могут выпрямиться. Она родом из Индии, как и моя прапрабабушка по отцовской линии. Это, кстати, объясняет, откуда растут ноги жутких поттеровых волос. Ну я и решила, почему бы и нет, и начала заплетать их каждый день чисто для удобства, пока они отрастали. А летом перед пятым курсом я нашла в фамильной библиотеке Блэков очень старинную книгу. В ней рассказывалось об этикете для наследниц Благороднейшего и Древнейшего семейства Блэков, и там был раздел с чарами и заклинаниями, в том числе как закалывать волосы.  — Неужели? — Волдеморт был приятно удивлён её неожиданным интересом к традициям чистокровных. — И тебе эта книга понравилась?  — Очень. Конечно, она жутко устаревшая; когда ее издали, ещё даже не изобрели турнюры, так что сексизма в ней больше, чем во всем современном магическом обществе. Но я все равно ее забрала, потому что заклинания по укладке волос очень полезны, а некоторые традиции и ритуалы вполне себе милые и безобидные. В частности, мне понравился момент, где сказано, что юная леди должна отращивать волосы, чтобы тем самым показать твердость своих убеждений, но в то же время никто кроме кровных близких родственников не должен видеть её волосы распущенными, не считая ее мужа и их детей. Гарри запнулась, слегка покраснев. — Не пойми меня неправильно, я вполне себе современная ведьма и хочу и равенства, и независимости, и прочих радостей жизни. Но, наверное, мне понравилась идея иметь что-то личное, что-то сокровенное, что я могла бы подарить моему жениху, если бы у меня когда-нибудь был шанс влюбиться, как бы маловероятно это ни звучало. Так что с тех пор я никогда не распускала волосы на людях. Гарри смутилась. Она чувствовала себя так каждый раз, когда ей приходилось объяснять, что да, Гарри Поттер, которая с жаром поддерживала Гермиону в идее о жутком гендерном неравенстве в Магической Британии, которая играла в квиддич, набивая синяки и изваливаясь в грязи, добровольно согласилась соблюдать традиции чистокровных, которых придерживались даже не все девочки из Слизерина. И, если судить по восхищенному лицу Волдеморта, он был так же изумлён, как и все остальные. Вот только вместо того, чтобы повести себя, как засранец (как и все остальные), он был просто безмерно доволен.  — Какие ещё обычаи ты соблюдаешь? — спросил Волдеморт, голос звучал почти взволнованно. Он только-только начал узнавать её, но уже понимал, что если она и берется за что-то, то никогда не делает это вполсилы. Так что логично предположить, что ее могли заинтересовать и другие обряды, к которым она относится не менее щепетильно.  — Я почти ничего не знаю о традициях Благородного семейства Поттеров; у меня нет доступа к основному семейному хранилищу до совершеннолетия, а во время последней войны все семейные гримуары свезли именно туда, для сохранности. Но моя бабушка была Блэк, и прошлым летом Сириус удочерил меня на крови, так что теперь я ещё и наследница Древнейшего и Благороднейшего семейства Блэков. У меня есть доступ к дому в Лондоне и их библиотеке; ну, то есть, после того как я хорошенько поумоляю Дамблдора взять меня туда. Так что да, их традиции я соблюдаю. Выборочно, конечно же, некоторые из них просто смехотворны или же совершенно устарели, но я делаю, что могу. Теперь уже Волдеморт сложил руки на груди, плечи напряглись, словно по какой-то неведомой причине он сохранял видимое спокойствие на одних только остатках силы воли. — Как ты думаешь, почему все эти традиции и ритуалы так тебя привлекают? Гарри хорошенько подумала, прежде чем ответить. — Семья всегда была важна для меня, потому что, по сути, у меня ее никогда по-настоящему не было. Знакомство с Сириусом много значило для меня, как и тот факт, что я происхожу из таких древних влиятельных семей. Не потому что я забочусь о чистоте крови, но потому что так мне кажется, что я являюсь частью чего-то большого и значимого. Скорее всего, я придерживаюсь некоторых семейных традиций, потому что это позволяет мне чувствовать, что я действительно принадлежу этой семье. Гарри грустно улыбнулась, вспомнив своего крёстного во всем его великолепии, хитро усмехавшегося, когда он тайком проносил книги в её спальню или передавал ей сладости под обеденным столом. — Пусть Сириус не оправдал ожиданий своих чокнутых родителей, но он всегда оставался Блэком, и в письмах и во время редких встреч он учил меня всему, чему мог научить. Неважно, насколько тёмными и опасными были вещи, которые он рассказывал; да, они ему не нравились, но он сделал бы что угодно, чтобы меня защитить. Он знал, насколько могущественна магия семейных уз, и понимал, что однажды она может спасти мне жизнь. Так что я не оставляю волосы распущенными на людях и ношу длинные платья, не потому что мне кажется, что я обязана это делать или кому-то там угождать, нетушки. Нет, отчасти это для того, чтобы почтить имя моей семьи, но в основном я делаю это для Сириуса, чтобы почтить его. За то, что он сделал все, что в его силах, чтобы подарить мне хоть какое-то подобие дома.  — То, что ты так упорно стараешься чтить его имя и память, говорит многое о силе его краткого присутствия в твоей жизни, — последовал дипломатически выверенный, но хотя бы честный ответ.  — Отчасти поэтому я разнесла кабинет Дамблдора в конце прошлого года, — призналась Гарри, чувствуя, как закипает гнев при одном только воспоминании об этом. — Мой отец погиб в бою, защищая меня, так что естественно, что я хотела следовать всем скорбным семейным ритуалам. Но Дамблдор не отпустил меня в дом предков, чтобы закрыться там в добровольной изоляции на целый лунный месяц, как это было бы уместно в данной ситуации. Гермиона не разделяет мою точку зрения, она придерживается ещё более профеминистских взглядов, чем я, и видит в подобных старинных традициях не силу, а угнетение. Но все-таки до отъезда из школы она помогла мне зачаровать всю одежду и сделать ее траурно-черной, так что это уже что-то. И я все еще отрезана от магического мира, так что можно посчитать это своеобразной изоляцией, но это все равно не то же самое, что провести его в месте, наполненном семейной магией. Волдеморт все еще стоял, опираясь на стол, руки все так же сложены на груди, а багровые глаза смотрели на нее неотрывно. — Я понимаю, что с моей стороны почти неприлично высказывать хоть какое-то мнение, учитывая мою роль в событиях, прямо приведших к смерти твоего приемного отца, но то, что Дамблдор лишает тебя твоего законного наследия, достойно осуждения. Он всего лишь директор школы, в которой ты учишься, он не твой опекун или член семьи, и он не имеет никакого права так поступать. Он все еще использует твою собственность в качестве штаб-квартиры для своей группки народных мстителей? Гарри фыркнула, почувствовав одновременно и горечь, и маленькую толику самодовольства. — Вряд ли. Сириус сказал, что, если вдруг с ним что-нибудь случится, только я смогу открыть дом, потому что в случае смерти главы рода Блэков дом переходит в закрытый режим, чтобы никто вне семейного круга не потревожил период скорби, ну и чтобы дать время для планирования ответной атаки, если того требует положение. Дом снова будет открыт, только когда наследник семьи отдаст соответствующий приказ. Что-то мне подсказывает, что скоро меня попросят о такой услуге и о разрешении снова наложить Фиделиус и использовать дом в качестве штаб-квартиры. Губы Волдеморта дрогнули, словно он пытался сдержать улыбку. — Ты всегда можешь сказать нет.  — Что?  — Скажи Дамблдору нет. Мерлин свидетель, ему нужно это услышать хотя бы раз. Гарри нахмурилась. — Но если я откажусь, то…  — То что, Гарри? Я убью тебя? Раньше Орден защищал тебя от меня, да, но я не враг тебе больше. Я бы сказал, что сейчас ты в большей безопасности, чем кто-либо в Магической Британии. Тебе не нужна защита.  — Я могу уйти от Дурслей, — прошептала Гарри, как громом пораженная. — Я могу уйти прямо сейчас и на все лето забаррикадироваться в доме Блэков с книгами, защищенная семейной магией. Почему до меня раньше не дошло? Волдеморт нахмурился, настолько переполненный злобной, беспокойной энергией, что начал медленно ходить взад-вперед у камина, чтобы хоть как-то ее выплеснуть. — Потому что с того самого момента, как ты вступила в волшебный мир, Дамблдор создавал все условия, чтобы ты стремилась заполучить хоть каплю его внимания и расположения; зная, что после многих лет, в течение которых тебе внушали, что ты ни черта не стоишь, ты отчаянно нуждалась в них и потому сделаешь что угодно, чтобы их получить. Потому что за забавными очками-половинками и ореолом святого дедушки скрывается манипулятор, играющий людьми, как пешками в шахматной партии, и систематически игнорирующий жестокое обращение с детьми-волшебниками, вверенными в его попечение. Твои родственники — бесчеловечные животные, обращавшиеся с тобой соответственно с тех пор, как нашли тебя на своем пороге, но скажи мне, Гарри: кто оставил тебя на том пороге? Очевидно, что Волдеморт давно обдумывал эту обличительную речь, но Гарри не могла отрицать все сказанное, как бы она этого ни хотела.  — Он, — прошептала Гарри, и осознание предательства, о котором она старалась не думать с того самого разговора после Министерства, неприятным холодком прошлось по позвоночнику. — Это был он.  — Точно так же, как он оставил меня в грязном маггловском приюте, в котором я провел все детство, хотя в конце каждого учебного года я умолял разрешить мне остаться в школе на время летних каникул. Каждый раз находились профессора, готовые присматривать за мной, и каждый раз он говорил «нет» и отправлял меня обратно. Обратно к постоянным насмешкам и жестокости, да еще и в разгар Второй мировой войны в маггловском мире. Жить в Лондоне в самый пик бомбардировки немецкими самолетами, без возможности применить магию, когда бомбы падали на нас чуть ли не поминутно и смерть шла за нами по пятам. Неужели кого-то еще удивляет, что после этого я обратился к Темным искусствам и искал бессмертия? Я умолял каждый год, и каждый раз он оставлял меня там на верную смерть! Под конец тирады его голос почти сорвался на рев, облик обычно бесстрастного и собранного мужчины испарился. Волдеморт резко вышагивал, на щеках появился гневный румянец, а глаза лихорадочно блестели, пока он признавался в ране, которую явно очень долго носил в себе. Гарри не хотела даже начинать разбираться, как она могла посочувствовать человеку вроде Волдеморта или почему Дамблдор продолжал совершать одну и ту же ошибку, но она сделала единственную вещь, которая пришла ей в голову в тот момент. Гарри подошла к гневно вышагивающему Волдеморту и крепко его обняла. Он тут же застыл, словно она кинула в него Петрификусом. Ему даже в голову не могло прийти, что Гарри окажется настолько храброй, настолько глупой или настолько доброй, чтобы попробовать успокоить его подобным образом. Она задумалась, а пробовал ли кто-нибудь до нее сделать нечто подобное. И насколько другим мог бы быть их мир сейчас, если бы ответ был утвердительным.  — Все хорошо, это всего лишь я, — мягко проговорила Гарри, уткнувшись лицом ему в грудь. — То, что сделал Дамблдор, было неправильно. Да, ты натворил кучу ужасных вещей, тут не поспоришь, но тогда ты был всего лишь ребенком и не заслуживал того, что с тобой произошло. В этом не было твоей вины. Он не плакал, да и Гарри была бы в шоке, если бы он мог плакать, но она чувствовала, как его напряженные мышцы медленно расслаблялись, хотя по ним иногда пробегала гневная дрожь. Когда стало понятно, что Гарри не собирается его отпускать, Волдеморт медленно положил руки на ее худые плечи и обнял в ответ. Это были самые странные молчаливые объятия в жизни Гарри. Это был тот самый отчаянный жест, к которому прибегаешь, как к последнему средству, прежде чем на тебя обрушится огромная приливная волна, — просто чтобы удовлетворить почти животную нужду не умирать в одиночестве. Но сейчас ей было так хорошо и так тепло, что она не хотела разрывать объятия, ни за что и никогда. Абсурдно, но в его руках она чувствовала себя в большей безопасности, чем когда-либо до этого в своей жизни, — хотя бы потому что вряд ли за ней мог прийти худший монстр, чем Волдеморт. Гарри вдруг с удивлением осознала, что она головой идеально доставала ему до груди, и она могла легко прижаться к его грудной клетке и мускулам и раствориться в них. Как будто огромный злой волк покровительственно обернулся вокруг нее, словно она находилась в эпицентре шторма, где было тихо и спокойно. Часть ее всегда считала, что Волдеморт должен быть холодным, как рептилия, как каменный пол Тайной комнаты, как мраморное надгробие на заброшенном кладбище в глухой ночи, но он оказался таким же теплым, как она. Может, даже теплее; обычно жгучая боль в шраме превратилась в приторную волну жара, затопившую ее с головы до пальцев босых ног. Должно быть, он тоже почувствовал нечто подобное, потому что тепло между ними становилось только сильнее, и он обнял ее крепче. Теперь они были плотно прижаты друг к другу, так плотно, что Гарри могла слышать, как быстро билось его сердце под ее щекой. Все ее мысли были сосредоточены только на том, на что были бы похожи их объятья, будь они в своих настоящих телах. Их общие сны были чётче и натуральнее обычных сновидений, но им все же не хватало осязаемости реального мира. И только Гарри подумала, будет ли это хрупкое молчаливое спокойствие длиться вечно или хотя бы до того момента, как жар между ними станет таким сильным, что библиотеку охватят языки пламени, как она проснулась с судорожным вдохом, подпрыгнув на кровати. Но чудесное, совершенно возмутительное тепло никуда не делось, словно она разом погрузилась в горячую ванну, и нервные окончания покалывало от теплой воды. Гарри спиной упала обратно на матрас, щеки заливал алый румянец, а сама она лихорадочно думала, что, во имя Мерлина, ей теперь делать с подобным развитием событий.