***
Поезд пришел к станции Кингс-Кросс с вежливым, заранее записанным объявлением об остановке, и Гарри поспешно спрятала летний топ, который вязала из черной шерсти Аппалузской пушишки, раз уж она не могла читать волшебные книги с движущимися картинками прямо под носом у магглов. Роковой день случился на четвертом курсе, когда Гарри случайно обнаружила в Хогсмиде маленький магазинчик с пряжей, обслуживающий, по-видимому, всех Молли Уизли в мире. Как выяснилось, они могли заказывать пряжу из шерсти любого существа, любой расцветки, какие только могли прийти Гарри в голову, и она тогда натурально разрыдалась слезами счастья. Впоследствии Гарри стала их лучшей клиенткой, так как пряжа из шерсти или меха магических существ проводила магию намного лучше обычной. Когда Гарри вышла со станции, в груди затеплилась осторожная надежда. Она только зашла в продуктовый, чтобы купить небольшой перекус на случай, если кладовки в доме окажутся пустыми. Все предприятие заняло не больше пяти минут, а через три минуты она уже сидела в такси и мчалась к площади Гриммо. Так как магглы не могли останавливаться около невидимого дома, Гарри попросила водителя высадить ее в ближайшем доступном месте. Заплатив за поездку, она, пригибаясь, вылезла из машины и промчалась мимо трех входных дверей, прежде чем остановилась перед дверью дома номер двенадцать; все еще существовала большая вероятность, что кто-то из членов Ордена стоит на страже. Гарри уже держала наготове иголку и молниеносно уколола большой палец, как только достигла верхней ступеньки. Оглянувшись через плечо, она заметила Тонкс, в шоке уставившуюся на нее с другой стороны улицы, пока Гарри размазывала капли крови по дверной ручке. — Я наследница этого семейства и я требую впустить меня! — уверенно сказала Гарри, так, как велел сделать Сириус. Дверь распахнулась, и Гарри краем глаза успела заметить, что розоволосая аврорша уже неслась к ней с протянутой рукой. Гарри успела захлопнуть дверь и закрыть ее на замок прямо перед носом Тонкс, после чего оперлась о деревянную поверхность и медленно съехала на пол, задыхаясь от бега. Спиной она могла чувствовать, как с другой стороны ведьма что есть силы стучала в дверь. — Гарри! Гарри, это ведь ты? Открой дверь, дорогая, ты же знаешь, что не должна быть здесь, это небезопасно. Гарри! Пусть волшебники видели дом с тех пор, как разрушилось заклятие Фиделиус, но вот из закрытого режима он не выйдет, пока Гарри не прикажет обратное. Весь чертов Орден, Министерство Магии, Волдеморт и даже сам Мерлин могли ломиться в дверь и орать все, что им вздумается, — никто не сможет зайти, пока она не разрешит. Гарри истерически рассмеялась. От адреналина и затхлого воздуха у нее начала немного кружиться голова. Она сделала это. Она сбежала от Дурслей и умудрилась при этом не попасться. Она послала Орден куда подальше и даже не нарвалась на толпу Пожирателей; хотя, если уж быть до конца честной, она и не ждала, что они будут тут ее караулить. По какой-то причине (Гарри не знала точно, почему) она верила Волдеморту; каким-то образом она знала, что он не врал, когда говорил, что больше не охотится за ней. По крайней мере, не в том смысле, что раньше. А теперь у нее был дом на площади Гриммо, полностью в ее распоряжении до конца лета. Почти целое лето безделья, и ей не нужно отчитываться ни перед кем, кроме себя самой. Она могла читать, что ей вздумается, даже книги про рунические ритуалы на крови, которые она спрятала на чердаке с остальными темными книгами и предметами, когда миссис Уизли руководила генеральной уборкой и хотела выкинуть всю «темную жуть». Гарри могла делать летнюю домашнюю работу, да и вообще все, что душе угодно. Возможно, она даже могла попытаться привести заросший садик на заднем дворе в более-менее приличный вид. Она могла загорать, есть шоколадное мороженое и заказывать по совиной почте все необходимое, в том числе материалы для зачарованных сережек с магическим камнем, которые она уже давно планировала сделать. Гарри счастливо вздохнула, распластавшись на грязном полу около входной двери, потому что могла это сделать, потому что это был ее чертов дом и ее чертов пол. Идеально. Но обо всем по порядку. — Кикимер! Он появился с тихим хлопком, в грязной наволочке и с кислым выражением лица — все как обычно. — Что здесь делает мерзкая полукровка, оскорбляя дом бедной хозяйки Кикимера, когда тот закрыт для всех? Ни манер, ни уважения к традициям почтенного дома, это уж точно. — Ой, да завали, — фыркнула Гарри, все еще прекрасно помня о роли, которую старый брюзжащий эльф сыграл в смерти Сириуса, и не желая слушать его оскорбления ни секундой больше. — Я наследница Благороднейшего и Древнейшего семейства Блэков по крови и магии, и с этого момента тебе запрещено оповещать хоть кого-нибудь о том, что я здесь, каким угодно способом, или же помогать им пробраться внутрь и попытаться забрать меня без моего прямого разрешения. Кивни, если все понял. Старый эльф выглядел возмущенным, но натянуто кивнул. — Отлично. А теперь приберись-ка в комнатах хозяйки дома, потому что я собираюсь туда въехать. И раздобудь хоть каких продуктов, я хочу сделать карри на ужин. С тем же тихим хлопком эльф исчез, а Гарри вздохнула, устало проведя рукой по лицу. Стуки в дверь наконец прекратились, но она подозревала, что Тонкс пошла за подкреплением, и это самое подкрепление скоро прибудет. Что ж, самое время выпить чашечку чая. Гарри могла устроиться в гостиной в кресле у эркера и наслаждаться предстоящим зрелищем с лучшего места в первом ряду. Через двадцать с лишним минут на противоположной стороне улицы во вспышке аппарации появились Дамблдор и Снейп и направились прямиком к ее дому. У Гарри было достаточно времени, чтобы поставить чайник, раздобыть коробку печенья и установить всю утварь на столике около кресла, которое она подтащила прямо к окну. Все окна в доме были зачарованы, и таким образом она могла видеть все, что происходило снаружи, но никто снаружи не мог видеть, что творилось внутри. Дамблдор уже подметал верхнюю ступеньку полами длинной мантии цвета жуткого магазина сладостей и отрывисто постучал в дверь. — Гарри? Я знаю, что ты внутри, девочка моя, не могла бы ты открыть дверь, чтобы мы могли с тобой поговорить? Гарри сделала глоток, пересев на подоконник, и задумалась, сколько должно пройти времени, прежде чем до него дойдет ее молчаливое послание и он уйдет сам. — Давай, Гарри, я же знаю, что ты слишком благоразумна для подобных ребяческих игр. Мы оба понимаем, что с твоей стороны было весьма необдуманно вот так убегать от своей семьи. Они наверняка жутко беспокоятся. Гарри хмыкнула. Единственное, что сейчас могли подумать ее родственнички, так это скатертью дорожка. — Либо паршивка наверху и не может слышать вас, Альбус, либо она слышит и игнорирует вас намеренно, — бесстрастно заметил Снейп. — Независимо от того, какой из двух вариантов правильный, если она все еще вам не ответила, вряд ли вы достигнете большого прогресса, разговаривая с ее дверью. Дамблдор послал ему жутко суровый взгляд, но Снейп только выгнул совершенно не впечатленную бровь, и от этого зрелища у подавившейся Гарри чай буквально потек носом. — Гарри, я вынужден настаивать, чтобы ты сделала, как тебе говорят, — заявил старый волшебник, повысив голос, в котором уже начали проскальзывать раздосадованные нотки. — Ты должна понимать, что ситуация слишком серьезна для подобного неуместного подросткового бунтарства. Я очень в тебе разочарован. Неуместное подростковое бунтарство, блядь, серьезно? Сириус умер, и это была по большей части вина директора, а он запретил ей оплакать крестного подобающим образом. Так с какой стати ее должно волновать, что он в ней разочарован, словно это дерьмо еще хоть как-то ее заботило. Нет, этот поезд давно ушел. В течение следующих попыток директора добиться от нее хоть какой-то реакции Гарри всерьез раздумывала, стоило ли ей проорать что-нибудь в ответ или подсунуть записку под дверь. Это разозлит его еще больше или он только настойчивее будет требовать поговорить с ним? Возможно, все же игнорировать его будет наилучшим решением. В конце концов, не так уж много людей на свете имело наглость игнорировать великого Альбуса Дамблдора, а ответь она ему, он без промедления в неё вцепится. Такому только покажи палец — откусит руку по локоть. Как и подозревалось, политика молчания работала лучше всего. Гарри хихикала без остановки, поедая печенье, и не могла дождаться, когда сможет пересказать все шоу Волдеморту при их следующем совместном сне. Из всех людей на свете именно он сможет оценить по достоинству безуспешные попытки Дамблдора не выглядеть уязвленным тем, что его тотально игнорируют, но при этом не способным ничего поделать из-за такого пустяка, как простая закрытая дверь. Когда Дамблдор перешел от уговоров к агрессивным действиям, достав палочку в попытке разбить охранные щиты с помощью грубой силы, Снейп прислонился к ограде, вытащил из кармана нечто, подозрительно похожее на пачку маггловских сигарет, и, достав одну, зажег ее кончиком волшебной палочки. По мере того как лицо директора становилось все взбешённее, а щиты сотрясались под его напором, но стойко держались, Снейп продолжал игнорировать происходящее и дымил, как паровоз, словно решил, что с него хватит, и он умывает руки от этого абсурда. Спустя три сигареты Снейпа, две чашки чая и одно весьма замысловатое ругательство Дамблдора (который впервые на памяти Гарри позволил себе выругаться) они наконец ушли. Гарри смеялась до тех пор, пока по щекам не покатились слезы. Сейчас она от всей души мечтала об Омуте памяти, чтобы она могла просматривать эту сцену снова и снова, целый день, и так до конца жизни.***
Когда в ту же ночь Гарри появилась в библиотеке, она была в таком хорошем настроении, что пропустила всякие приветствия и тут же уселась на огромный стол Волдеморта. Тот выгнул бровь, но не стал комментировать ее вопиюще непочтительное поведение, только выразительно на нее посмотрел. — Итак, мой маленький крестраж, Северус поведал мне, что у тебя выдался весьма насыщенный день. Не желаешь поделиться? Гарри довольно улыбнулась, слишком удовлетворенная своей победой над Дамблдором, чтобы разозлиться на Снейпа, который первым же делом бросился рассказывать Волдеморту о ее делишках. — Определенно желаю! — заявила она горделиво. — После нашего последнего совместного сна мне понадобился день, чтобы продумать логистику, и прошлой ночью, пока все спали, я вскрыла замок и достала из чулана чемодан и школьные принадлежности. А сегодня, когда тетя взяла меня с собой в город, я стащила деньги, которые она дала мне на продукты, и оставила на машине прощальную записку, которая должна неслабо ее взбесить. Затем я переоделась в одном из торговых центров, чтобы меня было не так легко узнать, и добралась до вокзала, где села на поезд до Лондона, а там уже доехала на такси до дома Блэков. А дальше, либо Орден установил круглосуточное наблюдение, либо это я попала в неудачный момент, но я едва успела закрыть входную дверь прямо перед лицом Тонкс. Ее мать Андромеда — одна из сестер Блэк, так что, будь Тонкс чуть быстрее, она тоже могла бы зайти внутрь. Чары не пускают только посторонних, а я единственный человек, кто мог открыть дверь, когда дом находился в закрытом режиме, но я не совсем уверена, что могла бы остановить ее, не дежурь она так далеко от входа. Волдеморт откинулся на спинку кресла — очевидно, он обожал сплетни не меньше, чем сама Гарри. — Северус сообщил, что он был на встрече с Дамблдором, когда с ними по каминной сети связалась раздражающая розововолосая аврорша и в панике сообщила, что ты появилась словно из ниоткуда и бежала так, будто за тобой гнались дементоры, пока не закрылась в доме, который они все еще называют штаб-квартирой Ордена. Они сразу же направились туда, и Дамблдор выдал пространный, давящий на чувство вины, совершенно бесполезный монолог прямо у твоей входной двери, прежде чем сдался и вернулся в Хогвартс в отвратительнейшем настроении. Гарри хихикнула. — Что ж, он не наврал. Вот только между отбытием Тонкс и прибытием этих двоих я успела заварить чай и устроилась прямо у окна, так что могла смеяться и поедать печенье, пока наблюдала, как многоуважаемый директор медленно терял всякое хладнокровие. В ответ на это Волдеморт рассмеялся в голос — не обычным своим сардоническим смешком, а полноценным счастливым смехом, от которого сотрясаешься всем телом. От этого у него на щеках появились маленькие, совершенно неуместные ямочки, при виде которых у Гарри из легких моментально пропал весь воздух, словно ее ударили в грудь. — Полагаю, он красноречиво описал, как сильно разочарован в тебе? — сказал Волдеморт, после того как смог восстановить самообладание, по-видимому, не заметив ее кратковременный ямочно-экзистенциальный кризис. — Цирцеевы сиськи, ну еще бы, — закатила глаза Гарри, тут же вернувшись в строй. — Вообще, это было довольно смешно, особенно когда он сдался и попытался прорваться сквозь охранные щиты, бесясь все больше, по мере того как становилось ясно, что это абсолютно бессмысленно, а Снейп тем временем курил в сторонке, откровенно скучал и в целом выглядел так, словно сожалел о том, что когда-то связался со всеми нами. Я и не подозревала, что он курит, ты знал об этом? — Естественно. Рано или поздно ты поймешь, что я в курсе всех пороков моих последователей, хотя бы косвенно. Знание — сила, в конце концов. — Тогда что ты знаешь о моих пороках? — с любопытством спросила Гарри, разглядывая свитки пергамента на столе. Волдеморт коварно усмехнулся. — А что, Гарри, ты теперь причисляешь себя к моим последователям? — Нет! — огрызнулась Гарри, раздраженная тем, что так легко зашла в очевидную ловушку. — Но я твой крестраж, что делает меня твоим… ну… кем-то. Волдеморт задумался. — Я бы мог пошутить о твоей адреналиновой зависимости и суицидальных наклонностях, но мне кажется, что сейчас, если уж быть до конца честным, твоим главным пороком являюсь я. — В каком смысле? — обескураженно спросила Гарри. — По определению порок предполагает аморальное, безнравственное поведение. А ты у нас, несомненно, будучи ярчайшим образцом добродетели, поступаешь совершенно безнравственно и аморально, продолжая общаться со мной. Особенно учитывая, что ты не собираешься прекращать это в ближайшее время. Гарри сложила руки на груди. — Ничего подобного. И откуда тебе знать, что я не собираюсь ничего прекращать? Он пожал плечами. — Я знаю это, потому что не позволю тебе остановиться, никогда. И потому что часть тебя, что является мной, тоже не позволит. Мы один и тот же человек, Гарри, одна душа в двух телах, и на сознательном или подсознательном уровне мы хотим снова стать единым целым. Гарри тупо уставилась на него, челюсть отвисла, пока она пыталась придумать адекватный ответ на подобное заявление. В голове у нее прохаживалась натуральная армия из аргументов, но все, что вылетело у нее изо рта, было: — Ты что, подкатываешь ко мне? Волдеморт хищно оскалился. — Конкретно сейчас нет. Тебя бы беспокоило, если бы ответ был положительный? — Но мне пятнадцать! — Гарри казалось, что упомянуть об этом крайне важно. Он в ответ лишь пожал плечами, потому что ну конечно, что еще от него ожидать. — А мне шестьдесят девять, и что? — Это незаконно! Волдеморт посмотрел на нее недоверчиво, одна бровь идеально выгнута в веселом изумлении. — Я Темный Лорд. С какой стати меня должны волновать законы глупой человеческой морали? Да и не такой ты уже и ребенок, и физически, и психологически. Если бы мы жили век или два назад, это вообще не было бы проблемой. К тому же, ты не можешь отрицать, для своего возраста я выгляжу весьма неплохо. И это если отставить в сторону то, что ты уже моя; если бы я хотел заполучить тебя, я бы это сделал. Тут даже спорить не о чем. — Как раз есть о чем! — завопила Гарри, внезапно осознав, что она все еще сидела на его столе, и поспешно спрыгнула, вернувшись в относительную безопасность своего кресла. — Я что, вообще никак не могу высказать свое мнение по этому поводу? — Конечно, можешь, Гарри. Я могу быть монстром, но уж точно не таким. И, к тому же… — промурлыкал Волдеморт, внезапно став буквальным воплощением зла и аморальности. — …Гораздо приятнее, когда нечто запрещенное дается свободно, и особенно когда дающий знает, что ему правда, правда не стоит это отдавать. Гарри не знала, рассмеяться ему в лицо в ответ на его наглость или содрогаться в ужасе от того, насколько спокойным и само собой разумеющимся тоном он все это говорил. По-видимому, она слишком долго обдумывала ответные действия, потому что Волдеморт закатил глаза. — Успокойся, Гарри, я только что сказал, что не собираюсь к тебе приставать. — Одно то, что мы вообще это обсуждаем, пугает до чертиков, придурок! — взвизгнула Гарри, не имея ни малейшего представления, что делать с их разговором, принявшим такой странный оборот. Волдеморт, судя по всему, подумал о том же самом, потому что он плавно махнул рукой, и в ее сторону прилетела книга. Гарри поймала ее, даже не раздумывая, — спасибо рефлексам ловца. Прочитав название, она поняла, что это была та же книга про охранные чары, которую она читала в прошлый раз. — Вместо того, чтобы продолжать вопить во всю глотку и устраивать скандалы, лучше молча почитай книгу, — сказал Волдеморт и, кинув последний насмешливый взгляд в ее сторону, вернулся к талмуду, что он читал, пока не появилась Гарри. Они молчали довольно долго, пока к Гарри вдруг не пришла одна мысль; и, как полнейшая идиотка, она открыла рот еще до того, как успела себя остановить. — Какой тогда у тебя главный порок? Он посмотрел на нее снисходительно, позабавленный вопросом. — Я Темный Лорд. По определению само мое существование аморально и безнравственно. Гарри закатила глаза. — Я в курсе. Но ведь должно быть что-то еще, не связанное с грандиозным квестом по поискам бессмертия, установлением мирового господства и пинанием беззащитных щенков, от чего ты никогда не можешь удержаться. Волдеморт и в самом деле задумался. — Если бы мне пришлось выбирать, я бы сказал, что не могу устоять перед вещами, которые по-настоящему редки, красивы или уникальны. У меня есть скрытые тайники по всей Европе, полные редчайших книг, магических артефактов и предметов искусства, которые я собирал в течение десятилетий, что-то легальными способами, что-то нет. После твоей "победы" надо мной Министерство конфисковало большинство моих коллекций, но, к счастью, некоторые остались нетронутыми. — Его губы изогнулись в полуулыбке, словно от не высказанной вслух шутки. — Полагаю, в этом смысле можно сказать, что я чем-то похож на сороку. — Хах, не можешь сказать "нет" блестяшкам? — против воли улыбнулась Гарри. — Как по мне, звучит совсем не страшно. Волдеморт самодовольно усмехнулся. — Самые драгоценные из этих "блестяшек" я использую в качестве хранилищ кусочков моей души, что большинство людей сочло бы в высшей степени святотатством. Таким образом, любому потенциальному герою пришлось бы уничтожить бесценные для истории сокровища, если бы он хотел хотя бы на шаг приблизиться к возможности одолеть меня. — Сколько ты наделал этих чертовых крестражей? — нахмурилась Гарри, по непонятной причине чувствуя зудящее раздражение. — Ничего удивительного, что у тебя не все дома, раз ты рвешь собственную душу на части, будто это лист с почтовыми марками. — А что? — спросил Волдеморт, развлекаясь. — Боишься, что сравнение с ними делает тебя менее значимой? Гарри посмотрела на него в упор. — Нет. — Отвечая на твой вопрос… семь, включая тебя. Минус дневник, конечно же, так что теперь их количество сократилось до шести. — Волдеморт замолчал и посмотрел на нее с многозначительной мягкой улыбкой. — Насколько мне известно, ты первый человеческий крестраж в истории, плюс, ты змееустка, одна из трех, когда-либо живших на свете. Так что мне было бы очень трудно найти что-нибудь более драгоценное, чем ты, Гарри. К ее полнейшему стыду, Гарри почувствовала, как залилась краской. И это был не легкий румянец на щеках, но ярко-красный оттенок, заливший все лицо, и шею, скорее всего, тоже, потому что Вселенная просто ненавидела Гарри Поттер и все, что она собой представляла. Волдеморт подмигнул ей, черт возьми, подмигнул, вот же ублюдок. Прежде чем Гарри успела выплюнуть хоть какой-нибудь ответ, который все равно не имел бы никакого смысла, она умудрилась заставить себя проснуться.