Историческая важность рунических охранных чар на Британских островах

Волдеморт пролистал очередную бесполезную книгу по магии души, жалея, что не может воскресить идиотов, которые добавили ее в список запрещенных книг по темной магии (а потому полезных по умолчанию), чтобы он мог самолично убить их еще раз. Краткое путешествие в Литтл-Хэнглтон за кольцом прошло успешно; в хибарке были заметны остаточные следы магии, доказывающие, что кто-то недавно тут побывал, но не смог пройти сквозь все его защитные чары и решил попытать удачу в следующий раз. Волдеморт почувствовал побежавший по спине холодок при мысли о том, что бы могло случиться с кольцом, не узнай он, чем является Гарри Поттер. Тогда бы он так и не понял, что Дамблдор в курсе существования крестражей и уже охотится за ними. Уничтожение дневника — хоть и было невосполнимой потерей — не шло бы ни в какое сравнение с уничтожением кольца, в котором заключалась гораздо бо́льшая часть его души. А утрату первого крестража можно считать неприятным, но полезным уроком об опасности чрезмерной гордыни. Чаша в целости и сохранности лежала в хранилище Беллы в Гринготтсе, а иначе гоблины давно поставили бы всех на уши после ограбления; пещера с инферналами, в которой был скрыт медальон, была настолько неприступной, насколько ее вообще можно сделать таковой с помощью магии; диадема хранилась в Выручай-комнате в Хогвартсе, и не существовало ни малейшего шанса, что кто-то сможет найти ее в куче всякого хлама; Нагини была в полной безопасности рядом с ним. Единственным крестражем с неизвестным местоположением оставалась Гарри Поттер, которая появлялась в его снах, но технически была вне его досягаемости, скрывшись в практически неприступном доме, расположенном где-то в сердце Лондона. Волдеморт мог только утешать себя тем, что, по сути, сейчас она была в большей безопасности, чем все остальные крестражи вместе взятые. За последние несколько недель он много раз сидел за этим столом, просчитывая все возможные варианты, и пришел к выводу, что даже при всем желании не смог бы случайно создать более совершенный крестраж. Гарри была его Троянским конем в обличье Спасительницы, пятой колонной в стане фениксовцев, бесценным сокровищем, спрятанным у всех на виду, где никто и не подумает его искать. Ирония была поистине фантастической. Словно его мысли каким-то образом ее призвали, вышеупомянутый крестраж материализовался в воздухе перед камином, и Волдеморту пришлось прикусить губу изнутри, чтобы удержать себя от непроизвольных движений. Она выглядела гораздо более довольной и веселой, чем обычно, и оттого почти светилась. Черная густая коса небрежно лежала на одном плече, несколько прядок изящными завитками обрамляли лицо, золотистая кожа таинственно мерцала в отблесках огня, а изгибы тонкой фигуры обрисовывала слегка старомодная, но вполне себе очаровательная ночная сорочка из черного шелка и кружев. Волдеморт настолько привык к ее раздраженному, не выспавшемуся виду и уродливой маггловской одежде, что, пусть умом он понимал, что Гарри была весьма привлекательной ведьмой, но даже не подозревал, что, стоит ей выспаться и надеть что-нибудь более подходящее ее статусу, как она из просто симпатичной тут же превратится в невероятно красивую девушку.  — Привет, Волдеморт, как убийства и погром прошли сегодня? — непринужденно спросила Гарри, неуклюже упав в кресло, словно хотела слиться с ним в одно целое. Груба и дерзка, как обычно, подумал Волдеморт с тщательно скрываемой улыбкой и почувствовал внезапный укол чего-то, что вполне могло оказаться, прости Мерлин, нежностью.  — Чудесно, моя дорогая, спасибо за заботу, — ответил он, являя собой лучший образец вежливости, на которую был способен джентльмен, медленно перевернув страницу совершенно бесполезной книги, просто чтобы занять руки, которые так и норовили прикоснуться к ведьме напротив. — Я так посмотрю, жизнь в семейном доме идет тебе на пользу?  — Так и есть. На следующий день после последнего нашего общего сна Дамблдор прислал письмо, весь такой пассивно-агрессивный, и разочарованный, и утверждающий, что ты все ещё охотишься за мной. Я ему мило написала в ответ, что спасибо, но я как-нибудь обойдусь без его помощи, и что мы с ним увидимся первого сентября. — Гарри довольно улыбнулась от одного лишь воспоминания. — Он продолжает слать мне письма каждый день, и уже на четырех были Принуждающие чары, а одно даже оказалось портключом — как будто он мог сработать в моем доме! Я возвращаю их, не открывая, с предупреждающими записками, что, по-видимому, его почту взломали. Один раз даже приписала полезные советы по усилению мер безопасности. Теперь ожидаю очередную попытку вынести входную дверь уже к концу этой недели. Волдеморт усмехнулся, более чем довольный явным свидетельством раскола между его крестражем и Дамблдором. Кажется, старик реально впал в маразм, если он так и не понял, что, чем сильнее давить на кого-то вроде Гарри Поттер, тем сильнее она будет сопротивляться чисто из принципа. Он сам был из тех людей, про которых говорят, что они назло маме отморозят и уши, и нос (такая жалость, что никто из людей, видевших его в облике Лорда Волдеморта, ни разу так не пошутил), и он был более чем уверен, что Гарри ничем от него в этом плане не отличалась.  — А так я в основном убиралась и делала ремонт — в тех случаях, когда это возможно, — и все идёт просто замечательно. Так что теперь я живу не в грязнющей, заполоненной докси, жутковатой готичненькой дыре, а в жутковатой готичненькой дыре, сияющей чистотой и свободой от магических паразитов. У меня есть подозрение, что никто не менял декор с тех пор, как в дом въехала Вальбурга. В любом другом случае я бы спросила у ее портрета, но, честно говоря, она меня даже нарисованная пугает. Волдеморт хмыкнул. — Я учился с ней в школе. Она была на пару лет старше меня и уже тогда была жутко визгливой, плюющейся ядом мегерой. По-видимому, ни возраст, ни смерть не смягчили ее характер ни на йоту.  — Н-да, знаешь, очень легко забыть, что ты стар, как мамонт, когда ты носишь это лицо. Волдеморт изящно выгнул совершенно не впечатленную бровь, более чем осознавая, что, попробуй кто угодно другой вот так по-ребячески его оскорбить, этот кто-то уже заходился бы криками от боли. Но Волдеморт также понимал, что Гарри ответила бы то же самое кому угодно другому, кто попытался бы надавить на неё авторитетом, — он сам поступил бы так в свои шестнадцать.  — Я не просто ношу его, это и есть мое настоящее лицо. Гарри нахмурилась. — Но на кладбище и в Министерстве ты был весь такой жуткий, лысый и со змеиной мордой. Ну до чего же очаровательна. — Та форма — лишь иллюзия, созданная на магии крови, что-то вроде частичной самотрансфигурации, которую можно сотворить посредством Темной магии. Мое тело в момент уничтожения было именно в той форме, так что ритуал возродил меня в том же виде. Теперь, когда моя магия вернулась в прежнее состояние и находится полностью под моим контролем, я могу по желанию переключаться между обеими формами, хотя перед врагами и последователями я всегда предстаю в той форме. Эта внешность — то, как я выгляжу на самом деле, но об этом никто не знает, что позволяет мне спокойно перемещаться инкогнито куда угодно.  — Ну да, волшебников бы удар хватил, если бы Лорд Волдеморт решил прогуляться по Косому переулку и зайти к Фортескью за мороженым, — согласилась Гарри. Можно подумать, он хотя бы раз в своей жизни сделал что-то подобное. — Тогда как мало кто узнает молодого Тома Риддла, и при этом практически никто из них не в курсе, кем еще он является.  — Именно. К тому же, это дает огромное стратегическое преимущество, потому что наводить страх и трепет намного легче, когда одна твоя внешность вселяет ужас. Когда я был младше, я быстро понял, что моя настоящая внешность слишком привлекательна, чтобы наводить страх, так что я придумал альтернативу и представил все так, словно меня изуродовала продолжительная практика Темных искусств. Большинство моих последователей — выходцы из Слизерина, не отличающиеся особой преданностью. Стоит им почуять слабость — они тут же нанесут удар. А выглядя больше как монстр, чем человек, я освобождаю себя от необходимости тратить половину свободного времени, ставя их на колени и выбивая из них покорность, что, честно говоря, только идет на пользу рабочему процессу и всем заинтересованным сторонам. Гарри уставилась на него недоверчиво. — Не могу поверить, ты серьезно решил устанавливать свое господство, прикидываясь жутким, чрезмерно пафосным альфа-самцом? Да и зачем править с помощью страха? Разве не было бы легче, если бы вместо этого люди тебя любили? Я бы в жизни не пошла за тем, кого боюсь, но буквально готова сделать что угодно для тех, кого люблю.  — Поверь, дорогая, в данном случае ты скорее исключение из правил. Да и я никогда не считал любовь чем-то невероятно ценным. Она непостоянна и изменчива, ее очень сложно определить, и она может быть завоевана и потеряна в одно мгновение. Страх же, с другой стороны, — величина известная, устойчивая, легко предсказуемая, на нее можно полагаться. Гарри только покачала головой. — Во всем английском языке не хватит слов, чтобы описать, насколько сильно тебе нужен психотерапевт. И, возможно, обнимашки.  — А что, хочешь вызваться добровольцем? — спросил Волдеморт, лукаво усмехнувшись. — Должен признаться, тот раз мне очень понравился. Гарри тут же залилась краской. — То есть ты хочешь сказать, что твоему террору можно положить конец с помощью радуги, обнимашек и единорогов? — насмешливо хмыкнула она в тщетной попытке скрыть слишком красноречивую физическую реакцию на его бесстыдный флирт. — Мне срочно нужно оповестить Дамблдора, что он был прав, и твоя слабость действительно кроется в силе любви. Волдеморт наморщил нос в отвращении. — Вот грубить совсем необязательно.  — Я не шучу, он буквально сказал мне, что ключ к победе над тобой — в силе любви. — Гарри издала неверящий смешок. — Я сидела прямо перед ним в его нелепом кабинете, видела его собственными глазами и слышала все это собственными ушами, но до сих пор не могу поверить.  — Великий Мерлин. — Волдеморта одновременно и озадачивало, и раздражало, что человек, постоянно стоявший у него на пути с тех самых пор, как ему исполнилось одиннадцать, был настолько жалкой и смехотворной пародией на заклятого врага. Определенно, еще ни один Темный Лорд в истории не страдал от подобного унижения.  — Теперь ты понимаешь, почему я так из-за него бешусь, — сказала Гарри, ногой пиная коврик у камина. — Каждый раз, когда я пытаюсь разобраться, почему моя жизнь похожа на хаос, мне говорят, что я всего лишь ребенок, которому пока не стоит знать всей правды. А когда я прошу о помощи, мне в ответ выдают жуткие банальности вроде вот этой кучи бесполезного дерьма. О, Дамблдор, — подумал Волдеморт с удовлетворением, — продолжая держать ее в неведении, ты делаешь за меня половину работы, обращая ее на мою сторону. — Я правда не знаю, намеренно он лжет тебе, чтобы держать тебя в стороне от происходящего, или он реально сошел с ума.  — В особо неудачные дни я почти не сомневаюсь, что в обоих вариантах есть доля правды, — призналась Гарри со вздохом. — Давай сменим тему, пожалуйста, я и так в курсе, что моя жизнь похожа на цирк, и это вгоняет меня в депрессию. О, ну это проще простого. — Чем еще ты собираешься заняться на летних каникулах, не считая домашней работы и весьма похвального рвения в обновлении дома? Гарри расслабленно откинулась на спинку кресла, вытянув скрещенные ноги, тем самым продемонстрировав их впечатляющую длину — впечатляющую намного больше, чем Волдеморту того бы хотелось. — Не то чтобы у меня много планов, так, несколько проектов по рунам; и еще я думала исследовать библиотеку Блэков, побольше узнать о семье. Но вот что мне реально хочется сделать, так это добраться до Гринготтса и забрать фамильные кольца, но с моим импровизированным домашним арестом такое пока невозможно. От удивления Волдеморт даже прекратил притворяться, что все еще читает книгу. — Ты хочешь сказать, что их у тебя все еще нет?  — А когда я должна была их забрать? — хмыкнула Гарри. — За все эти годы места, где я побывала, ограничиваются Хогвартсом, Министерством, домом Блэков, Хогсмидом, Тисовой улицей, Норой и вокзалом Кингс-Кросс. Я ключ от сейфа получила только на последнее Рождество, а в Косом переулке была в последний раз летом перед третьим курсом, потому что Дамблдор сказал, что это небезопасно, и ни за что бы меня не отпустил. Миссис Уизли покупала мне все школьные принадлежности. Волдеморт сжал переносицу, уже предчувствуя надвигающуюся головную боль. — Не понимаю, почему я все еще этому удивляюсь. Правда не понимаю.  — В общем, ты понимаешь мою дилемму. Я слишком узнаваема в волшебном мире, так что кто угодно может заметить меня и доложить об этом Дамблдору. И это не считая членов Ордена, которые, вне всякого сомнения, уже разбили лагерь на верхней ступеньке под дверью и круглосуточно наблюдают за домом, укрытые мантией-невидимкой. Бесполезное стадо овец. — Так, начнем с главного: полагаю, ты не можешь сейчас использовать магию, чтобы навести на себя иллюзию? Гарри покачала головой. — Сириус упоминал, что, пока на доме лежит заклятие Фиделиус, чары Надзора не работают — слишком много помех. Но теперь, когда Фиделиус спал, рисковать не стоит. Дом волшебный, так что на маггловских домах по соседству нет стандартных следящих чар, и я вроде как могу немного пользоваться беспалочковой магией, но только для собственной защиты. И даже если отставить все это в сторону, чертов волшебный глаз чертового Муди может видеть сквозь иллюзии, а он гарантированно тусит на моем крыльце почти каждый день. Причем под мантией-невидимкой, о чем я уже упоминала. Волдеморта все еще неприятно удивляло, как старый параноидальный боевик, пробыв больше года взаперти в собственном сундуке, не только остался жив, но еще и активно создавал ему лишнюю головную боль. — Давай я подумаю над решением и сообщу тебе, если что-нибудь придет в голову. Из-за членов Ордена ты не можешь выйти через парадную дверь, и, судя по сказанному ранее, портключ в доме тоже не сработает? Гарри кивнула. — Охранные щиты на доме Блэков — сильнейшие из существующих. Видимо, охранные чары — что-то вроде специализации моей семьи, и они стопроцентно не дадут портключам сработать. Каминная сеть заблокирована, аппарация тоже, даже если бы я умела аппарировать. Из окна на улицу так просто не вылезешь, так что да, единственный выход или вход — через главную дверь, причем только с использованием моей крови и устным подтверждением, что я наследница семьи. Что ж, Блэки точно знали, что делали. Даже для Волдеморта с его обширными познаниями в проклятиях и охранных щитах было бы проблематично пройти сквозь подобную защиту, — и это ему пришлось бы полагаться на грубую силу и надеяться на лучшее. Да и тогда не факт, что он не увяз бы в ловушках второго, третьего или даже четвертого уровня защиты, а они точно там имеются. Если он и узнал о чем-то от Фомальгауты, так это что, если Блэки решили, что ты куда-то не войдешь, — ты точно не войдешь.  — В доме только парадная дверь?  — В смысле?  — В том смысле, маленький крестраж, — вздохнул Волдеморт, — есть ли в доме задняя дверь или какой-нибудь черный ход, о котором они могут не знать и который ты могла бы использовать?  — Ну, это таунхаус, там с обеих сторон соседние дома, но с задней стороны есть небольшой внутренний дворик с теплицей, и, возможно, за теплицей есть выход к переулку. Но там все сильно заросло за столько лет, так что я не совсем уверена.  — Тебе стоит проверить. Плюс, в таком старом доме всегда есть хоть один домашний эльф. Вряд ли он может попасть внутрь, пока ты сама не позовешь его, находясь за охранными щитами, но зато он точно сможет вытащить тебя оттуда. Гарри задумалась. — Хм, это можно провернуть. Кикимер старый поехавший говнюк и точно меня ненавидит, но на следующий день после прибытия я наняла Добби, а он сделает для меня абсолютно все, что угодно.  — Ты наняла домашнего эльфа? — переспросил Волдеморт, глядя на нее с замешательством. — Как это вообще возможно? Гарри широко улыбнулась. — О, тебе понравится эта история. Раньше Добби принадлежал Малфоям, но летом перед вторым курсом он пришел ко мне и объявил, что я окажусь в ужасной опасности, если вернусь в Хогвартс, а потом весь учебный год пытался подставить меня или сделать так, чтобы я получила травму и вернулась на Тисовую улицу. Он искренне хотел спасти мне жизнь, но, клянусь Мерлином, в итоге он был намного ближе к тому, чтобы успешно убить меня, чем ты за все эти годы. В общем, в конце года, когда я спасла Джинни из Тайной комнаты, в Хогвартс заявился Люциус и хотел уволить Дамблдора, но получил пинка под зад. И вместе с ним был не кто иной, как Добби. Тогда-то и стало ясно, что именно Люциус подкинул Джинни дневник, а еще он обходился с беднягой Добби совершенно ужасно, так что, когда они вышли из кабинета директора, я стянула с ноги носок, запихала туда дневник, догнала их и бросила его Малфою. Гарри, не выдержав, захохотала. — Носок был жутким, весь в грязи, крови, слизи, чернилах и еще Мерлин знает в чем. Так что Малфой достает дневник из носка, с отвращением кидает носок в сторону с видом высокомерного мажора, потому как им он и является, и уходит. Вот только Добби поймал носок, а это значит, что хозяин дал ему одежду, что в свою очередь означает, что Добби теперь свободен. Это было просто потрясающе. — Ты, должно быть, шутишь. Ты обманом вынудила Люциуса освободить его собственного эльфа? — Как только Люциус выйдет из Азкабана, Волдеморт первым же делом заставит его показать ему это воспоминание, как часть наказания.  — Стала бы я врать о том, как уделала Малфоя? — самодовольно ухмыльнулась Гарри. — Конечно же, бедняга Люци тут же вышел из себя и уже вытащил палочку, чтобы, несомненно, швырнуть в меня каким-нибудь отвратным проклятием, что с его стороны было бы очень опрометчиво сделать с двенадцатилетней девочкой в школе, попечителем которой он является. Но Добби встал прямо передо мной и заявил, что Люци не посмеет навредить мисс Гарри Поттер! Люци все равно попытался проклясть меня, потому что он идиот, но Добби щелкнул пальцами, и аристократичный светловолосый ублюдок красиво пролетел шесть метров и впечатался в стену. Люциусу пришлось смыться, прежде чем его бывший домовой эльф его бы и прикончил, и после этого Добби остался работать в Хогвартсе. Остальные эльфы были возмущены, что Добби получал зарплату и выходные дни, но, хотя он довольно странный даже для домашнего эльфа, он всегда такой милый и очень меня любит. Так что, когда мне понадобился эльф, который бы делал еще что-то, кроме как отпускал оскорбительные замечания по поводу моего происхождения, я тут же позвала его, спросила, хочет ли он работать на меня, и он сразу согласился.  — Меня никогда не перестанет удивлять, в какие нелепые ситуации ты постоянно попадаешь, — сказал Волдеморт, не уверенный до конца, чувствовал он себя больше позабавленным или озадаченным. Гарри в ответ фыркнула. — Тогда имей в виду, ты напрямую или косвенно несешь ответственность за все до единой нелепые ситуации или приключения, в которые я была вовлечена, спасибо тебе огромное. Волдеморт вскинул бровь. — Уверен, за некоторые из них ты все-таки ответственна сама.  — Не-а. Однажды мы с Гермионой составили список, чтобы проверить; так вот, все странные, нелепые вещи, которые я совершала в жизни, были так или иначе связаны с тем, что делал ты сам, вопрос только в степени связанности.  — Несправедливое утверждение, — запротестовал Волдеморт. — Держу пари, почти все волшебники и волшебницы в Британии могут найти способ обвинить меня в любых своих бедах, а уж твои ровесники особенно. Это все равно что обвинить солнце в смерти того, кто подавился морковью за ужином, просто потому что морковь растет исключительно благодаря фотосинтезу.  — Не думаю, что ты можешь приравнять друг к другу морковь и массовые убийства, — ехидно ответила Гарри. — Так что вина и вправду лежит только на тебе. Это то, что ты получаешь, когда становишься террористом и диктатором с фашистскими замашками, основная цель которого — устроить геноцид по всему миру. Волдеморт улыбнулся так мягко и вежливо, как умеют только политики. — Как знать, может, мне приходится быть диктатором с фашистскими замашками, потому что все остальные слишком тупы, чтобы отвечать за себя и свои жизни. Если бы мир не был таким безумным, он бы не нуждался во мне и не создал бы идеальные условия для создания человека вроде меня. Гарри уставилась на него так, словно он заявил о желании рисовать зеленых пингвинов в качестве хобби. — Если тут кто и безумен, так это ты. Короче, что там по теме домовых эльфов?  — Да, в общем, твой Добби вполне сможет аппарировать с тобой из дома прямо к ступеням Гринготтса, но возвращаться вам надо будет также вдвоем и через дверь. Если заднего входа не обнаружится, он сможет аппарировать с тобой на верхнюю ступеньку перед входной дверью, но тогда тебе надо будет зайти так же быстро, как и в первый раз.  — Пока что звучит как лучший план из имеющихся, — признала Гарри. — А что по поводу маскировки? Сомнительно, что я смогу наколдовать что-то без палочки, а эльфийская магия, хоть и способна на многое, вряд ли поможет мне измениться до неузнаваемости.  — Я подумаю над этим и дам тебе знать, — ответил Волдеморт, поставив мысленную галочку, что надо будет хорошенько обмозговать этот вопрос, когда его не будет отвлекать его же крестраж, который сейчас растянулся в кресле в ленивой позе, с обнаженной изящной полоской шеи, подсвеченной бликами огня в камине. — А ты пока поищи ответы в семейной библиотеке, вдруг найдешь что-нибудь полезное. В худшем случае всегда можно переодеться до неузнаваемости, как ты сделала, когда убегала от родственников. Обычно волшебники так сосредоточены на поиске магических способов маскировки, что полностью упускают из виду такие обыденные приемы.  — Не самая плохая идея для запасного варианта. — Гарри прищурилась. — Спасибо за помощь в мозговом штурме. Волдеморт любезно улыбнулся. — Всегда рад услужить.  — Не буду врать, мне все еще кажется, что, когда ты делаешь что-нибудь хорошее, обязательно должен быть подвох, — сказала Гарри с подозрением. — Я, случаем, не начну жаждать человеческого мяса, или, может, у меня из ушей кровь пойдет, или еще что?  — Насколько мне известно, нет. Хотя мне будет очень интересно, если вдруг ты найдешь доказательства обратного. Да и если уж на то пошло, ничто из того, что я делал, совсем не альтруистично. Во взгляде Гарри все еще читалось подозрение, и, скорее всего, небезосновательное. — Но ты выслушивал меня и давал мне советы, а это точно не может принести тебе никакой пользы.  — Любой, кто делает что-то исключительно для тебя, или идиот, или врет, или делает это, чтобы в будущем вынудить тебя оказать ему более серьезную услугу. — Ей жизненно необходимо усвоить это; одному Мерлину известно, как она дожила до своего возраста, так и не поняв этой непреложной истины, как понял он.  — Мерлин, ну ты и циник, — фыркнула Гарри, подтянувшись в кресле и сев как следует. — Ладно, и к какой группе относишься ты? Какая отличная возможность перейти к теме, которую он в любом случае хотел с ней обсудить, но собирался сделать это немного позже; а так у нее будет больше времени, чтобы осознать и принять сказанное. — Ни к какой. Ты независимая, но не обособленная часть чего-то большего, что есть мы. Гарри, мы с тобой, по сути, один и тот же человек, и все положительные моменты, вытекающие из наших бесед, в корне своем эгоистичны, потому что все, что выгодно тебе, выгодно и мне.  — И тебя совсем не беспокоит отсутствие хоть какой-то личностной индивидуальности в нашей ситуации, — неверяще сказала Гарри. — Вот вообще ни капли. Волдеморт только пожал плечами. — Мы создали наш первый крестраж, когда нам было шестнадцать, моя дорогая. У меня было намного больше времени, чтобы привыкнуть к идее нашей множественности, чем у тебя, учитывая, что пока у тебя нет доступа к нашим общим воспоминаниям. Хотя должен признать, по сравнению с остальными крестражами можешь считаться абсолютно новым видом.  — Почему? — пробубнила Гарри раздраженно. — В них ты вложил самые могущественные и молчаливые части своей личности?  — Технически, части нашей личности, но в то же время это не совсем правда. За исключением Нагини, которая, хоть и является живым существом, но все же не обладает собственной душой и имеет всего лишь примитивный змеиный мозг, дневник был единственным крестражем, который достиг определенной степени самосознания, да и то лишь потому что я провел много времени, разговаривая с ним, чтобы убедиться, что у него достаточно автономности для выполнения своей дополнительной задачи. Но все же, полагаю, в этом заключается разница между крестражем, заключенным в неживой объект, то есть существом неизменным, и крестражем с собственным телом. У тебя есть собственный мозг со всеми протекающими в нем химическими процессами, нервная система и жизненный опыт, который ты оборачиваешь себе на пользу, в то время как остальные крестражи этого делать не могут. Именно благодаря этому ты все еще можешь расти и изменяться независимо от меня. И, какой бы потрясающей и всемогущей ни была магия, не думаю, что она может создать нечто столь же уникальное, несовершенно совершенное, как разумный и живой человек. Не по-настоящему, во всяком случае.  — Это… неожиданно глубокая мысль для тебя. Даже смею сказать, невероятно проницательная. Восседавший в кресле Волдеморт выглядел почти царственно. — Меня зовут Темным Лордом, не потому что я безжалостен и способен творить могущественную магию. Это, разумеется, вносит свою лепту, да, но все-таки есть кое-что еще, что отделяет настоящих Темных Лордов от других убийц и психопатов и, конечно же, от тех, кто следует за Темными Лордами; это наша способность мыслить глобально и перестраивать мир вокруг нас согласно нашему видению, любыми способами. А этого можно достичь только благодаря проницательности, силе воли и несомненному таланту к творческому решению проблем.  — И только я подумала о твоем жутком леденящем смехе и склонности к убийству невинных, — съехидничала Гарри, хотя язык тела явно говорил о том, что ей некомфортно от его слов.  — Если бы мир был идеальным и справедливым местом, моя дорогая, я бы смог закруциатить тебя прямо тут и держал бы проклятие до тех пор, пока твоя нервная система не расплавилась и не распалась на молекулы, и тем самым избавил бы себя от необходимости выслушивать твои грубости, — спокойно ответил Волдеморт, непринужденно перевернув страницу для пущей драматичности. — Увы, зная, что ты мой крестраж, и осознавая собственную склонность использовать сарказм в качестве защитного механизма, в твоей дерзости я могу винить разве что себя. Гарри встрепенулась. — Значит ли это, что я могу вести себя стервозно по отношению к тебе и при этом не бояться каких-либо последствий? Потому что, не буду врать, звучит это очень заманчиво. Дай ей подсказку, с улыбкой подумал про себя Волдеморт. — Отсутствие разрешения не сильно останавливало тебя в прошлом. Возможно, тут работает правило запретного плода, и тогда, получив разрешение, ты расхочешь сыпать оскорблениями направо и налево и научишься вести себя более уважительно. Я одновременно терпелив и осторожно оптимистичен. Но разрешение это, конечно же, основано на твоем принятии того, что мы с тобой — воплощение меня, несмотря на то, что в данный момент мы живем в разных телах. Гарри нахмурилась. — Так нечестно. Ты знал, что искушение свободно называть тебя придурком будет почти непреодолимо.  — Проклятье, ты разгадала мой коварный план, — невозмутимо ответил Волдеморт. — И что мне теперь делать? Гарри забилась в кресло, сложив руки на груди, как обиженный ребенок. — Ой, да завали, Волдеморт. Он еле удержался от улыбки, снова сосредотачиваясь на своей бесполезной книге, понимая, что этот раунд остался за ним. — Как скажешь, маленький крестраж.