***
Чердак казался таким же мрачным, пыльным и жутким, как и в прошлое лето, но сегодня у Гарри было важное задание. Не считая шелковой ночной сорочки и роскошной черной бархатной мантии с вышивкой звездной карты Северного полушария, ничего из гардероба Вальбурги не заинтересовало Гарри, хотя на кроильном столе уже высилась гора из вещей, дожидавшихся переделки. Портниха из Гарри была так себе, но долгие годы она только и делала, что занималась штопкой, подшивкой и подрубкой для Дурслей, не говоря уже о том, что ей приходилось переделывать собственные вещи, чтобы они хоть как-то на ней сидели, так что основы она знала. Тем более, бо́льшую часть ведьминского гардероба составляли платья и мантии, а с ними не так уж сложно управиться, если не особо выделываться. Но Гарри одновременно и хотела новые вещи, и нуждалась в них, причем в приличных вещах. Если Волдеморт не придумает, как изменить ее внешность, то переодевание до неузнаваемости станет единственным работоспособным вариантом, чтобы добраться до банка незамеченной. И вот так Гарри оказалась здесь, пробираясь через запруженный чердак, который оказался намного просторнее, чем можно было ожидать, учитывая размеры дома снаружи. Спасибо хоть, у Добби закончились комнаты для уборки, так что он и до чердака добрался, и тут было не так грязно, как в прошлом году. Гарри методично осматривала все шкафы и комоды на пути, когда ей на глаза попался сундук, по виду не такой старый и обшарпанный, как остальная мебель. Проверив его на наличие ловушек (с Блэками всегда так, лучше не трогать ничего, предварительно не проверив), Гарри не нашла ничего подозрительного. Сундук казался обычным сундуком, так что Гарри щелкнула защелкой. Крышка легко поддалась, и при виде содержимого Гарри улыбнулась так широко, что заболели щеки. Джек-пот. Сундук был доверху забит стопками вещей, которые когда-то принадлежали кузинам Сириуса. Наверное, они случайно забывали все это, когда приходили проведать дядю и тетю. Даже два десятилетия спустя целый сундук, битком набитый потерянными вещами трех чистокровных девочек, был более чем приличным уловом, тем более для Гарри, которая совсем не тянула на свой возраст и вполне могла влезть в одежду для девочки сильно младше ее. Спустя час с небольшим пересмотра вещей Гарри была вне себя от радости. Обычные платья, платья-комбинации, юбки, нижние юбки, блузки, мантии, чулки, изысканное вечернее платье, две пары туфель, еще больше шелковых ночных сорочек, очень миловидная пижама из лилового шелка, состоящая из рубашки-камзола и длинных штанов в пол, и даже набор корсетов черного, белого и сиреневого цветов. Короче говоря, когда Гарри немного подошьет там, немного ушьет тут и слегка видоизменит парочку вещей, чтобы они выглядели более современно, у нее будет отличная основа для гардероба юной леди Древнейшего и Благороднейшего семейства Блэков. Только Гарри позвала Добби и попросила все выстирать, прежде чем сложить на стол в мастерской, — ей уже не терпелось приняться за работу — как почувствовала покалывание в области затылка. Осматриваясь по сторонам, Гарри зашла вглубь чердака, идя на поводу странного чувства, пока не наткнулась на еще один сундук с большими ржавыми креплениями — сюда Добби складывал все проклятые и темные предметы, какие находились во время уборки. Умом Гарри понимала, что лучше проигнорировать странное чувство и уйти, но после долгих недель сортировки проклятых Блэками предметов она была уверена, что сможет как минимум рассмотреть содержимое сундука, не подвергая себя особому риску. Так что Гарри закатала рукава свитера и открыла сундук. Внутри была беспорядочная мешанина из старых книг с потрескавшимися кожаными обложками, закоптелого глобуса с поломанной подставкой, странной всячины, которая выглядела бы вполне уместно на столе Дамблдора, набора столового проклятого серебра, потрепанной колоды карт Таро, от одного вида которых у Гарри по коже побежали мурашки, и старинного медальона, тут же поглотившего все ее внимание. Несмотря на старину, и медальон, и массивная цепь сверкали чистым золотом, а выложенная крошечными изумрудами буква С переливалась всеми цветами радуги на широком золотом кругляше. Гарри поддела цепь медальона палочкой, аккуратно достала из сундука и захлопнула крышку. Странный зов совершенно точно исходил от медальона. Гарри убрала палочку в карман и поняла, что медальон ей смутно знаком. Кажется, миссис Уизли хотела выкинуть его прошлым летом, но Гарри спасла медальон, закинув на чердак с остальными странными вещами и книгами, которые показались ей интересными. Помахав рукой, Гарри наколдовала беспалочковые определительные чары, но они ничего не показали, и попытки открыть медальон тоже ничего не дали. Но было что-то в этом медальоне… Что-то одурманивающее, так что она забрала его с собой и оставила в гостиной, чтобы как следует взглянуть на него утром. Только несколько часов спустя, отмокая в теплой ванне, Гарри поняла, почему медальон взывал к ней. Он ощущался, как Волдеморт. Тот странный, совершенно неприемлемый жар, охвативший ее всю, когда они обнимались, и просто уютное ощущение тепла где-то на заднем фоне, которое она ощущала при каждом их совместном сне, — медальон вызывал те же ощущения. Гарри не была дурой и понимала, что испытывала подобное рядом с Волдемортом из-за всей этой крестражной чуши, и разве он не сказал ей, что она всего лишь одна из семи, минус дневник? Возможно, медальон был еще одним крестражем; Волдеморт же говорил, что ему нравилось обращать в крестражи старинные ценные вещи, так что нельзя исключать вероятность, что он мог использовать даже нечто настолько вычурное. Но вот как медальон попал на площадь Гриммо — совсем другой вопрос.***
На следующую ночь, после очень продуктивного дня, наполненного шитьем, Гарри оказалась в библиотеке. Первым делом в глаза бросилось отсутствие подноса с чаем и горы разбросанных книг, а вот второе кресло все так же стояло напротив ее собственного. Темный Лорд нашёлся за столом: он невозмутимо читал книгу, как будто ничего и не изменилось. Но наличие второго кресла доказывало, что она не выдумала все те слова, что они сказали друг другу в их последнюю встречу. На подлокотнике кресла уже лежала книга по охранным чарам, словно ожидая ее. Гарри могла бы поломать голову, гадая, рассматривать это как предложение о перемирии, предлог, чтобы избегать общения с ней или вообще что-то третье, но дареному коню в зубы не смотрят, так что она устроилась поудобнее и, кинув последний взгляд на Волдеморта, который точно почувствовал ее присутствие, как она чувствовала его, Гарри погрузилась в чтение. Она наконец закончила с вводными главами, представлявшими собой что-то вроде экспресс-курса по теории защитных чар, причём, по ощущениям Гарри, информацию они подавали с очень нестандартной точки зрения. Теперь она переходила к сравнительному анализу свойств рун Старшего Футарка и Огамического письма и их влияния на охранные чары. На самом деле тема была очень интересной. Они ещё не брались за охранные чары на курсе Древних рун (хотя должны будут затронуть уже в этом году, чтобы начать потихоньку разбирать темы к ЖАБА), но лже-Муди на четвёртом курсе на занятиях по Защите от Темных искусств немного рассказывал о них — как часть темы "Постоянная бдительность дома!". И на занятиях ОД они тоже читали об охранных чарах уже более детально в учебниках старшекурсников, оставшихся с прошлых лет. Книги переходили из рук в руки, когда прошёл слушок, что в теоретической части на СОВ могут попасться вопросы по охранным чарам. Гарри нутром чувствовала, что эта книга будет очень полезна в течение нового учебного года как для неё, так и для ее однокурсников, но пока ни одна из попыток найти копию в реальном мире не увенчалась успехом. Она искала и в семейной библиотеке, и на чердаке, и даже послала письмо во Флориш и Блоттс с просьбой заказать книгу — все безуспешно. В магазине о такой книге и не слышали никогда. Гарри оставалось надеяться, что письмо, отправленное утром в книжный магазинчик в Хогсмиде, даст ей хоть что-нибудь. Она очень сильно расстроится, если опять придётся сунуться в сомнительные магазины подержанных вещей в Лютном переулке. — О, я тут вспомнила, — сказала Гарри рассеянно, нарушив тишину, безраздельно царившую в библиотеке с того самого момента, как она здесь появилась. Мысли о магазинах подержанных вещей напомнили ей про медальон. — Не может ведь так статься, что один из твоих крестражей — ожерелье? Вчера я нашла на чердаке старинный медальон с огромной зелёной буквой С, и он так сильно по ощущениям напоминает тебя, что это меня несколько насторожило. Волдеморт буквально уронил книгу. — Повтори-ка? Гарри тоже оторвалась от книги и настороженно посмотрела на него в упор. — Медальон. Золотой, на тонкой цепочке, очень древний, не открывается, большая С выложена изумрудами. Ничего не напоминает? — Этот медальон должен быть спрятан в подводной пещере на юго-восточном побережье Англии, защищённой всеми анти-аппарационными и анти-порт-ключевыми щитами и чарами, какие только известны волшебникам, на дне глубокой чаши, до краев наполненной отвратным зельем, вызывающим невыносимую жажду, которое можно убрать, только выпив. И все это находится на малюсеньком островке посреди озера, кишащего сотней инферналов, которые убьют тебя, стоит тебе слегка коснуться глади озера. Так что же, во имя Мерлина, медальон делает на твоём гребаном чердаке в доме посреди Лондона? Дражайший Мерлин, Гарри в жизни не слышала более нелепого и трудновыполнимого способа спрятать что-нибудь. Интересно, было что-то такое в самих Темных Лордах, что заставляло их подражать злобно хохочущим диснеевским злодеям, или где-то в мире существовало руководство "Как стать пафосной королевой драмы, одновременно пытаясь захватить мир: десять простых шагов", в комплекте с которым шло глупое имя, толпа фанатичных подпевал и развевающийся чёрный плащ. — Мне-то откуда знать! — возмутилась Гарри. — Я там всего лишь одежку искала, когда почувствовала что-то странное. Немного побродила по чердаку и нашла медальон в одном из сундуков. Ну правда, не ее вина, что он не может уследить за всеми кусочками своей чертовой души. Серьезно, все три, о которых Гарри знала лично, либо уничтожены, либо перемещены без его ведома. Если Волдеморт не хотел, чтобы их разнесло по миру на все четыре стороны, может, ему бы стоило подумать об этом заранее, прежде чем разрывать свою бессмертную душу на мелкие кусочки, как воскресный ростбиф. — Этого быть не может, — простонал Темный Лорд, закрыв лицо руками, пока Гарри мысленно осуждала его за все неправильные решения, принятые им в жизни. — Как он вообще попал к тебе на чердак? Гарри пожала плечами. — Прошлым летом миссис Уизли хотела выкинуть его на свалку, пока наводила в доме порядок, и я поймала Наземникуса Флетчера, который пытался умыкнуть медальон вместе с парой ценных книг и семейных реликвий. Ну я и спрятала все это на чердаке, потому что меня разозлило, как легко они относят в категорию Тёмного и Опасного все, что не понимают, и при этом даже не пытаются понять или осознать, что они творят. Да и вообще, кто давал им право выкидывать вещи, которые принадлежали моей семье? — фыркнула Гарри. Ее до сих пор бесила одна только мысль о подобной бесцеремонности. — Мелкий изворотливый ублюдок скорее всего продал бы вместилище твоей души за пару жалких монет на выпивку, если бы я не спасла медальон, так что, знаешь, ты мог бы быть и поблагодарнее. Волдеморт все ещё прятал лицо в ладонях, когда делал глубокие, успокаивающие вдохи. — Этот медальон принадлежал нашей матери. — Оу. Оу, воу. — Что ж, такого поворота Гарри не ожидала. — Тогда я очень рада, что спасла его. — Время для урока семейной истории, маленький крестраж, — сказал Волдеморт с глубоким вздохом, окончательно забыв про брошенную книгу, и, подойдя к Гарри, уселся во второе кресло напротив нее, потому что, очевидно, они не собирались обсуждать тот факт, что оно все ещё было здесь, и теперь это ещё одна часть их здешней рутины. Волдеморт закинул ногу за ногу и сложил руки на коленях, являя собой идеал изысканно одетого джентльмена, в то время как Гарри все ещё почему-то сидела в одной ночнушке. — Нашу мать звали Меропа, и ее семья, Гонты, была Благородным и Древнейшим семейством, последними живыми потомками Салазара Слизерина. Влияние и деньги семьи были растрачены ещё несколько поколений назад, и наша мать, ее брат и их отец были все как один уродливыми безмозглыми выродками, недалеко ушедшими от сквибов, и жили они в старой дряхлой лачуге на окраине маггловской деревни в Йоркшире. И я не преувеличиваю, когда говорю про выродков: я не нашёл официального подтверждения, но все-таки вполне уверен, что наши бабушка и дедушка были братом и сестрой. На лице Волдеморта читалось отвращение, губы скривились, словно он вспомнил, каково было узнать, что столь драгоценная магическая ветвь его родословной пришла из подобного генетического тупика. — Медальон, который Салазар Слизерин подарил своей жене, и его кольцо — вот и все, что осталось от былого семейного величия. Меропа, прихватив медальон, сбежала в Лондон с нашим отвратительным отцом-магглом Томом Риддлом-старшим. Позже, когда он бросил ее, беременную, оставив буквально на улице без гроша, она была вынуждена продать бесценный медальон в лавке Горбина и Бёрка, просто чтобы выжить, а ублюдок Бёрк дал ей за него жалких десять галлеонов. Нищей беременной девушке, ненамного старше тебя, жившей на улицах Лондона посреди лютой зимы. Ничего удивительного, что вскоре она умерла, родив нас на ступенях обшарпанного маггловского приюта, где мы впоследствии и выросли. Это была настолько печальная история, что Гарри даже не знала, что сказать. К счастью, от неё не ждали никаких слов, и Волдеморт продолжал говорить тем же спокойным, слегка скучающим тоном, как будто читал лекцию про налоговые льготы, а не рассказывал трагическую историю жизни и смерти Меропы Гонт. — После окончания Хогвартса мы работали в Горбин и Бёрк чуть больше года в качестве торгового посредника. Подобная работа давала нам доступ к клиентской базе из почтенных чистокровных семейств, возможность выслеживать тёмные артефакты и, самое главное, редкие и ценные предметы, которые можно было бы превратить в крестражи. Одной из регулярных клиенток была дородная старая ведьма, очень любившая распускать руки. Не меньше она любила хвастаться своей тайной коллекцией дорогих антикварных безделушек каждый раз, когда мы посещали ее от имени нашего работодателя, и рассказывать забавные истории о них, между делом лапая нас по поводу и без. Мерлин, такую картину даже представить жутко. Для Гарри было сродни сюрреализму только подумать, что кто-то мог домогаться Лорда Волдеморта, хотя она была уверена, что противная старая ведьма давно мертва. — Одна из этих забавных историй касалась медальона Слизерина, — продолжал Волдеморт. — И как Бёрк обманом выторговал его у глупой беременной уличной побирушки. Ну разве не забавно? Мы узнали и о нашей матери, и о медальоне из воспоминаний нашего дяди, когда забрали у него кольцо, но их дальнейшая судьба осталась для нас неизвестной. Естественно, медальон был нашим по праву, так что мы убили старую корову, подстроив все так, словно ее отравила домашняя эльфиха, после чего забрали медальон и ещё одну вещь, принадлежавшую одному из Основателей, — как плату за оскорбление. Позже обе эти вещи мы превратили в крестражи. Что ж, тут она угадала. Гарри вздохнула, потому что она ненавидела быть единственным во всей Вселенной голосом разума для этого ненормального ублюдка. — Звучит так, будто эта ведьма и правда была очень неприятной личностью, и это ужасно, что она отзывалась о Меропе так пренебрежительно и жестоко, но это вовсе не значит, что нужно было убивать ее! Ты чертовски умён и хитер и вполне мог забрать медальон и что-то там ещё, не убивая ее и не подставляя ее домашнего эльфа. Волдеморт презрительно усмехнулся. — Она присвоила себе сокровище, которое ей не принадлежало, а затем просто посмеялась над бедностью и безвыходной ситуацией нашей матери. И даже не считая этого, она была отвратительнейшем экземпляром самого убогого человеческого существа. Поистине, я сделал миру одолжение, избавившись от неё. — Но твоя мать тебе даже не нравится! — вырвалось у Гарри против ее воли, потому что, ну какого черта. — И что? Какой бы жалкой и ущербной она ни была, не говоря уже о непроходимой тупости, раз уж она умудрилась влюбиться в маггла, который не отвечал ей взаимностью, но все же благодаря ей у нас есть дар магии и наследие Салазара Слизерина, — пожал плечами Волдеморт, довольно равнодушный ко всей теме в целом. — Я прощу ей все, что она сделала в своей жизни, потому что по крайней мере она дала нам это. На самом деле, это было странным образом почти… трогательно. Правда, трогательно в жутковато-мрачном смысле, потому что в отношении Темного Лорда по-другому быть не может. — Регулус-черт-бы-его-побрал-Блэк, — неожиданно прошипел сквозь зубы Волдеморт, вырвав Гарри из размышлений о невероятном факте, что Темный Лорд мог испытывать в некотором роде нежность к своей мёртвой несчастной матери. — Причём тут брат Сириуса? — недоуменно спросила Гарри, смущённая столь резкой сменой темы. — Когда я прятал медальон в пещере, я взял с собой его домашнего эльфа, чтобы проверить действие зелья, и оставил жалкое существо умирать там — тогда тайна пещеры умерла бы вместе с ним. Но если Регулус позвал его до того, как инферналы его прикончили, домовик вполне мог аппарировать. В случае с домовиками стандартные щиты и чары не всегда срабатывают, поскольку они происходят от Волшебного Народа, их магия слишком похожа на магию самой земли. Существует ничтожная, но все-таки вероятность, что домовик воспользовался лазейкой. — Волдеморт ударил раскрытой ладонью по ручке кресла. — Как я мог упустить этот момент! Надо было продумать все до мелочей. Гарри в неверии потрясла головой. Каковы шансы, что он сейчас говорил о Кикимере? — В любом случае, что мне делать с медальоном? Потому что я не собираюсь ради тебя лезть ни в какие смертоносные пещеры. Волдеморт посмотрел на нее так, будто она была живым воплощением идиотизма. — Нет, конечно, я бы тебя и близко к пещере не подпустил, даже если бы ты сама вызвалась. Пока что держи медальон у себя, за Блэковскими охранными чарами он в полной безопасности. Не вздумай выносить медальон за порог, ни по какой причине, только если не собираешься принести его прямо ко мне. — Не стану врать, я все еще сильно сомневаюсь, что нужно отдавать тебе что-то настолько могущественное и ценное для тебя, а уж тем более вручить это самолично, — прямо сказала Гарри. — То, что ты больше не собираешься меня убивать, еще не значит, что я волшебным образом теперь на твоей стороне в этой войне. — Еще нет, но, учитывая твое бережное отношение к семейным темным книгам и артефактам, плюс новоприобретенное недоверие к Дамблдору… Может, ты не так уж далека от того, чтобы перейти на мою сторону, как тебе кажется. — Волдеморт усмехнулся. — К тому же, это еще не война. Пока нет. Ну что ж, это заявление претендует на звание глупейшей вещи, сказанной за сегодняшний вечер, — оставив позади даже красочное описание пещеры убийственных чудес. — И как ты тогда это называешь? Улыбка на его лице стала только шире. — Разминка. Гарри и правда нужно было как можно скорее заткнуться: он явно вознамерился возвести уровень тупости до грани абсурда. — Люди умирают. Волдеморт пожал плечами — его происходящее никак не беспокоило. — Люди умирают каждый день, маленький крестраж. Если они все равно умрут, так пусть их смерть хотя бы послужит высшей цели. Гарри нахмурилась. Ее начало всерьез раздражать его вопиющее пренебрежение ценностью человеческой жизни. — Ты не бог, знаешь ли, и это не тебе решать. Волдеморт насмешливо вскинул бровь. — Даже если отставить в сторону мои силы и способности, я достаточно могуществен, чтобы обмануть саму смерть. Одно это автоматически ставит меня выше любого другого человеческого существа, когда-либо жившего на Земле, так что да, я вполне могу сойти за божество. Если не мне решать, то кому, моя дорогая? Гарри закатила глаза на его неизменную склонность к драматизму. — Твоя мания величия не сильно помогает мне передумать и занять твою сторону. Можешь сколько угодно предаваться бессмысленным размышлениям о своем обожествлении, я на это не куплюсь. — Хорошо, тогда как насчет этого, — сказал Волдеморт с понимающей улыбкой. — Я правда, совершенно искренне хочу спасти мир. Гарри не смогла сдержаться: она расхохоталась во весь голос. — Попробуй другой довод! — выдавила она, вытирая выступившие от смеха слезы. — Ты будешь счастлив, только когда мир превратится в гору трупов, на которой ты сможешь восседать, как на троне, и мы оба это знаем. Ее обвинения никак не поколебали его невозмутимость, на губах играла все та же загадочная улыбка. — Правда может тебя удивить. Скажи, что ты знаешь — по-настоящему знаешь — о моей мотивации и целях? Если отставить в сторону пропаганду и домыслы. — Я знаю, что ты сторонник теории превосходства чистокровных, ты ненавидишь магглов и магглорожденных и хочешь либо убить их всех, либо поработить. Ты убиваешь и пытаешь людей, не чувствуя даже намека на вину или раскаяние, и ты хочешь узаконить Темную магию и прочие страшные ритуалы и практики, хотя они могут быть опасны для людей. — Тут Гарри насмешливо фыркнула. — А еще ты настолько боишься смерти, что разорвал свою бессмертную душу на кусочки, и во время последней войны ты сделал ставку на наполовину услышанное пророчество, после чего тебя буквально уделал младенец. Как я пока справляюсь? Эта скотина даже не удосужилась притвориться оскорбленной ее словесными шпильками. — Ты еще долго можешь рассуждать о том, что я сделал, но не почему. Гарри хмыкнула. Ее совсем не впечатлила его попытка оправдать внушительный список персонально учиненных зверств. — Причина, по который ты стал ненавидящим все и вся моральным ублюдком с садистскими наклонностями, кроется в огромном самомнении и в нерешенных проблемах с папочкой, который не хотел тебя знать, вот ты и вымещаешь свои заскоки на всех подряд. Это не такая уж и загадка. На лице Волдеморта наконец проступило бешенство, стоило ей упомянуть о проблемах с папочкой, но он быстро подавил начавшуюся было бурю, твердо вознамерившись вбить в ее голову некое подобие понимания. — Может, ты не так уж и не права, — начал он сквозь стиснутые зубы, — но это лишь часть правды. Подумай вот о чем, Гарри: бо́льшая часть магического мира знает меня, как поехавшего убийцу, который запустит Круциатусом в любого, кто хотя бы лишний раз вздохнет в его присутствии, и уж тем более не станет терпеть ни секунды неуважения и оскорблений, которые я получаю от тебя каждый раз, стоит нам оказаться в одной комнате. И разве то, что мы умудрились провести почти месяц, разделяя сны друг друга, в относительной цивилизованности, и при этом я ни разу не попытался навредить тебе, — не доказательство того, что, возможно, все-таки есть в моих действиях и мотивации что-то, не столь очевидное для остальной толпы глупцов? Может, смерть во сне и невозможна, но вот боль — очень даже да. Гарри в ответ на эту тираду опять закатила глаза, лениво откинувшись на спинку кресла; его скрытые угрозы совсем ее не пугали. Она испытывала мучительную боль раньше и без колебаний вытерпит ее снова, когда судьба или длинный язык опять заведут ее в неприятности. Никакая пережитая боль не ломала ее так сильно, как это делали несбывшиеся надежды и скорбь. — Ой, да ладно, ты хоть как-то держишь себя в руках по отношению ко мне, только потому что я твой крестраж, а ты тот еще ублюдочный собственник. Не говоря уже о том, что ты явно хочешь переманить меня на свою сторону, я не настолько дура, чтобы не понять этого. — Я вроде и не пытался притворяться, что у меня нет планов по поводу твоего истинного места, маленький крестраж, — мягко сказал Волдеморт. — Ты — часть меня, как бы нахально ты себя ни вела, неужели так сложно поверить, что я хочу, чтобы ты была в безопасности, на моей стороне, где тебе и место? Даже если бы ты не была Девочкой-Которая-Выжила, со всем влиянием и серьёзным политическим весом, забрать тебя к себе все ещё было бы для меня делом первостепенной важности. Гарри прищурилась. Она ненавидела, когда он говорил о ней вот так: словно она маленький непослушный щенок, вечно доставляющий неприятности, который каким-то образом умудрился улизнуть с заднего двора, и теперь Волдеморту придётся уйти с работы пораньше, чтобы достать ее из очередной лужи. — Знаешь, я многое обдумала с тех пор, как мы были здесь в последний раз, — признала Гарри. Ей надо было как-то объяснить ему, что он не может вести себя подобным образом и ожидать, что ему это сойдёт с рук. — Мне совсем не нравится это признавать, но кое в чем ты все-таки был прав: я много чего избегала из того, что происходило в последнее время, в том числе эту странную хрень, что творится между нами. Я пока ещё в процессе принятия, что в прошлом я была частью тебя, но этот факт не определяет меня как теперешнюю личность. Да, я не совсем тот человек, каким полагала себя все предыдущие годы, но это открытие все равно не делает мою новую жизнь менее реальной и не отменяет мой новый опыт. Ты не можешь вести себя так, словно я один из твоих бесчувственных крестражей, я не твоя собственность, Волдеморт! Что бы ни создало меня, оно также дало мне свободу воли, и тебе нужно научиться принимать это. Это что-то вроде того, как родители передают генетический материал своим детям, но дети все ещё независимы от них. То, что ты передал часть своей души мне, ещё не значит, что ты теперь ей владеешь. — Во имя всего святого и не святого, пожалуйста, скажи, что ты не рассматриваешь наши отношения, как отношения родителя и ребёнка. — Волдеморт выглядел так, словно ему стало противно от одной лишь мысли. — Фу! Блядь, нет, я не это имела в виду, чертов ты извращенец, это же просто неприлично! — Гарри ожесточенно потрясла головой, словно пыталась выкинуть из головы эту особо травматическую мысль. — Я говорю, что все не так просто, как тебе бы того хотелось. Ну вот скажи честно, ты правда обращаешься со мной так же, как с другими крестражами? Потому что у меня тут есть медальон, который ты безо всяких сомнений оставил на семнадцать с лишним лет в чертовой пещере с сокровищами, как чокнутый Али-Баба, и разозлился ты только потому, что медальон сейчас не в пещере, а так его судьба тебя не сильно-то беспокоит. В моём же случае ты ведёшь себя совсем не так, как обычно, и постоянно пытаешься убедить меня в своей правоте, чтобы я перешла на твою сторону. Но даже если завтра ты все-таки меня заполучишь, я сильно сомневаюсь, что ты просто оставишь меня в пещере или ещё где-нибудь. Ты говоришь одно, но твои действия говорят совсем другое, доказывая, что для тебя я не просто крестраж, а нечто совершенно отличное от них. Гарри точно могла сказать, что Волдеморт не нашёл изъянов в ее логике, потому что выглядел он порядком разъяренным. — Ты серьезно хочешь сказать, что у меня нет никакого права влиять на тебя и хотеть, чтобы ты была рядом со мной, где тебе и место? Потому что я отказываюсь принимать реальность, в которой мне нельзя заявить права на часть собственной души! Гарри с мучительным стоном провела ладонями по лицу. Он был настолько упрям, что ей захотелось запустить в него бладжером, просто чтобы посмотреть, кто кого в таком случае сдвинет. — Я пытаюсь сказать тебе, что ни один из нас не представляет собой то, чего другой хотел или ожидал, Волдеморт. Но если вдруг по какой-то поистине причудливой иронии судьбы ты говоришь правду и честно хочешь спасти мир, то, дражайший Мерлин, тебе нужно уволить свой отдел по связям с общественностью! Потому что я почти уверена, что даже бо́льшая часть твоих последователей считает тебя поехавшим маньяком, я просто обязана сказать это. — Я ничего не должен никому из них, — прошипел он. — Я Лорд Волдеморт, наследник Слизерина и будущий король всего мира, и я не обязан объяснять свои действия толпе непроходимых тупиц. — Но ты должен объяснить их мне! — закричала Гарри. — Может, я и могу смириться с нашими посиделками, когда ты не ведёшь себя так, словно я связка ключей, которая завалилась куда-то за диван, и не пытаешься ткнуть меня лицом в тот факт, что я, по-видимому, не совсем владею своим же телом. Но давай не будем притворяться: это всего лишь временное прекращение боевых действий перед нашей последней и скорее всего фатальной конфронтацией, которая обязательно произойдет, только если ты не дашь мне действительно стоящую причину, по которой я должна к тебе прислушаться. Алые глаза Волдеморта опасно сузились. — Ты называешь меня лжецом? Почему одного моего слова должно быть недостаточно? Да, я творил много сомнительных дел, но я хотя бы честен в этом отношении. — Ты должен дать мне что-то, с чем я могу работать! — взмолилась Гарри. — Что-нибудь, что угодно, не просто твоё слово или пустые обещания, а иначе мы можем сидеть тут в тишине каждую ночь до тех пор, пока один из нас наконец не убьёт другого. — Ты бы все еще пыталась убить меня, даже зная, кем мы друг другу приходимся и что это, по сути, равносильно самоубийству? — Лицо Волдеморта приобрело выражение, какое было бы у Оливера Вуда, узнай он, что ради Турнира Трёх Волшебников квиддич отменили на целый год. — Да, — просто сказала Гарри. Она ненавидела подобную перспективу, но менее правдивыми ее слова от этого не становились. — Если бы это был единственный вариант, как остановить войну и спасти всех, и если бы у меня больше не было другого выбора, то да, я бы убила тебя и себя заодно. Пусть Дамблдор та ещё сволочь, и он не был до конца честен со мной, но в одном он прав: все это намного важнее, чем жизнь одной девочки, даже если это жизнь Девочки-Которая-Выжила. Я не требую от тебя тут же выложить все секретные планы по захвату мира или зачитать манифест, просто дай мне что-то, что доказывает, что ты и правда человек, одну-единственную вещь, или между нами все кончено. — Гарри обмякла в кресле, чувствуя себя странно опустошённой. — Кончено. Установившая тишина стала практически мертвой, и, хотя Гарри вроде как все ещё ненавидела Волдеморта и не собиралась отказываться ни от одного сказанного ранее слова, с каждой утекавшей минутой ей все сильнее казалось, что она почти скорбит, и при этом она даже не могла толком объяснить, почему. — Фомальгаута. При этом признании Гарри резко подняла голову и изумленно уставилась на своего собеседника. — Что? — Ты просила об одной вещи, — словно через силу ответил Волдеморт, не глядя на неё. — Что ж, это была она. — Фомальгаута? — Гарри на секунду зависла, пытаясь вспомнить, где она слышала это имя раньше. — Ты про Фомальгауту Блэк, автора книги про охранные чары? — А затем внутренний голосок напомнил ей о дате публикации книги и о возрасте мужчины, сидевшего напротив, и внезапно все сложилось в одну картинку. — Ты знал ее, да? — Мы знали, да, — сказал нехарактерно задумчивый Темный Лорд. — Она была слизеринкой, на три года старше меня. Она происходила из малоизвестной побочной ветви Блэков, и этого было достаточно, чтобы студенты с остальных факультетов ее опасались, но недостаточно, чтобы иметь влияние среди других слизеринцев, а ее жесткий характер отталкивал тех немногих, кто готов был с ней сойтись, даже несмотря на непопулярность. — Волдеморт издал горький смешок. — Она также была первым и последним человеком, кого я мог назвать другом. Гарри не могла отвести от него ошеломлённого взгляда. Сейчас голос Волдеморта был в два раза эмоциональнее, чем когда он меньше получаса назад рассказывал о своей мертвой матери. Он тем временем продолжал говорить, не отрывая взгляда от огня в камине. — Наше общество в плане отношения к женщинам не особо прогрессивно, но в тридцатые положение было намного хуже. И даже в то время она стригла волосы очень коротко и носила мужскую форму в качестве протеста против гендерного неравенства. Она также очень четко дала понять своим совершенно не впечатленным родителям, что не позволит им выдать себя замуж, словно она какой-то почетный приз. Вдобавок к этому, как и твоя мисс Грейнджер, она была на голову умнее буквально всех, с кем ее сводила судьба, и она категорически отказывалась за это извиняться. Она была, одним словом, непреклонна. — Ты ей восхищался. — Это было настолько очевидно по смутной тоске, написанной на его лице, пока он говорил, — будто он видел что-то очень ценное, но давно и безвозвратно утерянное. — И очень сильно, — с вопиющей легкостью согласился Волдеморт, как будто это заявление по важности и силе не было равнозначно Декларации о независимости США 1776 года. — Она была и скорее всего останется самым ярким примером гения, предположительно полукровки, сверходаренной магически, которая когда-либо училась на Слизерине. Охренеть. — Она стала Пожирательницей Смерти? Волдеморт в ответ на это фактически фыркнул. — Великий Мерлин, нет. К тому моменту, как мы установили контроль над Слизерином, она закончила учебу в Хогвартсе, да и если бы не закончила… Она бы в жизни не подчинилась ни одному мужчине, ни по какой причине. Нет, как только Фомальгаута выпустилась из школы, она вынесла из семейного хранилища чемодан книг и гору золота, причитавшуюся ей как приданое, и сбежала на Континент, несмотря на то, что в то время там бушевала война, — и все ради того, чтобы родители не заставили ее силой выйти замуж за невзрачного троюродного брата, который даже близко не был так же умён или интересен, как она. Но мы поддерживали связь друг с другом, и в следующий раз я встретил ее в Болонье в 1947 году. Война наконец закончилась, мы впервые выехали за границу и направлялись в Албанию, на поиски потерянных сокровищ Основателей. Фомальгаута после многих лет неустанных исследований только что выпустила свою первую книгу, "Историческая важность рунических охранных чар на Британских островах". Волдеморт тепло улыбнулся. — Я до сих пор очень ясно помню тот день. Мы ужинали в маленькой траттории, вроде как праздновали, и мы с тобой спросили ее, присоединится ли она к нам, когда мы вернёмся в Британию, на что Фомальгаута, конечно же, только рассмеялась и налила нам ещё бокал вина, так что мы решили больше не поднимать эту тему. Мы проговорили всю ночь: о крестражах, о поисках бессмертия, о великих планах по завоеванию Магической Британии. Она рассказывала нам о семье и о магических открытиях, которые она сделала, пока проводила исследования для книги. В итоге мы ни разу за всю ночь не сомкнули глаз, и на следующее утро мы сели в поезд до Бриндизи с по пьяни подписанной копией ее книги, с самым страшным на нашей памяти похмельем, с обещанием встретиться с ней в Неаполе, как только мы закончим дела в Албании, и с растущим чувством ужаса по поводу состояния магического мира. По лицу Волдеморта пробежала тень — словно штормовые облака закрыли чистое весеннее небо. — Менее чем два месяца спустя она была убита озверевшими магглами, попав в Риме под перекрестный огонь в перестрелке, устроенной про-фашистскими диссидентами и партизанами на волне послевоенных волнений. — Это ужасно. — Гарри всегда думала о Волдеморте, как о бессердечном ублюдке, но тут было ясно как день, что он искренне сожалел о своём единственном друге. По крайней мере, в той мере, в какой он вообще умел сожалеть. — Мне так жаль. Кажется, она была потрясающим человеком. Волдеморт посмотрел Гарри в глаза впервые с того момента, как произнёс имя Фомальгауты. — Она и вправду была. Меня очень печалит, что ты ее не помнишь. — Алые глаза снова вернулись к созерцанию пламени. — Я и по сей день считаю, что ее потеря была одним из серьёзнейших ударов по магическому сообществу за очень долгое время. У неё было столько же планов по изменению мира, сколько и у меня, только в качестве оружия она предпочитала знания, а не палочку. Так, а вот это уже любопытно. — Что именно она хотела сделать? Волдеморт склонил голову набок, тщательно обдумывая ее вопрос. — Ты ведь еще не закончила книгу? Гарри покачала головой. — Пока нет. Я пыталась найти копию в реальном мире, но безуспешно. Многие о ней даже не слышали никогда. — Пошли сову в издательскую компанию Штихворт-Ферлаг во Франкфурте. Книга была выпущена очень маленьким тиражом, но в теории они могут достать тебе копию. — Волдеморт нахмурился. — Это чертова трагедия, что она не прожила достаточно долго, чтобы получить заслуженное признание за свои идеи. Она как раз работала над продолжением книги, когда умерла, и я более чем уверен, что вторая часть была бы по меньшей мере революционной. Возможно, она могла бы нас всех спасти. Я так и не узнал, что случилось с ее черновиками и записями, и, поверь мне, это вовсе не потому что я недостаточно упорно их искал. Волдеморт вздохнул. Гарри ни разу не видела его таким уставшим и мрачным. — Когда закончишь книгу, сможешь сделать собственные выводы, и, возможно, тогда ты поймёшь, почему я сделал то, что сделал. Я знаю, что большинство не сможет понять всю глубину моих мотивов и целей, но ты была права, когда сказала, что из всех людей на свете ты единственная, кому я действительно задолжал объяснение. Гарри неподвижно сидела, остро осознавая значимость его слов, того странного уважения, которое он ей выказывал. Она также осознавала, что, если в мире есть хотя бы малейший шанс понять, какого черта вообще происходит, то он вполне мог привести к тому, что таки ей придётся предложить своему заклятейшему врагу оливковую ветвь мира. — Хорошо, — сказала Гарри, тяжело вздохнув и едва заметно кивнув — больше для самой себя. — Хорошо, это уже что–то.