***
В нынешние времена, с развитием дальнобойной артиллерии, когда мировые войны ведутся на нескольких фронтах в сотнях и тысячах километрах от дома, нам становится все труднее осознавать, что война — дело глубоко личное. Война прежде всего — это столкновение территорий, идеологий и экономик; но, если разбить понятие войны на составные компоненты, в сухом остатке вы получите одну независимую группу, борющуюся за господство над другой независимой группой. В таком случае причины и условия ведения конфликта как минимум так же важны, как сам конфликт, потому что, как и всегда получается с магией, большой или малой, наше определение и понимание чего-либо — ключевой момент, который решает все. Охранные чары (именуемые так же охранными щитами) имеют довольно строгие требования к созданию, не говоря уже о том, что они невероятно сложны в исполнении и недоступны практически никому, кроме разве что сильнейших и опытнейших Мастеров охранных чар. И дело не только в огромном количестве магической силы, которую придется потратить на их создание. Создатель щитов также должен представлять и осознавать физическое пространство, которое будут покрывать щиты; четко осознавать цель этих щитов, поскольку это понятие неразрывно связано с физическим пространством; учитывать наличие живых существ на этом физическом пространстве и то, как они с ним связаны; ну и, наконец, понимать точную природу конфликта, повлекшего за собой создание щитов. Если создатель не выполнит всех пунктов должным образом, в лучшем случае дело закончится проваленной попыткой создания щитов, в худшем — магический выброс будет достаточно сильным, чтобы навредить не только создателю, но и тому, что он пытался защитить. Давайте на минуту представим, что условное Красное королевство объявило войну своему соседу — Синему королевству. У Синего королевства есть могущественный, но неопытный Мастер охранных чар, который решает защитить свой народ с помощью охранных щитов, которые проклянут смертельной чумой любого, в чьих жилах течет кровь жителей Красного королевства, стоит им оказаться внутри границ Синего королевства. На первый взгляд кажется, что идея неплоха; вот только жители этих соседних королевств, вне всяких сомнений, вступали в браки друг с другом столько, сколько существуют сами королевства. И вот пожалуйста, половина жителей Синего королевства заражена смертельной чумой, включая членов королевской семьи, — спасибо политическому браку, имевшему место пару поколений назад. Кроме того, оказывается, Красное королевство в обход условий создания щитов посылало на войну не своих солдат, а наемников из ранее нейтрального Желтого королевства. Эти наемники не подвержены проклятию чумы, поскольку щиты определяют врагом не того, кто пересекает границу королевства с намерением атаковать, но того, в чьих жилах течет кровь Красного королевства. В итоге половина населения, включая их лидеров и всю линию наследования, выведены из строя, и очень быстро Синее королевство сдается на милость победителю. Говорят, охранные чары могут или создать королевство, или разрушить его, и по нашему примеру ясно видна правдивость этого утверждения. Технически, охранные чары в виде щитов Синего королевства работали безупречно, поскольку они с идеальной точностью исполнили задумку своего создателя. Но, так как Мастер охранных чар при создании щитов упустил из виду более мелкие детали, касающиеся ситуации, щиты прямо привели к уничтожению того, что должны были защитить. Этот гипотетический сценарий часто используется для того, чтобы показать, почему для Мастера охранных чар мудрость и понимание важны в той же степени, что навык и магическое мастерство.***
Для Гарри дни проходили в тумане. Пока она механически совершала движения и призраком переплывала из кабинета в кабинет, ее или тошнило от отвращения к себе и тому, что она сделала, или перехватывало дыхание от того, как сильно она хотела сделать это еще раз. Гарри была настолько рассеяна, что умудрилась впервые за столько лет взорвать котел на Зельях — к удовольствию абсолютно всех, кроме Слизнорта, который был совсем сбит с толку, почему ранее столь блестящая студентка стала походить на невежественную идиотку, и Рона, которому взорвавшееся зелье прилетело прямо в лицо. В какой-то момент Гарри начала подозревать, что ей не стоит браться за мало-мальски ответственную работу до тех пор, пока она не научится блокировать спонтанно всплывающие воспоминания о том, каково ей было чувствовать прикосновения Волдеморта. Потому что, ну правда, как, черт возьми, она должна сосредотачиваться на домашних заданиях, если ее заклятый враг целуется вот так? Только в одном Гарри была уверена совершенно точно: чем больше вина и тоска накладывались друг на друга, тем ощутимее они становились. В более спокойные и здравые моменты Гарри ловила себя на том, что она была озадачена не только и не столько тем, что Волдеморт флиртовал с ней, а тем, что он практически… ну, не совсем сдался или подчинился, но сделал определенно что-то в этом роде во время их… столкновения. Ну хорошо-хорошо, во время весьма своеобразного змееустного поцелуя с Темным Лордом, который вплоть до этого самого лета пытался ее убить. Как бы ни было стыдно признаваться в этом даже себе самой, но все-таки, если у нее настолько поехала крыша, что она готова целоваться с Сами-Знаете-Кем, то тогда она точно должна найти в себе силы признать это хотя бы мысленно. Дело было не только в том, что Волдеморт взял на себя инициативу и сам же отступил после случившегося, давая ей время на раздумья, — причем все еще держал слово! А, судя по беспокойному зуду под кожей (не ее собственному), он был этому совсем не рад. По крайней мере, Гарри надеялась, что это были его переживания, доносившиеся до нее через их связь. Слишком уж тревожащей была мысль, что они оба одинаково страдали, не видясь друг с другом, — а значит, скорее всего, так оно и было. Нет, дело было еще и в том, как до произошедшего Волдеморт опустился перед ней на колени, чтобы не демонстрировать физическое превосходство больше необходимого. С каким терпением он отстранился от нее, несмотря на явный интерес, и позволил ей первой прикоснуться к его клыкам. И даже когда он наконец поцеловал ее, он делал это так медленно и намеренно, что Гарри в жизни не смогла бы притвориться, что не понимала, что он делал. Она так же была более чем уверена, что, если бы в какой-то момент попросила Волдеморта остановиться, он бы остановился. Возможно, такая уверенность с ее стороны смехотворна, учитывая, о ком идет речь. Но ведь Волдеморт сам сказал ей: он может быть монстром, но уж точно не таким, и пока никакие его действия не заставили ее усомниться в правдивости его слов. Рассвет медленно проникал в девичью спальню, а Гарри лежала в постели после очередной бессонной ночи, гоняя по сотому кругу одни и те же сводящие с ума мысли, и была вынуждена признать то, чего очень долго избегала. В конце концов, не сказать, что Волдеморт вдруг накинулся на нее ни с того ни с сего. Гарри должна быть предельно честной с самой собой: вот эта безумная хрень между ними — чем бы она ни была и из какого бы круга ада ни пришла — выстраивалась в течение долгого времени. Они кружили вокруг друг друга, как хищники, почуявшие запах крови, в течение как минимум нескольких недель, возможно, даже месяцев. И каждый разрешенный конфликт, каждый высказанный вслух секрет только притягивали их ближе друг к другу. Волдеморт буквально флиртовал с ней и обожал выводить ее из себя при каждом удобном случае, и это неоспоримый факт; но Гарри понимала, что сама она была не лучше. Да и если вдруг она чувствовала не просто волнение, а настоящий дискомфорт, Волдеморт тут же отступал, и его даже не надо было об этом просить. Даже если все это было игрой, чтобы манипулировать ее чувствами, Волдеморт был достаточно умен, чтобы понимать: единственной реакцией Гарри на их новоявленную близость могла быть разве что крупномасштабная истерика, если судить по прошлому разу, когда ситуация стала слишком напряженной. Так что, если вдруг каким-то страшным чудом его интерес был неподдельным (и Мерлин помоги ей, если это и правда так, потому что Гарри не могла даже начать думать в подобном направлении) и все это не было запутанной игрой, чтобы выманить ее к себе и убить самым жестоким способом, известным человечеству… Что ж, тогда Волдеморт был очень осторожен и не делал ничего такого, что она могла бы взять на вооружение и использовать как повод, чтобы оттолкнуть его и его притязания. А он точно не делал: Гарри всю последнюю неделю потратила на отчаянные попытки вспомнить хоть что-то, за что можно уцепиться и дать ему от ворот поворот. Цирцеевы сиськи, как же она хотела позаимствовать мозг Гермионы, чтобы разобраться с происходящим, как у нее уже вошло в привычку; вот только не существовало ни малейшего шанса, что в таком случае их разговор пройдет хорошо. Как, в конце концов, Гарри должна объяснить своей всегда действующей исключительно из добрых побуждений подруге, что, даже если закрыть глаза на ее несовершеннолетие (или все же совершеннолетие? Со всей этой фигней с крестражами и неопределенным отношением Магической Британии к возрасту согласия Гарри сама была немного сбита с толку в данном вопросе) и то, что они с Волдемортом находились по разные стороны в чертовой войне, то его поведение было, хоть и чрезмерно дерзким, возможно, даже с капелькой извращения, но все же совершенно искренним, без намерения одурачить ее. Раз уж на то пошло, все, чего желала Гарри — это чтобы она могла сказать о себе то же самое; потому что, сидела ли она за классной партой, или за гриффиндорским столом в Большом зале, из головы никак не выходила картинка с полулежащим на спине Волдемортом с растрепанными волосами. Как будто ее мозг стал изношенной видеокассетой, которая могла воспроизводить один-единственный кадр, демонстрирующий, насколько привлекательно выглядел Темный Лорд с окровавленными губами и с ошеломленным, блаженным выражением на невероятно красивом лице — и все из-за Гарри. Если отставить в сторону временное притворство со змеиным лицом, то всякий раз, когда Волдеморт был самим собой, он выглядел предельно аккуратно и казался полным совершенством, словно ничто в мире не смогло бы измять его мантию и уж тем более разрушить его самообладание. Ничто и никто, кроме разве что Гарри Блэк-Поттер, сертифицированной ходячей катастрофы. Как бы яро она ни желала обратного, а все же то, что она обладала немалой властью над таким мужчиной, не просто ошеломляло — во всех смыслах возбуждало. Мерлин, кажется, она теряет рассудок. Открытым, вот каким он выглядел. Уязвимым. И даже не из-за того, что он лежал на спине и был похож на взъерошенного воробья (Волдеморт относился к тому бесящему типу людей, которые будут выглядеть по-королевски, даже если застрянут вверх ногами на дереве посреди разбушевавшейся грозы), — но из-за того, как он ей улыбался. Словно она была чем-то чудесным, чем-то желанным. Эта улыбка таила в себе кучу темных обещаний, но при этом в кои-то веки в ней не было ни намека на злобу или насмешку — только затаенное удовольствие и даже некое подобие нежности. И это тоже было за гранью всякой пристойности. Сидя на уроке Трансфигурации, пряча пылающее лицо за учебником и молясь, чтобы Макгонагалл ничего не заметила, Гарри решила, что ни один Темный Лорд не имел права улыбаться подобным образом. В прошлом году Гарри еще с парой девушек из Отряда Дамблдора помогала девочкам помладше разбираться с проблемами в отношениях (фашистское нашествие на школу в лице розовой жабы стало для всех отличным поводом, чтобы брать лучшее от жизни юных революционеров), так что она отлично знала о ловушке, в которую попадало столько благонамеренных девочек, когда речь заходила о плохих мальчиках. Стоит последним продемонстрировать проблеск уязвимости — и девочки уже чувствуют себя особенными. Мысль о том, что только они могут понять этих мальчишек, или спасти их от самих себя, и прочая-прочая чушь в том же роде была самой действенной приманкой для этих девочек — ведь они готовы броситься на спасение чужой души с тем же рвением, с каким бросаются на битву за свободу образования. Назвать Лорда Волдеморта плохим мальчиком, было, безусловно, преуменьшением века, но не просто так эта фраза стала клише, и Гарри решительно отказывалась с головой броситься в эту пучину так, как она с головой бросалась во все остальное, отчего ее жизнь по событиям давно стала насыщеннее любого древнегреческого мифа. К сожалению, придерживаться этой здравой линии поведения было не так-то просто, так как Гарри слишком хорошо знала, насколько важна она для Волдеморта, будучи его крестражем, а потому слишком уж велики шансы, что он вовсе не притворялся. Учитывая все это, возможно, худшей частью было даже не «почему». Худшей частью было то, что это самое «почему» уже не имело никакого значения. Alea iacta est — так Волдеморт написал в письме. Жребий брошен. Что ж, тут он не ошибся. Они совершенно точно перешли Рубикон, и Гарри не смогла бы забрать назад свой восторженный поцелуй с Лордом Волдемортом так же, как Юлий Цезарь не смог бы отозвать армию от наступления на Сенат. В какой-то момент их полной змеиного яда неосторожности они прошли точку невозврата, и теперь только время покажет, приведет ли этот конкретный переворот к кровавой и неудачной революции или же к падению Республики. Не имело значения, что сейчас между ними лежало все Соединенное Королевство и туманный мир грез. Глубина их связи, их отношений нависла над ней, словно знакомая тень, от которой никуда не деться: она проявлялась и в теплой чернильной безопасности их общих окклюменационных барьеров, и в слабых синяках на шее Гарри, которые она все так же успешно прятала от ничего не подозревающих соседок по спальне, потому что так и не смогла заставить себя свести их. Несмотря на то, что она физически не могла испытывать влечения к насмехающемуся змееподобному маньяку, восставшему из котла на кладбище Литтл-Хэнглтона, у нее все еще было странное ощущение, что конкретно это развитие их отношений потенциально нависало над ними с самого начала. И неважно, были ли они предначертанными друг другу врагами, убийцей и жертвой, злодеем и героиней, — их общая душа означала одно: нравилось им это или нет, но в любой из двух их жизней они всегда были и будут друг для друга самыми близкими людьми во Вселенной. Так что в свете ее растущего разочарования в Дамблдоре и его проклятой войне, пока любые взаимодействия между ней и Волдемортом проходили по обоюдному согласию, так ли важно, как именно зародились эти отношения? В конце концов, пятьдесят с чем-то лет они были одним и тем же человеком, и, по сути, еще одна размытая грань между ними не так уж страшна. Не существовало большей близости, чем та, что была между ними, когда они представляли собой единое существо, когда их сердце билось в их груди, разгоняя их кровь по переплетениям вен, нервных окончаний и мышц. В течение десятилетий они вдвоем были единым целым, они жили, и смеялись, и завоевывали мир, — но при этом никогда не любили, ни разу. Тут Гарри осенило, что ее чувства к Сириусу, Гермионе и Рону были, скорее всего, первым проявлением любви, которую испытывала любая их часть — кроме, разве что, любви к самой магии. И теперь, оглядываясь назад, на почти семьдесят лет жизни Волдеморта, Гарри хотелось рыдать. Еще даже до того как она впервые встретилась с ним лицом к лицу в схватке за Философский камень, ей не составляло никакого труда его ненавидеть, это было настолько просто, настолько чертовски просто — и так вплоть до секунды, когда ее ненависть к нему испарилась. Но все же та легкость, с какой ей раньше давалась ненависть к нему, заставила Гарри задуматься: может, где-то глубоко-глубоко внутри себя Волдеморт всегда понимал, что он всего лишь одинокий, едва походящий на человека монстр, и сам ненавидел себя за это. Похоже, в результате их столкновения в Министерстве осколок души Гарри и правда вспомнил, как когда-то он был единым целым с осколками души Волдеморта; а иначе как объяснить, что она еще никогда не чувствовала себя более цельной и умиротворенной, чем в момент, когда Волдеморт прижимал ее к себе, а его рука сжимала ее шею. В особо дерзкие моменты (обычно после того, как Гарри просыпалась, задыхаясь, после невероятно реалистичного сна, и подушка была мокрой от яда, а белье было мокрым само по себе), предательская часть Гарри гадала: если простой поцелуй ощущался как возвращение домой, то что же она будет чувствовать при более интимном процессе, если он будет в ней? А, черт возьми, похоже, предательской была как раз та ее часть, что все еще пыталась отрицать связь между ней и Волдемортом. К сожалению, Гарри все равно никак не смогла бы рационализировать происходящее дерьмо, поскольку все осложнялось тем, что человек, с которым она делила душу, появлялся одновременно и в ее эротических снах, и в ночных кошмарах. В любом случае, только одну вещь Гарри знала наверняка. Она была в полной заднице.***
Где-то в начале семнадцатого века пошел подъем анти-маггловских настроений, кульминацией которого стало введение в 1689 году Международного Статута о Секретности, который, ко всему прочему, запретил волшебникам и волшебницам господствовать над магглами. Но вплоть до этого момента считалось обычным делом, что правитель или правительница страны одновременно были и Мастерами охранных чар. Если вдруг они не могли быть Мастерами, из-за невозможности пройти обучение или отсутствия магических способностей, для них было обычным делом искать супруга или супругу с соответствующими навыками. Небольшая дворянская семья не самого благородного происхождения могла значительно повысить свой статус благодаря отпрыску со способностями к охранным чарам, и в результате знания передавались от поколения к поколению в виде семейной тайны и были в основном уделом землевладельческой знати. Если же правители сами не были Мастерами и не смогли найти себе супругов-Мастеров, они пытались привлечь талантливых Мастеров ко двору, а в случае успеха делали все, чтобы удержать их. В те времена позиция Мастера охранных чар при дворе считалась наиболее почетной и желанной, так как Мастер для создания любого вида охранных чар, не говоря уже о сложных охранных щитах во времена войны, должен был получить согласие правителя; более того, он должен был как никто другой понимать правителя, его мотивацию и его намерения касательно владений. Можно провести параллель с тем, как в более древние времена стеклодувы считались не просто ремесленниками, но буквально национальным достоянием, высоко ценившемся в королевстве, а потому им запрещалось выезжать за пределы королевства, и при попытке дезертирства их нередко убивали. Как стеклодувам доверяли немалую долю экономического процветания народа, так и Мастеру охранных чар доверяли защиту и безопасность народа, что, в свою очередь, делало их регулярной мишенью заказных убийств. Конечно, охранные чары можно замкнуть на чем-нибудь извне, чтобы они смогли устоять в случае смерти своего создателя, но ведь ничто не может держаться вечно, даже магия. Без постоянной подпитки и проверки тем, кто понимает всю сложность чар и их основную задачу, даже мощные охранные щиты рано или поздно падут.***
Пока сентябрь неторопливо перетекал в октябрь, Гарри старалась как можно дольше растягивать книгу Фомальгауты, разрешая себе небольшую дозу в виде пары абзацев, когда ее своеобразный абстинентный синдром становился совсем невыносимым. Она изо всех сил старалась не думать с тоской, насколько легче ей было выносить отсутствие встреч с Волдемортом, когда у неё под рукой был медальон. И все это время ей снились стеклодувы, эпидемии чумы и вообще абсолютно что угодно, но только не сам Волдеморт. Ладно, это не совсем правда: Волдеморт ей очень даже снился, и сценарии этих снов вгоняли ее в краску все сильнее и сильнее, но все же это были не осознанные сны вместе с ним. Хотя, после того как Гарри третий раз подряд проснулась вся в поту и с возмутительным чувством неудовлетворенности от фантомного ощущения чужих рук и зубов на коже, различие между этими двумя видами снов становилось все размытее. Так что Гарри была непередаваемо рада найти себе занятие, которое успешно отвлекало ее от мыслей о том, как ей было холодно и одиноко без Волдеморта, — даже если занятие займёт всего лишь пару часов после обеда. Профессору Бабблинг понадобилось немного больше времени, чтобы просмотреть ее дополнительный проект, так как ей пришлось написать коллеге, специализирующейся на рукодельческой магии, чтобы проверить отдельные особо тонкие детали в работе Гарри. Но после ответа коллеги профессор наконец разрешила Гарри провести тесты с огнём для двух расшитых рунами платьев. Они были в одной из ныне неиспользуемых классных комнат, где не было ничего даже отдаленно воспламеняющегося. Гермиона стояла чуть позади и правее от профессора Бабблинг — на лице ее явственно читалась обеспокоенность, но и поддержка тоже. Встав на другом конце класса под прицелом палочки преподавателя, Гарри впервые за целую вечность смогла как следует сосредоточиться. Адреналин отлично справился со своей задачей, сгладив края непокорного кусочка души, который за последние несколько недель совсем рехнулся и пытался убедить ее мозг сбежать из школы, выследить Волдеморта и забраться на него, словно на дерево. — Мисс Блэк-Поттер, вы готовы? — спросила профессор таким спокойным тоном, что Гарри даже не удивилась бы, узнай она, что Бабблинг каждые выходные устраивает аутодафе своим студентам. — Я наколдую Инсендио ровно на десять секунд, и, если все пройдет успешно и вы захотите и сможете продолжать, мы повторим процедуру еще два раза, чтобы быть полностью уверенными в результате. — Готова, даже не сомневайтесь, — ответила Гарри с, возможно, чуть более дикой улыбкой, чем того требовали приличия. Неизвестно откуда взявшаяся неуемная энергия заставила ее покачаться на носках босых ног в предвкушении. Во избежание любого магического вмешательства и потери какого-либо имущества, на Гарри не было надето ничего, кроме белого летнего хлопкового платья, полностью расшитого золотыми и серебряными рунами. Обильно переплетенных рун Старшего Футарка должно быть более чем достаточно для защиты, Гарри была абсолютно в этом уверена, поэтому со спокойной душой сняла все защитные украшения. Даже фамильные кольца и палочка были надежно спрятаны в кармане мантии Гермионы. Ее единственной уступкой на случай, если вдруг что-то пойдет не так, стали контактные линзы вместо очков и то, что роскошные волосы были убраны под один из шарфов профессора Бабблинг, — темно-фиолетовый шелк имел собственные огнеупорные чары. Гарри не особо пугала перспектива оказаться в Больничном крыле с девяноста процентами ожогов тела (учитывая масштабы и скорость исцеления с помощью магии, боль в принципе не была для нее такой уж страшной штукой), но если вдруг что-то случится с ее чудесными волосами, которые она отращивала долгие годы… Гарри очень сильно разозлится. — Мисс Грейнджер, пожалуйста, запишите, что первым проверку пройдет платье с полностью ручной вышивкой, — продолжила профессор, которая не хуже Гарри знала, что Гермиону лучше чем-нибудь занять, чтобы та от беспокойства не довела себя до истерики. — Не думаю, что возникнут проблемы, но все же будьте готовы в случае чего тут же наколдовать Агуаменти — исключительно по моему прямому указанию. — Хорошо, профессор, — сказала Гермиона с явным неудовольствием, но все же постаралась взять себя в руки, чтобы не отвлекаться от обязанностей стенографистки и дополнительного огнетушителя, которые она сама же себе вменила. И Гарри никак не могла ее винить. Пусть даже лучшая подруга знала, насколько щепетильно Гарри относится к рукодельческой магии, и верила, что Гарри не будет совсем уж идиоткой (во всяком случае, не когда дело касалось угрожающих жизни ситуаций), но все же последние пять лет Гермиона провела, выступая в незавидной роли единственного голоса разума, пытавшегося уберечь Гарри от опасности. Конечно же, ситуация, в которой она стояла в стороне и смотрела, как подруга вот-вот позволит поджечь себя, сильно напрягала Гермиону. Глубокий вдох. Хагалаз, Наутиз, Йер, Альгиз, Эйваз, Беркана, Лагуз, Соулу. Гарри потерла шрам на лбу, повторяя про себя названия рун, которые использовала в качестве основы огнеупорной защиты, и изо всех сил старалась думать об этой самой защите и о своем мастерстве в рукодельческой магии, достигнутом с помощью находчивости, тяжелого труда и всего лишь капельки безрассудства. Существовало немало рунных алфавитов, из которых она могла выбирать, и все же Старший Футарк был ее любимым. Гарри любила его в том числе за восхитительную противоречивость, потому что в этом алфавите каждая руна означала не только один определенный концепт, но и его противоположность. А когда каждая руна означает сразу две стороны одной монеты, приходится использовать их с предельной осторожностью, чтобы в итоге не получить результат, прямо обратный задуманному. Эта руническая двойственность требовала от рунного мастера немалой гибкости и предрасположенности к черному юмору, если тот желал по-настоящему овладеть рунным мастерством. Собственно, и гибкости, и любви к черному юмору у Гарри было в избытке. — Я готова. Еще один глубокий вдох. Защита. Соулу. — Инсендио! — воскликнула Бабблинг, выбросив палочку вперед. Огромный пылающий красно-оранжевый поток понесся прямо на Гарри, и та широко раскинула руки, словно приветствуя его: так первым, с чем соприкоснется пламя, будет руническая вышивка. Гарри восторженно рассмеялась, как если бы смотрела на солнце, когда пламя обрушилось на нее гребной волной, и на мгновение мир вокруг превратился в головокружительную ярко-красную стену жара. Жар и свет были такими сильными, что Гарри точно зажмурилась бы, не готовься она заранее к чему-то подобному. Она дико обрадовалась собственной предусмотрительности, потому что происходящее выходило далеко за пределы невероятного, и она не хотела пропустить ни секунды. Вышитые руны сверкали подобно звездам, пока огонь лизал все ее тело, и на месте соприкосновения с языками пламени оставалось ощущение жадного тепла. Не сознавая, что она не переставала смеяться, Гарри погрузила руки в самое сердце огня, попутно поражаясь, как пламя льнуло к пальцам и ресницам, но при этом не оставляло ни следа, не причиняло даже малейшей боли. Будучи в беспрецедентном положении в самом сердце огненного шторма, Гарри вдыхала его, чувствовала, как огонь затапливал весь путь до легких, после чего она его же и выдыхала, словно бы она превратилась в волшебное, неземное существо. Казалось, сама Вселенная пыталась ей этим что-то сказать. Гарри не могла не заметить, что чистейшая энергия стихии согревала ее нутро так же, как это делал Волдеморт. Жар и магия сплетались воедино, прошивая ее насквозь, и впервые Гарри по-настоящему осознала, какая пустота и холод образовались у нее внутри за долгие недели, что она не была в библиотеке. Только внутри огненного вихря Гарри с кристальной ясностью поняла, что она наконец готова вновь встретиться с Волдемортом. Внешне ничего не изменилось, но все ее сомнения и страхи словно бы унесли сполохи пламени. Волдеморт все еще был Волдемортом, Гарри все еще была Гарри, и весь довесок, следовавший за этими двумя фактами, все еще никуда не исчез, — но Гарри больше не боялась. Не боялась ничего и никого, и уж тем более не боялась человека, который заставлял ее чувствовать себя вот так. Огонь исчез так же быстро, как и появился, когда заклинание, питавшее его, оборвалось само собой. Гарри смутно понимала, что все еще хихикала, как ненормальная, и задыхалась так, словно пробежала целый круг по квиддичному стадиону, и в какой-то момент из предыдущих десяти секунд упала на колени, не выдержав перегрузки. Проведя рукой по туловищу, чтобы убедиться, что она не ранена, Гарри с удовольствием отметила, что на ней не было ни пятнышка сажи, хотя руны, вышитые металлическими нитями, гудели от остаточной магии и были слишком горячими, чтобы к ним притронуться. Она сделала это. Она стояла в самом центре пламенного вихря и не превратилась в обугленную головешку. Какой адский символизм, черт возьми, но все-таки Волдеморт был прав: эндорфины — это та еще жесть. — Гарри! Гарри, ты в порядке? — не выдержала Гермиона, заламывая руки. Возможно, это был даже не первый раз, когда подруга к ней обратилась, потому что, судя по ее виду, Гермиона не бросилась со всех ног к своей тупице-подруге, только потому что это противоречило протоколу эксперимента, который Бабблинг вбила в их головы перед началом. — Мисс Блэк-Поттер, вы можете продолжать? — спросила профессор. Судя по легкой улыбке, Бабблинг прекрасно понимала, почему Гарри была так ошеломлена. Гарри посмотрела на них с, вне всякого сомнения, намеренно маниакальной ухмылкой. Выпрямившись, она стянула с головы шарф и потрясла головой, чтобы косы свободно рассыпались по плечам и спине. На этот раз она хотела чувствовать огонь повсюду. — Еще раз!***
Вечером после ужина Гарри сразу же легла в постель под благовидным предлогом, что ей нужно хорошенько отдохнуть, после того как она провела целых полдня, изображая живой факел. Она наложила вокруг себя Оглохни, которое вычитала в учебнике Принца-Полукровки (на всякий случай, чтобы никто не мог услышать ничего лишнего, если вдруг у нее случится истерика), устроилась поудобнее и приготовилась атаковать оставшиеся полглавы книги Фомальгауты. Это было потрясающе. До такой степени потрясающе, что Гарри про себя решила: если уж она продолжает изучать защитные руны для рукодельческой магии, то надо бы повысить ставки и заодно изучить область охранных чар. Вот только после накала страстей и напряжения Гарри чувствовала себя так, словно ее завышенные ожидания постигло разочарование. Судя по намекам Волдеморта, на последних страницах книги должен быть спрятан какой-то страшный секрет, но вот Гарри только что ее закончила, и по ее ощущениям это был обычный учебник. Великолепный, потрясающе написанный, дающий огромную пищу для ума учебник, и да, теперь Гарри еще решительнее вознамерилась добыть собственную копию книги. Она пока была в своем уме и не могла делать заметки на полях чужой книги, даже если ее владельцем был сам Темный Лорд. Но все-таки это был просто учебник. Может, она что-то упустила? Гарри быстро пробежалась глазами по письму Волдеморта, которое она снисходительно (опрометчиво) использовала в качестве закладки, пальцем проводя по аккуратным строчкам и гадая, что же она могла пропустить. Затем сделала паузу, перечитывая одни и те же слова сотый раз подряд, и тут же почувствовала себя круглой идиоткой. Он же прямо написал: от корки до корки, не просто до конца последней главы. Великий Мерлин, какая же она дуреха. После последней главы шел глоссарий, и Гарри послушно просмотрела его полностью, хотя сомневалась, что то, что хотел сказать ей Волдеморт, могло быть зашифровано именно там в виде какого-нибудь секретного кода. Аккуратные списки слов с номерами страниц пролистывались очень легко, и в них не обнаружилось ничего странного или дико важного. Тогда Гарри перешла к послесловию. Она только начала просматривать первые строчки и тут же почувствовала, как желудок ухнул куда-то вниз, минуя колени, пробивая пол и даже не думая останавливаться, когда до нее начал доходить страшный смысл написанного. Гарри судорожно метнулась к началу и принялась читать заново. Подобно многим ученым, ни капли не раскаивающимся в содеянном, я начала писать эту книгу исключительно из желания поделиться с миром предметом своей страсти. Вполне возможно, что любовь к защитным искусствам и охранным чарам укоренилась во мне с самого рождения, ведь я была рождена как представительница Благороднейшего и Древнейшего семейства Блэков, но все же я искренне считаю, что нет никакой другой формы магии, имеющей для нас столь же жизненно важное значение. Для меня охранные чары — это не просто щиты. Это один из способов определять и осознавать мир, который мы населяем, для того чтобы лучше понимать свое место в нем. В конце концов, что такое охранные чары, как не совокупность земли и магии, целиком и полностью принадлежащих их законному обладателю? И если вы смогли добраться до конца книги, то не хуже меня должны знать, что происходит с магией, содержащейся в охранных чарах, когда законный обладатель этой магии исчезает. Она тоже исчезает, целиком и полностью. Да, звучит практически невероятно, но все же те данные, которые я смогла обнаружить, прямо указывают на то, что те охранные щиты, что еще остались на Британских островах, сейчас значительно слабее, чем в те дни, когда они только были созданы. И этот феномен систематически прослеживается во всех видах и типах охранных чар и щитов, по всей стране. Обычно это объясняется тем, что им много лет, и сейчас осталось не так уж много рунных мастеров, которые могут обновлять их должным образом, и все же я считаю, что тут кроется нечто большее и куда более зловещее. Что сама магия на Британских островах стала слабее. Со всех уголков мира доходят слухи о том, что ослабевают не только охранные чары, но и другие сложные виды магии; древние чары угасают и исчезают в небытие. Стандартизированные тесты не всегда показывают одинаковый результат, ведь во многом на показатели влияют расположение охранных чар и условия их создания. По моему мнению, это основная причина того, что до этого момента никто не мог собрать все кусочки паззла воедино. Я сама смогла это обнаружить только благодаря моей навязчивой привычке записывать все странные показатели и данные; в ходе исследований для этой книги я заметила несоответствие в функциональных показателях небольших малозначительных щитов, созданных на основе древних рун, и моя любопытная натура подтолкнула меня исследовать этот момент поглубже. Я сравнила эти показатели с показателями разнообразных охранных щитов, не связанных друг с другом, которые составили мою контрольную группу, и полученные данные привели к моим начальным подозрениям, которые со временем переросли в уверенность и огромное неверие. Я говорю «неверие», но, возможно, «полнейший и абсолютный ужас» будет гораздо более точным словосочетанием. И как бы мне не хотелось верить в обратное, кажется, сама магия медленно и неумолимо иссякает. Не только на Британских островах, но и по всей планете. И я понятия не имею, как это исправить или сколько у нас осталось времени, прежде чем увядание дойдет до точки невозврата, когда спасти магию будет невозможно. Несмотря на всю тяжесть этого знания, боюсь, я лишь едва затронула вершину айсберга. Эта книга вот-вот выйдет в печать, так что я уже не успеваю включить в нее мои изыскания, и единственное, что мне остается — это вымолить у моего многострадального редактора разрешение добавить хотя бы это послесловие. Остальному придется подождать, пока я закончу исследования феномена и напишу продолжение. Но несмотря на увещевания вышеупомянутого редактора, моя совесть не позволяет мне выпустить книгу о важности охранных чар, не включив в нее предупреждение о величайшем враге, с которым мы, волшебники, когда-либо сталкивались. Так что уже неважно, что последует дальше: эти строки в любом случае увековечены в печати. А до тех пор, дорогой читатель, заклинаю тебя осмотреться вокруг, приглядеться к основам, на которых мы построили наш мир. Подумай обо всем, чего мы смогли достичь и чего можем достичь в будущем, и спроси себя: что бы ты сделал, если бы вдруг эти основы рухнули. Подумай, что бы ты сделал, если бы узнал о бедствии, которое рано или поздно обрушится на нас, и что бы смог сделать и отдать, чтобы предотвратить это. Что касается меня, ответ прост: я готова отдать что угодно и сделать все, что в моих силах, и даже то, что лежит за пределами моих возможностей. Ведь наша магия — это не только то, что мы творим. Это то, что есть мы сами. Искренне ваша, рожденная в магии сейчас и, хочется верить, навсегда, Фомальгаута Ананка Блэк О нет. Великий Мерлин, нет-нет-нет. С отбивающим набат пульсом в ушах, трясущимися руками Гарри перевернула последнюю страницу. На обратной стороне обложки была размещена черно-белая движущаяся фотография, изображающая красивую андрогинного вида молодую женщину в темном мужском костюме и мантии. Она выглядела так, словно познала само значение слова усталость, но все равно не собиралась останавливаться в обозримом будущем. Она стояла, засунув руки в карманы, и смотрела на фотографа с кривой полуулыбкой, которую можно было в равной степени назвать печальной и вызывающей. Улыбка была до боли знакомой, и теперь Гарри со стопроцентной уверенностью знала, у кого давным-давно юный Том Риддл научился так улыбаться. Фомальгаута Блэк стояла, прислонившись к битком набитому книжному стеллажу, как будто он был последним оплотом, удерживающим ее; черные волнистые волосы были коротко подстрижены спереди и удлинялись сзади, а под глубоко посаженными бездонными блэковскими глазами залегли черные беспокойные тени. Под краткой биографией автора нетвердой рукой была выведена надпись, сделанная выцветшими изумрудными чернилами. Моему товарищу, еще одному блестящему отщепенцу нашего змеиного террариума. Пусть эта книга ознаменует твой первый шаг на бесконечном пути к величию, потому что если кто действительно достаточно безумен, чтобы стать королем мира, то это точно ты, мой милый друг. Ступая за мной на тернистый путь по спасению мира, помни, что в любви и на войне все средства хороши и что все дороги ведут в Рим.