Слёзы белого нефрита

Весь следующий день Цзинь Гуанъяо был занят делами ордена, забывая даже про сон и еду. За несколько недель отсутствия его отца, на юношу помимо дел главы клана свалились обязанности главы ордена. За всеми делами и обязанностями он вспоминал те времена, когда он сидел в этой резиденции со сломанной ногой и вспомнил Цинь Су, которой не было безразлично его состояние. Юноша вдруг очень сильно захотел ещё хоть раз увидеть лицо своей возлюбленной, однако понял, что Цинь Су наверняка сидит в резиденции ордена Юнь Чинь под строгим надзором слуг своего отца, который вряд ли захочет отдать свою дочь сыну ордена Цзинь. А причиной тому была вражда между главами этих орденов. Несколько лет назад, когда Гуанъяо было шесть или семь лет в Лань Лине отмечали праздник фонарей и естественно глава ордена Юнь Чинь явился на торжество. Поначалу всё шло хорошо, пока Шунь Чинь не обвинил Цзинь Гуаншаня в предательстве и неумении держать своё слово. Главы орденов сошлись в схватке, и Цзинь Гуаншань ранил главу Юнь Чинь в грудь, хотя мог с равным успехом и убить его. Шунь Чинь в ярости пригрозил главе ордена Цзинь жестокой расправой и удалился, сопровождаемый своим слугой. Сейчас же Цзинь Гуанъяо был пятнадцатилетним главой клана Цзинь, но как бы ни была сильна его власть остановить вражду, начатую главой ордена Чинь было не под силу даже ему. Ближе к полудню его навестил Не Минцзюэ, но его внимание было обращено не на то, как погряз в делах и заботах его названный брат, а на на его состояние. Юноша был бледный, на лице не было ни одного намёка на эмоции, глаза стали темнее ночного неба, а руки тряслись, словно их хозяин ощущал жуткий холод. — Прости, Дагэ. — тихо извинился Гуанъяо, — Но у меня слишком много работы и… — Он не успел договорить, как вдруг его одолела слабость, веки налились свинцовой тяжестью и юноша упал бы, не подхвати его Не Минцзюэ. — А-Яо, да ты весь горишь. — проговорил Не Минцзюэ, дотронувшись до лба названного брата тыльной стороной ладони, — На тебе лица нет. — Когда ты ел и спал в последний раз? — Я в порядке - Цзинь Гуанъяо вскочил на ноги, но не прошло и минуты, как он вновь упал в объятия главы клана Не.  — А-Яо, прекрати - сказал Не Минцзюэ. — Ты весь горишь. — Ты простудился. — Я… - попытался возразить юноша, но Не Минцзюэ оборвал его. — Ты слишком измотал себя, не обращая внимания даже на погоду — юноша строго взглянул на Гуанъяо. — Я, конечно понимаю, что дела ордена превыше всего, но нельзя так халатно относится к своему состоянию. Тот снова попытался что-то сказать, но тут силы оставили его и глава клана Цзинь потерял сознание. Очнулся он от того, что в глаза светил луч закатного солнца. Цзинь Гуанъяо лежал в своей постели, заботливо укрытый одеялом, а рядом сидел Не Минцзюэ с куском ткани в руках. Едва заметив, что названный брат очнулся, юноша обрадованно улыбнулся. — Ляньфан-Цзунь, наконец-то ты очнулся. — сказал Не Минцзюэ. — Как ты себя чувствуешь? — Немного лучше, но что со мной случилось? — недоуменно спросил Гуанъяо. — Ты заработался брат — объяснил глава клана Не и положил на лоб Ляньфан-Цзуня холодную ткань. — Успокойся и отдыхай. Едва почувствовав холодок юноша расслабился и прикрыл глаза, постепенно проваливаясь в сон. Тем временем Лань Си Чэнь вернулся из Пристани лотоса. Ему было жутко увидеть главу клана Цзян в таком состоянии, каком застал его сейчас. Цзян Фэнмянь был известен на весь Юньмэн своими красотой и добротой; его одежды цвета полевой фиалки, украшенные узором золотых нитей, отдавали утончённостью и изяществом. Однако, лицо главы клана Цзян было ничего невыражающим и грустным, руки тряслись, едва сжимая рукоять Суэ Цу, а глаза, прекрасные как озёрная гладь, смотрели в одну точку, изредка наполняясь слезами. Сичэнь не впервые видел расстроенных людей и от этого становилось больно на сердце, но видеть друга в таком состоянии было больнее всего. Глава клана Лань вошёл в дом, сел на террасе во внутреннем дворе и сняв с пояса свою Ле-Бин, заиграл на ней спокойную мелодию, словно изливая в ней свои грусть, печаль и переживания, что накопились в душе и сердце за все те годы, как они с братом остались без поддержки самых дорогих им людей. Солнце клонилось к закату: на небе начали сгущаться сумерки, а поля и лес покрывала полупрозрачная туманная дымка. Братья поужинали и сели заниматься игрой на гуцине, однако на середине мелодии Лань Чжань неожиданно зевнул, прикрыв рот рукой, но от занятия не оторвался и продолжил наигрывать мелодию по нотам. — Ван Цзи, — Лань Сичэнь присел на подушку рядом с братом, всматриваясь в его лицо, — Ты устал? — Мгм — тихо ответил мальчик, отняв пальцы от струн и прижался к брату, обняв того за талию. Сичэнь подхватил засыпающего брата на руки, и потушив фонарь на террасе, поднялся в свою комнату и закрыл дверь. Юноша помог брату переодеться в ночные одежды и осторожно уложил в кровать. — А-Хуань — тихо прошептал Ван Цзи. — Не уходи. — Останься со мной. Юноша не смог сдержать слёз, услышав эти слова, и вспомнил, как сам когда-то говорил их отцу. Лань Сичэнь переоделся в ночные одежды и лёг рядом с братом, успокаивающе поглаживая его по голове. Лань Ван Цзи прижался ближе к брату, подставляя голову под тёплую ласковую ладонь, и вскоре, оба брата забылись спокойным за последний месяц сном.