***
Съёмки прошли хорошо, только вот одно Арсения волновало — Антон. Между выпусками делались перерывы, чтобы парни могли попить, отдохнуть, перекусить и тому подобное. Обычно актёры бездумно расходились в разные стороны, чтобы не докучать друг другу, но в этот раз Шастун целенаправленно уходил в гримёрку, перед этим как-то грустно посматривая на Попова. Мужчина заметил это не сразу, но уже на третий перерыв это стало надоедать. Было непонятно, что именно хочет Антон — поговорить или, наоборот, избежать всяческого контакта. Второй вариант Арсению нравился меньше, поэтому, выловив парня в конце дня, брюнет повёл того в кафе. Шастун пытался сделать вид, что всё хорошо, но Попов только грозно посматривал на него в ответ. — Всё, Шаст, выкладывай, — сказал Арсений, когда им принесли чай. В кафе было довольно шумно, вечер пятницы же. Тёплый свет освещал зал, официанты были одеты свободно, что дарило какой-то непонятный уют, пахло выпечкой, что немного дурманило разум. Какие-то парочки шептались вокруг, семьи с детьми приятно беседовали, ужиная, а где-то вдалеке сидела компания, которая что-то громко обсуждала. А Антон молчал, из-за этого парни не вписывались в общую суматоху. — Антон, ты же знаешь, что я не отстану, — продолжал актёр, делая глоток чая. В голове парня было слишком много мыслей. Он знал, что не получит взаимности, поэтому безумно не хотелось признаваться, но… Выход ли это? Держать всё в себе настолько же больно, разве нет? Шастун не знал, как поступить, поэтому молчал. Он не хотел придумывать какую-то глупую отговорку, ведь Арсений не поверит. Сразу понятно, что не поверит. Но рассказывать правду парень просто боится. Возможно, ему просто нужен небольшой толчок. Эмоция, например… Антон это активно практикует: говорить лишнее на эмоциях. — Антон, алло, ты меня слышишь? Не ломайся. Давай, выкладывай всё, как есть. Обещаю, я не обижусь. И не буду смеяться. Честно. — Не обидишься? — процедил сквозь зубы Шастун, поднимая глаза и злобно щурясь. — Ты, значит, не обидишься, а мне что? Мне что делать скажешь? Правду хочешь услышать? Да без проблем. Без проблем! Люблю я тебя, ясно? Услышал, что хотел? Доволен? Вот и всё! Всё, блять, Арс! А теперь я иду на огромный хуй сам, потому что не хочу слышать это от тебя, окей? Некоторые люди обернулись на кричащего парня, внимательно разглядывая его собеседника. Конечно, признания в любви никто не слышал, потому что это Антон догадался сказать тихо, зато почти весь остальной разговор был слишком хорошо слышен. Шастун понял, что налажал, хоть и не сразу. Парень схватил со стола телефон и выбежал из кафе, направляясь в сторону дома. Внутри появилось чувство страха. — Пиздец… Нет, стоп, мне нельзя домой. Арс сразу пойдёт туда, точно… — пробормотал Антон, останавливаясь. — Чёрт, что же делать? Так, ладно, пойду в отель. Нахуй… Нахуй, нахуй, нахуй. Парень достал телефон, посмотрел где ближайший отель, включил полюбившийся в последнее время авиарежим, и отправился туда, по пути смотря, сколько денег у него на карте. На одну ночь ему точно хватит, поэтому зеленоглазый продолжает свой путь, перебирая в голове исходы этого дурацкого признания. Каждый раз финал становился всё хуже и хуже, поэтому, накрутив себя сильнее, чем хотелось, Антон завалился в номер и заснул. Арсений не знал, что он скажет Шастуну, когда увидит, но, заплатив за чай, направился к его квартире. Брюнет разок попытался позвонить, но уже знакомый голос заговорил тупую фразу, которую обычно называли «абонент — не абонент». В дом его пустила какая-то женщина, которая курила около подъезда, и Попов поблагодарил судьбу за удачу — стоять на улице и мёрзнуть сейчас точно не хотелось. Мужчина добрался до нужной двери и стал стучаться. — Антон, открой! Я хочу нормально поговорить! Открой, пожалуйста. Минут пять он кричал и молотил кулаками по двери, после чего из соседней двери показалась мужская голова, которая грозно сообщила о том, что «пацан домой с утра не приходил». Это помогло, потому что Арсений свои попытки прекратил, но уходить не собирался. Надо было дождаться Шастуна и нормально обо всём поговорить. Актёр сел на коврик возле двери и стал прокручивать в голове этот глупый разговор. Он успел придумать несколько фраз, поиграть в дурацкую игру на телефоне, пообщаться с Матвиенко, не говоря о том, что произошло, и даже представить, как он выглядит со стороны, но в конце концов всё же заснул, положив голову к себе на коленки.***
Антон подошёл к дому рано. Он проснулся в семь утра и сразу же выселился, направляясь в квартиру. В восемь утра он уже был в подъезде, а через минуту на своём этаже. Около двери сидел Попов, который тихо сопел, его ресницы чуть подрагивали, а голова покоилась на коленях. — Арс? — чуть хриплым голосом спросил Шастун, присаживаясь на корточки В глазах парня появился блеск. Антон начал рассматривать расслабленное лицо брюнета, протянул вперёд руку, но тут же её отдёрнул. Да, это определённо болезнь. Стало даже как-то страшно в момент. Но решиться на что-то большее Шастун не сумел. Он аккуратно положил руку Арсению на плечо и чуть потряс спящего, чтобы разбудить. Мужчина медленно разлепил глаза, зевнул и с улыбкой уставился на зеленоглазого. — Антон, а я поговорить хотел, — хриплым после сна голосом произнёс Попов, зевая. Шастун не совсем понимал, что происходит, но в квартиру зашёл, пропуская также и брюнета. Тот, потягиваясь, зашёл внутрь. За ночь затекли мышцы, каждое движение отдавалось лёгкой болью в теле, а лицо было помятым. Антон видел Арсения таким всего несколько раз, но сейчас это казалось каким-то до жути уютным. Единственное, что смущало парня — цель визита. Попов явно намеревался поговорить о вчерашнем признании, а это значило только одно — отказ, который понесёт за собой слёзы и страдания. — Чай или кофе? — спрашивает Антон, снимая обувь. — Кофе. Шаст, нам надо поговорить. — Ага, хорошо. Проходи, чувствуй себя как дома, все дела, — махнул рукой Антон, пытаясь скрыть волнение. Антон ушёл на кухню, где поставил чайник. Арсений вздохнул, снял обувь и пошёл в ванную. Нужно было прийти в себя и, как минимум, умыться. Именно этим Попов и решил заняться, в то время как Шастун разливал по чашкам горячую воду. Настроения на кофе не было, поэтому парень заварил себе чай и достал коробку конфет, которую совсем недавно купил, чтобы заесть обиду. Как бы ни было иронично, лакомство, скорее всего, послужит второй раз для того же самого. Но сейчас не время думать об этом, потому что готовиться надо к разговору, а не его последствиям. — Арс, извини, — начал Шастун, когда мужчина сел за стол и устроился напротив. — Я вчера вспылил, сорвался, это было неправильно. — Забей. Это я должен извиняться. Я не должен был на тебя давить, но просто пойми… Я натурал. Я знаю, что это больно, но я не хочу терять дружбу с тобой. Будет очень сложно, особенно учитывая ситуации, в которых мы оказываемся на той же «Импровизации», но, блять, Шаст, извини. Я по девушкам, и, думаю, это не изменится. Сейчас Арсений даже сам себе не верил. Воспоминания о последнем сексе вызвали на лице лишь лёгкое поджатие губ. Попов сделал глоток кофе, отгоняя неприятные мысли, и посмотрел Антону в глаза. И именно в этот момент он почувствовал себя такой мразью… В этих зелёных, обычно светящихся от счастья глазах читалось такое отчаяние и грусть, что самому захотелось плакать. Брюнет не знал, что делать, поэтому выпил кофе залпом и встал из-за стола. — Прости, Антон. Не провожай, я сам уйду, ты только пообещай, что… Что мы останемся друзьями, ладно? Шастун кивнул, опуская глаза и смотря в нетронутый чай на своё отражение. Входная дверь хлопнула, и парень всхлипнул, закрывая глаза. Хотелось прямо сейчас провалиться под землю, но очень не хотелось плакать. Именно поэтому Антон собирается с духом и направляется в комнату. Он садится на кровать, смотрит в зеркало и рассуждает, почему же такая тряпка.***
Очень погано на душе, и отрицать это бесполезно. Глаза Антона всё ещё слишком явной картинкой представляются в голове. Арсению это не нравится. Ужасное чувство. Ведь мужчина только что разбил дорогому человеку сердце. На глаза попадается сценарий, который, как иронично, открыт на дурацком монологе. Попов берёт листы и начинает вчитываться в каждую строчку. «Что же я чувствую к Жене сейчас? Он поцеловал меня, сказал, что любит… Но ведь это был всего лишь план, не так ли? Откуда этот блеск в глазах, откуда столько чувственности в словах? Но почему я думаю об этом, ведь никогда не чувствовал ничего к людям своего пола… Помощник уже давно мне симпатичен, никак это не скрыть, но… Что же это такое? Как я могу думать об этом? Нет, ни за что не скажу, что… Люблю его… Люблю его, может, не так сильно, не так чувственно, но так… По-настоящему. Что же это происходит? Что же это делается со мной? Нет, быть такого не может! Ох, Женя, люблю. Правда люблю тебя. Люблю до изнеможения, но понял я это только сейчас. Прости, прости меня! Ни за что тебя в обиду не дам. Всё хорошо будет, я тебя спасу. Спасу, чего бы мне этого ни стоило!» Арсений читает и перечитывает, говорит что-то вслух, в конце концов отбрасывая сценарий в другой угол. Дыхание сбивается. Волосы встают дыбом, а мозг будто перезагружается, чтобы осознать то, что творится внутри. — Это всё бред. Пиздец. Я. Не. Гей.