сингулярность

этот год – невыносимый. осень зарывается в серые тучи, пряча солнце, и начинает свой дождливый концерт. осень ноет, потому что солнца больше нет. нет кенни маккормика. они умирают одновременно. картман суёт руки в карманы и бродит по городу, словно призрак. в тенях деревьев он пытается отыскать прозрачную фигуру, но натыкается только на ветки, что так любезно оставляют царапины на лице. на глазах. картман не закрывает их – тогда он видит кенни. и крыс. и кровь. и кучу-кучу органов. люди приходят и уходят, а в душе пусто. у всех маски. кайлу и стэну всё равно, кенни забыт, кенни – память. но картман закрывает глаза, и кенни превращается в сон. как песок или пыль. растворяется к утру. а иногда и посреди ночи. а кайлу и стэну смешно, они и не помнят будто, их глаза закрыты, их оболочки пусты. картман закрывает глаза и видит, как кенни разрывает на части. на запястье – маленькая тату. шалость, попытка в бунтарство, а теперь – безделушка. каллиграфические «bff». они не задумывались тогда, а сейчас мысли давят, и думать уже не хочется вовсе. пятый месяц, как кенни мёртв. картман не помнит, чтобы солнце выходило из-за туч. но он помнит другое солнце. он боится засыпать, боится моргать, боится-боится-боится. он лежит в кровати, дырявя взглядом потолок, а рядом баттерс. баттерс – не кенни, он и сам это говорит. но баттерс хороший друг, ему можно открыться, можно нашептать о крови, об органах, о крысах. он ненавидит крыс, они оба. баттерс не помнит, почему, и картман ему завидует. стэн и кайл не помнят, им весело. картман тушит сигарету о брюки, это была пачка кенни. он вытащил её из холодного кармана оранжевой парки. но к владельцу она так и не вернулась. больше нет нас, меня и тебя, шепчет он в мороз. а уже весна. нет больше ничего, кроме дождя и теней. солнце умерло и не вернулось в этот невыносимый год, очередной. но скоро оно найдётся.