Фантом

Уже дома, сидя за своим столом перед раскрытым на первой попавшейся странице конспектом, я не мог поверить во всё, что со мной произошло накануне. Визит к «фантому», какая-то газетная статья, женщина, обед, черника… и близость. Я взглянул на кольцо, подаренное им. Металл тускло переливался глухими серыми узорами, кое-где подёрнутыми сизой чернотой. Я потёр кольцо кончиками пальцев. Обошелся с ним грубо, причинил боль, неудобство, унизил его. Усмешка. Совершенно неуместная в данном случае. Ты повёл себя своевольно, Брукс, ты не подумал о последствиях. Они обязаны были быть, если бы на его месте оказался кто-нибудь другой. Но другой бы не оказался, думаешь? Брукс? Я улыбался, утыкаясь в свои ладони, облизывал губы, вспоминая как это мучительно сладко — подчинять его себе и чувствовать, как он медленно сдаётся на милость победителя. Мир вокруг выворачивался наизнанку и я знал, что после моего поступка, он, во что б это ни стало, будет моим. Он никуда не денется от меня, даже если я не признаюсь. Я буду с ним, и он ничего с этим не поделает. Ему тоже это понравится. Ему уже нравится. Не смотря на весь арсенал мерзостей — варенье, боль, грубость, жёсткий диван. Неужели он, в самом деле, не мог меня остановить? Он хотел. Да разве же я мог с кем-нибудь сделать такое раньше?! Я мог ударить, полезть в драку и даже, в некоторых случаях, остаться в ней победителем. Может быть, даже предложить дуэль. Но так? Нет, не удовлетвориться логичным продолжением осознанных, намеренных поцелуев, как было в первый раз. Взять самому. Чужого, почти незнакомого мужчину, такого самонадеянного, независимого, поразительно дерзкого, способного, кажется, заполучить кого угодно на свете для своих любовных утех. Заставить его удовлетворить вдруг вспыхнувшее во мне желание своим телом… Он ведь ничего не знает о том, как я терзался, думая о нём. Каким образом я мог бы это объяснить, если бы он не оказался так спокоен? Это невозможно было бы объяснить! Если он выгнал меня из своего дома навсегда — никакие бы мольбы, никакие бы слёзы не помогли. Даже если я бы сказал, что люблю его — всё равно, что сказать в пустоту. Он бы не понял, он бы не слушал и не услышал. И был бы прав, потому что, если бы он был против… Такое не прощается. Но он не из тех, кто способен обидеться, не из тех, кого можно так просто сломать. Он может стоять на коленях, низко опустив гордую голову. И всё равно он не будет унижен. Ничем на свете он не может быть унижен, ничто бы не смогло навредить ему, подчиняясь мне — он подчинял меня сам. Он дал мне свободу действий и только с его согласия я смог это сделать. И потому я был восторжен и пьян его согласием. Потому я так хотел снова обнять его, хотел в его постель, к нему, как можно скорее. Он принял меня, он не ругался, он целовал мои руки. Он хочет меня. Его губы с нежностью касались моей руки, сквозь то, что я заставил его почувствовать. Он улыбался, хоть и через силу. Он давал мне шанс вызвать ещё больший интерес. Всё свершилось слишком быстро и, может статься, он хотел бы меня распробовать. Спокойно, без спешки, без разрушающих эмоций. Что ж, я сделал выбор, как он и велел. Я выбрал его в качестве своего главного блюда. Теперь его очередь выбрать меня и начать усердно лакомиться. О господи, как это много, как это безгранично! Он меня хочет. Это чувство как высокое летнее небо… Так пронзительно, остро, как блики тонких спиц из-под окровавленных ногтей. Он позвал меня прийти завтра. Он не думал обо мне той ночью, когда я разразился нелепой ревностью к белокурому законнику. Зато теперь он думает обо мне. Как угодно — я ему нужен. Пусть потому что ему нравится лицо или тело. Нужен ему. Моему единственному «фантому», самому важному для меня человеку. В моих чувствах всё смешалось: преданность, желание им обладать, трепет перед ним, обида, раздражение, обожание, нежность и ненависть, и ещё мильон чувств, ощущений, известных мне или даже не имеющих названий, но сливающихся закрученным вихрем внутри меня. Но одно, нечто новое и свежее, я ощутил в себе с неимоверной радостью, чуть ли не до слёз огромной радостью: я был счастлив. Тем, что был с ним, что перепирался с ним, перечил, что делал ему больно, что разбил его дорогой сервиз, что унёс его рубашку, кольцо, и снова забыл свою трость. Я был счастлив, что я был с ним и что буду с ним завтра. А что там после — не так уж это и важно. Главное — дождаться завтра, дотерпеть до вечера, прийти к нему и не думать больше ни о чём, кроме него. Жаль, что я не повёл себя более сдержано, и он не позволил мне остаться до утра… Завтра я буду стараться быть тихим и кротким, чтобы заслужить это. Или таким, как ему захочется, чтобы я был. Чтобы лежать рядом с ним в его тёплой постели, даже не касаясь — просто быть очень близко. И, может быть, даже спать. Не знаю, как это спать, когда он находится рядом. Должно быть, это безумно приятно. Его слуги, — подумал я вдруг, — Как могло так случиться, что никто из них, услышав шум, не стал интересоваться, что произошло?.. Он приказал… Не входить? Не хотел ли он сам сделать этого со мной? Я задумался. Быть может, я сокрушался о своём грешном поступке напрасно, и это ни что иное как отражение его замысла?.. В любом случае — это, конечно, уже не важно… Но всё-таки, откуда он знал наверняка?.. Или просто сказал слугам не интересоваться нами на всякий случай, надеясь хоть на что-то? Я усмехнулся. «Фантом» — удивительный человек. Кто он такой и чего хочет? Он словно неприкаянная душа, словно призрак, восставший лишь затем, чтобы завершить на этой земле какое-то важное дело… В окно стукнула ветка и я вздрогнул. Не то он, в самом деле, какой-нибудь бог… — боязливо озираясь в своей хорошо освещённой, но пустой комнате, подумал я — Но даже если и так — я сделаю попытку влюбить этого бога в себя. *** Вечер был неприятным — как раз, когда я добрался к дому «фантома», пошёл сильный дождь. У меня был зонт, однако ощущение сырости и промозглости не сулило ничего приятного. Я боялся промочить ноги. Входя на крыльцо, я оценил свой внешний вид — немного влажности, но в целом, я всё ещё хорош собой. Я постучал, и принялся ждать дворецкого. Вскоре дверь приоткрылась. — Их нету дома, — сообщили мне. — Но меня приглашали вчера… — нахмурился я. — Господина нет дома, — настойчиво сказал дворецкий, закрывая дверь. — Я хочу сам в этом убедиться, — отталкивая его от дверей и входя в дом, сказал я, ничуть не сомневаясь в том, что поступаю правильно, — И если его, в самом деле, нет дома, я с удовольствием подожду его. — Они не велели никого впускать! — воскликнул дворецкий, получив от меня тут же зонт и мокрые вещи. — Я понимаю, — сказал я, поднимаясь по лестнице на второй этаж. — Господин Брукс, вы не можете… — Я скажу, что это была моя инициатива, — попытался я его успокоить. — Нет, ни в коем случае… Я не слушал его. Он пытался перегородить мне путь, но едва ли меня можно было остановить: я твёрдо решил проверить отсутствие «фантома» в доме самостоятельно. — Послушайте! Я не имею права! Я недовольно оттолкнул его в сторону, входя в знакомый мне уже кабинет. Котетсу сидел за столом и сосредоточенно и быстро писал что-то, его перо тихонько поскрипывало, производя единственный в комнате шум. Как же — не было их. Я смог немного выдохнуть — он, во всяком случае, не покинул страну, а просто не расположен к встрече со мной. Когда я вошёл к нему, он даже не заметил этого — так он был увлечён своей писаниной. — Не смейте мешать господину и покиньте кабинет немедл… — слуга всё ещё надеялся выдворить меня. — Оставьте его, — раздался со стороны стола голос Кабураги. Я резко прикрыл за собой дверь и, выглянув за неё, тихо и бескомпромиссно сказал его дворецкому: — Благодарю, что впустили меня, а теперь убирайтесь, — и я закрыл перед ним дверь. Помешать своему господину он больше не решался. Дворецкий был, конечно, жертвой обстоятельств. Нельзя сказать, что я ему не сочувствовал, но, к сожалению, я никуда бы не ушёл, пообещай он даже перерезать себе горло на моих глазах. Мне непременно нужен был живительный глоток «фантома», и мне было плевать на его слуг, пусть даже это и обречёт их на незаслуженное наказание. Я мог подчиниться лишь его прямой просьбе, а переданное через слуг значило для меня ничтожно мало. Как оказалось, «Фантом» был чрезвычайно занят. Он долгое время не замечал моего присутствия. Возможно, даже видел меня, но никак не мог прерваться. Очень тихо ступая по ковру я исследовал кабинет за его спиной, немного удовлетворившись увиденным, я сел в кресло и принялся наблюдать за господином Кабураги. — Если Вы… — он, кажется, обратился ко мне, и я слегка потянулся навстречу к нему, не вставая с кресла. Он поднял руку в знак того, что ему нужно ещё немного времени. — Если… — он поставил точку, аккуратно откладывая перо, — А что «если»… — он нахмурился, — Я не припомню, что хотел сказать, — он поднялся из-за стола, разминая спину, а после руки, — Я так вижу, Вы здесь не смотря на то, что меня якобы нет дома. — Позвольте мне остаться, — попросил я, — Я вижу, Вы заняты. Я Вам, честное слово, не помешаю. — Вы уже помешали мне тем, что осмелились войти. — Вчера Вы сами пригласили меня. — А сегодня передумал. — Очень жаль, потому что я — нет, — высказался я на свой страх и риск. Он задумался о чём-то, и я, было, подумал, что он хочет ответить мне что-нибудь неприятное и всё-таки выгнать, но он молча уселся обратно за свой рабочий стол, обмакнул перо в чернила и принялся что-то записывать. Уж не письмо ли он писал, в котором упоминал обо мне, — подумал я, — Едва ли. Но будь оно так, это было бы очень занятно. — Так могу я остаться? — спустя некоторое время тихо спросил я. Он раздражённо отмахнулся от моего вопроса, как от назойливой мошки. Во всяком случае, он не сказал «нет», — решил я, и, разумеется, остался. Больше он не удостаивал меня своим вниманием, и я преспокойно выдумывал сочинение на латыни, иногда прерываясь, чтобы насладиться видом его спины неподалёку от моего кресла. За окном лил холодный дождь. Тепло, исходящее от затопленного камина, приятно разливалось по комнате. Пару раз он вставал из-за стола, проходил мимо меня, как будто я предмет интерьера, уходил куда-то. В первый раз он, судя по явному аромату, пил кофе. Во второй раз, можно было понять и без всякого аромата, посещал уборную. Для удобства я пододвинул к креслу чайный столик и закинул на него ноги. «Фантому» на это было также наплевать, как и вообще всё, что бы я ни сделал. Я мог жечь его кресло или же расчленять труп человека — и даже тогда бы, казалось, он не обратил на меня никакого внимания. Он брал какие-то книги в шкафу, что-то искал в них, выписывал, убирал назад. Поначалу я внимательно следил за его перемещениями, но со временем стал отвлекаться на своё задание и понемногу упускать его из виду. Когда я проснулся (от холода — в камине прогорели дрова), я увидел «фантома» по-прежнему сидящим за столом. В полутёмной комнате мне был виден освещённый жёлтым светом стол, весь устланный листами бумаги. Повсюду был сумрак, длинные колышущиеся тени распластывались по полу. Я зевнул, вжимаясь глубже в тёплое кресло, и достал часы: полночь. Я взглянул на дровницу у камина — кажется, там были дрова, я подумал, что мне следует зажечь огонь, тем самым спасая и себя и его от холода, но «фантом» сбил меня с этой мысли, уронив какой-то металлический предмет на стол. Вскинув голову, я взглянул в его сторону. Кабураги медленно и глубоко вздохнул, расстёгивая манжет на левой руке. Он сдёрнул рукав рубашки наверх и подвернул край, закрепляя на предплечье. Он отвернулся к свету, загораживая собой обзор, и я не смог рассмотреть из-за его спины, что он делает дальше. Из-за его плеча мелькнула его рука, и тогда я отчётливо рассмотрел, как он сосредоточенно постучал по стенке стеклянного шприца ногтем, после этого выпуская излишек жидкости. Он обвязал руку шнуром выше локтя и принялся разминать кисть. — Вам помочь? — спросил я дрогнувшим от холода голосом. Со сна голос был хриплым. — Вы умеете делать инъекции? — спросил «фантом», чуть повернувшись ко мне. — Да, — ответил я. — Тогда помогите, если желаете, — он повернулся ко мне, протягивая шприц. Я поднялся из кресла, откладывая лежащую на коленях тетрадь, и подошёл к столу. Быстро протёр руки: свои и его, в области выступившей вены. Я принял шприц из его пальцев и, придерживая его локоть, ввёл иглу под кожу, стараясь не делать этого быстро, но и не медлить лишнего. Он смотрел на то, как я это делаю скучающим взглядом. Понемногу вдавливая палец в поршень шприца, я ощутил, что, кажется, возбуждаюсь от происходящего. От того, как трогательно я держу его за тёплую руку, от вида выступившей крови, от того, что он позволяет мне помогать ему, и того, как он близко. — У Вас руки как лёд, — проговорил он, — Почему Вы не ушли домой? — Мне не хотелось, — сказал я, вгоняя остатки жидкости в его вену. — Будете сами? — спросил он, и я не сразу понял, что он имеет в виду. — В смысле.? Что? — я вытащил иглу из-под его кожи, откладывая шприц в предназначенную для этого коробку. — Кокаин*. Могу сделать и Вам, — он размотал шнур, стягивая с руки и опуская после этого рукав рубашки. — Я слышал, он вреден не меньше, чем морфий, — по моему телу пробежал озноб: до его вопроса я не подозревал, что именно было в шприце, и я не подумал ни о чём таком. — Да, разумеется, — подтвердил «фантом», — Поэтому я угощаю Вас единожды. — Я не терплю, когда что-то оставляет во мне отверстия, если это не вызвано необходимостью, — сообщил я тихо. Кабураги на секунду замер, опуская веки, после чего вновь широко распахнул глаза и, с усилием потирая бровь тыльной стороной ладони, сказал: — Давайте сделаю Вам дорожку, если не хотите так. Мне так просто удобнее, — он посмотрел на меня. Он был удивительно хорош в это мгновение. Его ресницы чуть дрожали в отсвете пламени, а зрачки были расширены, делая взгляд его тёмных глаз ещё более глубоким и притягательным своей непередаваемой прелестью. Я кивнул, чуть улыбнувшись, и он спокойно занялся белоснежным порошком. Я стоял за его спиной и, сам не знаю, что на меня нашло, я вдруг опустил руки на его плечи и осторожно начал поглаживать его сжатые в камень мышцы. Спустя немного времени я сдавил пальцы, массируя сильнее, и он выгнулся мне навстречу, показывая, что ему приятны мои прикосновения. Он часто, тихо дышал, отклонившись на спинку стула и чуть откидывая голову, целиком отдаваясь во власть моих рук. — Брукс, Вы — чудо, — протягивая свёрнутый в трубочку клочок бумаги, сказал он. — Достаточно? — спросил я, взяв предложенное. — Да, — он пододвинул к краю стола матовую зелёную книгу с дорожкой для меня. Сказать по правде — я никогда до этого момента не нюхал кокаин. Мне было немного страшно. Но рядом был мой «фантом» и я хотел как можно дольше продлить наш разговор — пусть даже таким способом. Он придёрживал мои волосы, чтобы я не смахнул порошок с поверхности книги. Он вёл себя пугающе нежно. Но мне это нравилось. Он забрал бумажную трубочку из моей руки, разворачивая, и слизнул с края невидимые крупицы наркотика. Опираясь локтем на его стол, я ждал, что же теперь будет. Мне всё ещё было страшно и, в придачу, немного неуютно. «Фантом» подхватил пальцем моё лицо, притягивая к себе, и слегка необычно, но очень приятно лизнув меня прямо в нос, разумеется, со стороны той ноздри, которой я вдыхал кокаин. Пусть это не было продиктовано желанием быть со мной ласковым, это всё равно было очень мило. Он вытер след от языка пальцами и, улыбнувшись, взглянул мне в глаза. Когда он потянулся к моим губам, я, не задумываясь, поощрил его действие, позволяя поцеловать себя. Поднимаясь со стула в поцелуе, он прервался, нервно оглядываясь, а после этого он взял меня за руку и, не говоря ни слова, отвёл в спальню. И то, что было после, напоминало, мягко говоря, абсолютную вакханалию. То, что мы делали. Страстно, дико, без оглядки, без сожаления и стыда. Это было куда более безрассудно, чем-то, что я позволил себя вчера… Ничего подобного никогда ещё не случалось в моей жизни. Я был исчерпывающе захвачен происходящим. Я сам чувствовал себя благосклонным богом, позволяя ему, чудеснейшему из сокровищ востока, обладать мной. Не помню, сколько раз мы с ним сделали это, но знаю, что несколько. Много раз. Снова и снова в его объятьях, как бы он не пожелал. Мне казалось, мы провели в постели много часов, пытаясь удовлетворить наше обоюдное желание хоть отчасти. Он смазывал меня чем-то сильно пахнущим, похожим на масло, это полностью лишило меня неприятных ощущений, но дразнящий запах въедался в подкорку моего мозга, заставляя меня изнемогать от его засилья вокруг. Запах был повсюду — в воздухе, в волосах и коже «фантома» и, казалось, во всём его теле. Запах пропитал его плоть, и мне приходилось прикладывать много усилий, чтобы сквозь эту пряную завесу улавливать глубокий, звенящий изредка, слово колокольчик вдалеке, словно свет маяка в тумане, его истинный и так любимый мной аромат. И когда мне удавалось разыскать его в череде ненужных запахов, я оказывался бескрайне счастлив, готовый сделать что угодно, лишь бы он позволил ещё раз ощутить это пугающее своей силой чувство. Раз за разом желание возникало снова. Даже не столько физическое. Мне хотелось целовать его, без остановки ласкать всё его прекрасное тело — кожей, руками, губами, как угодно — и, кажется, он испытывал то же самое. Он шептал мне что-то о любви, почти касаясь губами моего уха. Я смеялся тому, как было щекотно. И снова он целовал меня. Вокруг, как дым, расстилались полупрозрачные кое-где тёмные, кое-где окрашенные кровью в блаженный розовый, облака. Кроме облаков я ничего не видел. Единственное в мире, что по-прежнему существовало, — только он и эта нежная дымка. Он смотрел только на меня, кончики его пальцев обводили контур моего лица. Дьявол купидон слишком больно и глубоко вогнал наконечник своей никчёмной стрелы в мою беспокойную грудь. Настолько, что рана могла оказаться смертельной. Я с упоением обнимал его, лежащего на моей груди, и очень ласково поглаживал по волосам. Меня не смущало грязное бельё — в масле, наших соках, поту, не смущала его откровенность в действиях и пробиравшийся под тонкое одеяло холод. Напротив, холодный воздух приятно остужал разгорячённую кожу и успокаивал мои мысли, полные восторга и любви. Наклонившись к его уху, я шепнул на выдохе: — Я люблю Вас… Он поднял голову, снова, в который раз за ночь смотря прямо мне в глаза. Улыбнувшись и отведя взгляд, он ответил: — И я тебя люблю, мальчик мой. Мне показался несправедливым и ложным такой ответ. — Не любите, — сказал я, — Пока совсем нет. Он скатился на кровать рядом, потягиваясь. — Что ты знаешь о любви, — произнёс он и его слова вызвали у меня колоссальное возмущение. Я отвернулся от него, не зная, что можно ему ответить, чтобы он понял, насколько для меня было важно то, в чём я только что тихонько ему признался. Пока я захлёбывался невозможностью ответить, он встал с кровати позади меня и принялся одеваться. — Вы собираетесь спать? — спросил я, обернувшись и мгновенно забыв о своём возмущении. — Не знаю, — ответил он. — Разбудите меня в начале восьмого? — попросил я, — У меня занятия с девяти. — Хорошо, я скажу прислуге, — согласился он, оставляя меня одного. Мне не спалось в его спальне. Хотя бы потому, что он ушёл, а испачканное тело и простыни никуда не испарились. Я поднялся с кровати и стал убирать грязное бельё, потом отправился в ванную и попытался хоть немного и себя привести в порядок. Я аккуратно сложил свою разбросанную по полу одежду, после чего попробовал поискать чистое бельё в самой спальне. Не найдя его, я спустился на первый этаж в его поисках. Обойдя несколько комнат (слуги, видимо, спали?), я самостоятельно нашёл заветный шкаф с постельным бельём. Я принёс комплект в спальню и застелил постель. После этого я спустился вниз, чтобы выпить воды. Её я нашёл быстрее, чем шкаф с бельём. Напившись, я вновь вернулся в спальню и тогда уже смог заснуть — сносно чистый на прекрасном свежем постельном белье. Я не узнал, как это — спать рядом с фантомом, но то, что со мной произошло, с лихвой окупало возможность просто выспаться с ним поблизости. Я проснулся до того, как меня кто-нибудь подумал разбудить. Я повернулся на другой бок — и увидел его. В ярком утреннем свете он, укрытый одним со мной одеялом, читал какую-то книгу. — Доброе утро, — произнёс он. Я смущённо уткнулся в подушку, поглядывая на него. А после резко пододвинулся и обнял его за талию, прижимаясь к нему. Он, не отрываясь от книги, положил ладонь на мою макушку, поглаживая и, проведя ею по моим лопаткам, там руку и оставил. — Уже почти семь, — сказал он, перелистнул страницу и вернул руку на мою спину, — Вам следует подниматься понемногу. — Десять минут, — и, с удовольствием устроившись у него на боку, я закрыл глаза. Он усмехнулся, но ничего на это не сказал, позволяя мне доспать эти несчастные десять минут. ____ ____ *Кокаин официально объявлен наркотиком и тем более поставлен вне закона намного позже описываемых событий.