У моря

      Утром над морем туманно, и сквозь густую его пелену виднеется только маяк. Кончается зарница, ярко сияет рассвет, затмевая звезды, и проступают очертания моря. Чистого, еще тихого, и волны словно лениво лижут прибрежные камни.       За рассветом на небо набегают тучи, и становится серо, но совсем не уныло.       Игривый луч пробирается в комнату под самой крышей, будит теплым прикосновением Шузо, а порывы ветра из открытого окна словно шутливо шепчут «Шу… Шу~».       Он поднимается довольно рано, как для человека, который вовсе не спешит на работу. Оставив свой утонченный шедевр, свой бесценный подарок судьбы нежиться в постели, он суетится на кухне, готовя завтрак.       Снова поднявшись на второй этаж, Ниджимура настежь открывает дверь в мастерскую, чтобы выпустить из нее холодный воздух. От зябкости спасает только чашка горячего чая в руках.       Шузо возвращается в спальню, но осознает себя чужим. В эту пору только Акаши, спящий и открытый, хотя черты его тела скрывает одеяло, кажется частью прекрасной картины.       А Шузо — нет. Шузо просто наблюдатель, вот только кажется, что от пристальных взглядов Сейджуро может проснуться, немного обиженно нахмурить брови и сетовать на то, что его разбудили.       Ниджимура жаждет полноты картины, поэтому садится у окна, полуоборотом к кровати. По пляжу прогуливаются одинокие фигуры собачников, шаловливые питомцы нападают на волны, а волны атакуют приливом в ответ. Вдалеке на горизонте виднеются паруса лодок и яхточек, быстрых парусников. Рыбаки что-то кричат друг другу, выходят в море.       Шузо видит все это, и краем глаза следит за своим гостем. Размеренно и тихо помешивает чай с молоком, вздрагивая всякий раз, когда раздается тихий звон от ложки. Словно даже этот короткий звук может оборвать столь чудесный умиротворяющий момент.       Акаши и правда пробуждается, но совсем не от стука, а просто. Изменяя всем своим привычкам и нормам, он совсем не смотрит на часы, совсем не думает спешить — научился хоть чему-то хорошему у Шузо.       Не смея издать ни звука, Акаши наблюдает за фигурой у окна, будто сотканной из света: на ногах и плечах Ниджимуры играют блики, прыгают бледные солнечные зайчики, а более яркие лучи гладят его скулы, словно пытаясь их подрумянить.       В коридоре тихо поскрипывает и постукивает дверь мастерской, принося с собой запах глины, запах соли, отдаленный шепот волн и приглушенные песни чаек.       Акаши молчит, и даже боится дышать. Он всматривается во все детали: в игру тени и полумрака, в танец пылинок на свету, в движения занавесок и края одеяла. В едва заметные движения мышц чужой спины. В очертания рук, что держат чашку, в движения чужой груди, словно пытаясь увидеть само дыхание сквозь легкие. Наполняет грудь запахом моря, запахом мастерской, запахом пирога, запахом Шузо…       И в этот момент сердце громко стучит в исступлении радости и срывается от тоски.       В этот миг, в эти секунды он ощущает настоящее счастье, ощущает дыхание жизни, размеренное, но такое теплое.       Хочется застыть букашкой в янтаре, замерзнуть во льду, расщепиться на атомы, но остаться в этом мгновении навсегда.       В груди ноет от тоски, и от красоты и грусти по щекам бегут слезы.       Он, кажется, никогда не будет так счастлив, никогда больше не почувствует этого. Его жизнь, полная суеты, спешки и похожих одна на другую, на миллиарды и миллионы других секунд, никогда не подарит ему такое чудо. Он должен будет уехать, и непременно будет скучать.       Может, он будет жить с этим щемящим в груди воспоминанием.       Может, он вернется сюда.       Может, он вернется к Шузо.       Может, он и вовсе никуда не уедет?..