Смертельный механизм.

Сегодня было слегка пасмурно и прохладно, отчего большинство пациентов и их врачи решили остаться в своих палатах. Облака собирались в кучи и окрашивались серыми тонами, сгущая эту неприятную атмосферу. Было слегка тоскливо. Будто невидимый груз какого-то неприятного чувства, которое никак не желало ни опознаваться, ни исчезать, медленно опадал на грудную клетку, заставляя раскрывать пошире рот и чуть ли не отрывать куски воздуха, глубоко вдыхая их. Видя этот пейзаж, всё тело передёргивалось, скукоживалось и даже тряслось. Ветер, как будто, ходил по всему телу своими маленькими ножками, и после каждого шага появлялись маленькие бугорки, называемые мурашками. Хотелось прикрыть глаза и представить выглядывающее из облаков солнце и его лучи, гуляющие по земле и заполняющие всё пространство своей яркостью и неизведанно-приятными ощущениями. Ты распахиваешь очи, мысленно надеясь на возникновение какого-нибудь чуда, но реальность очень жестока и обманчива. Хочешь, не хочешь, а она будет поступать как хочет того сама. Была напряжённая обстановка за порогом больницы, в жилах становилась прохладно, потому прежде чем выйти, девушка повернула голову в сторону малышки, что наблюдала за всем мечтательными глазками. Видеть такую Юки было настоящей отрадой для глаз и для сердца. — Точно хочешь погулять, Юки-чан? — спросила насторожившись сменой погоды Цусима, крепко держа малышку своей тонкой рукой. Блондинка энергично кивнула и с широкой детской улыбкой потащила своего доктора резвиться по парку, который стал для обеих самым любимым местом прогулок. Во время обеда они могли гулять в этом месте часами, пару раз они даже задержались до вечера, когда фонарные столбы резко зажигали свои лампочки, освещая тропинки и каменные дорожки. Было забавно видеть, как Юки бегала по этой дорожке и говорила: — Если мы пройдёмся по этой дорожке из жёлтого кирпича, то попадём в страну Оз! За целых два месяца, проведённых в больнице, девочка успела перечитать всю маленькую библиотеку и все стеллажи с книжками, которые предлагали своим пациентам расслабиться и окунуться в дивные миры слегка пожелтевших страниц. Резко подул сильный ветер, это можно было понять по нагнувшисся веткам небольших деревьев и поднимающихся с земли листьев. Самое неприятное порой, так это ощущение сильного удара в лицо или с различных сторон. И тело будто на пару секунд парализует холодом, будто сама кровь перестаёт циркулировать и продолжать свою работу. Юки дрожала, но пыталась это скрыть. Девочка стояла, раскинув руки в разные стороны на встречу невидимым потокам воздуха, но лёгкая курточка вместе с майкой и штанами с подтяжками не спасали ситуацию, которую всеми силами пыталась контролировать пациентка больницы. — Надень. Секунда, и на плечах девчушки оказался больший по размеру белый медицинский халат, который хоть и частично, но смог согреть хрупкое тельце. Даже не своим наличием, а, скорее, той нежностью и любовью, с которой вещь была накинута на неё. Юки посмотрела на девушку, в глазах которой читалось «бери, мне не холодно». А Цусиме было холодно. Даже очень. Но, выбирая между собой и ещё совсем хрупким созданием — Юки, она выбрала второй вариант От этого действия, сердце ребёнка билось быстрее, а к щекам приливала кровь, создавая румянец. Юки подбежала и прыгнула в нежные руки Юко, прижимаясь личиком к тёплой груди, как дочь к родительнице. — Спасибо, мама! Нет, Юки не оговорилась.Она действительно назвала Цусиму «мамой», хоть она ею никак и не является. Но за эти два месяца она показала девочке, что значит «настоящее счастье». Поэтому она считала доктором куда более родным человеком, чем своих родителей, которые почтили её все 12 лет. Юко опешила и стояла не шевелясь где-то пару минут, но потом крепко прижала к себе пациентку, которая стала чем-то намного большим… Да, девушка ни к кому не испытывала такой тяги, как к этой девочке, которая всегда улыбается рядом с «мамой». Казалось бы, буквально недавно Цусиму просили осмотреть малышку и отдать её полицейскому Сугимото, чтобы тот отдал блондинку в приют, но что-то заставило попросить кареглазую оставить Юки здесь, обещая, что она будет под крылом Юко. Девушка сомневалась, правильно ли она поступила и каковы будут последствия? Но ничего не изменилось, за исключением того, что Юко регулярно посещала девочку и всячески заботилась о ней, сама того не осознавая. Раньше всё это можно было сложить на рефлексы и чувства долга перед пациентом, но сейчас доктор приняла факт того, что Юки для неё как…дочь. Как ребёнок, которого никогда не было и вообще-то не планировалось изначально. Но что-то под сердцем щемило и предвещало беду. Очень нехорошую беду. Чувство внезапного волнения и лёгкого страха, идущего будто по венам, медленно съедало всю уверенность Юко, оставляя смутные кусочки нарастающей паники. — Пойдём, мама! Нежный, подобно едва появившемуся лучику солнца, и сладкий, как самая тягучая и тающая во рту конфета, голос отрезвил и отогнал незаметно танцующих вокруг демонов в тихом омуте, чьей целью было загнать Цусиму в тупик, загнать и натравить лишнее волнение. Юко не верила, потому и часто моргала, пытаясь полностью вернуться в нынешнюю реальность, что, на самом деле была полна боли и разочарований. Юко смотрела прямо на Юки. Круглое личико придавало милоты и подчёркивало столь детскую натуру. Узкие глазки смотрели с самой искренней и невиной наивностью, присущей ещё не запятнаным грехами детям. Вечно выбивающаяся на лоб и, если честно, очень мешающаяся чёлка была закреплена красивой заколкой. Девушка вспоминала ту Юки, что еле держалась на ногах и пищала, словно маленький зверёк, от каждого прикосновения к своим царапинкам и кровоточащим ранам. Сейчас же Цусима видит другую Юки: ту, что беззаботно смеётся на встречу дуновению ветра; что с интересом читает книги и решает задачки по математике, изредка покусывая кончик карандаша. Юко всегда хочет видеть именно такую Юки.

***

Куникида был сломлен. Всё тело тряслось от той ненависти и отчаяния, которую испытывал Доппо. Руки содрогались оь вспоминаний о том, как он пытался спасти, помочь. Мужчина отрицал. Отрицал факт того, что случилось прямо на глазах. Отрицал её смерть. Смерть этой маленькой девочки, что так сильно хотела спасти своего братика и оказалось марионеткой Достоевского. Доппо пропускал мимо ушей слова Рампо, не считая сейчас их нужными. Только потом закрыл лицо руками, тихо всхлипывая и бормоча что-то очень невнятное, подобное какому-нибудь дьявольскому заклятию. Казалось бы, это было обычное поручение. Не самое сложное из тех, что ему приходилось выполнять. Однако, от него напрямую зависела жизнь директора, а потому не справиться с ним было нельзя. А он не справился. Мир Куникиды вдруг перевернулся с ног на голову. Подобные изменения не могли не принести с собой ещё большее смятение и панику… Ведь он не спас не только директора, но и ту маленькую, совсем невинную девочку. Куникида растоптан. Этого и добивался враг, ведь он знал, что Доппо — борец за справедливость, который умеет руководить командой, вести на нужный путь, совсем как Фукудзава Юкичи. Поэтому, свергнуть идеалиста первым из этой игры, было самым разумным и рациональное решением. — Куникида, — наконец дошли слова Эдогавы до ушных каналов мужчины, — ты самый доблестный из нас, поэтому враг сломал тебя первым. И даже сейчас Рампо опять прав. В прочем, брюнет никогда не ошибался, почти никогда. Но сути это не меняет. Детектив смог найти корень проблемы Куникиды и извлечь из этого вывод. — Не забывай это. Идеалист ощутил пару лёгких хлопков по своему плечу, которые отозвались дрожью во всём теле. Он отказался идти, так как решил послушать директора и не воевать с мафией. Он послушался, но другие нет. Вооружённое детективное агенство готово на всё ради Фукудзавы Юкичи. Как и Портовая мафия готова на всё ради Мори Огая. Эти два некогда бывших партнёра смогли указать людям тот путь, который для них был более логичным и желанным. Детективы покинули фургон, идя в сторону убежища преступной организации. Остались только Доппо и Накадзима. Последний знал, что делать, потому отправился к Катаю за информацией. В узком помещении было тихо. Ужасно тихо. И даже не было слышно падающих на пол маленьких, подобно дождю, капель прозрачных слёз. Куникида был сломлен.

***

Воздух медленно развевал изуродованные локоны девичьих волос на ветру, пропуская сквозь воротник рубашки неприятную прохладу. — Куда вы меня ведёте? — как бы невзначай спросила Юко, продолжая следовать за Достоевским, который ни разу не повернулся в сторону подчинённой. Так и сейчас брюнет не ответил, продолжая идти в не изменяющемся темпе. Цусима шла следом, крепко хватаясь за холодную руку мужчины. Всё в голове было смутно, начиная от тех слов Гоголя, заканчивая ощущениями от прикосновений к демону. Хотелось отрицать тот факт, что девушка больше не боялась Фёдора, а наоборот... Тянулась, что-ли? Нет, нельзя сказать, что Юко именно тянулась, скорее не противилась… Чёрт! Даже нельзя сказать точно, что сейчас происходит между Юко и Фёдором. — Мы пришли. Цусима повернулась и застыла в ужасе, не в силах закрыть рот. Прямо перед двумя крысами была каменная плита, что в отличии от некоторых, не тронута зелёным мхом и не покрыто пылью. Сердце готово было остановиться, увидев заветное и столь любимое имя, написанное на надгробии: «Юки» Было страшно от того, откуда же Достоевский знает нахождение этой могилы, которую всегда посещал только один человек, которому не было всё равно на столь печальную судьбу покойной. И именно этот человек сейчас стоит перед плитой с именем и пытается понять, зачем её сюда привели. — Зачем… — только и вырвалось из дрожащих уст. — Я хочу услышать эту историю. Цусима повернулась и слегка выгнула бровь, пытаясь найти в мимике лица Достоевского хоть какое-то объяснение словам. Но на лице всё так же ни единой эмоции. Как всегда. — О чём вы? Колебании воздуха усилились, отчего локоны будто взлетели вверх, но не смогли улететь в свободный полёт, так как были придавлены шапкой-ушанкой на макушке. Доктор смотрела на Достоевского, слегка затаив дыхание, боясь нарушить эту атмосферу. — Я знаю о твоих преступлениях, — негромкий, тягучий и плавный голос мог любого втянуть в абстракцию, вскруживая голову, — но я хочу знать причину твоих мерзкий злодеяний. Я знаю мотивы Николая, Гончарова… Но не знаю твоих. — Мотив мой всегда был один, — тон девушки из тихого стал более жёстким и грубым, — это было отчаяние. — Но что стало причиной твоего отчаяния? Фёдор не унимался. Он затевал какую-то свою игру, решив скорее довести доктора до истерики. Искусные манипуляторы и не такое могут. Цусима отвернулась к могиле, тихо восседая коленями землю, опустив голову ближе к согревающему душу имени. Вот и всё. Смысла молчать больше нет. Неужели придётся вновь раскрыть кулисы той истории, равной в три года прошлого? Сердце билось медленнее, каждый стук давался с болью и противной горечью где-то на дне. Хотелось кричать, но горло не готово было это выдержать, потому тихий голосок начал вновь пересказывать историю этого спектакля, который закончился трагично. И плевать, что это будет слушать столь ненавистный человек. Он захотел послушать, он и получит. Ветер продолжал тихо играть свои печальные ноты, напевая песню печали, растягивая каждую мелодию на несколько секунд. Юко устремила свой взор в небо, которое было серое и бездушное; примерно так же сейчас выглядел внутренний мир девушки: — Это было три года назад…