Было ли у вас чувство, даже нет, ощущение, словно медленно, тихо и почти незаметно, как внезапное затишье перед бурей, вас сковывают оковы тяжёлых, будто огромный булыжник, кандалов, что подобно жуткой змее, захватывают всё тело, заставляя каждый участок, каждый миллиметр собственной кожи дрожать, покрываться маленькими мурашками и думать лишь о том, а что было бы, если б был дан шанс всё исправить, снять с себя тяжкий груз на душе, изменить то, о чём сожалеешь и по сей день, просыпаясь каждое утро с камнем на душе, и засыпая, в очередной раз наивно надеясь, что завтра-то ты сможешь вновь собрать в одну груду множество осколков своего внутреннего «я» и увидеть свет в тёмном туннеле вечных скитаний?
было ли у вас чувство, словно теперь, вдоволь насладившись представлениями из чужих жизней, боги на вершине всего смертного, решили обратить на вас свой величественный взор и поставить вас перед серьёзным, пугающим своей ответственностью, выбором, что изменит всю вашу обычную жизнь с ног на голову и заставит растеряться, одичать от помутнения рассудка и страха перед будущими последствиями, изменить которые уже будет невозможно?
А ты, словно воды набрав по самые гланды и находясь на тонкой нитке, на тонкой грани безумия и здравомыслия, молчишь, ничего не слышишь вокруг, ничего не видишь и не осязаешь, только пытаешься сохранить самообладание, не потеряться в жутком омуте непонимания и глухой пустоты, пытаешься карабкаться, взбираться вверх к осмыслению и свету, как Кандата взбирался по тонкой паутинке, чтобы выбраться из самого ада. Скулишь, подобно псине, которую в очередной раз наказывают за любые провинности, чувствуешь, как вот-вот потекут влажные капли из глаз, оставляя мокрые следы на твоём лице, но терпишь, прикусываешь до крови губы, даёшь себе слепую надежду, что путь к миру света уже близко, что белизна уже вовсю освещает твоё лицо, но увы, мечты напрасны, нить обрывается, связь с яркими отблесками чужого мира тоже, и ты падаешь, ощущая за спиной сильные потоки воздуха, тянущие вниз, в самой кратер отчаяния и разбитых желаний. Ох уж эти боги, нашли себе новую игрушку…
***
Юко задыхается.
Рёбра будто со всей силы сжимают лёгкие, сдавливают, выстраивают прочную клетку, перекрывают кислород и не жалеют человеческий организм. Сердце давно отбивало чечётку и билось с бешеной скоростью, что вот-вот граничит с асистолией. В просторном помещении будто стало жарко, всё, казалось, было покрыто тёплым одеялом, что усугубляло всю очень неприятную ситуацию в данный момент происходившею.
Душно. Мерзко.
С-Т-Р-А-Ш-Н-О
Кровь медленно охлаждается, тело покрывается мурашками, капельки пота текут по бледной от ужаса коже, глаз слегка дёргается в нервном тике подобно барабану или пульсу. Волнение и необъяснимо откуда появившейся страх всё нарастает, разрушая внутреннею идиллию, бросая тяжёлый камень в море равнодушия, создавая неспокойные круги, заставляя тихую морскую гладь создать трепещущие волны.
Ледяной замок стал постепенно разрушаться, осколок за осколком, льдинка за льдинкой, большое, сконструированное творение девичьей души ломается на части, исчезает под гнётом чувств и эмоций, оставляя после себя неприятное ощущение лёгкой прохлады. Всё внутри будто резко теплеет, несмотря на замерзающую кровь, остужается и впускает в себя жаркое лето, а замок тает, оставляя за собой испарины влаги и струящийся на вверх пар.
И Юко это не нравится.
Вновь неприятные чувства овладели разумом, вновь грустные и душащее день ото дня воспоминания проносятся перед глазами, всё снова становится таким… Тёплым, греющим душу… Нет, всё вновь становится таким отвратным, ужасным и точно не радующим глаз. С каждой секундой Цусима испытывала раздирающее до истерики желание убежать, скрыться от всех, не дать другим увидеть своё истинное, полное лжи и лицемерия лицо.
Но сейчас, когда на тебя обращены столько молитвенных взглядов, в которых читался страх, мольба о помощи и восходящая надежда, когда вокруг витал запах страха, крови и скорой смерти, тело мгновенно окаменело от напряжной обстановки, а глаза уже и не знали на чём сфокусироваться.
Парализованное состояние не давало делать каких-либо движений, совершенно никаких, даже дышать было целым испытанием, с трудом приходилось вытягивать и втягивать в себя воздух, пропускать кислород сквозь ноздри, насыщать лёгкие, а затем всё это выпускать, чувствуя странную тяжесть, как груда камушек на верёвке, медленно тянущей к самому глубокому дну, где вздохнуть уже не получится, всё постепенно заполняется водой, любые дыхательные щели перекрываются, в горле образуется поток, который так и хочется откашлять, да не можешь.
И всё это сейчас испытывала Цусима, что давно отошла от нарастающей паникой реальности и вошла в состояние некой абстракции, где нет всего происходящего кошмара. Где нет запаха крови, нет истошных криков, нет отчаяния и ужаса, застывшего как глина на лицах толпы. Где нет его…
Девушка вновь возвращается к тем былым риторическим мыслям и дилеммам, что несут в себе один вопрос: «а что, если-бы…». А что, если бы Цусима не совершила попытку побега? Тогда бы не пострадала сильнее. А что, если бы девушка во всём призналась агентству? Тогда бы Юко была в безопасности. А что, если бы Юко не согласилась на шантаж Фёдора? Тогда бы пострадала сильнее. А что, если… Ох, так можно продолжать до бесконечности, из крайности в крайность, заставляя мозг плавится, а тело каждый раз дрожать от вспыхнувшей ненависти. Ненависти к себе самой. Не пошла бы на поводу чувств — не совершила бы множество ошибок, делала бы всё, как нужно — не было бы лишних морок и мук совести. Всё можно было изменить, но Цусима настолько слаба, что думает об этом только сейчас, когда всё давным-давно предрешено, и повернуть время вспять невозможно.
Хочется вновь плакать, завыть жалким волчонком, заскулить как побитый щенок, признаться в слабости, обнажить всем наготу своей одичалости и низко опустить голову, лишь глазами скрыв свой позор. Лишь сними одежду, разорви куски ткани, раскрой пред всеми, не прикрывая тоненькими ладошками, своё испорченное тело, сохранившее в себе давно высохшие царапины, вытянутые уродливые шрамы и тёмно-синие, с неким переливом в зелёные, доказательства утраты физической красоты, что являлось истинной демонстрацией своей подлинной личности. Ведь душа Юко такая же, как и её собственное тело — мерзкое и побитое.
— Боже, помогите, просим вас! — умоляет кто-то, отчего абстракция пропадает, тонкая грань между реальностью и фантазией разрушается, и Юко вновь видит зал, испуганных людей и ощущает запах смерти.
Юко вновь задыхается и от страха сжимает губы в тонкую полоску, а глаза снова метаются из стороны в сторону. Чёртовы секунды реальности равны неумолимой бесконечности, что заставляет тело содрогаться в бешеном приступе нервозности, и кажется, словно тело, как пружина, резко подскочит и задёргается в эпилептическом приступе.
В зале слышны только всхлипы и тяжкие вздохи, кто-то потерял сознание, конечно, можно было уже, чёрт возьми, позвонить в скорую, но когда с тобой в одном помещении доктор с «золотыми» руками, спасшими множество людей, то ты уже почти не волнуешься, ведь надежда уже рядом с тобой.
Но что делать, если эта «надежда» сама нуждается в спасении от самой себя? Что если эта «надежда» окропила свою дорогу спасителя и саму себя, рекой алой крови невинных людей?
Узнав бы об этом, люди впали б в отчаяние, светлая надежда начала бы постепенно рассыпаться на глазах общества, образ врача стал бы тёмным силуэтом палача, а скальпель обратился в топор.
Юко вдыхает больше воздуха, наполняет грудь кислородом и тихо, вздрагивая, спускается вниз.
Ступенька за ступенькой, шаг за шагом. Цусима подсчитывает секунды, подсчитывает количество ступенек на лестнице, подсчитывает удары собственного сердца, и пытается утихомирить внутреннего монстра, что в этот раз решил сделать девушке подножку и оставить её в этой ситуации одной.
Даже собственное безумие может мгновенно стать предателем.
— Поднимите люстру…— безжизненным и каким-то отрешённым голосом произнесла вслух девушка, слыша, как собственные слова проносятся эхом в зале, но нервы начинают постепенно «шататься» из стороны в сторону настолько, что быть спокойным очень тяжко, — поднимите уже чёртову люстру, идиоты!
Кто-то, после сильного всплеска эмоций доктора, наоборот, начинают щемиться по углам ещё сильнее, но кто-то, у кого ещё вырабатывается серое вещество в мозгах, тут же подбегают и начинают поднимать огромный предмет, стараясь не попасться на различные осколки стекла и воска от свеч. Девушка вновь прикусывает припухшую от постоянных покусываний губу и пытается построить дальнейший план действий, исходя из данной ситуации. Когда предмет был отодвинут на дальнее расстояние, Цусима поворачивает голову в сторону пострадавшего, к счастью, только одного, человека, что всё это время пролежал без сознание под огромной люстрой. Доктор подошла к пострадавшему, что оказался мужчиной на вид 25-30 лет, с тёмными, по вискам сбритыми волосами и слегка красной кожей, а на некоторых участках тела были видны ожоги второй степени, что уже успели обзавестись несколькими прозрачными пузырьками.
Раздев пострадавшего до пояса, был удивителен тот факт, что на спине было всего лишь несколько осколков стекла на спине, хотя судя по крови, почти всё туловище должно было покрыться дырками и ранами с порезами.
— Пинцеты, щипцы, да что угодно, спирт, вату и бинты, живо! —
Пару минут, и прямо на серебряном подносе у девушки оказалось всё необходимое. Впрочем, сейчас, Юко было наплевать на своё поведение, на кону стояла жизнь человека, какие к черту манеры?!
Цусима взяла маникюрные щипцы и, тщательно продезинфицировать их, принялась осторожно, но быстро, вытаскивать осколки, на месте ран прижимая вату и туго связывая бинтами, дабы предотвратить очередной поток крови.
Впервые Юко волнуется.
Впервые руки вздрагивают.
Впервые Цусиме хочется убежать.
Когда со спиной было покончено, девушка не медля перевернула человека на спину и первое, что сразу приметилось кариим глазам, это стекло чуть выше горла, что могло создать проблему для дыхательных путей.
Похоже, ничего не оставалось, как сделать коникотомию, дабы вновь дать лёгким путь к воздуху.
Девушка с лёгким ужасом заметила, как сильно посинели мужские руки, отчего Юко начала быстро осматриваться по сторонам, с целью найти что-то подходящее или более похожее на скальпель, однако, на глаза попался только маленький ножик с праздничного стола и более широкая трубка для распития напитков. Цусима схватила ножик и тщательно продезинфицировала его спиртом. Вытащив щипцами осколок, девушка поднесла к горлу нож.
Найти щитовидный хрящ у доктора не составило труда, осталось сделать надрез в нужной области и вставить подходящую по всем параметрам трубку, в идеале нужна канюля, но придётся пользоваться тем, что дали обстоятельства.
Все затаили дыхание, ожидая увидеть чудо, в принципе, Юко тоже ожидала чуда в виде внезапно появившейся скорой, чтобы они уже занялись этим делом, но увы, сейчас тут только Юко, и сейчас только ей решать судьбу с кухонным ножичком в руках.
Как это всё забавно и абсурдно.
Три сантиметра вполне достаточно, не допустить повреждения. Ну же, соберись!
Сказать легко, чем сделать. Внутри Юко продолжают войну несколько абсолютно разных сторон, где одна велит собраться и спасти человека, другая встать и направиться к Достоевскому, а другая бросить всё и всех, и убежать.
Раз, два, три… Этого достаточно!
Нож полетел в другую сторону, а трубка незамедлительно оказалась в горле. Убедившись, что бактерии или прочие заражение не попадут в рану, девушка почувствовала, что тяжесть наконец спала с плеч.
Естественно, Цусима понимала, что без полноценной медицинской помощи никуда, потому девушка, вновь потеряв резкие и через чур выраженные эмоции, обратилась к толпе с просьбой вызвать скорую, однако, в особняк внезапно ворвались врачи, что свидетельствовало об уже раннем вызове.
Подхватив мужчину, врачи положили человека на носилку и увезли, оставив за собой лишь лужу крови и остатки сломанной люстры.
— Цусима-сама! Вы невероятны! — начали восклицать люди, громко хлопая в ладоши и восторженно ахая и охая.
Крики ужаса сменились криками радости и гулом восторга, фоновым звукам стали непрекращаемые хлопки и топот каблуков. Но всё резко прекратилось.
— Постойте… А где Цусима-сама?..—
***
Спутанные мысли, длинный лабиринт мутного непонимания окружающего мира, в случае Юко, окружающего пространства, удушающая физическая слабость, чувство морального и психологического разложения на крупные куски, желание просто кануть глубоко ко дну, в саму бездну жалкой одичалости — это всё, что испытал душевно подавленный разум девушки, которой просто не повезло насильно сойти с правильного пути, ведь теперь окровавленные от недавно пролитой крови пострадавшего человека, подошвы туфель стояли на тонкой, но крепко удерживающей линии пути убийцы и мерзкого отродья, проще говоря — путь геноцидного монстра.
Девушка кое-как находила в себе излишние силы для резких движений, но это каралось такими же резкими болями, как подобно резким ударом острого предмета, или же растягивания каната, только вместо верёвок были мышцы. Расплывчатое зрение заставляло напрягаться всякий раз, когда перед мутным взором образовывалось нечто имеющее свою не чёткую, но всё же форму предмета, дабы не произошло никаких неприятных столкновений двух физических тел, тем самым не вызвав никаких неприятных реакций.
Если же вкратце, мои дорогие читатели, то всё изобилие страданий Цусимы можно описать одной фразой — всё хреново.
И в эти минуты помутнения разума, в эти секунды медленного разрушения психики, в эти обстоятельства между осознанием реального и потери контроля над собственным телом, в голове, в каждой клеточке нервных импульсов, в каждой извилине головного мозга — всё было забито лишь одним образом, одним силуэтом, одним человеком…
— Где он? — спросила Юко, мысленно стараясь схватить и притянуть к тебе этого человека, но фантом всё отдалялся и удалялся.
Юко очень хотелось бы понять нынешнюю причину своего морального
психологического и физического недуга, но разум и тело настолько изнывали от усталости, что думать сейчас о чём либо — себе дороже.
Каждый шаг отдавался глухим ударом каблука об кафель в узком, напрягающим своей неприятной тишиной и мёртвой, угнетающей атмосферой, тёмно- белом коридоре, что слегка отдавал синим из-за яркого ночного света, сквозь немаленькие окна с прозрачными занавесками, чьи подолы колыхали под воздействием слабого ветерка. То приподнимаясь, словно под воздействием невидимых сил, то плавно, без резких движений и зачаровывая своей невесомостью, концы занавесок придавали пугающее спокойствие всему месту, что являлось полной противоположностью нижнего центрального холла. Всего лишь разница в одном этаже, но невооружённым глазом можно было заметить такую удивительную разницу. Внизу — яркий, ослепляющий свет, суматоха, голоса и жизнь. Здесь, этажом выше — тьма со слабым проблеском лунного света, тишина, безмятежность и умиротворённость — и Цусима предпочитает смерть.
Холодная стена охлаждает спину под лёгенькой тканью платья, заставляя тело вздрагивать от ощущений неприятной прохлады, граничащей с неким невнятным удовольствием. Туман в голове рассеивается, всё становится более различимым на глаз и не таким давящим.
— Вполне неплохо потянула время, — голос, что как всегда, что как прямо тогда, на том ничего не предвещающим балу, прозвучал неожиданно, глухо, но задевая все струны души, разрушая только что вновь склеенную башенку спокойствия и превращая его в горстку ужаса и пепла тревоги.
Девушка посмотрела на Достоевского, и только сейчас поняла, что уже не боится. Уже не трясутся и не дёргаются руки в попытке защитить себя, уже не холодно от одного лишь присутствия мужчины, уже нет того биения сердца и выступающего ледяного пота.
Нет, в самом сердце, даже не так, в самой голове, уже нет тех условных рефлексов, которые Юко выработала за эти дни (а может и недели), сейчас они даже не притуплены, они просто исчезли, что странно, ведь присвоенные опытом реакции тела и мозга не должны так внезапно пропасть, но так и есть. Так и произошло.
Цусима отошла от холодной стены, предусмотрительно расправив плечи назад. Немного помятое платье вернуло своё состояние, вытянув излишние лишние складки. Юко с некой гордостью осознала, что теперь, в коем-то веки, может расслабленно, даже вызывающе, находится в поле зрения аметистовых глаз, что ранее, подобно Медузе Горгоне, могли парализовать всё тело и превратить в твёрдый камень. Девушка не идеально знала мифологию, но иногда доктор ловила себя на мысли, что, возможно, Медуза превращала других в камень, потому что само её сердце было из бетона или гранита. И сейчас, Юко кажется, что у Фёдора тоже сердце может быть таковым. Твёрдым, недоступным для других… Доктор осознала на долю секунды, что ей хотелось бы вновь схватить ножик с праздничного стола, раскрыть грудную полость демона, отворить потаённую ото всех клетку из ребёр, в котором вместо певчей птички, билось живое сердце.
Девушка словила эйфорию, едва подумав об этих мерзких мыслях.
— Что… Ты имеешь в виду? — Юко настолько была отстранена от реальности, что даже не осознала, когда резко перешла на «ты».
— Когда я позвонил тебе, то понял, что просто так тебе будет тяжело придти ко мне, — Фёдор смотрел прямо, никогда не отводя своих зорких глаз от оппонента, замечая каждое движения, как дёргается каждый мускул на лице собеседника, это приносило довольно приятные ощущения для мужчины, которому нравилось смотреть, как гримаса другого человека искажается в страхе, поглощающем спокойствие ужасе, а ещё было приятнее, когда причиной этих перемен на физиономии — был он сам, — тебе нужен был стимул, плюс, надо же было как-то обмануть стражей и обеспечить себе чистый горизонт…
Юко не дура, всё прекрасно поняла, потому Достоевскому осталось лишь получать садистское удовлетворение от того, как бледнеет от осознание страшного кожа, как потрескавшиеся губы и белоснежные зубы дрожат в попытках выговорить что-то нечленораздельное, как чёрные зрачки сужаются до маленьких точек, в темноте это было увидеть трудно, но Фёдор просто знал это, ведь почти все лица оппонентов Достоевского обычно, были именно такими. Исключением, конечно, являлся Дазай Осаму, но тот и сам любит доводить людей до такого состояния, до состояния минутных помутнений разума, когда кровь застывает до полного оледенения, когда кажется, что человек вот-вот застынет навсегда с лицом испуга, а глаза навсегда станут стеклянными, мутными, как вода в грязных водах, — да, Фёдор был прав, они с Дазаем одного поля ягоды.
Внутри девушки бушевал ураган. Осознание того, что то спасение, та импровизация в попытке спасти пострадавшего… Всё это было лишь попыткой брюнета заставить кареглазую шевелить побыстрее мозгами.
Юко посмотрела на свои руки в перчатках, что только что перерезали другому человеку горло и вставляли пластмассовую палочку для напитков, дабы жертва «обстоятельств» смог дышать до прихода скорой. Всё то, что произошло — это было незамысловатым планом Достоевского.
Если бы Цусима об этом знала, она бы не спасала даже того пострадавшего.
Она на него даже бы не посмотрела.
Глухой удар ладони об щеку заставил брюнета унять приятное чувство удовлетворения от созерцания девичьего ужаса, сейчас на лице доктора читалась именно злость.
— Вы ещё более жестокий, чем я думала.
Не став даже смотреть на последующую реакцию демона, Юко прошла мимо, даже не взглянув на инициатора всего того ужаса, который испытала вся толпа ни в чём не повинных людей.
Фёдор, честно, не испытал чего-то особенного, а ещё честнее, мужчине было как-то наплевать на эту пощёчину. Потому, едва прикоснувшись к красной отметине кончиками пальцев, Достоевский повернулся на сто восемьдесят градусов и пошёл в ту же сторону, что и Цусима.
***
Девушка прошла в кабинет, который, к большому удивлению, оказался открытым и пустым. Естественно, пробраться в нужный кабинет — задача не простая, но Фёдор убедил Цусиму в том, что это он сам уже открыл кабинет, так что зря волноваться не стоит. Хотя, убеждать даже не стоило, ведь Юко поверила мужчине с первого слова. Почему?.. А действительно, почему? Это же ведь Фёдор Достоевский —
человек демон, что может убедительно и соврать, и сказать правду, но ведь зачем брюнету врать именно в такой ситуации?
Решив закончить размышлять о том, что сейчас играет не самую главную роль в данный момент, Юко начала осматривать помещение в попытках найти более подозрительное и подходящее место для секретных документов. А вообще, Цусима не понимала, что же за документы такие есть у богачей, которые так нужны для Фёдора, раз он тайно пробирается на различные мероприятия с целью найти необходимые данные во второй раз? Ладно, девушку это волновать не должно, всё, о чём сейчас должна думать доктор — это о документах и их местонахождении.
Кабинет был большой, просторный и несомненно, очень дорогой, при этом довольно практичный. Юко сразу приметила, что интерьер был в стиле лофт: высокие бетонные потолки с декоративными серыми балками в клетку, в некоторых из них находятся простые чёрные лампы с белым, без лишней желтизны, освещением. Бетонные тёмно-серые стены с невесомой потёртостью создавали неплохой контраст с потолком, а колонны из красного, выцветшего кирпича, потерявшее свою точный красной тонн и будто по поверхности нанесен лёгкий слой штукатурки, создавали эффект прошлого, будто эти самые колонны прошли немало лет, столетий и эпох. Огромное от потолка до пола из ламината, который вполне добротно имитировал дощатый пол, если не всматриваться более пристальнее, идеально сочетался со стенами, окно просто безупречно украшало всё помещение своей просторностью, да и в принципе вся отделка комнаты была хорошо подобрана и со вкусом. Даже Юко, чей кабинет был сделан в стиле барокко, стало слегка завидно.
Но стоило Достоевскому также войти в кабинет, как ко всему прочему в помещении стало холодно, будто порыв внезапного ночного ветра впитался в потолок, стены и во всё, что находилось в помещении. Девушка рефлекторно дёрнулась и покрылась мурашками, но это чувство неприязни прошло быстро, даже почти незаметно.
— И где же нам искать? — проходя дальше по комнате, спросила доктор, стараясь найти какую-нибудь зацепку или похожее на тайник.
— Логично, что документы лежат там, где, по мнению владельца, искать никто не будет, или же в самых типичных местах, в виде ящиков с двойным дном и так далее…
Цусима вновь осмотрела помещение в надежде, что этот самый документ упадёт прямо девушке в руки, но увы — мечты остаются мечтами, как если бы школьнику возле доски прямо на потолке появилось решение трудной задачи.
Внезапно Юко замерла от внезапно вспыхнувшей идеи.
Потолок…
Юко задрала голову вверх, всматриваясь в клеточки и балки. Прозвучит глупо, но доктор каждой клеточкой ещё здравого рассудка чувствовала, что цель именно где-то там, наверху, где бы никто не догадался искать!
— Это наверняка там! — девушка указала пальцем в сторону потолка.
Фёдор прищурился, и в глазах мужчины доктор явно увидела недоверие, что заставило Юко ещё сильнее убедится в своём решении. Но проблема состоялась в том, что просто так добраться до потолка невозможно. Всё же этот хозяин поместья знал, как обустроить свой кабинет так, чтоб просто так найти всё не получится. Был ли это хитроумный план на случай попытки воровства? Вполне возможно.
Юко сняла туфли и аккуратно, стараясь не шуметь, встала на рабочий стол, но как оказалось, даже это не гарантировало удачного доступа к потолку. Девушка тяжко вздохнула, испытывая лёгкое раздражение и досаду на свой низкорослый рост в виде ста шестидесяти пяти сантиметров. Низкорослость — одно из не сильных, но всё же комплексов доктора. Особых страданий девушка не испытывала, но в некоторых ситуациях, с теми же высокими предметами, Цусима не могла ничего сделать без стула или ближнего человека, в глазах последних же нередко играли издевательские нотки, мол, снова коротышке помощь нужна. Но низкий рост компенсировался ледяным, острым, как лезвие скальпеля, взглядом зрелого профессионала, а умелые руки
убийцы спасителя полностью затмевали внешние качества врача.
Внезапно, совершенно того не ожидая, девушка почувствовала, как твёрдая поверхность стола пропадает из-под ступней ног, колени сгибаются, сами же ноги свисают с… Рук?! посмотрев вниз, доктор с покраснением на скулах поняла, что Достоевский подхватил женскую тушу на руки и приподнял выше, чтобы девичьи руки ощупали потолок. Внезапно накатившейся паника, бурлящий огонь, разгорающийся в крови и оставляющий румяные ожоги на бледном лице, создавая причудливый покрас с добавлением охлаждающего пота. Юко испытывала подобные чувства очень давно, но они всё так же застают забывшие нежности гормоны в расплох, заставляют вновь пройти через те перечёркнутые чёрным толстым маркером в школьной тетрадке в линейку воспоминания и ощущения, вновь стоять на грани здравого отрицания и слепого восторга.
— Лучше поторапливайся…
Голос Фёдора разломал вакуум минутной тишины, и вместе с этим и странные, необъяснимые ощущения внутри девушки. Огонь потух под натиском леденящего мороза, капельки пота превращаются в маленькие сосульки и останавливают своё путешествие на лбу или щеках Цусимы. Секундная слабость проходит, реальность больно бьёт под дых и возращает в действительность.
Юко нащупывает балку, пальцами стараясь протиснуться в ущелья между балками и потолком. Проводя кончиками фалангов по дереву, девушка чувствовала грубую, шершавую поверхность со множествами острых и выступающих кончиков и зазубринок, которые без проблем могли создать разные занозы, к счастью, перчатки более-менее спасали обстоятельства. Соображать адекватно мешали две вещи: люди снизу и Фёдор, что всё также беспристрастно поддерживал помощницу. Первое пугало тем, что кто-нибудь может подняться на вверх и застать доктора врасплох, второе пугало тем, что при мысли о демоне, не было абсолютно никаких отрицательных чувств, чем раньше…
Внезапно, девушка нащупала что-то тонкое и бумажное. Цусима вытащила «нечто», которое оказалось плотно закрытым конвертом. Ура! Нашлось! Доктор выскользнула из хватки брюнета и спустилась на пол, слегка горделиво помахивая конвертом. Затем, убедившись, что никого по близости нет, Достоевский выхватил конверт и вскрыл канцелярским ножом на столе. Пары секунд блаженства закончились так же, как и начались; ведь конверт оказался пустым!
— К-как же… К-какого…- девушка от шока не могла сказать ничего более лучшего, чем нечленораздельные отрывки из различных слов и предложений.
Как и почему — два вопроса буквально резали голову доктора на крупные куски, заставляя черепную коробку буквально взрываться от большого потока внезапных поворотов событий. Юко даже казалось, будто она — героиня подросткового дешёвого романа или фанфика с неожиданными и слегка бесячими поворотами сюжета.
— Похоже, тебя перехитрили, — демон говорил спокойно и вкрадчиво, словно заранее зная, что интуиция девушки сильно подвела её же саму.
Девушке вновь захотелось дать Фёдору очередную пощёчину, но приняв тот факт, что это бессмысленно, доктор лишь что-то озлобленно прорычала в сторону брюнета, словно собака, которая не может ни укусить, ни залаять, остаётся лишь порычать. Юко не понимала: как она вообще догадалась заглянуть на потолок и как её смогли обмануть. Неужели хозяин решил поиздеваться над теми, кто осмелились похитить ценные сведения? Если это так, то этот мистер довольно не глуп.
— Я не смогла…- с горькой усмешкой подметила девушка.
— Делаешь поспешные выводы.-
Цусима удивиться не успела, как конверт был разорван в клочья, а какая-то бумажка уже покоилась в холодных руках демона. Достоевский всматривался в написанное на бумаге, а девушка завороженно уставилась на мужчину.
Карие глаза блуждали своим взглядом по шёлковым, чёрным, словно сотканным из перьев диких вороны, волосам достающим до заострённого гладкого подбородка. Глаза приметили расслабленные тонкие чёрные брови, усталые, будто слегка налитые свинцом веки, пурпурные, леденящие душу глаза и вся эта красота на белом холсте, именуемым лицом.
Несомненно, Фёдор Достоевский красив.
— Одна сторона конверта была чуть плотней другой, поэтому я решил посмотреть… И не ошибся, —
Конечно, Достоевский никогда не ошибается. Всегда наперёд знает дальнейший ход действий, всегда спокоен, ведь прекрасно уверен в своих стратегиях и различных планах с разными путями отступления.
Несомненно, Фёдор Достоевский умён.
Юко сделала шаг вперёд, но резко в подоле платья образовалась дырка, девушка едва успела отскочить и услышать второй последующий за первым звук выстрела. Попались! Выбежав из кабинета, доктор снова едва не словила пулю, но уже прямо в лицо. Пуля пролетела мимо, но успела задеть правую щеку Цусимы. Лёгкая боль затмила страх за свою жизнь на доли секунды, однако едва из ранки потекла кровь, как царапина стала очередной мелочью в данной ситуации. Девушка повернулась в сторону охранника в строгом костюме с пистолетом, который, приметив нарушителей, рванул как раз в их сторону. Юко пыталась рвануть в другую сторону, но и там уже ждала помощь для охранника. Справа — охранник, слева — ещё парочка, сзади — тупик, спереди — лестница, ведущая в главный холл.
Как же быть?
