***
Юко тошнит от крови. Впервые за несколько лет работы лучшего врача. И в первые за несколько лет работы — Юко хочет пролить ещё. Цусима потеряла ту грань равновесия меж стабильностью и адекватностью, меж осознанием происходящего и просто слепой невминяемостью. Юко плохо понимает, что вообще происходит вокруг и что она делает, но Юко понимает одно: остановиться будет нелегко. Невозможно. Юко вновь совершает необдуманное движение, и последствия напоминают молнию с громом: сначала яркая вспышка, потом громкий барабанный звук. И здесь также: сначала брызги крови, глухой взмах топора и потом душераздирающий крик. Цусима тяжко дышит, задыхается в неконтролируемом темпе дыхания, но снова встаёт и снова замахивается. Пару охранников упали на пол, крича от дикой боли и хватаясь руками за раненые места. Один уже лежал на полу с расколотым черепом, окрашивая белую чистую плитку густой кровью. Кто-то, сдерживая состояние шока, пытается удержать пистолет и выстрелить в полоумного доктора, но сильная тряска и перенапряжённые мышцы просто не позволяют этого, опуская курок вниз. Что только на руку доктору, что снова совершает дикое преступление. Буквально полчаса назад она спасла чью-то жизнь, а прямо сейчас она чью-то жизнь забирает парочкой ударов остро наточенного топора, недавно спокойно висящего на стене в красном ящике, на случай пожара или других неожиданных происшествий. Но Цусима и есть, то самое неожиданное происшествие. Юко вновь ударяет топором по тазовой кости одного из охранников, бьёт специально там, где простым пластырем и перекисью не обойдёшься. Юко шикнула от боли, когда почувствовала, как лезвие меча под платьем неприятно царапало кожу. Цусима изначально должна была воспользоваться спрятанным оружием для необходимой самозащиты, но резкий щелчок в голове доктора заставил её быстро разбить локтем красный ящик и выхватить оружие иного типа. Смешно, зачем вообще нужно оружие, если Юко обладает способностью более опасной, чем любой меч, топор, нож или пистолет во всём мире? Но Цусима поняла, почему, Агата отдала его своей бывшей ученице, ведь Кристи прекрасно знала, что Юко побоиться пользоваться «мёртвой рукой», или просто не успеет. Но сейчас это всё не важно, важна лишь тёплая влага на руках и крики адской боли. Ведь даже в мире с эсперами, никто не отменял простые режущие предметы? Юко замахивается. Ещё и ещё, неконтролируя той твари, что жаждало крови и насилия внутри обычного врача, в котором должен жить внутренний альтруист, но никак не монстр, давно слетевший с катушек, ещё три года назад, выжидающий, когда молодая девчушка даст сбой, потеряет своё внутреннее спокойствие и впервые послушает своего демона на левом плече? Монстр упивался тем, как Юко с самой искренней ненавистью стреляла в директора, как с бешенством сжимала в своих руках того бедного человека, что являлся испытанием для самой Цусимы. Монстр доволен, Цусима его освободила. Крики стихли, в коридоре вновь наступила тишина, лишь звонкие в этой атмосфере капли крови, стекающие с мёртвых тел и тихие, приглушённые последними минутами жизни вздохи нарушали умиротворённость. Вокруг, словно невидимыми облаками, витал запах ржавого металла и немного палённого. Не самый благоприятный аромат, который чувствовала Юко, но это намного лучше, чем запах, остающийся в помещении для морга после вскрытия почти разлогающегося тела какого-нибудь самоубийцы с выпученными глазами и синей от асфиксии кожи. В принципе, почти любая операция или вскрытие имеют отвратный запах, но к этому, рано или поздно, привыкаешь. Юко минуты две стояла не шевелясь, будто сделаешь лишнее движение, наступишь не на ту плитку и из стен тут же полетят усыпляющие дротики, как во многих приключенических фильмах в стиле Индианы Джонса или «мумии». Сердце, бешено стучащие сейчас постепенно успокаивалось, возращало обыденный темп, но грудь по-прежнему продолжила быстро опускаться и так же опускаться. Доктор резко отбросила от себя покрытый кровью топор. В тишине послышался звонкий удар упавшего металла об пол. — Н-не… Н-н-не… не-е-ет…– заикаясь в бреду шептала Цусима, медленно опавшая на этот же пол, что и орудие. Отрицание случившегося приходило медленно, постепенно въедаясь в кору мозга, мучительно отягивая секунды полнейшего осознания. Перед глазами всё плыло, лишь красная жидкость особо выделялась в мутном взоре. Уши заложило от воспоминаний тех криков, а вместе со всем и пришла адская боль в плече и ладони. Смогли попасть всё-таки, но из-за адреналина в крови, Юко смогла на время не замечать ранений. Сейчас же Юко с мучительными стонами легла на холодный кафель не замечая морозной прохлады и совершенно позабыв о растекающей по всюду крови. Сейчас это всё не важно. Пусть белое платье насквозь пропитается жидкой влагой и больше никогда не отстирается, это платье теперь самое ненавистное для Цусимы, ведь именно в этом платье она подавала надежды для окружающих, но в итоге всё приводило к дичайшему краху, эмоциональному падению. Юко сжимала непострадавшей рукой раненую, а слёзы тихо стекали по лицу, смешиваясь с кровью и гнилью. И это она: известный доктор, одна из гордостей всей Йокогамы, девушка, чья обычная жизнь изменилась по лёгкому щелчку пальцев демона. И теперь она лежит на холодном полу в крови, в ранах, а рядом убитые ею люди, у которых, возможно, были семьи, друзья или грандиозные планы. И она всё сломала парой замахов. Все были правы: Цусима Юко монстр. — Ты сдаёшься, мама? — слышится рядом нежный голосок, который Юко узнаёт из тысячи, из миллионы. Юко распахивает глаза, не веря в услышанное. Цусима с тяжестью, с невыносимой болью, но поднимается на локтях, руки трясутся и готовы разломаться на части, по косточкам, но желание заставляет доктора найти в себе препрятанные силы и осмотреться. Юки стояла прямо возле Юко, смотря на неё сверху вниз и широко улыбаясь. Длинные волосы спадают с плеч, белое больничное платье и бинты. Эта она. Это Юки. Та Юки, с которой Цусима проводила свободные от работы минуты, та Юки, которой читала сказки и целовала в лобик перед сном. Та Юки, которую молодой доктор хотела удочерить и с которой сквозь слёзы и крики попрощалась на больничной койке. — Ю-юки…– Цусима нервно протянула дёргающуюся от волнения и боли руку, но резко Юки отошла от Юко, всё продолжая широко улыбаться. Улыбаться приторной и натянутой улыбкой, не настоящей, не родной. — Ю-юки? — чуть приоткрыв рот шёпотом спросила Цусима, продолжая держать напряжённую руку в воздухе. Но девочка продолжала улыбаться, ни одна другая мышца на лице не дрогнула, и кажется, даже глаза не раз не моргнули. Юки словно была статуя. Юко продолжила смотреть на Юки, в надежде, что она что-то сделает, что-то скажет, но она стояла. Протянутая рука начала медленно опускаться от усталости, и боль от ран уже стало чем-то фоновым и забытым, сейчас Цусима была сосредоточена на Юки, что, чёрт возьми, не шевелилась и не издала ни одного звука. — Ма… ма…– Несколько капель крови упали на лицо Юко, та вздрогнула и сильнее ужаснулась, смотря на то, как изо рта девочки начала течь струйки крови, медленно, пугающе и заставляя сердце замереть на несколько мгновений, стекая по подбородку, плавно протекая, по бледной, перебинтованной марлей шее, по глотке и кадыку вниз, как речка краски по холсту. Где-то кровь осталась в углублениях ключиц, как маленькие лужицы, всё остальное медленно пачкало белое больничное платье. На платье были большие, распространяющиеся пятна красной влаги, словно распустившиеся бутоны красных цветов. Затем бинты на лбу и на руках также стали впитывать кровь, а потом она же и стекала по лицу, по рукам. В коридоре стало ещё холоднее, что тёплый пар изо рта выходил целым клубом. Кровь капала, на пол, на лицо Цусимы, продолжая по той же схеме: по шее, по груди. Это не реальность, лишь иллюзия. Цусима не сводила своего взора с увиденного, но лицо тут же исказилось гримассой дикой боли: челюсти плотно сжались меж собой до боли в зубах, глаза прищурились до тонких, почти закрытых линий, весь вид выдавал невыносимость физической боли, так резко затмившей моральную. Юко снова откинулась на пол, стараясь изо всех сил не закричать, пока раны кровоточили и мучили доктора изнутри. Юко бешено вдыхала и выдыхала воздух, будто это как-то могло ослабить боль. Пред глазами всё вновь расплывалось, и Юки, с которой ещё стекала кровь, стала медленно исчезать из поля расплывшего зрения. Медлить нельзя, иначе умрёт прямо здесь. Умрёт жалкой смертью. Юко глубоко вдохнула побольше воздуха, перевернулась на живот, тихо вскрикнув от резкой вспышки неприятных ощущений, несколько ручеек жидкости обильно полились из ран, но доктор, опираясь на раненые конечности, медленно поползла, подобно умирающей собаке, оставляющей свои кровавые следы на полу, к мёртвым мужчинам. Цусима старалась найти что-то, что могло ей на время предотвратить сильное кровотечение. Ковырять раны ни в коем случае нельзя, иначе попытка вытащить пули будет способствовать ещё большему кровотечению. Юко осмотрела охранников, к сожалению, ни у кого из них не обнаружилось ничего, что могло быть при оказании первой помощи, но к счастью, тугие ремни имелись. Со потом и испаринами на лбу, с плывущим зрением, Юко смогла забрать несколько ремней у мёртвых мужчин. Всё равно им это больше не нужно. Было бы неплохо, окажись бы рядом перекись водорода или чистые эластичные бинты, но придётся довольствоваться тем, что дали обстоятельства. Юко оторвала от своего платье несколько кусков ткани, как раз годных под имитацию бинтов. Доктор быстро и плотно перевязывала дырки. С ранеными руками это было нелегко и больно, но это того стоило. Ткань быстро впитала кровь и быстро потеряла свою чистоту. Затем после ткани пошли ремни, которыми Цусима перекрыла поток крови. Опасность миновала, по крайне мере, можно на это надеется. Только сейчас, облокотившись затылком на прохладную стену, Цусима вспомнила. «Где же Фёдор?» Для Юко будто прошла целая вечность, сколько же времени прошло для этого демона? Увидеть. Цусима хочет его увидеть. Ни кого сейчас так желано доктор не хотела видеть. Даже Юки, что оказалась лишь больной галлюцинацией. По крайней мере, Фёдор Достоевский настоящий. Его можно увидеть, осязать, почувствовать. Сердце облилось кровью, в крови забурлило приятное ощущение. Юко хочет увидеть Фёдора. Потому Цусима медленно выпрямилась, выгнулась в пояснице, ощутив неприятный хруст в поясничном отделе. Но после этого пришло внезапное, долгожданное умиротворение, заполнившие всё тело и разум, будто всё так и должно быть. Наконец внутреннее море снова успокоилось, волны утихли, осталось лишь тишь да гладь. Раслабленными, слегка шатающимися ногами, Юко пошла в сторону кабинета хозяина поместья. А ведь она и забыла, где вообще находится. Стоя прямо возле двери, Юко почувствовала ускоренное биение сердца, отчего так? Почему при мыслях о Фёдоре, сердце бьётся, но не от страха, а от радости, что именно она, Юко, увидет его? Он в кабинете, живой и здоровый, спокойно облокотившийся на стол хозяина помещения, и расслабленно читающий документы. Безусловно, он слышал всё, что происходило вне кабинета. Слышал, но ничего не предпринял. Хочется размазать это чёртово спокойствие по всей стенке, смешать всё это с мерзким мессивом в коридоре. Но мысль о том, что это сделает кто-то другой, приводило в неописываемую ярость, до дрожи во всём теле. Юко идёт в сторону Достоевского, тот лишь поворачивает голову в её сторону, смотрит всё так же спокойно, без лишней эмоции. Бесит, но нравится одновременно. Этот монстр сломал ей жизнь, растоптал честь и гордость, окончательно обножил её жестокость и натуру монстра. И Цусима чувствовала, что теперь бесполезно пытаться вновь надеть халат и сшить себе улыбку добродетеля, настоящая Цусима Юко проявила себя, и даже если об этом никто не узнает, то она сама просто не сможет с этим жить. Фёдор сделал её настоящей, без лживого лицемерия. Юко хватает Достоевского за грудки, сжимая в пострадавших ладонях белую рубашку. Смотрит пристально в лицо демона, на его физиономии нельзя прочитать его истинных эмоций, но Цусима знает точно: ему не нравится то, что она хочет сделать. Ему это претит. И ей это нравиться. Губы Фёдора сухие, холодные и чёрствые. Неприятные и дотошные на ощущения. От таких губ не чувствуется бабочек в животе или желания убежать с их обладателем на край света. От таких губ хочется блевать и содрать их в мясо, пустить кровь из трещинок и почувствовать металлический запах. Юко едва касается губ демона, к горлу подкатывает ком и желание отойти, выплюнуть всё это и скривить лицо. Цусиме противно, но она хочет причинить это ещё и Достоевскому. Он минуту стоит, не шевелясь и не отвечая на прикосновения. Потом толкает в другую сторону, вытирая рукавом едва тронутые уста. Юко хотела причинить боль Фёдору этим поцелуем, но вместе с этим и ощутить неправильные для неё сейчас чувства. Ненавидит и любит одновременно… Цусима усмехается. Потом заливается истерическим смехом. Смеясь во всю глотку, обнимая себя за плечи и задрав голову вверх, Юко смеётся. Эмоции зашкаливают и берут над разумом вверх. Плевать. Всё потеряло смысл. Всё потеряло смысл ещё на том балу, при первом танце. Юко смеётся, вся в крови, в разорванном платье, в ранах и полна безумия. И смеётся. Куда уже ужаснее? — Пойдём, мы уже взяли нужное, — говорит Достоевский, проходя мимо Юко, но она хватает его за локоть, разворачивает к себе, широко улыбается ему. Фёдор смотрит как обычно, одёргивая руку. Цусима замечает железный баг в углу. Подходя, Юко чувствует запах. Это бензин. Для чего он? Неважно, но как раз нужно. Из кабинета они выходят вместе, Фёдор спереди, а сзади Юко с бензином в руке. Она знает, как сделать их побег незаметным. Цусима открывает баг, разливая содержимое повсюду. Вместе с запахом крови ещё прибавляется запах бензина. Тошнит. Но приятно. Зажигается спичка. Юко вдыхает глубоко смесь этих запахов, пытается каждую клеточку тела заполнить безумием и спокойствием. Когда спичка упадёт, всему настанет конец. Спичка падает, всё мгновенно полыхает, языки огня заполняют пространство. Теперь пахнет пожаром. И в этом огне умрут люди. В этом огне умерла добрая Цусима Юко.***
С улицы доносятся крики людей. Кому-то удалось сбежать, а кто-то мучительно погибает в агонии и сквозь огромные стёкла особняка, силуэты напоминают кукол, а всё это — театром. Юко улыбается, мечтательно смотря на горящий особняк. Достоевский стоит чуть дальше, чёрные волосы колыхает на ветру, а на лице виден слабый отблеск красного пламени. Цусима поворачивается к демону, всё так же улыбаясь. Он окончательно сломал её. Бесповоротно. Фёдор кивает и уходит, оставляя за собой длинную пугающую тень. Звонит телефон, отчего Юко нехотя, но берёт трубку. Это оказалась Шимура. — Цусима-кун! Хотела предупредить, что я разобрала пациентов и вернула документы обратно, забавно, что за все четыре года к нам поступила только одна европейка, а точнее — русская! — Шимура любила поболтать или как-то уточнить что-то в работе, потому Цусима сейчас пожалела, что вообще трубку взяла. — Ага… забавно, напомни, кто эта девушка? — Юко было плевать, но решила уточнить для галочки. — Её зовут Вера Достоевская. Из родственников только некий Фёдор Достоевский…– Юко медленно отодвинула телефон от уха, а после и вовсе выключила вызов. Та девушка, та русская, что была пациенткой Юко… Юко закрыла руками глаза.Теперь весь пазл образовал целостный пейзаж всего…