Человек вообще не любит истины; когда ж она противоречит его желаниям, когда она рассеивает самые дорогие его мечты, когда достигнуть ее он может лишь ценою своих надежд и иллюзий, он проникается тогда ненавистью к ней, словно она — всему причиной. (А.И.Герцен).
***
Юко слегка грубо и небрежно потрясла баночку с лекарствами, даже не считая, сколько количество таблеток упала на ладонь. Плоские круглишки и вытянутые капсулы собирались в одну большую горку, что никак не могла прекратить увеличиваться. Немного тряски — две-три таблетки в руке. Цусима была словно в прострации, где только она одна и больше ничего, пустота, съедающая разум и психику. Головной мозг словно медленно и постепенно растворялся в кислоте, каждый кусочек ткани испарялся в веществе и оставлял лишь напоминание о себе, что когда-то он был в черепной коробке и когда-то он идеально функционировал. А сейчас в голове только огромная дыра, даже воспоминания никуда сложить или где-нибудь сохранить. Банка с таблетками оказалась на тумбочке, теперь же в руках доктора оказался стакан с водой, которой Юко пыталась проглотить безвкусную, чуть горьковатую «горку». Юко за раз запихнула в рот все таблетки, за этим быстро начав пить воду. Таблетки поочерёдно стекали по глотке, пищеводу, растворяясь в желудке под воздействием воды и ферментов. Юко не чувствует, как лекарства всасывается в кровь через стенки желудка и кишечника, попадает в кровь, с кровью разносится по всему организму и выполняют своё предназначение. Юко просто знает это. Юко знает, что происходит с её телом и нервной системой, знает, как разрушается, если уже давно не превратилась в руины, её психика, оставляя лишь развивающуюся на ветру пыль. Если разум не спасти, то хоть о теле нужно позаботиться. Позаботиться о мясном мешке. Да, внутренний мир человека действительно богат. Органы-то стоят немало и «внутренний мир» Юко уже, скорее всего, стоит где-то миллион йен. Цусима поставила стакан с водой на место, вытирая губы тыльной стороной ладони. На руке остались влажные следы вместе с каплями свежей крови, которые Юко, медленно проводя кончиком языка по поверхности кожи, слизнула, оставляя розоватые узоры. Доктор рассматривала свою ладонь, будто изучая невиданную ранее часть человеческого тела, подмечая каждый участок кожи, каждое углубление и линию, любую едва видную косточку и фаланги. Всё это казалось сейчас чем-то непонятным и столь требовательным в исследовании. Поборов себя, Юко покачала головой и положила баночку с лекарствами в сумку, стараясь ни на чём не акцентировать внимание, которое и так требовало сосредоточенности. На календаре была подчёркнута точная дата с несколькими восклицательными знаками, что сразу бросалось в глаза, словно говорило «давай! Обрати на меня внимание! Это число очень важно!» Поэтому Юко с усталостью взглянула на дату и издала протяжный стон. Через два дня нужно ехать на пресс-конференцию в Южной Корее, которая будет длиться ровно три дня и две ночи, где всё распланировано буквально по минутам. От этого Юко вновь вспоминает о том, что помимо прочей происходящей чертовщины, она обычный человек с обычной жизнью, которая не менялась до того злосчастного приглашения. Со всем этим Цусима и так отменила немало встреч и немаловажных мероприятий, но эта пресс-конференция необходима и отменить её нельзя ни в коем случае. Всё медицинское сообщество Йокогамы, если не целой Японии, рассчитывают на доктора, и не оправдать их доверие равносильно предать все годы, которые Юко потратила на одно лишь обучение. Следом за лекарствами в сумку отправились и мини-аптечка, для оказания первой помощи, телефон, крем для рук и кошелёк с ключами от квартиры. Юко никогда не любила принцип ношения кучи бесполезных вещей, лежащих на дне сумок у большинства её молоденьких коллег, потому Цусима всегла носила всё самое важное и необходимое, то, что всегда должно быть под рукой. Надев перед выходом светло- коричневое, почти «кофейное», пальто, Юко перекинула сумку через плечо и собиралась уходить, как что-то словно остановило Цусиму прямо перед тем, как та едва прикоснулась к железной ручке. Юко обернулась назад, устремляя взгляд в сторону коридора, в скором уже был выключен свет и атмосфера в квартире была мрачной и тоскливой. Так было всегда, или Юко начала это замечать только сейчас? Являлось ли одиночество постоянством для Цусимы, или после Фёдора всё это стало более заметным? Юко вздохнула и открыла дверь. Дверь медленно захлопнулась, последним звуком, говорящем о том, что здесь кто-то живёт, стал плавный звук движения ключей в дверной щели. В комнате Цусимы упала заколка в виде лилии…***
Яркие вспышки фотокамер ослепляли и было практически невозможно нормально найти точку координации и встать на «путь правильный». Множество голосов, объективов камер и протянутых микрофонов в лицо вызывали дискомфорт и желание немедленно добраться до пункта назначения и остаться абсолютно одной Ноги подкашивались и разглядеть что-то сквозь толпу корреспондентов и журналистов было невозможно и постоянно возникал страх, как бы ненароком не упасть на кого-то или на твёрдую землю. Эти жаждущие свежих новостей дикари определённо не упустят шанс это сфоткать и опубликовать во всех новостных сайтах Японии. Внезапно один из микрофонов оказался прямо возле рта Юко и все корреспонденты окружили Цусиму кольцом без прохода. Юко посмотрела прямо на молодую девушку, вероятно, только окончавшую журналисткий колледж, судя по незаметным детским чертам лица и сильно выделяющейся неуверенности и дрожи, с который девушка держала микрофон. — Ц-цусима-сама! Как вы прокомментируйте пожар в особняке и как вам удалось выйти в целости и сохранности? Есть ли у вас предположение по поводу возникновения этого страшного происшествия? Юко смотрела сквозь толпу, даже не замечая, и, возможно, даже не слышала вопросов журналистки. Все слегка наклонились вперёд к Цусиме, дабы в точности услышать все слова доктора, однако слов не было, даже губы Юко не дрогнули. Юко прокручивала в голове воспоминания той ночи, вновь ощущая тёплую влажную кровь на своей коже и дикую боль в руках, простреленных едва ли не на сквозь. То чувство страха возобновилось, когда перед глазами вновь возник образ окровавленной Юки, смотрящей на Юко с неким презрением и нескрываемой ненавистью. Цусима ощутила, как губы становятся горячими, а в воспоминаниях был Фёдор. Юко хотелось помотать головой, но она вспомнила о до сих пор стоящих рядом журналистов, выжидающих ответа своей «жертвы» Юко открыла рот и… замерла в диком ужасе от увиденного. Вдалеке стояла женщина с витилиго, которую Юко встретила на том балу. Женщина была обгоревшая, кожа была тёмно-коричневая и покрытая твёрдой изжаренной коркой. Кожа в ожогах была в местах натянутой, как натянутая ткань порванного шарика, и покрытой дырками, и похожими на капли волдырями, из которыми вытекала свежая кровь с жиром и потом. Рот был сожён и порван, обнажающий чёрные и покрытые жёлтым налётом зубы с высехшим кроваво-коричневым покрытием. Глаз вытек и был похож на испорченный яичный белок, а от носа остались лишь ноздри. Юко продолжила смотреть на сгоревшую женщину, не сводя своего взгляда и испытывая дичайший ужас от увиденного, молясь о том, что всё это — лишь иллюзия, плод фантазии больного рассудка и просто воспоминание. Женщина резко улыбнулась оставшимися мимическими мышцами, расширяя и так огромный рот, делая лицо ещё страшнее и злобнее. Казалось, женщина специально делала это, чтобы напугать Юко, чтобы кровь застыла в жилах и чтобы все лицезрели на лице Цусимы страх. Но Юко повернулась в сторону микрофона. Губы вновь были плотно сжаты, а в глазах была пустота. Юко выпрямилась, смотря в сторону журналистки. Голос был тихим, суровым, монотонным, не меняющим своего тембра и тона: — в данный момент я могу сказать лишь о том, что точная причина возгорания неизвестна, выжившие или люди в тяжёлом состоянии находятся под нашим лечебным присмотром и мы показываем им медицинскую помощь. Всё остальное строго конфиденциально и другую любую информацию разглашать я не вправе. Если вы не хотите, что кто-нибудь ещё умер, то прошу вас позволить мне отправиться на работу, — Юко наклонилась вперёд, ближе лицом к лицу журналистки, выставляя указательный палец и прикладывая его к микрофону, опуская вещь вниз, почти шёпотом шепча, — надеюсь, вы достаточно сведений получили? Журналистка сглотнула, слюнный комок прошёл в горле, задевая кадык и, подобно лодке, поплыла дальше по пищеводу. Юко не смыкала глаз с девушки, будто намеренно создавала угрожающую атмосферу, что бы все, как эта девчонка, испытали дискомфорт. Все, словно по щелчку пальца, отошли на несколько шагов назад, расширяя кольцо и открывая путь для врача. Цусима довольно хмыкнула и прошла к машине, но, поняв, что в таком состоянии как-бы она не устроила аварию, решила пройтись по дорожке и заодно что-нибудь съесть. Воздух был прохладным и Юко испытывала сейчас от этого небывалый восторг. Казалось, что за все эти дни она не разу не испытывала удовольствие от простой прогулки и не разу не расслаблялась сполна. Неужели, хоть ненадолго, но она сможет позабыть об этом? Хотелось верить. Цусима остановилась возле кафе, с которым её многое связывало. В первую очередь, агентство. При мыслях о них хотелось заплакать. Теперь всё будет по-другому и даже если Юко сможет освободиться от власти Фёдора, всё равно радушия и доброты она больше не получит в стенах агенства. Больше ей не улыбнутся и не пригласят на корпоративы, после которых ей придётся всех вести по домам. Больше они не соберутся в этом самом кофе, не выпьют кофе и не обсудят новости. Всё теперь по-иному. И Юко уверена, что если выпадет шанс, они убьют её. Или отправят за решётку, более гуманный способ. В кафе ничего не изменилось, всё тот же ароматный запах кофе и уютная атмосфера. Благо, хоть здесь ей всегда рады. — Здравствуйте, Цусима-сан! — поприветствовал доктора бариста кафе, — вас довольно долго не было здесь, вам как обычно? Юко присела за стол напротив бариста и огляделась вокруг. Было пусто, впрочем, кафе никогда не славилось своей популярностью, но пару людей всегда тут были. — Ну, мне кофе и… у вас тут готовят окономияки*? — Окономияки? Ну, у нас есть плита и ингредиенты, могу вам приготовить. Обычно вы заказываете кофе и карри, решили попробовать что-то новенькое? — Можно и так сказать… Юко вертела в руках чашку с кофе, всматриваясь в чёрную глубь горького напитка, словно смотрела в самое дно — там, где покоятся самые тёмные глубины человеческой морали и психологии, где ветвяться человеческие достатки и пороки, где перекручиваются, как пружины, меж собой эмоции, сливаясь в едино и создавая из-себя нечто новое. Злость и грусть создали из себя истерику, страх и брезгливость сдержанность и отвращение, если это, конечно, не одно и тоже, гнев и страх — одиночество, а радость и грусть создают лицемерие. Трудно сказать, состоят ли эти состояние из именно таких эмоций, но Цусиме кажется, что всё именно так. Возможно всё по-другому. На психолога Юко не училась. Цусима опустила пару кусочков сахара в кофе, наблюдая, как спокойная гладь дна разрушается и на поверхности появляются большие круги вслед за падающими кубиками. Сахар опускался в горячий напиток и медленно, частица за частичкой, растворялся в кипятке. Самый лёгкий пример диффузии. Кофе был сладковато-горьким, не обжигающим язык и не холодным. Бариста кафе действительно делает потрясающий кофе. — Вот, ваш окономияки, Цусима-сан, приятного аппетита! — на столе появился окономияки, от которого невероятно вкусно пахло. Юко кивнула, ломая парочки и принимаясь за еду. Специи, жареная лепёшка и различные добавки сочитали невероятный вкус, радующий вкусовые рецепторы языка и создавая ложное гормональное удовольствие. Юко не чувствовала, но знала, как серотонин вырабатывается, выбрасывается в организм, повышает и стабилизирует эмоциональное состояние, не даёт думать о плохом и пытается сделать мир для человека прекрасным, пусть это и не так. Серотонин является самым лучшим примером фальшивой радости. Но это необходимо для работы головного мозга, а значит придётся терпеть ложь своего собственного организма. Поедая кусок за куском окономияки, Юко надеялась, что серотонин поможет ей забыться, стать более спокойной, выбить из головы депрессию и мысли, уже давно убивающие её разум и психику. Во рту происходила целая химическая атака, в которой вкусная еда была главным оружием, сражавшимся против плохих мыслей и тревожного чувства. От таких мыслей было тошно. Еда превратилась в опасную панацею, которая совершенно не спасала. Так себя чувствуют те, кто наедаются пищей, дабы заполнить моральную пустоту? Была бы еда безвкусной, не имеющих ни запаха, ни вкуса, и пригодащаяся лишь для поддержания жизни, люди бы хватались за неё, словно сумасшедшие? Когда люди успели превратить «поддержание» жизни, в саму причину жизни? — Вижу, вам пришлось по вкусу мой первый опыт в приготовлении окономияки, если вам так нравиться, то буду практиковаться ещё лучше, — бариста кафе протирал очищенные до блеска чашки, улыбаясь своей старческой улыбкой, вокруг которой образовались не сильные морщины. Юко отложила палочки, вытерая салфеткой чуть измазанные в соусе губы. Трение грубой ткани салфетки вызывали щекотливое чувство на поверхностной плоти губ, отчего Цусима даже хихикнула, стараясь сохранять спокойный вид. Юко посмотрела на бариста, улыбаясь: — спасибо большое! Я впервые пробую такой вкусный окономияки, буду наведываться почаще! — Цусима поправила локоны возле лица и слегка наклонила свой взор вниз, на руки мужчины, от чего доктор резко вздрогнула, — а… ч-что с вашими пальцами?!.. Мужчина остановился, продолжая одной рукой держать чашку, другой — держать тряпку. Кончики перебитованных пальцев слегка сжались, а улыбка на пару секунд пропала. Юко смотрела на пальцы в бинтах. Резко ударившие воспоминания заставили Юко ощутить, как кровь застыла в жилах и холодный пот закапал по лицу. Казалось, что в пальцах Юко началась пульсация, напоминающее о том дне, о тех мучениях и оторванных ногтях… — А, это… долгая история, не волнуйтесь, Цусима-сан…– Юко кивнула, стараясь отмохнуть от себя эти жуткие воспоминания, пытаясь сконцентрироваться на том, что ей нужно спешить на работу. Цусима взяла палочки, аккуратно беря кусок еды и нервно пихая себе в рот. От вкуса уже становилось тошно, отвратно и казалось, что кишечник перекручиваеться, становиться тугой верёвкой, узлом, который не распутать. Только отрезать ножницами. Лепёшка не пережёвывалась, становилась противным комком во рту, всё никак не готовым к полному поглощению, хотелось выплюнуть всё на тарелку, но что-то автоматически заставляло Цусимы жевать и жевать до боли в щеках и скулах. Юко сделала очередной акт жевания, бросая языком комок то к одним зубам, то к другим, что к одной щеке, то к другой… Цусима замерла, прекращая жевать и медленно поднесла пальцы ко рту, трогая сухие губы, кончиками пальцев трогая ряды зубов, трогая углубления в виде ячеек, трогая пустые места, где были зубы, достигая влажного от слюней комка пищи. Пальцами Юко нащупала пережёванную еду, окуная пальцы в остатки, стараясь нащупать содержимое. Что-то острое больно порезало палец, отчего Цусима выхватила «это» из рта, являя своему взору. Острое лезвие было маленьким и покрытым кровью с порезанных дёсен. Юко задрожала, держа в руках лезвие из рта, не веря в нашедшее и стараясь думать, что это не правда. Затем Юко снова запихнула пальцы в рот и из рта, как из рога изобилия, полились лезвия и ручейки крови. Цусима закашляла, хватаясь за горло и чувствуя, как лезвия резали горло, впивались в плоть, в стенки глотки и раздражая нервные импульсы, вызывая бешеные потоки адской боли. Юко била кулаками в грудь, старалась вытащить лезвия из себя и перебить эту боль, эти мучения, которым не было конца. Юко вдохнула, чувствуя, что вот-вот захлебнётся кровью, и посмотрела на тарелку… окономияки был полон лезвий и личинок, ползующих по еде и царапающихся за лезвия, по личинками стекала их собственная жидкость из царапин, а какие-то лежали на лезвиях и двигались, пытаясь выбраться и при этом ещё больше превращая самих себя в месиво. Юко почувствовала, как всё тело резко скрутилось и на тарелке оказалась рвота. Цусиму тошнило без остановки, не давая даже вздохнуть и хоть что-то осознать. Всё плыло и размазывалось, становилось мутным и кривым, Юко не могла ничего видеть, но она ощущала запах и чувствовала всё каждой клеточкой организма. Юко было плохо. Юко почти умирала. Юко думала «прекратиться ли это?». Юко размышляла «прекратит ли Бог так измываться над ней, или это прекратиться лишь тогда, когда она навсегда закроет глаза?»Всё становилось чёрным. Всё исчезало. Всё прекратило существовать…
–…сима-сан! Цусима-сан, вы как?! — взволнованно спросил бариста. Юко открыла глаза и нервно обернулась по сторонам. Пусто и уютно, на тарелке — недоеденный, совершенно обычный окономияки. Юко сглотнула.***
Юко несколько раз поправила воротник халата, словно проверяя на наличие чего-то инородного и неземного, но кроме нескольких песчинок перхоти ничего не выпадало и не появлялось. Юко взмахнула со лба капельки пота, ощущая облегчение, но по сравнению с тем, что вообще происходит, это всего лишь капля успокоения в океане ужаса. Цусима всё ещё пребывала где-то в абстракции, до сих пор не веря, что всё в кафе было лишь воображением, бредовой фантасмагорией. При любом ощущении чего-то в горле, доктор начинала сильно кашлять и давить на шею, боясь, что этот ужас произойдёт прямо сейчас, но то был лишь воздух, а косые взгляды коллег и пациентов ещё больше добивал Юко и понижал проценты уверенности своей адекватии. Увиденное, то чувство и боль… всё было невероятно ошущаемым, будто настоящим, словно это правда было и проносится всё время в голове, как воспоминание. От мелькнувшей в голове мысли о личинках, Цусима прикусила губу и несколько раз мотнула головой, подавляя рвотный позыв и желание навсегда отказаться от еды. Неужели Фёдор, Гоголь и весь этот бред, свалившейся как снег на голову, так сильно повлияли, что вызвали такие постоянные и мерзкие галлюцинации? Конечно, Юко ещё и пару лет назад ловила неприятные глюки, но сейчас это всё перешло на абсолютно новый уровень, невероятно сложный и непроходимый. Здесь босса не победить. В прочем, Юко понимала, что она вполне заслужила то, что с ней сейчас происходит. Раньше Цусиме казалось, что Достоевский мучил её, чтобы потом поиздеваться над Осаму или просто завербовать к себе эспера с опасной способностью, но всё оказалось более драматично и прозаично, об этом можно даже книгу написать. Юко загубила жизнь человека. Теперь она за это расплачивается всем, что у неё есть: авторитетом, врачебной карьерой, званием порядочной гражданки и психикой. Цусима не удивится, если следующим, чего она лишится, это жизнь. Теперь клеймо преступника укрепилось прочной коркой, которую отодрать можно только способом ампутации всех конечностей и жизни в целом.Да, так она и закончит свою жалкую жизнь.
Юко вздохнула и перевернула листок карты пациента. В связи со всем этим, апрозексия на работе прогрессировала и сконцентрироваться на работе было невозможно, граничащее с чем-то несбыточным. А надо уже давно взять себя в руки и работать, но все эти бредовые видения и постоянный страх не давали думать не о чём большим. Скоро нужно подготавливаться к полёту в Корею, но в голове до сих пор Фёдор и вся эта драма, конца которой так хотелось. — Госпожа Цусима? — подала голос медсестра, осторожно выглядывая из двери. Юко выпрямилась, отодвигая карты подальше и поднимая голову на пришедшею. Девушка вошла полностью в кабинет, держа в руках ещё стопки карт, отчего со стороны Цусимы послышался тихий скрежет зубов. Она ещё с первыми картами не разобралась, а теперь ещё и новые добавились, неужели другие врачи резко исчезли и осталось одна Юко?! — Карты новых клиентов, поступивших к нам после пожара, здесь также присутствуют карты погибших и состоящих в коме пациентов, просили всё разобрать. Доктор вздохнула и кивнула, пододвигая ближе к себе карты, как тут голос медсестры резко остановил Цусиму: — Кстати, к нам сегодня поступил один человек, охранник того особняка, выживший после пожара… он звал вас. Юко сжала стопку бумаг от осознания того, что эта история с пожаром ещё не до конца завершила свой акт.