***
На берегу Джейме не чувствует ни малейшей разницы с водной гладью: его все так же ведет из стороны в сторону, покачивает, как на легких волнах. В ушах точно море шумит, мерно, тихо, на языке — солоно, не то от водных брызг, не то от крови. Оттащив лодку вглубь, туда, где ее точно не заметят ни сверху, ни проплывая мимо, он наконец обрушивается наземь, не в силах больше противостоять обволакивающей его слабости. Вот только осознает это далеко не сразу, а лишь когда с легким оттенком удивления ощущает под ладонями прохладную, сырую, немного скользкую землю. Сознание возвращается к нему на доли секунды, а затем вновь пропадает, отдаляется, как берег в густом тумане. Джейме слышит повелительный голос сестры, но не понимает, что она пытается ему втолковать; знает лишь, что должен ей повиноваться во что бы то ни стало. Она — королева, он — ее рыцарь, так исстари заведено. Горячими пересохшими губами он пытается что-то сказать, может быть, «ваша милость», может быть, «прости меня», но язык не слушается, и, прикрыв глаза, Джейме приваливается спиной, затылком к грязной стене пещеры. Под веками жжет, пылает ярко, вспыхивает алыми, кровавыми огнями. По жилам точно расплавленное золото течет, причиняя адскую муку, и вся эта боль сосредотачивается в левом боку, там, где клинок Грейджоя оставил в нем глубокую отметину. Железнорожденные почитали себя мертвецами, и в том, что, в отличие от белых ходоков, один из них сумел-таки нанести Джейме столь серьезное увечье, есть какая-то горькая ирония. На мгновение открыв глаза, нечетко, расплывчато видит он перед собою лицо Серсеи, встречает ее твердый взгляд, чувствует прикосновение теплых, как ласковый дождь, пальцев к его горящей жаром коже. Джейме слабо улыбается сестре, точно пытаясь ободрить, шепчет непослушными губами в ответ на ее полумольбы-полуприказы: — Да, Серсея… Да… — и практически сразу же проваливается в некое подобие забытья. В нем он снова и снова несется на коне навстречу распахнутой драконьей пасти, ощущает на себе жаркое, смрадное дыхание крылатой чешуйчатой твари, видит, как в ее глотке лавой, раскаленным железом закипает его верная смерть. В начавшемся бреду Джейме уже не чувствует и не замечает тех манипуляций, которые производит над его ранами сестра. Он, хоть и открывает ненадолго глаза, хоть и жадно пьет поднесенную Серсеей воду, не сознает этого и не помнит потом, когда наконец приходит в себя. В голове по-прежнему плещется море, накатывают волны, словно пытаясь затянуть обратно, в дремотную слабость. Джейме открывает глаза и силится вспомнить, как очутился здесь, а главное — где вообще это «здесь». Под щекою он чувствует мягкий бархат, на затылке его, кажется, покоится чья-то ладонь, нежные пальцы задумчиво перебирают пряди. Медленно, воспоминание за воспоминанием, до Джейме доходит, что он сейчас находится в пещере, что медный блик солнца, отражающийся на стене, возвещает о закате, что времени у них мучительно мало, и ночью нужно продолжать нелегкий путь к спасению. Морщась и шипя сквозь зубы от боли, терзающей виски, он медленно поворачивается на спину и снизу вверх смотрит на склонившуюся над ним сестру. Что-то в ее облике смутно удивляет, и Джейме вовсе не сразу понимает, что именно. Только дотронувшись не слишком-то послушными пальцами до левого бока, туда, где раньше зияла рана, и наткнувшись на знакомую ткань повязки, он сопоставляет два и два. — Это… так странно. Спасибо, — с бледным подобием улыбки выговаривает Джейме, но эти слова не отражают и доли того, что он сейчас чувствует. Бархат, укрывающий рану, кажется, впитал в себя тепло тела носившей его женщины, и потому обычная повязка воспринимается почти как целебное объятие. — Сколько прошло времени? — тревожно спрашивает он у Серсеи, когда в мыслях становится немного яснее. — Я, кажется, уснул, — Джейме прекрасно сознает, что это был не просто сон, но все еще пытается отрицать свою слабость, держать лицо, как-то пристало рыцарю. — У нас, кажется, есть еще несколько часов, чтобы отдохнуть перед отплытием.***
Мгновения плавно складываются в минуты, а минуты — в часы. Всего несколько часов назад у близнецов не было ни одной лишней секунды даже на то, чтобы объясниться, а теперь этого времени мучительно много, оно тянется плавно и медленно, подливая тревожное, тяжелое ожидание. Впрочем, говорить они не могут и сейчас — у Джейме бред. Жар немного спал, но Серсея видит, что с ним далеко не все в порядке, он улыбается самому себе, шепчет что-то бессвязное, а иногда — довольно громко — зовет ее по имени. Наконец, Джейме ненадолго проваливается в сон, и у Серсеи есть возможность вновь намочить повязку и самой сделать пару глотков воды. Она смертельно устала, дно пещеры соблазнительно манит прохладой, но поддаться нельзя. Интересно, их уже хватились? Кто-то заметил исчезновение близнецов? У Серсеи достаточно врагов, да и сама драконья королева, возможно, захочет удостовериться лично в том, что узурпаторша повержена. Неожиданно она ловит себя на мысли, что хочет увидеть Тириона. Несмотря на взаимную неприязнь брата и сестры, он всегда обладал чудесным даром подбирать нужные слова. Серсея не знает наверняка, кто подготовил для них с Джейме лодку, но интуитивно уверена в том, что здесь не обошлось без карлика. Пусть она и не послушала его во время переговоров, но ей показалось, что он искренне волновался о жизни еще не рожденного племянника. Джейме приходит в себя, вновь выдергивая ее из меланхоличной задумчивости. Кажется, ему и правда лучше, но Серсея не уверена в том, что он способен управлять лодкой. — У нас не больше часа, — отзывается она. — Думаю, грести стоит в этот раз мне. Королева совсем не уверена в собственных силах. Она никогда не управляла судном, даже таким маленьким, и понятия не имеет, тяжело это или нет. Единственное, что ей известно наверняка — она здорова, а Джейме — нет. — Нужно подготовится, Джейме, — это снова звучит жестко и похоже на приказ, но Серсея думает, что лучше пусть будет так, чем позволить себе слабость быть мягкой. Она боится, что ее прорвет, и она больше не сможет сделать ничего, утонет в жалости к себе и сетовании на горькую судьбу. Это явно не то, что сейчас нужно. Королеве жаль снимать длинную золотую цепь со львом — символ величия славного дома Ланнистеров. Ей кажется, будто бы вместе с этой цепью она отказывается от прошлой своей судьбы, окончательно принимая решение раз и навсегда снять корону с золотых волос. Конечно, золото пригодилось бы им в пути, но Серсея понимает, что никто не должен их узнать, иначе все пропало. Потому из трех своих колец она оставляет два — крупное, с рубином и еще одно, золотое, без украшений. Кольцо со львом вместе с цепью она, размахнувшись, бросает прямо в море. Платье ее изодрано, как у оборванки, но надетый сверху плащ не скрывает его расшитый золотом подол, потому приходится искромсать бархат еще сильнее с помощью ножа, который Серсея не заметила впопыхах среди остальных вещей. Но и это кажется королеве недостаточным. Она подходит к самой воде и зачерпывает воду в ладони вместе с илом, умывается ей и пачкает илом волосы. — Ну как, узнал бы ты свою королеву? — с горьким торжеством вопрошает она брата, оборачиваясь к нему.***
Ближайший к Королевской Гавани порт располагался в Сумеречном Доле. Джейме смутно припоминает, что с домом Риккеров — нынешних владельцев этих не самых привлекательных для путников земель — отношения у отца были довольно прохладные. Это нельзя было назвать враждой, но и особой приязни их дома друг к другу не питали. Некогда лорды Сумеречного Дола служили Таргариенам, но, когда Железный трон занял черный олень, присягнули на верность ему. Остается надеяться, что в той неразберихе, которая обыкновенно творится в порту, их с сестрой никто не узнает. К тому времени, когда близнецы доберутся до спасительной гавани, вести о драконьей захватчице уже разнесутся по всей округе, и, вероятно, никто из лордов не дерзнет прослыть изменником, ответив на приказ преклонить колени отказом. А уж выдать столь ценных беглецов означало бы получить от новоявленной королевы особую милость. Вот только, спохватывается Джейме — воображение унесло его слишком далеко вперед — путь до порта нужно еще как-то преодолеть, и желательно — не столкнувшись лицом к лицу с врагом. Он пытается прикинуть, какова вероятность того, что их будут искать, что их уже ищут. Если драконья королева обратила столицу в прах, вполне возможно, что Ланнистеров пока считают мертвецами и разыскивают их останки среди тысяч обугленных, точно головешки, иссеченных, раздавленных тел. В любом случае, чем скорее близнецам удастся покинуть Семь Королевств, тем лучше. Услышав, что Серсея собирается править лодкой, брат ее сопротивляется изо всех оставшихся при нем сил. — Я еще жив, Серсея, и я все еще твой рыцарь, — говорит он упрямо, медленно, но верно поднимаясь — сначала на колени, затем на ноги. Стоит он пока нетвердо, невольно опирается рукой о скользкую глину, покрывающую стены пещеры, но уже сам факт того, что ему это по силам, радует и вселяет надежду. — Подумай о нашем ребенке, я не хочу, чтобы ты, взявшись за такую тяжесть, подвергала себя и его опасности, — но, видя на лице сестры непреклонную решимость, добавляет мягче: — Что, если мы будем править лодкой вместе? Вдвоем, как делали все самое важное для нас в этом мире? С тяжелым сердцем наблюдает он за тем, как Серсея окончательно рвет, рубит, точно швартовы, последние нити, связующие ее с королевским прошлым. Ему самому практически нет нужды менять облик, Север стер с него прежнюю позолоту, словно со старой монеты. Даже теперь, когда сестра нарочно уродует себя, пачкая лицо и волосы в прибрежном иле, Джейме выглядит потускневшим, поблекшим рядом с ней. — Я узнал бы тебя в любом обличье, — слабо, криво улыбается он, приближаясь к сестре. Большим пальцем Джейме осторожно проводит по щеке близнеца, очерчивает скулу, оставляя на ней грязную полосу. Сейчас не время для сантиментов, но никто не знает, что ждет впереди, поэтому он позволяет себе эту маленькую слабость — пробежаться кончиками пальцев по лицу, знакомому лучше, чем собственное отражение. — Идем в пещеру, нам нужно немного поесть перед тем, как двигаться дальше. Маленький ужин слегка портит привкус пепла на языке. Небо над заливом постепенно темнеет, едва заметно волнующаяся водная гладь дышит солью и прохладой. Джейме прислушивается к тому, что творится за пределами их случайного пристанища, но, кажется, звуки войны сюда не долетают… или же все кончилось. Город, видавший стольких правителей, опустошен и мертв, жители его встречают победительницу бесконечным молчанием. Легкий озноб пробегает по спине при мысли о Тирионе — если младший брат и сумел сохранить себе жизнь во время штурма, вряд ли драконья королева простит его за очередной промах. В отличие от вещей, избавиться от воспоминаний будет не так просто. В полутьме Джейме бросает взгляд на сестру — похоже, что им пора отправляться вперед, искать себе пути в иную жизнь.