***
Серсея еще долго смотрит вслед удалившемуся рыцарю, и в ее голове не укладывается произошедшее. Бриенна должна была стать идеальным воином, послушным и совершенным защитником, но уже второй раз она ошибается. На миг Серсее показалось, что к ней вновь вернулся рассудок: Тартская дева смотрела на Джейме так, словно жена смотрит на предателя-мужа, которого застала с молодой любовницей. — Я в порядке, — запоздало отвечает Серсея. Она все думает о том, что Квиберну вновь не удалось предусмотреть все мельчайшие детали, и Бриенна, возможно, даже представляет опасность. Если бы львица не верила так в силы своего мейстера, то все можно было бы закончить куда проще — обычным ядом. Слезы лиса, долгое прощание… Квиберн знает, кажется, тысячу разных вариантов. Останки Тартской девы давно были бы уже захоронены, и Серсее не о чем было бы волноваться в ночь накануне совета, но… Что сделано — то сделано. Сожалеть об этом поздно. Гигантское тело Бриенны Тарт наверняка заняло свой пост вновь. Говорить о грядущем не хочется. Не хватит слов, чтобы описать все то, что сейчас на душе у королевы, потому она просто укладывает золотую голову на грудь брата и забывается сном. Несмотря на тяжелые мысли, засыпает она легко, как засыпала всегда после ночи любви с Джейме. …Когда Серсее кажется, что она проснулась, за окном темная ночь. Весь интерьер комнаты совершенно иной: она куда просторнее, чем временное пристанище близнецов. В камине ярко полыхает огонь, и от него в комнате такой жар, что хочется сбросить с себя покрывало, которое, на удивление Серсеи, оказывается не залатанным древним куском ткани, а шкурой — должно быть, волчьей. Она привычно поднимает руку, но рука не слушается ее, кроме того — поднять ее стоит усилий, точно к ней привязан камень. Когда Серсее это удается, она с ужасом обнаруживает причину этой тяжести — в свете огня блестит в полумраке комнаты золотая кисть. Серсея, онемевшая от страха, ощупывает себя здоровой левой рукой, но в этом нет надобности, осознание вмиг приходит к ней и без того. Львице приходилось и раньше бывать в похожих помещениях, она отлично это помнит — в момент ее визита вместе с мужем к Старкам. Становится очевидно — это Винтерфелл, а она — по какой-то неясной причине в теле своего близнеца. Дверь распахивается так внезапно и так громко, что Серсея едва ли не подпрыгивает на месте от неожиданности. — Мне надо было выпить. Прости, но мне действительно было это нужно, — знакомый голос рассеивает последние сомнения, и перед взором Серсеи предстает его обладательница, усаживаясь на кровать рядом. Порывистая, жесткая, прямая, точно натянутая тетива — Бриенна сейчас не похожа сама на себя. В ее голосе, в каждом ее движении прослеживается такая непривычная мягкость, что Серсея не верит своим глазам. — И нет, я не стану избегать тебя на завтра. Я ни о чем не жалею, — говорит Тартская дева и улыбается. Эта улыбка такая теплая, искренняя, болезненно колет в самое сердце. — Почему ты так на меня смотришь? Серсея делает над собой усилие и произносит — знакомым, приятным низким голосом: — Я никак не привыкну к тебе без доспехов. На Бриенне вместо железного панциря сейчас коричневая рубаха, и Серсея благодарит богов, что она не нагая — такого зрелища она бы не вынесла. Тартская дева улыбается вновь. Должно быть, она еще и перебрала с вином — впервые. — Ты сказал, что впереди у нас много долгих ночей, — она нерешительно отводит взгляд, точно испугавшись своей доверчивости. — Надеюсь, что так. Мечтай. Только это тебе и дано — мечтать о том, кто никогда не будет твоим. Интересно, там, на вечном своем посту, ты тоже думаешь о долгих северных ночах, сир Бриенна? Серсее хочется кривиться, но она отчего-то не может: губы Джейме сами собой расплываются в улыбке. — У нас впереди тысяча ночей, женщина, — говорит он, и Серсея не может на это повлиять. — И спешить нам некуда. Бриенна улыбается и ложится рядом — так же плавно, точно она не рыцарь, а самая обычная женщина. Джейме делает ее такой, думает Серсея. — Я не смела мечтать, что однажды смогу быть так близко к тебе, — говорит Бриенна. Вино, должно быть, развязало ей язык. — Мой отец говорил, что мужчина ляжет со мной в постель только за вознаграждение, а тот, кто хорош собой, откажется даже от золота. Ее голос становится тише, и ей явно болезненно говорить об этом. — Ренли Баратеон первым бы доказал тебе, что это не так, — весело говорит Джейме. — Будь у тебя между ног кое-что другое. Щеки Бриенны вспыхивают, а Джейме заливается смехом. — Это не смешно! Если вы намерены шутить, сир Джейме, то я… Вот сейчас голос Тартской девы звучит жестко и ровно, как и привыкла Серсея, но едва только она успевает подумать об этом — губы Джейме соприкасаются с губами Бриенны в нежном поцелуе. Он никогда не целовал меня так, думает Серсея после. Здесь нет и капли страсти — только нежность. От отвращения у нее темнеет в глазах. — Я прощен? — спрашивает Джейме и укладывается на подушки рядом с Бриенной. Та коротко кивает в ответ. — Мне никогда не стать такой, как твоя сестра, — помедлив, говорит Бриенна — задумчиво и печально. — В Серсее столько зла и жестокости, она причинила тебе столько боли, но ты…любишь ее. Я никогда не займу ее место. Сердце Джейме сжимается, и Серсея отчетливо это ощущает. — Мы не говорим о Серсее. Таков уговор. Ты это помнишь? — голос близнеца делается жестким вмиг. Он закрывает глаза, но это не помогает — та боль, которую сейчас чувствуют оба близнеца, черной волной поднимается в его душе. Здоровая рука сама собой сжимается в кулак. — Я люблю тебя, Джейме. Эти слова, произнесенные так не вовремя, лишь усугубляют боль, усиливают ее, делают практически невыносимой. Серсея. Серсея. Серсея. Это слово стучит в висках у Цареубийцы, точно заклинанием Бриенна пробудила темные силы, назвав по имени его близнеца. Старая боль вспыхивает вновь, и все остальное меркнет: ни о чем больше не может думать Джейме, только о ней. — Давай спать, — говорит он, отворачиваясь от Тартской девы. Серсея слышит свое имя, повторенное тысячу раз в его сознании — она видит, точно в зеркало, свой образ, чувствует, как бессилен ее близнец перед болезненной этой зависимостью. Он закрывает глаза, а Серсея их открывает — в своем теле, в своей убогой маленькой комнате. Ее растерянный взгляд встречается со взглядом Джейме, который лежит рядом с ней. — Мне приснился дурной сон, — говорит Серсея, чувствуя, что ей нужно время, чтобы прийти в себя. Мгновенно, тяжким грузом, к ней возвращается память: Бриенна, Квиберн, совет, Старки, Луковый рыцарь. — Думаю, она отправится вместе с Квиберном впереди нас. Так будет безопаснее, — отвечает Серсея на вопрос брата, еще не до конца это обдумав. Так и случается. Квиберн и его творение отправляются на совет немного раньше близнецов. Ни о какой безопасности речь уже не идет, но Серсее отчего-то так спокойнее. Она идет по пустому городу под руку с братом — едва ли королева тешит себя надеждой, что Джейме способен защитить ее от нападения в одиночку, но выпустить его руку хоть на миг больше не представляется ей возможным. Они пришли вместе в этот мир, вместе его и покинут — что бы сегодня ни случилось. В тяжелом предчувствии сжимается сердце Серсеи, когда она видит выплывающие из тумана очертания Драконьего Логова. Что же, теперь остается лишь надеяться, что судьбу близнецов справедливо разрешат боги. Чем ближе подходят они к месту совета, тем теснее прижимается Серсея к брату. — Я люблю тебя, — просто говорит она, украдкой взглянув на Джейме, и входит вместе с ним в Драконье Логово, расправив плечи и подняв голову — готовая принять свою судьбу.***
Вряд ли решение сестры можно назвать благоразумным — однако, кажется, отныне ничто уже не способно вернуть золотым львам преимущество и надежду на снисхождение со стороны северян, настроенных крайне враждебно. Глядя в бледное лицо близнеца, Джейме спрашивает себя, чего она хочет добиться, отправляя своего мейстера без цепи и обезображенную Тартскую деву впереди? Что кроется за всем этим — вызов или отчаяние, порыв или расчет? В его собственных глазах Серсея выглядит сейчас такой же потерянной и уязвимой, как в тот день, когда боги снова столкнули их вместе в содрогавшихся стенах Красного замка. Как и тогда, Цареубийца не испытывает к сестре былой ненависти, разъедающей все его существо вплоть до самых костей, лишающей сна и рассудка. Лишь желание уберечь ее саму да их общее дитя — любой ценой. Каждый шаг по каменным мостовым на подступах к Драконьему Логову — все тот же путь позора, на который золотые близнецы ступили рука об руку уже слишком, слишком давно. Джейме слегка сжимает внезапно похолодевшие пальцы сестры, чувствует, как льнет она к нему, точно промокшая насквозь одежда — к телу, нет, как нечто большее, бесплотное и явственно ощутимое в то же время, слившееся с ним в одно целое и не желающее отпускать. Цареубийца и сам не знает, как может уйти от Серсеи — но уверенно следует за ней в древние, наполовину разрушенные стены. … — Кажется, скоро в оборот войдет новая поговорка о львах, — небрежно роняет юный лорд Долины, устраиваясь удобнее в кресле и скучающе подпирая подбородок кулаком. Робин беззастенчиво пользуется тем, что самый младший представитель этого дома занят в отдалении беседой с Сансой Старк. — «Ланнистеры всегда приходят последними» или что-то вроде того. — Смотря куда, — отзывается, усмехаясь, Эдмур Талли. — Сдается мне, в сожженный и разграбленный город они явились прежде нас с вами. Впрочем, сира Давоса тоже пока не видно. Зяблик неопределенно передергивает плечами. — Быть может, он как раз отправился за ними. Луковый рыцарь, как я заметил, водит дружбу с карликом и выполняет его поручения. — Они вместе служили драконьей королеве. О ней что-нибудь слышно? — Ничего. Но если кто-то и может что-то сказать, то только он. Оба собеседника едва ли не одновременно обращают взгляды к Брану Старку — он едет на своем кресле рядом со старшей сестрой, Арья же, как обычно, подталкивает сзади. Неспешно они поднимаются по ступеням, чтобы занять свои места в совете. — Где сир Давос? — молодая волчица, слегка нахмурив брови, обводит взглядом собравшихся. — Я не видела его со вчерашнего дня. А вы, лорд Тирион? — Признаться, я и сам хотел бы его увидеть. — Он не придет, — звучит позади бесцветный голос юноши-калеки, и все, точно по команде, оборачиваются на это замечание, затихают, стараясь не упустить ни слова. — Что значит «не придет»? — переспрашивает Санса, и в тоне ее явно слышится напряжение. — Сир Давос мертв, — произносит Трехглазый ворон, так бесстрастно, как будто бы и не замечая, какое впечатление произвели на лордов и леди его слова. — Он убит. Вчера. — Кем убит? — Тирион порывисто делает шаг к креслу, но ответ заставляет его замереть на месте. — Другим мертвецом. Глаза Брана устремляются ко входу в Драконье логово, где в эту минуту появились два силуэта — невысокого, сухонького старика, облаченного в длинное мешковатое одеяние, да рослой, заключенной в панцирь доспехов Тартской девы. Вот только, по мере их приближения, становится заметно, что с сиром Бриенной что-то не так. Ее леди невольно, сама того не сознавая, поднимается с кресла и потрясенно разглядывает прибывших — они остановились у подножия лестницы, ведущей на каменный помост. — Оставайтесь здесь, леди Санса, — вполголоса предупреждает северянку Тирион. Он, кажется, единственный из всех — во всяком случае, из простых смертных, не наделенных неподвластными разуму способностями — сознает, кто перед ними. — Сир Бриенна, — окликает та женщину-рыцаря севшим голосом, но ни единый мускул не дрогнул в обезображенном лице. Наступает тишина, в которой позади недавно прибывших возникают еще двое. Джейме большого труда стоит не отвести взгляд в сторону, лишь бы не встречаться глазами с младшим братом. Однако это все равно происходит, и Тирион смотрит на него с болью и непониманием. Во время долгой паузы молодая леди Старк успевает вернуть себе хотя бы долю самообладания. Она опускается обратно в кресло, высоко вскинув подбородок, коротким движением руки оправляет тяжелые складки на подоле платья. — Леди Серсея, мейстер Квиберн, — обращается она к ним звенящим, точно сталь, голосом. — Я слышала, что вам удалось спасти защитника и друга моей семьи, сира Бриенну, от поразившего ее яда. Объясните же мне, что произошло с ней. Я жду.***
Каждый шаг дается с трудом, все труднее дышать. Дело здесь не только в том, что воздух по-прежнему пропитан гарью, которая, кажется, не испарится уже никогда — чем ближе Драконье Логово, тем ярче Серсея ощущает липкий, животный страх. Уже не раз боги проверяли на прочность золотых львов, но сейчас было что-то особенное, непосильно тяжелое, невыносимое. Серсея искренне жалеет, что послала десницу войти первым, вместе со своим творением, но едва ли иное решение повлияло бы хоть на что-то: не заметить изменения в Тартской деве не смог бы разве что слепой. О чем она только думала, когда затевала все это? Стоило дождаться совета, купить наемников, защититься крепкой армией от праведного гнева Сансы Старк. Однако прошлое не вернуть. Что сделано, то сделано. Лишь пара десятков шагов отделяет близнецов от мейстера без цепи и Тартской девы. Ровно столько, чтобы до прибытия брата и сестры, лорды и леди, а в особенности Санса, заметили чудовищную разницу между Бриенной живой и Бриенной мертвой. Волчица окликает рыцаря, но, очевидно, не получает никакого ответа — как раз в тот момент, когда Джейме и Серсея появляются позади вошедших. Львица встречается взглядом с Сансой — в ее голубых глазах твердый северный лед. Точно так же на Серсею смотрела одна из септ, когда твердила это мерзкое, ненавистное «Покайся». Наступает тишина, и Серсея пользуется возникшей паузой. Ей вовсе не нравится стоять перед лордами и леди, точно прокаженной, и потому она занимает то место, которое ей положено — гордо опускается в кресло. Перед тем, как Санса начинает говорить, Серсея ловит взгляд Тириона — и он едва заметно качает головой. Она отлично знает, о чем он думает. Ты вновь согрешила, дорогая сестра. Самое главное чудовище в нашей семье не я, карлик, а ты. Тем временем Квиберн мужественно берет все на себя. — Я старался как мог, миледи. Однако яд, которым была отравлена сир Бриенна, мне неизвестен. Яды часто имеют массу побочных эффектов, и то, что вы видите — это лишь необратимые последствия. Если внешний вид сира Бриенны вас напугал, то мне очень жаль. Санса недоверчиво изучает старика, а затем неохотно переводит взгляд на Бриенну. — Вы узнаете меня? Прошу вас, если так, то ответьте мне, сир, — предпринимает она новую попытку. К удивлению всех присутствующих и самой Сансы, Тартская дева отвечает ей коротким, учтивым кивком. — Она не может говорить? — непонимающе спрашивает Санса. Обезображенное лицо Бриенны и угловатость ее движений, большая, чем при жизни, отсутствующий взгляд только сильнее вводят Сансу в заблуждение. — Боюсь, что так, миледи. Яд повредил ее связки, но я смею надеяться, что со временем мне удастся восстановить ее способность к речи, — учтиво и спокойно продолжает Квиберн. — Он лжет! Ты же видишь, что это уже не Бриенна! Это все, что угодно, но не она! — не выдерживает Арья. — Серсея убила ее! Бран? Скажи ей, Бран. Ты ведь знаешь всю правду! В замешательстве Санса оборачивается к брату. — Бран? Это правда? — осторожно спрашивает она. Бран для нее был таким же как теперь и сир Бриенна — полностью поменявшим свою суть. Она до конца не понимала, является ли он все еще ее братом или нет, и потому благоразумно побаивалась его. Все это не ускользает от внимания Серсеи, и она раздраженно наблюдает за Старками. Почему к этому мальчишке все относятся так, словно он — воплощение мудрости и знает абсолютно все? — Мейстер Квиберн хотел вам помочь, леди Санса. Он согласился спасти вашего рыцаря, и вы должны быть ему благодарны, что теперь сир Бриенна хотя бы стоит на ногах, — ледяным голосом произносит она. Лучшая защита — нападение. Серсея давно усвоила эту истину. — Чем вы не довольны? Ее внешним видом? Немотой? Мейстер ясно дал вам понять, что это не более, чем временные последствия, — она бросает короткий взгляд на Брана. — А ваш брат никак не мог быть там, насколько мне известно, он не способен ходить. — Серсея… — одними губами произносит Тирион — то ли желая предупредить, то ли остановить ее. Однако Серсея продолжает. — Вижу, маленькая волчица тоже подала голос, — насмешливо произносит она, обращая свой взор на Арью. — Это очень серьезное обвинение. К чему мне убивать сира Бриенну? Мне почти ничего неизвестно о ней, кроме того, что она служит леди Старк. Тут Бран, молчавший все это время, устремляет взгляд прямо на Серсею, и ей отчего-то делается не по себе. — Вы не знаете ничего о Бриенне, это так. Вас не было в Винтерфелле в самую долгую из всех ночей. Ваш брат был, — губы Старка тронула неприятная улыбка, и он перевел пустой взгляд на Джейме. — Не это ли причина, сир?***
Вопрос, сорвавшийся с языка искалеченного мальчишки, повисает в раскаленном, маслянисто-густом, тяжелом воздухе. Джейме не последовал за своей сестрой, оставшись стоять у подножия лестницы, и теперь взоры всех присутствующих обращаются к нему, точно десяток мечей, направленных прямо в сердце. Он не отступает назад под этим натиском, напротив, высоко вскинув подбородок и прищурив глаза, неспешно обводит взглядом собравшихся лордов и леди. Что бы они ни испытывали к нему сейчас — презрение, отвращение, ненависть — все это было уже не ново, слава клятвопреступника и человека без чести и так тянулась за его белым плащом гвардейца свыше двадцати лет, подобно кровавому следу. Отныне ему нечего терять, кроме сестры да ребенка, крепнущего в ее чреве, и он не станет свидетельствовать против нее. Как бы невзначай ладонь Цареубийцы ложится ближе к ножнам, и он откликается твердо на слова Брана: — Не уверен, что понимаю, к чему вы клоните, лорд Старк. В груди жжет нещадно, когда взгляд его скрещивается со взглядом младшего брата. Не суди меня, отчаянно хочется сказать Джейме Бесу. Только не ты. Уж ты-то знаешь, ради чего я это делаю. Точно прочитав его мысли, карлик отворачивается, и Цареубийце сразу дышится чуть легче. — Не уверены? — переспрашивает Санса. Она прямо восседает в кресле, властно опустив обе руки на подлокотники, являя собой не столько дочь своих родителей, сколько дочь самого Севера — непреклонную, суровую, холодную, как серебряный отблеск клинка. — Тогда я напомню, сир Джейме, что какое-то время вы оставались в Винтерфелле в качестве гостя сира Бриенны. Гостя дорогого и желанного, как я полагаю. Искушенный слух сразу уловил бы в голосе молодой леди Старк нотки, которые она переняла у человека, отказавшегося от фамильного герба и начертавшего на своем целую стаю пересмешников. Что ж, в свое время робкая северная пташка многому у него научилась, прежде чем сбросить оперение и обратиться в волчицу, наделенную и тонким чутьем, и острыми клыками. В глазах у Цареубийцы на мгновение темнеет от гнева и стыда, но он замечает, как медленно меняются выражения лиц присутствующих — до них, кажется, доходит, пусть и не сразу, истинный смысл слов северянки. Яра Грейджой, соображая, хмурит брови, переводит взгляд с некогда блестящего льва на женщину в доспехах и обратно, даже этот узколобый мужлан, Эдмур Талли, прячет усмешку за прижатым к губам кулаком. — Теперь-то вы припоминаете, сир Джейме? — продолжает испытывать его леди Винтерфелла, и тот не сдерживается. — Долгой ночью я сражался против мертвецов бок о бок с сиром Бриенной, — чеканит он в ответ, чувствуя, как каменеют скулы. — Я лично посвятил ее в рыцари Семи Королевств. Поверьте, леди Санса, видеть, что с нею сделал неизвестный яд, мне так же больно, как и вам… — Я помогаю вам переродиться, — внезапно перебивает Джейме мальчишка-калека. Он изрекает фразу за фразой, устремив невидящий взор к Квиберну. — Помогаю своей госпоже вновь вернуть корону. Помогаю сиру Джейме сделать правильный выбор. Вы умрете и возродитесь в лучшего из всех воинов, как того потребовала моя госпожа. — Что это значит? — в голосе северянки — обращается она, конечно, не к брату-ворону, а к Ланнистерам — отчетливо лязгает сталь. — Они убили ее, — уверенно бросает Арья. Она вся — точно на иголках, готовая к атаке. — Это не живая Бриенна. Это мертвец. — По приказу госпожи вы сговорились с Серым Червем и дали ему яд, а потом устроили все так, чтобы сир Бриенна попала в ваши руки, — Трехглазый ворон переводит взгляд с Квиберна на Джейме. — И вам это было известно. Дорнийский принц укоризненно качает головой, приглаживая курчавую бородку. Камни на перстнях, унизывающих его женственно-тонкие пальцы, сверкают и переливаются разными оттенками в лучах света. — Правильно говорят, что кровь — не водица, — ухмыляется Эдмур. — Чего ждать от тех, кто, нарушив законы богов и людей, убивает своего короля или отца? — Довольно, дядя, — хмурится молодая волчица, останавливая того жестом руки, и поднимается со своего кресла. — Лорды и леди, полагаю, вы поддержите меня в стремлении свершить справедливый суд. Виновные в случившемся с сиром Бриенной несчастье должны понести наказание. Леди Серсея, — северянка оборачивается к той, чье имя назвала только что, — вы отняли у меня самого доблестного рыцаря и самого верного друга, которого я знала. Теперь же я требую меру за меру. Суровый и холодный взгляд леди Старк обращается к Джейме. — Вы сбросили с башни моего брата, оставив его калекой. Напали на моего отца на улицах Королевской Гавани и убили его людей. В прошлый раз вам удалось уйти от наказания за эти и другие преступления, сир Джейме. Сир Бриенна смогла убедить нас, что вы, клятвопреступник и Цареубийца, еще стоите того, чтобы оставаться среди живых. Теперь же здесь нет ни одного человека, который мог бы так же вступиться за вас и слову которого я могла бы так же поверить. — Леди Санса… — Тирион пытается напомнить молодой женщине о себе, но та лишь отрицательно качает головой. — Сиры, — леди Винтерфелла кивает горстке вооруженных северян, прибывших с ней в сожженный город. — Возьмите Цареубийцу и свершите правосудие. Здесь и сейчас. То, о чем предупреждал Бран, наконец настигает Джейме. Однако он не намерен так дешево продавать свою жизнь, а потому, завидев наступающих на него воинов, не медля извлекает из ножен Вдовий Плач. Между тем Санса снова устремляет непоколебимый взор на золотую львицу. — У вас есть выбор — либо вы приказываете своему мейстеру вернуть сиру Бриенне ее былой облик, либо и вы, и он немедля отправитесь вслед за своим братом.